Глава 1В этом году поздний ноябрь ничем не отличался от своих осенних собратьев - мокрый, слякотный, грязный. Небо затянули черные тучи, с которых то и дело срывался дождь – от этой постоянной сырости крыши замковых башен потемнели и казались старыми и сморщившимися. Даже стекла в окнах – и те были не прозрачными, а серыми и мрачными, словно зеркала, отражая настроение осени.
Пронизывающий ветер неприятно свистел в ушах, пробирал до костей; он срывал листья с деревьев, волоча их по земле, стирая с них яркие краски и превращая в мусор.
Тарарах быстрым шагом шел прочь от замка к небольшому строению, расположенному недалеко от крутого спуска к океану. С серых облаков снова срывался дождь, а грязь противно чавкала, расплываясь между его босыми пальцами, забиваясь под ногти. Сыро и мерзко.
Подойдя к строению, по форме напоминавшему небольшой куб из белого мрамора, Тарарах глубоко вздохнул. Прошел почти месяц со дня тех страшных событий, заставивших тибидохцев поставить здесь этот самый куб, обращенный одной из граней на восток, а почему-то кажется, что это все произошло только вчера. В памяти один за другим вспыхивали моменты, секунды того дня…
«Тибидохская команда возвращается из Магфорда. Счастливые, веселые, довольные своей победой. Теперь- то им точно нет равных! Остальные ученики и преподаватели столипились во дворике, у входа в школу, приветствуя победитилей…»
Еще давно он, Тарарах, знал, что ничего не кончилось. Что победить Ту-Кого-Нет невозможно, ведь она жива в темных сердцах. Сарданапал тоже наверняка был достаточно осведомлен об этом факте. Но он верил, он придумал себе веру. А Тарарах – нет, он ведь знал, что если однажды не покормить гарпию вовремя, то, сколько бы ты ее не любил и холил, она не успокоится, пока ее яд не растечется по твоим жилам…
Над входом в куб золотом светился личный герб Черноморова – змея, обвивающая трезуб. Тарараху эта картинка казалась символичной. Медузия Горгонова всегда обвивала академика, словно он был чем-то совершенно особенным. Впрочем, теперь было ясно, что для нее он и правда был таковым, хотя Тарарах никогда раньше не задумывался об этом. Она всегда была его правой рукой, даже когда он сидел в кресле – она стояла справа, ее ладонь неизменно покоилась на его плече. Но он, Тарарах, никогда бы не поверил, если бы кто-то рассказал ему о их связи. А теперь…
Он стоял у входа, не решаясь войти. Эта дверь – грань между миром и безумием.
Нужно шагнуть внутрь. Он должен. Зуби слезно просила, а он не мог отказать.
Начался ливень, а Тарарах все еще стоял, прислонившись лбом к холодному мрамору, снова не решаясь войти. Память услужливо подсунула еще одно воспоминание.
«Гром не гремел, молнии не били. Тарарах даже не сразу понял, почему все вдруг стали пятиться назад, послышались несколько криков. На правах преподавателя питекантроп пробился вперед сквозь толпу оторопевших учеников. Однако от увиденного к горлу подступил комок, а глаза почему-то заслезились. Нужно скорее увести всех отсюда…»
От этих воспоминаний по телу питекантропа пробежала дрожь. Глубоко вздохнув, он собрался с духом и почти решительно шагнул внутрь, навстречу темноте…
***
Его глаза быстро привыкли к темноте.
Дождь остался там, за стенами, а здесь внутри было темно и сухо. Теперь Тарарах находился в небольшой, до боли знакомой комнате.
По углам были расставлены вазы с белыми цветами, на стенах – замысловатые символы, а в самом центре склепа на небольшом возвышении стоял обитый черным бархатом гроб, в котором покоилось тело академика. В темноте он казался живым, просто спящим… Медузия сидела справа от гроба, держа Сарданапала за руку. Ее плечи тряслись от немых рыданий, как будто она боялась, что кто-то ее услышит, хоть это и не было правдой. Их пальцы переплетались, и Тарарах невольно отметил, что ее кожа так же бледна, как и его. Вдруг Меди всхлипнула и прижалась лбом к черному бархату. Тарарах видел, как по ее бледным, впавшим щекам текут слезы, оставляя за собой блестящие в полутьме следы.
Медузия винила себя в смерти академика, и ничто не могло ее в этом разубедить. Конечно, ведь она – единственная кто выжил там, в водовороте кошмара, единственная, кто вернулся. Иногда она обнимала себя руками, словно пытаясь собрать части в единое целое, но безуспешно. Не хватало самого главного элемента, но он был безвозвратно утрачен.
У Тарараха засосало под ложечкой – такой жуткой казалась эта картина. Пусть строгая, но всегда жизнерадостная Медузия больше не походила на саму себя. Бледная, совершенно истощенная… Куда-то подевалась прямая, гордая осанка – Меди сидела, сгорбившись, словно ее сломали. А ведь ее действительно сломали…
«Пробравшись сквозь толпу, Тарарах наконец увидел причину паники. Взору питекантропа предстало ужасное зрелище.
На земле лежал академик Черноморов. Он был весь в крови, наверняка серьезно ранен… Хуже.
Его усы безвольно повисли, и из ярких и озорных превратились в седые безжизненные клочья. Пронзительно синие глаза академика были широко раскрыты, как будто от ужаса, рот исказился в безумной ухмылке.
Медузия сидела перед ним на коленях. Ее правая рука была неестественно вывернута и, похоже, истерзана острыми зубами взбесившегося хмыря, левой же она ласково гладила Сарданапала по щеке. Внезапно из ее груди вырвался тихий стон, Меди положила голову на плечо погибшего, и ее тело затряслось от беззвучных рыданий. Только сейчас Тарарах заметил на ее белой, даже бледной коже множество синяков, царапин и до сих пор кровоточащих ран.
Ягге поднесла руку к шее академика и замерла. Спустя мгновение покачала головой.
- Меди, что произошло? – тихо спросила она.
Тогда Медузия подняла голову и посмотрела на Ягге. Старушку передернуло, словно в нее Искрисом запустили. Горгонова взглядом обвела толпу – и Тарарах понял, что отдал бы все свои шкуры, чтобы никогда больше не видеть этих выцветших от боли глаз. В них было что-то обреченное и, одновременно, решительное…»
Все, что удалось узнать там, у входа в замок (и то благодаря подзеркаливанию Ягуна!) было лишь то, что Сарданапал и Медузия были за Жуткими Воротами. Но мальчишка жестоко поплатился за свою попытку прочитать сознание доцента Горгоновой – ее боль поглотила его с головой, и вот уже две недели Ягге усиленно отпаивает его чем-то в своем магпункте.
Времени у Тарараха было мало, очень мало. Не больше пяти минут, если быть точным – потом ее безумие поглотило бы его также, как и всех остальных, кто пытался приблизиться. Питекантроп был единственным, кто мог находиться здесь - сказывался тот хвостовой кусочек драконьего мяса, съеденным им пятьдесят тысяч лет назад, оберегающий от всякой магии.
Зуби в десятый раз умоляла привести ее, он в десятый раз обещал.
Тарарах подошел к Медузии, стараясь не смотреть на гроб, легонько тронул ее за плечо. Она медленно повернулась, в ее взгляде – недоумение, как будто и не подозревала, что она здесь не одна.
- Меди, идем со мной. Тебе нужно отдохнуть.
Вот уже который вечер подряд он повторяет эту фразу. Сейчас она медленно качнет головой, попросит его уйти…
Так и произошло.
- Уходи, - едва слышно прошептала Медузия. – Пожалуйста.
Тарарах знал, что поплатится за свою опрометчивость. Как и все остальные: Ягун, попытавшийся прочитать ее мысли, Бейбарсов, заявивший, что раз он способен усмирить толпу мертвяков, то с Медузией справится и подавно… Он, к слову, лежит рядом с Ягуном, боль свела его с ума, и от брутального некромага не осталось ничего, кроме тени, жалкого подобия живого существа.
Единственный, кто мог вернуть ее, лежал в этом склепе, такой же мертвый и неподвижный, как и окружающий его мрамор.
- Меди, - Тарарах приобнял ее за плечи. – Давай я отнесу тебя в замок…
- Нет, - твердо ответила Медузия, и ее тонкие пальцы крепче сжали ладонь академика. – Я останусь здесь. С ним.
Ее голос дрожал, как и ее руки, из глаз снова полились слезы. Сколько же у нее этих слез?
Тарарах сел на пол перед ней. Ему было безумно жаль Медузию, но он отчетливо понимал, что ничего уже не изменишь.
- Его больше нет, Меди, - прошептал он. – Сарданапал умер.
- Не говори так! – крикнула она. – Это неправда! Нет!
Ее кольцо не выбрасывало искр, но Тарараха отшвырнуло к стене, словно котенка.
- Прости, - прошептала Медузия. – Лучше оставь меня.
- У тебя кровь, - заметил питекантроп.
Меди провела ладонью по лицу – из носа действительно шла кровь, на черном платье блестели бурые капли.
- Давай я отнесу тебя к Ягге, - повторил Тарарах. Он чувствовал, что если не уйдет сейчас, то останется здесь, с ней.
- Нет.
Воздуха не хватало. Развернувшись, питекантроп вышел из склепа и тут же глубоко вдохнул. Меди даже не подняла на него глаз, а он – не обернулся. Даже незамысловатый Тарарах понимал – Горгонова мертва, похоронена в этом склепе. Впрочем, где бы не был похоронен Сарданапал, она осталась бы там же.
Не зря змея обвивает трезуб, не зря…
***
«Наконец-то он ушел. Тарарах, прости меня, я не хотела сделать тебе больно. Осуди меня, выругай, только не жалей.
Мы так глупо попались. Все произошло быстро, хотя там, за Жуткими Воротами, время совершенно иное. Шесть месяцев – долгих, истощающих – пролетели быстрее, чем пробили полдень Тибидохские часы.
Нас было очень легко провести, ведь мы и не подозревали о том, что Чума все еще жива. Да, теперь я смело произношу ее имя! Эта тварь, она забрала твою жизнь, а я всегда была очень вспыльчива. Пыль. За Воротами – только пыль…»
Медузия прижала ладонь Сарданапала к губам – его кожа обжигала холодом. Воспоминания накатывали на нее, как океанские волны накатывают на прибрежные скалы – одно за другим, стачивая скалу, делая ее все более и более уязвимой.
«Я не видела куда бегу, просто бежала вперед. В голове крутились обрывки странного сна: из темноты на меня смотрели пустые глазницы Чумы-дель-Торт, ее ссохшиеся пальцы связывали Сарданапала, безвольно лежавшего на каменном полу. Я вскочила с постели и немедленно кинулась в сторону твоей комнаты, но тебя там не было. На ватных ногах я добралась до твоего кабинета, но и там тебя не оказалось. На столе лежал сонник, заложенный тонкой закладкой.
«Если вам снится Та-Кого-Нет» гласил раздел. В ушах стоял ее скрежещущий хохот.
Я отшвырнула глупую книжку. Нет, этого не может быть! Академик Сарданапал просто не мог попасться в лапы этого чудовища!
Все еще не веря в свой сон, я шепнула заклинание, когда-то давно соединившее наши перстни. Мы всегда могли найти друг друга по ощущениям на кончиках пальцев. Но сейчас я не чувствовала ничего. Неужели этот сон – правда? Есть только один способ проверить.
Я снова бежала, боясь упустить драгоценные секунды. Глаза предательски слезились, когда я прокручивала в голове все варианты произошедшего. Нет, конечно, это невозможно, но с другой стороны – если это правда…
Без тебя… нет, такого просто не может быть! Тогда пошатнется все, весь Тибидохс, весь мир… И я. Но нет, этого не может быть! Чума мертва!
…Мне все равно ничего не угрожает. И если даже что-то и случилось, то выберемся вместе, не впервой.
Я добежала до Ворот и остановилась, переводя дух. Мы знали, как зайти туда, только ты и я. Именно это знание и погубило нас.
Я осмотрела каждый сантиметр, нашла то, что искала, то, что больше всего боялась найти. Кровавый след.
Это единственный способ войти - заплатить кровавую цену. Зачем ты пошел туда?! Зачем?!
Что ж, выхода у меня нет.
Я подняла с земли острый камень, и быстрым движением перерезала ладонь. Ворота зашатались, пропуская еще одну душу внутрь.
Нас называли великими, а мы так легко попались…»
***
Тарарах вошел в директорский кабинет – его уже ждали. Питекантроп обвел присутствующих обреченным взглядом.
- Она опять.
Зуби не спрашивала, она утверждала. Тарарах обреченно кивнул. Готфрид попытался обнять жену, но она вывернулась из его объятий и шагнула к окну. Бульонский вздохнул.
- Я не могу ее оставить там.
Ягге подошла к молодой преподавательнице и положила руку ей на плечо.
- Мы что-то делаем не так. Она не ответит на наши мольбы, - тихо сказала она.
- Ягге, не говори так, - Зуби, не отрываясь, смотрела на склеп, казавшийся серым в темноте. – Я должна вернуть ее. Обязана.
- Зуби, я был там, - твердо сказал Тарарах. – Ты не представляешь себе этого, поверь. Там, внутри, ее окружает ареол невозможного, всепоглощающего горя. Она уже мертва, она умерла вместе с ним. Мы бессильны.
- Да что же вы все такие каменные! - Зуби резко развернулась, в ее глазах заблестели слезы. – Это же Медузия! Она всегда была сильной, всегда была примером для нас. Неужели теперь, когда мы нужны ей, мы вот так повернемся к ней спиной!?
- Я согласен с Зубодерихой, - неожиданно сказал Поклеп. – Так нельзя поступать. Даже темным.
- Спасибо, - преподавательница сглазов устало улыбнулась ему, отчего Поклепыч вдруг покраснел.
- Зуби, ты теперь директор, тебе и решать, - сказала Ягге. – Но помни, что я уже борюсь с двумя сумасшедшими, один из которых мой внук.
- Я понимаю. Мне очень жаль, правда. Я… я что-то придумаю. Спасибо вам.
Тихо попрощавшись, преподаватели ушли. Ягге даже обняла Зубодериху напоследок, но не сказала больше ни слова; и лишь ее серые глаза казались переполненными какой-то вселенской грустью.
В кабинете остался только Готфрид. Он подошел к жене и нежно обнял ее, прижимая к себе, не зная, как успокоить. Он просто молчал и чувствовал, как она тихо плачет на его плече.
Зуби взяла со стола академика фотографию в серебряной рамке. На ней были изображены Сарданапал и Медузия: она обнимала его за шею, нежно целуя в щеку, а он улыбался, какой-то невероятной, невозможно счастливой улыбкой.
- Такие счастливые, - вздохнула Зуби, смахивая слезы. – За что их так?
Готфрид промолчал. Он не любил, когда Зубодериха плакала, но ничего сделать не мог. Он хотел помочь, но отчетливо понимал, что даже если им удастся выманить Медузию из склепа, она никогда не станет прежней.
- Если бы Меди не спасла меня еще тогда, в детстве, меня бы здесь не было. Я обязана ей жизнью, а я сижу сложа руки!
- Нет, это не так. Ты столько сделала, ты не останавливаешься… Я уверен, в глубине души она тоже понимает это.
- Она ведь вернется правда? – тихо спросила Зуби. - Мы ведь не все испробовали! Я…я придумаю что-то…
Он предпочел соврать, чтобы только она не плакала.
- Мы будем пытаться.
***
Проснувшись, Медузия обнаружила, что все еще прижимает к губам ледяную ладонь Сарданапала. Она удивилась тому, как легко ей удалось забыться в этот раз. Вид его тела, спокойного и безмятежного, успокаивал ее.
Меди провела рукой по его груди, словно ожидая услышать стук сердца. Она понимала, что это невозможно, но надеялась, упорно надеялась. Провела ладонью по его бледной щеке, легонько коснувшись пальцами его губ. На глаза снова навернулись слезы.
В какую-то секунду ей захотелось свернуться в комочек здесь, рядом с ним, и заплакать, как маленький ребенок.
Медузия вспомнила, как плакала в первый день здесь. От обиды, от отчаяния… Она забывалась в своем горе, тонула в нем. Забившись в угол, она рыдала, как никогда в жизни. Ее крики походили на крики раненого животного, спазмы сжимали горло, воздуха не хватало, а тело содрогалось в конвульсиях. Но она плакала и не могла остановиться. Ей хотелось задохнуться от слез, умереть здесь, рядом с ним! Она молила богов о смерти, но они были глухи к ее мольбам.
Что теперь? Без него жизнь потеряла смысл.
Медузия плакала, чтобы забыться. Чтобы потом проснуться, и убедиться, что это сон. Что вот сейчас Сарданапал откроет свои невозможно синие глаза, весело улыбнется, нежно поцелует ее в щеку – это его особенный, немного детский поцелуй. Он придумал его для нее...
Его усы снова и снова будут донимать флегматичную бороду, а она, Меди, весело улыбаться, слушая его очередное обещание обрезать их.
Но этого не будет. Не будет никогда! Он мертв! МЕРТВ!!!
Закрыв глаза, она снова заплакала. Удивительно, как в ней могло уместиться столько слез. Но стоило векам опуститься, как память предательски подсунула новые картинки.
«Стоило мне шагнуть сквозь Ворота, как меня подхватил вихрь. Я даже глаз не могла открыть, но, наверное, так и должно было быть. Последний раз я спускалась сюда очень давно, но тогда Сарданапал держал меня за руку, и было не так страшно. А теперь? Только бы он…
Полет прекратился так же неожиданно, как и начался. Мне показалось, будто меня со всей силы швырнули о стену – я больно ударилась головой и едва не потеряла сознание. Кто-то подхватил меня и резко завел мне руки за спину.
Я открыла глаза, и теперь мне стало по-настоящему страшно.
Мрачный зал, потолок которого подпирали колонны из черного мрамора, - он был огромен. В центре стоял высеченный из того же мрамора трон, на нем восседала жуткая, ссохшаяся как труп старуха. Пустые глазницы, разорванные, разлагающиеся руки, резкий запах мертвичины… Сомнения не было. Я на месте.
- Вот так вы и проиграете, - проскрежетала она противным, сиплым голосом. – Тобой всегда можно было манипулировать. В прошлый раз я допустила ошибку, и ты едва не убила меня. Но больше я не полезу в твое сознание. У меня для тебя новая пытка, куда более изощренная…
- Где Сарданапал? – требовательно спросила я, вставая на ноги. Страх отступил. Что мне какая-то старуха?! Я гораздо сильнее ее…
- Тут он, попался, как и ты. Даже наживку менять не пришлось. Все-таки вы, светленькие, такие наивные! – она хохотала противным смехом, отчего ее челюсть неприятно хрустела. – Бросьте ее к нему! Пусть попрощаются…
Кто-то мертвой хваткой схватил меня за руку и потащил за собой, прочь из зала. Я пыталась упираться, даже выпустила несколько искр – но невидимая сила была непреклонна.
«Черт возьми, где я?! Где Сарданпал?! Что здесь делает Чума? Неужели мы – в ее плену? Нет, этого просто не может быть. Бред какой-то…»
Темная дверь распахнулась и меня с силой швырнули на каменный пол. Рукой я напоролась на что-то острое, мгновенно почувствовала солоноватый запах крови.
- Кто здесь? – донесся слабый голос из угла.
О нет, только не это. Он хрипит, он слаб… И он – действительно здесь!
Я быстро нашла его в темноте и крепко обняла, прижимаясь к нему всем телом.
-Сарданапал…
- Господи, Меди! Она обманула тебя! Я молил бога, чтобы ты не поддалась на ее уловку, как я… Зачем?
- Сард, даже если бы я знала, что это – просто уловка, я все равно спустилась бы сюда. Ты это знаешь, - я старалась звучать как можно более уверенной. – Вряд ли у нас много времени, давай думать, как выбраться отсюда. Твой перстень?..
- Уже у нее.
- Черт.
- Меди, я здесь уже очень давно. Год с небольшим. Поверь мне…
- О чем ты говоришь! – удивленно прошептала я. – Еще сегодня вечером мы с тобой пили херес…
Я почувствовала, как он улыбнулся.
- Значит, время здесь гораздо медленнее. Но на руку ли нам это?..
- Неважно. Зачем?..
- Чтобы выбраться отсюда, это же очевидно! Нас двоих вполне хватит, чтобы вывести из-за Ворот весь Хаос.
Не может быть! А мы – попались? Да еще и так легко? Нет, здесь какой-то подвох! Надо скорее выбираться отсюда, благо, мой перстень еще при мне. И как ей удалось сломить самого Сарданапала?
- Для того чтобы открыть Ворота изнутри, нужно добровольно отданная душа светлого мага, между прочим. Причем не третьекурсника, а действительно мага. Ты сам плел это заклинание!
- У нее таких души две, - обреченно прервал меня Сарданапал.
- Я никогда…
- Она тебя не спросит. Ты бы отдала душу за меня?
- Конечно. Но ты – не Чума.
- Она поймает тебя на этом, я чувствую. Или меня. Господи, зачем только ты спустилась за мной?.. - Сарданапал сокрушенно качал головой.
- Разве ты поступил бы иначе? - тихо прошептала я.
Он глубоко вздохнул, и еще крепче прижал меня к себе…»
***
Зуби провела целую ночь в своем новом кабинете. Готфрид заснул в кресле, а она стояла у окна, вдыхая запах вина и любимых духов Медузии. В столе академика она нашла еще несколько фотографий, где они с Меди были только вдвоем. Такие счастливые, влюбленные, живые…
Для маленькой Зуби они всегда были самыми близкими людьми. Особенно Медузия, ведь это она нашла ее тогда на том обрыве, где погиб ее брат. Если бы не Меди, девочка умерла бы от истощения или воспаления легких. Горгонова спасла ей жизнь.
Да, она темная, но дружбой с Медузией она дорожила почти так же, как и Готфридом. Глубоко в душе она называла ее своей крестной – так лопухоиды называют духовного наставника.
Когда Зуби подросла и стала преподавать в Тибидохсе, она заметила, что академика Черноморова и «крестную» связывают не просто дружеские отношения. Спустя время она поняла, что перед ней – настоящая любовь, сильная, вечная, не нуждающаяся в словах, доказательствах или показательных выступлениях. Они просто были одним целым, и Зуби всей душой мечтала о такой любви – искренней, всепоглощающей, пульсирующе живой. Все случилось, как мечталось…
За что судьба так жестока с ними? За что боги причиняют им такую боль? Несправедливо…
Зуби думала о Бейбарсове и Ягуне. Катя Лоткова просиживала часы у постели некогда жизнерадостного комментатора, Глеба же пришлось вообще оградить от количества девушек, желающих воспользоваться ситуацией и прильнуть к некромагу. Нет, нельзя больше делать это чьими-то руками. Она должна рискнуть и попробовать сама.
Накинув мантию, Зуби помчалась вниз по лестницам, прочь из замка, к океану, к склепу.
Холодный ветер пронизывал насквозь, сбивал ее с ног, словно пытаясь остановить. Она промокла еще на полпути, но возвращаться не собиралась.
Зуби понимала, что шанс у нее только один, что если она ошибется, то безумие накроет ее. Сыграть ва-банк ради того, чтобы вернуть Меди, хотя бы Меди? Это безрассудство!
- Я не готова, - прошептала Зуби себе под нос. – Но я должна.
Перед входом в склеп она остановилась на мгновение, посмотрела на герб - он показался ей очень символичным. Глубоко вздохнув и собравшись с духом, Зуби сделала шаг внутрь. Изо всех сил она старалась сосредоточиться на том, сколько хорошего сделала для нее Медузия – Великой Зуби казалось, что это даст ей шанс.
Внутри склепа было темно и сыро. Воздух казался каким-то тяжелым, на глаза стали наворачиваться слезы. Молодая преподавательница сглазов – она еще не была готова к такому испытанию, и только решительность, которой ее научила Медузия, помогла ей устоять на ногах. У нее вряд ли было больше нескольких минут, но игра стоила свеч.
Медузия стояла у изголовия гроба, склонившись над Сарданапалом, нежно касаясь кончиками пальцев его обескровленного лица. Ее длинные волосы падали ему на грудь, а на лице застыла полубезумная улыбка.
Зубодериха почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Тарарах был прав – это жутко, ужасно… Она действительно умирает здесь, вместе с ним. Нужно что-то делать. Нельзя отпустить ее так просто!
- Медузия, - тихо позвала Зуби. – Меди…
Она не ответила, даже не подняла глаз. Сейчас она была в своем мире, и готова растерзать любого, кто попытается вырвать ее из него.
Зуби подошла к ней совсем близко, став напротив. Она старалась не смотреть на тело Сарданапала – он казался слишком живым, а от бережных прикосновений Медузии – тем более. Что же делать? Просить? Умолять? Что?!..
- Меди, пожалуйста, пойдем со мной в замок.
- Нет, - ответила Горгонова, все еще не поднимая глаз.
- Ты не можешь оставаться здесь вечно. Тебе нужно отдохнуть, нужно поесть…
- Я никуда не пойду. Оставь нас.
«Нас». Она сказала «нас». Она так и не приняла его смерти, не смирилась. Только бы удалось вывести ее отсюда! А дальше можно будет что-нибудь придумать…
- Меди, пожалуйста. Дай мне руку.
Медузия покачала головой.
- Уходи, - едва слышно прошептала она.
- Нет. Я не уйду без тебя. Ты нужна мне, ты нужна всем нам! Пожалуйста.
Глаза Зуби наполнились слезами, но Медузия не видела их.
- Он бы хотел, чтобы ты продолжала жить.
Она много раз читала эту фразу в своих любимых средневековых романах. Иногда это помогало главным героям выжить. Сегодня это было ее единственное оружие.
Зубодериха чувствовала, как безумие подступает к ней, обволакивает. Еще чуть-чуть и все, конец. Она останется здесь, сойдет с ума, как Ягун или Бейбарсов…
Вдруг Медузия подняла на нее глаза. Ее веки были припухшими от слез, глаза – выцветшими. В них больше не было искры, не было ее знаменитого взгляда. Глаза Медузии были мертвы.
- Откуда ты знаешь? – почти прошипела она.
- Он всегда любил тебя. Он бы не хотел, чтобы ты страдала.
- Я не страдаю, - прошептала Меди, ласково проводя пальцами по губам Сарда. Зуби передернуло от того, сколько нежности Медузия вкладывала в этот жест.
- Ты должна продолжать жить. Ради него. Ты ведь тоже любила его… - снова фраза из романа. Да что ж ничего лучше-то в голову не приходит?!
- Я не любила его. Я его ЛЮБЛЮ. Понимаешь?
Зуби почувствовала, что до краха осталось меньше мгновения. Нужно было уходить, а она так ничего и не добилась.
- Меди. Меди, послушай меня. Ты нужна нам там. Если ты выйдешь отсюда, я буду держать тебя за руку, пока время не смягчит твою боль. Я сделаю все возможное, только выйди отсюда, пока ты не погибла.
- Зуби, я ХОЧУ умереть.
Она сказала это четко, твердо. Ее голос не дрожал, кажется, в глазах мелькнуло подобие решительности.
Зубодериха испугалась. Если Медузия что-то надумала, то она уже не изменит своего решения…
Нужно было уходить, срочно. Легкие начинали гореть от нехватки воздуха, голова – кружиться.
- Меди, я помогу тебе, только выйди отсюда. Умоляю…
Медузия не ответила, а Зуби быстрым шагом направилась к выходу. Она ничего не добилась, но она попробует еще раз. Только бы не было совсем поздно…
Зубодериха медленно шла к замку, пиная комья грязи носками туфель. Настроение было ужасным, голова кружилась, ее сильно тошнило. Действительно, атмосфера безумия Горгоновой была опасна, волнами накатывая на сознание, она могла заставить отчаяться не то что некромага – целую армию.
Господи, неужели придется оставить ее там, умирать в одиночестве..? Из глаз потекли слезы, слезы отчаяния и бессилия перед смертью.
Вдруг Зубодерихе показалось, что кто-то зовет ее. Она резко обернулась, и едва не упала.
На пороге склепа стояла Меди. Она опиралась о стену рукой, ветер развевал ее длинные волосы, казалось, что сейчас он сдует ее, словно пушинку, бросит в грязь.
Зуби кинулась к ней, крепко обнимая, в ее сердце затеплилась надежда.
Перекинув тонкую руку Медузии через плечо, она помогла ей идти. Последняя была совсем слаба, порывы ветра легко сбивали ее с ног. Она не плакала, не билась в истерике. Просто молчала, безвольно опустив руки и шаря глазами по промерзшей земле, словно что-то ища.
Зуби понимала, что рядом с ней идет просто кукла, манекен, бездушное тело. Но она ведь вышла за ней!
Значит, шанс все еще есть.
***
Зубодериха уложила Медузию в постель, аккуратно укрыв одеялом. Она все еще не разговаривала, но и не плакала. Зуби удалось заставить ее поесть. Совсем немного, но она была очень рада этому. Меди выполняла ее требования с покорностью автомата - ее движения были совершенно механическими, неживыми.
- Хочешь, я останусь с тобой? – тихо спросила Зуби, осторожно садясь на край кровати.
Медузия кивнула, медленно протянув ей руку.
Зуби крепко сжала ее холодную, худенькую ладошку, согревая ее в своих руках. Другой рукой она гладила Меди по голове, как мать гладит больного ребенка.
- Отдыхай, тебе это нужно. Я буду здесь.
Медузия покорно закрыла глаза; в лунном свете ее кожа казалась совсем бледной, почти белой. Она забылась, то ли сном, то ли бредом, отключилась от всего происходящего. Время от времени она открывала глаза, обшаривая взглядом комнату, словно ища кого-то – в такие минуты из ее глаз снова текли слезы. Потом она поднимала взгляд в белый потолок и снова забывалась тяжелым сном. Медузия слышала, как кто-то приходил, брал ее за руку… Кто-то мерил ей температуру и прикладывал ладонь ко лбу, какие-то голоса обсуждали ее «состояние»… Но ей не хотелось просыпаться. Здесь, во сне, она снова могла быть с ним, выудить из памяти воспоминания о его теплом взгляде и нежных прикосновениях…
«Он умирал у меня на руках…»
Однажды, когда Медузия снова открыла глаза, чтобы нехотя обнаружить, что все еще жива, Зуби заметила ее пробуждение.
- Господи, ты проснулась! – воскликнула она, садясь на пол у изголовья кровати. – Как ты? – уже тише спросила она.
Меди промолчала - у нее не было ни сил, ни желания говорить.
- Ты поешь?
Она отрицательно покачала головой. Не потому, что не хотелось есть. Втайне Медузия надеялась, что таким образом она вскоре умрет от истощения. Смерть это выход…
Но у Зуби были другие планы. Она не отходила от ее постели ни на шаг, иногда плача, а иногда таинственно улыбаясь. Сказывалась атмосфера, которую Медузия создавала вокруг себя. Но Великая Зуби больше не боялась безумия.
Каким-то невозможным усилием она заставила Меди встать. Встать, сделать несколько шагов… Принять душ, погулять по берегу в ее сопровождении. Медузия молча покорялась, не в силах спорить. А потом снова вернулась в постель, чтобы забыться болезненным бредом.
Однажды сквозь сон она снова услышала голоса. Зуби, Готфрид и Ягге – все трое в этой комнате, обсуждают ее. Готфрид опасался за ее сознание, говорил, что оно пошатнулось, что Зуби не справится, что они должны смириться. Медузия мысленно соглашалась с ним.
- Мне кажется, она просто защищается. Она как будто скрылась в своих мыслях, там, где она может быть с ним, - тихо сказала Зубодериха. - Я знаю, в этом нет ничего хорошего. Но ей хотя бы не так больно.
Ягге только вздыхала.
Они все бессильны. Все! Она скоро умрет, освободив их от своего присутствия. Совсем скоро...
Однажды, когда Зуби сидела за бумагами, дверь в директорский кабинет отворилась, и в комнату вошла Медузия. Она двигалась медленно, сгорбившись, не в силах поднять взгляд от земли.
Зуби выронила перо от удивления. Вскочив из-за стола, она подбежала к вошедшей, и взяла ее за руку.
- Зуби, ты не оставишь меня здесь? – голос был тихим, хриплым. Но твердым.
- Одну? Ты уверена?
- Да. Пожалуйста.
Зуби только кивнула. Меди начала говорить, а значит, она идет на поправку! Все же, он предпочла не уходить далеко, ждать. На всякий случай. Уже выходя она заметила, как Медузия подошла к камину и провела рукой по мраморной облицовке. На ее лице появилось некое подобие улыбки, немного грустной, но все же…
Зуби аккуратно прикрыла дверь за собой, сделала несколько шагов в сторону и оперлась спиной о стену. Медленно опустившись на холодный каменный пол, она закрыла лицо руками, молясь, чтобы Медузия не наделала глупостей. Быть может, не стоило ее оставлять?
Нет. Стоило, ведь она доверяет ей. Доверяет и всем сердцем ждет ее возвращения…
***
Медузия услышала, как закрылась дверь. Теперь она была совершенно одна в этом месте, ставшем для нее сакральным. Сделав несколько шагов, она аккуратно села на диван. Так долго ходить было сложно, очень сложно, она едва не потеряла сознание, пока добралась до кабинета. Если бы не Зуби, она бы не прожила так долго. Но она так отчаянно боролась за ее жизнь, что Меди решила дать ей шанс. Как минимум, перестать сопротивляться.
Медузия провела правой рукой по темной обивке дивана. Обычно ОН сидел здесь, на этом самом месте. Меди пересела правее, оперлась на спинку, попыталась расслабиться и почувствовать его. Вспомнить его запах, позу, в которой он обычно сидел – вот так же, откинувшись назад, полуприкрыв веки, одной рукой поглаживая колено. Медузия поднесла к лицу подушку – так и есть, она до сих пор пахнет его парфюмом, на секунду сводя с ума. Он очень ему шел. Раньше.
Снова череда картинок в голове…
«Мы много времени провели в темноте. Сарданапал сказал, что прошло несколько дней, около недели по здешнему времени. Я перебирала все возможные варианты побега, но он отвергал их. Он убедил меня, что так просто нам не выбраться, а я упорно отказывалась верить. Состояние отчаяния и образ лучшего ученика Древнира, его наследника просто не вязались в моей голове! Почему он вдруг стал таким пессимистичным? Откуда эта неуверенность? Быть может, он просто не все рассказал мне о планах Чумы?
При мне все еще был мой перстень. Но Сард запретил мне использовать его. Он сказал, что его не отобрали по неосторожности, и лучше сберечь такую драгоценность. Сказал, что нужно выбрать время, чтобы бежать, что возможно это только из главного зала, что мы выберем правильное время… Я согласилась, поток моих идей иссяк, и я молча прижалась к нему, слушая мерный стук его сердца. Я еще не знала, что это – последние часы нашего спокойствия.
Я проснулась от странного шума в нашей камере. Кто-то открыл дверь, и внутрь проникла тонкая полоска света.
- Сард? – вопросительно шепнула я.
- Не сейчас, - так же тихо ответил он. Но почему?! Почему, черт возьми, не бежать сейчас!?
Чьи-то сильные руки бесцеремонно подхватили меня и отшвырнули в сторону - я больно ударилась затылком и потеряла сознание.
Когда я очнулась, я была одна. Они увели Сарданапала. Господи, что если он пострадал? Что если его…? Нет! НЕТ! Я не буду думать об этом. Это какой-то бред, невозможно убить бессмертного!
Я прислонилась спиной к холодной склизкой стене, подтянув под себя ноги. Обняла руками колени и стала ждать. Быть может, это очередная уловка? А если нет?! Нельзя спешить, нельзя…
Прошло много времени – несколько часов. Мне так казалось. И вдруг он вошел. Даже не вошел, его втолкнули. Как только хлопнула дверь, Сарданапал обессилено упал на пол. Я кинулась к нему, стараясь не шуметь.
- Сард! Боже мой, что случилось?! – прижалась губами к его лбу и почувствовала солоноватый привкус крови на губах.
- Все в порядке, - прошептал он.
Господи, что с его голосом? Неужели они… нет, не может быть…
- Что случилось? Где ты был?
- Все в порядке, - повторил он, пытаясь встать.
- Она пытала тебя, да? – неожиданно для самой себя прошептала я.
Я буквально ощущала его обреченный взгляд. Так вот почему он казался таким раздавленным, сломленным! Вот почему просил оставаться на месте, не пытаться сбежать! Он знал! Господи, значит, это уже не в первый раз… Он знает, что мы погибнем тут же, если попробуем играть не по правилам.
Но как же тогда дальше…?
Вдруг Сарданапал обвил рукой мою талию, прижимая к себе. Я заплакала от чувства неизбежности, но он вытер мои слезы пальцем.
- Не плачь, - прошептал Сард. – Пожалуйста.
- Она сделала тебе больно, - я всхлипнула, не в силах сдержаться.
- Нет. Это только физическая боль, я не замечаю ее. Мне четырежды рубили голову, дважды топили, один раз даже сжечь пытались – поверь, я не боюсь боли. Или очередной смерти, - мне показалось, что он улыбнулся. - Потому что по-настоящему больно мне можешь сделать только ты.
Я не ожидала такой концовки. Плакать захотелось еще сильнее, но теперь я сдержалась. Он обнял меня, зарываясь лицом в мои волосы, нежно поцеловал в щеку своим особенным поцелуем. Мы снова молча лежали на полу, в объятиях друг друга, боясь того, что ждало нас впереди…»
Меди подняла глаза вверх, чтобы не плакать. Она обещала себе не плакать сразу.
Встав с дивана, она подошла к столу, взяла в руки фотографию в серебряной рамке. Медузия ласково провела пальцам по изображению, как будто вспоминая тот день. На столе лежало еще несколько фотографий. Взяв их тоже, она села на диван и стала медленно просматривать каждую, внимательно вглядываясь в глаза, в улыбки…
- Боже, кого я пытаюсь обмануть? – внезапно воскликнула она и отшвырнула снимки в стену. Рамка отлетела вместе с ними, стекло разбилось на осколки, но Медузия словно не заметила этого.
Она запустила пальцы в волосы, медленно опуская голову. Закрыла уши ладонями, вслушиваясь в шум крови. Почему кровь все еще бежит по венам? Почему ее тело борется за жизнь, когда душа уже мертва? Зачем, где смысл?!
Медузия подняла с пола разбившуюся рамку и вытащила небольшой осколок стекла. Посмотрев на него несколько секунд, она вдруг закатила рукав платья и с силой полоснула осколком по венам.
Она не пыталась покончить с собой – это было невозможно. Но секундная боль отрезвила ее; порез оказался неглубоким, темная вязкая кровь медленно стекала по локтю, капая на ковер. Медузия припала губами к порезу, чувствуя кислый вкус крови, в который раз за последнее время… Она слишком крепко сжала осколок – стеклышко изрезало другую ее руку, но она уже не чувствовала этого. Слезы смешивались с кровью, вызывая воспоминания, снова и снова…
«Кошмар продолжался. Каждый день, если мы правильно отсчитывали время, приходили стражи Чумы и забирали у меня Сарданапала. Иногда ненадолго, иногда на много безумных, полных слез и отчаяния часов. Я больше не плакала при нем, но когда его не было рядом, я не могла сдерживаться. Наверняка он знал. Знал и молчал.
Каждый раз его приводили обратно, обессиленного и избитого. Я благодарила бога за то, что здесь темно, и я не могу видеть его, а он – меня. Я бы не смогла смотреть в его глаза и сдерживать слезы. Невозможно.
Однажды, когда эти бессердечные существа снова зашли в нашу камеру, я кинулась к ним, моля оставить его и забрать меня. Но меня снова швырнули о стену, теперь с намного большей силой и ненавистью. Я не понимала, почему страдает он…
Обнимала его, чувствуя, что вся его одежда пропитана кровью. Я умоляла его бежать, но Сарданапал был непреклонен. Он говорил, что если мы сбежим, пощады нам не будет, что меня убьют на его глазах, и тогда он не сможет больше бороться.
- Что, если завтра они убьют тебя? Как же тогда… - я хотела сказать «я», но передумала. – Как же тогда Тибидохс?
- Они не убьют меня, Меди. Я нужен, чтобы открыть Ворота. А Тибидохс… Если не ты, то его должна была возглавить Зуби. Она, конечно, еще очень молода, но она справится. Меньше всего я боюсь за школу.
- Ты говоришь так, как будто не надеешься вернуться, - вырвалось у меня.
-Все, о чем я прошу, это освободить тебя.
- Я тебя не оставлю здесь.
- Оставишь, если речь зайдет об этом.
Мы немного помолчали. Вдруг Сарданапал нагнулся к моему уху и тихо зашептал.
- Послушай меня внимательно. Я слышал разговор стражников. Чума ненавидит тебя лично. Она приготовила для тебя особую пытку, она уверена, что это сработает.
- Что может быть хуже, чем каждый день ждать тебя в одиночестве, зная, что она пытает тебя несколькими этажами выше?- мрачно спросила я.
- Я не знаю. Но я прошу тебя, когда придет этот момент – не соглашайся, не попадись на ее уловки. Это единственное, о чем я прошу тебя. Что бы она не делала, даже если меня не будет рядом – умоляю тебя не сдавайся.
- Не говори так, - прошептала я, отворачиваясь от него, чтобы он не чувствовал моих слез.
- Обещай мне, - тихо повторил Сарданапал.
- Обещаю, - буркнула я.
Почему-то мне стало казаться, что конец близок, очень близок.
Сарданапал нежно поцеловал меня в лоб и почти мгновенно заснул. А я еще долго гладила его ладонью по щеке, зарываясь пальцами в волосы, слушала его дыхание и старалась дышать в такт. Я была уверена, что мы все равно выберемся… Не знала как, но чувствовала – скоро финал, и мы наконец сможем вдохнуть океанский воздух, гуляя у самой кромки воды, издали глядя на мощную громаду Тибидохса… Свобода…
Мне было страшно сознавать, что нас и не хватятся. Я бросилась к Воротам еще ночью, а ведь земной час здесь равен двадцати восьми дням, почти месяцу… Мы здесь уже больше двух месяцев, а значит, в Тибидохсе еще и завтрак не начался…
Вдруг во сне Сарданапал крепко прижал меня к себе, словно прикрывая собой от чего-то. Его объятия были самым безопасным местом во всей вселенной, я знала это. С этой мыслью я заснула и, впервые за долгое время, мне не снился кошмар…»
Медузия посмотрела на свои руки. Кровь уже свернулась, уродливыми шрамами замерев на ее бледной коже. Меди смотрела на свои руки с удивлением, как будто не ожидала такого эффекта. Подняв с пола первую попавшуюся фотографию, она пристально посмотрела в глаза изображенному на ней Сарду.
- Я обещала, что не сдамся. Но я не могу…- шептала она, проводя по снимку окровавленными пальцами.
-
- Я больше не могу. Видишь, меня без тебя просто нет. Ни дышать не хочется, ни думать, и так больно понимать, что ты больше не дышишь со мной одним воздухом, не смотришь на одно небо. Ты там, у океана, неподвижный, а я не могу смириться с тем, что так легко отдала твою жизнь. Это я должна была погибнуть, а не ты. Зуби говорит, что ты бы хотел, чтобы я боролась. А я даже не могу заставить себя перестать плакать…
Меди крепко сжала в руке фотографию, отчего та смялась. Но ей было все равно, она снова приняла решение, хоть и не готова была следовать ему.
Медузия решила жить.
***
[Разгар завтрака в Тибидохсе]
- Я не ослышался? Она вчера сама пришла к тебе? – спросил Зубидериху Тарарах, запивая вопрос стаканом томатного сока.
- Тише, прошу, - осадила его Зуби. – Да, пришла. Словно тень проскользнула в кабинет, попросила оставить ее одну. Я старалась не уходить далеко, на всякий случай. Она вышла через час где-то, забрала фотографии с собой. Я провела ее в спальню и дождалась, пока она заснет. Вот и все.
- Все? Она что, ничего не сказала? – шепнула Ягге.
- Нет, - пожала плечами Зуби. – Я сейчас поднимусь к ней с чаем, она опять ничего не ест, - продолжила молодая преподавательница, вставая из-за стола с большой кружкой дымящегося напитка.
- По-моему, это необязательно, - вдруг сказал Готфрид, дергая жену за рукав и указывая на двери в другом конце зала - в проеме стояла Медузия.
Окинув взглядом присутствующих, она медленным шагом прошла к преподавательскому столу. Ученики затихли, разглядывая ее, то тут, то там слышался приглушенный шепот – казалось, Меди ничуть не изменилась, только похудела сильно. Но шаг ее был слишком напряженным, осанка – неестественно прямой, а глаза – холодными и как будто неживыми. Тем не менее, она спустилась сюда, в эпицентр шума и почти спокойно прошла к столу, заняв свое место среди преподавателей. Справа от директорского кресла.
- Доброе утро, - спокойно поздоровалась Медузия. – Что вы так притихли?
- Рады тебя видеть, - улыбнулась Зуби.
Меди даже захотела улыбнуться ей в ответ. Но улыбка получилась бы вымученной и лживой.
Она опустила глаза, ища что-нибудь, чтобы занять трясущиеся руки. Попалась только чашка с чаем, и, подняв ее и стараясь не обжечься, Меди сделала глоток. Она чувствовала, как горячая жидкость течет вниз по горлу. Она все еще не решилась есть, но Ягге смотрела на нее более чем пристально – пришлось, как минимум, сделать заинтересованный вид.
- Как самочувствие? – участливо спросил Тарарах.
«Отвратительно».
- Неплохо. Я подумала, что давно не была в Зале и решила спуститься.
- Вернешься теперь к занятиям? – невинно спросил Поклеп. - А то я устал разрываться между двумя предметами…ай! – Зуби резко толкнула его локтем в бок.
- Да ладно тебе, Поклеп прав. Я достаточно доставила вам неудобств…
- Ну что ты, - осекся Поклепыч.
- Нет, правда. Какое у меня расписание? – заинтересованно сказала Медузия.
- Меди, тебе еще рано так напрягаться, - начала было Ягге, но Горгонова перебила ее.
- Я достаточно времени провела, запираясь от всех вас. Пора уже вынырнуть из этого…этого… - она запнулась, опустила голову, запуская пальцы в волосы. Потом вдруг резко вдохнула и подняла заблестевшие от слез глаза. – Простите меня, - прошептала Медузия и поднялась на ноги.
- Поклеп, какой урок? – быстро прошептала она, как будто у нее было совсем мало времени.
- Сегодня один, последний, у третьего курса. Тема – листопалые выводни, - выпалил тот.
- Хорошо, я буду там.
Быстрым шагом Медузия вышла из зала. Она шла долго, стараясь не бежать. Завернула в пустой класс, захлопнула за собой дверь, подошла к окну, распахнув его одним резким движением. Сквозь слезы Меди смотрела на белеющий вдали мрамор.
- Ты же видишь, я пытаюсь, - прошептала Медузия, закрывая руками лицо. – Ну помоги же мне, хоть немного помоги…
***
- Что это было? – пробормотал Тарарах. – Она вернулась?
- Вы видели ее глаза? В них невозможно смотреть, - пробормотал Поклеп.
- Она еще слишком слаба, - заключила Ягге. – Нельзя ей к ученикам.
- Но она хочет! Это же хорошо, что она пытается, борется... Это твоя заслуга, Зуби, - пробормотал Готфрид, обнимая жену за плечи.
- Нет тут моей заслуги. Просто она – сильная, - тихо ответила Зубодериха, подпирая щеку рукой. Неужели Меди действительно изменила свое решение?
Зуби не рассказывала им о том, что Медузия никогда не спит. Ее сон – это болезненный бред, она постоянно шепчет что-то, говорит… Мечется по постели, кричит, плачет, зовет Его, молит о смерти... О том, что ее руки были в крови, когда она вышла из кабинета, а фотография в серебряной рамке – разбита о стену, она тоже умолчала.
- Это не конец. Нельзя оставлять ее одну, никак нельзя! – вдруг сказала Зубодериха.
- Она никого к себе не подпустит, кроме тебя, - сказал Поклеп. В его голосе не было сопереживания, просто ему хотелось избавиться от обязанности ухаживать за сумасшедшей, коей он считал Горгонову.
- Значит, я, - кивнула Зуби. И со вздохом добавила, - Пойду, найду ее, она ведь так и не поела.
Ягге сочувственно посмотрела на Зубодериху. Старушка чувствовала, что та скрывает что-то, и переживания высасывают из нее все силы. Скоро помощь может понадобиться и ей тоже…
***
Урок прошел на удивление легко. Входя в класс, Медузия больше всего боялась увидеть ненависть или того хуже – жалость в глазах своих учеников. Но нет, ничего подобного, даже наоборот – на нее смотрели с некоторым благоговением. Ребята были очень тихими, не бросались записками и не задавали глупых вопросов с целью сорвать занятие. Меди не понимала причины такой резкой смены отношения к себе и своему предмету, но лезть в головы не стала даже из любопытства – предпочла не знать. А остаток дня провела в библиотеке, листая старые книги, пытаясь отвлечься от грустных мыслей.
Усилием воли Медузия заставила себя пойти на ужин в Зал Двух Стихий. Она чувствовала себя неудобно за свое утреннее поведение, но решила, что ее простят. Совсем скоро она придет в себя, совсем скоро. Или сломается.
Нет, нельзя сдаться, там, внизу, она пообещала…
Поздно вечером Медузия сидела на полу в своей комнате, рассматривая все те же фотографии, когда в дверь ее комнаты кто-то постучал. Она кивнула, и дверь распахнулась сама – на пороге стояла Зуби.
- Входи, - Медузия даже попыталась улыбнуться, но не слишком удачно.
- Спасибо. Я ведь не отвлекаю тебя?
- Нет, что ты. Мне нужно с кем-то говорить, чтобы не плакать.
Зубодериху удивила подобная откровенность. Мало того, что Меди говорила, она говорила о произошедшем, о страшных событиях почти трехмесячной давности. Зуби села на пол рядом с Медузией и постаралась завязать с ней разговор.
- Как ты себя чувствуешь? – а что еще она могла спросить?!
- Никак, - ответила Меди после минутного молчания. – Я себя не чувствую. Просто живу и все. Как овощ…
- Ну что ты! – Великая Зуби хотела разубедить ее в этом, но закончить мысль не смогла.
- Не отрицай, ты ведь знаешь, что это так. Я сегодня просидела в библиотеке полдня, читала всякие книги, рассказы. Веришь: мне не было интересно. Мне не хотелось улыбаться. Наверное, мне никогда уже не будет весело…
- Не говори так. – Зуби взяла ее за руку и продолжила, тщательно подбирая слова. – Ты очень сильная. Я вижу, как ты борешься, как пытаешься. Я знаю, тебе больно, но ты продолжаешь идти вперед. Он был бы рад это видеть, я уверена.
- Ты действительно так думаешь? – тихо спросила Меди, сжимая в руке очередную фотографию.
- Конечно, - Зубодериха улыбнулась. – Я бы никогда не смогла как ты…
Медузия обняла ее, позволив нескольким слезинкам скатиться по щеке.
- Спасибо тебе, - сказала она. – Большое спасибо. Если бы не ты…я бы…
Все-таки не сдержалась – заплакала. Но просто так, растрогавшись, а не от разрывающего на части горя.
- Не за что. Ты только не плачь, - ответила Зуби, проводя рукой по шелковым медно-рыжим локонам Медузии.
Вдруг Меди вскочила и подошла к зеркалу. Пристально посмотрев в свое отражение, она неожиданно заключила:
- Я должна изменить себя. Все здесь напоминает мне о нем. Я сама себе напоминаю о нем, а это… - она глубоко вдохнула, но продолжать предложение не собиралась.
Зуби негромко вздохнула. Она не была готова к настолько конструктивному диалогу, не ожидала от Меди такой сознательности, трезвости, понимания. Это было очень сложно – импровизировать, а так хотелось сгладить ее боль хоть немного.
Но самый страшный разговор был все еще было впереди: Медузия должна возглавить Тибидохс, вслед за Ним - так завещали и Древнир, и академик. Они, несомненно, доверяли этой сильной, смелой, решительной женщине, которая сейчас едва сдерживала слезы. Зубодериха знала – нет никого более достойного. Но сможет ли она возглавить дело ЕГО жизни, ПОСЛЕ него..? Сейчас главой считалась сама Зуби, но она чувствовала себя недостойной этой должности и была бы рада передать ее своей названной крестной. Согласится ли она?
Но, казалось, Медузию совершенно не занимал этот вопрос. Она пристально разглядывала себя в зеркало, даже не моргая.
- Меди, я хотела тебя спросить…
- Я должна что-то сделать Зуби! Сдвинуться с мертвой точки, да?
- Да, наверное…
В силу своего возраста Зуби не понимала, каково это – пройти сквозь столько испытаний, не раз побывав на грани, и вдруг потерять все (а Сарданапал был для Меди всем, несомненно!). Она не знала, что истощенное сознание Медузии прячется за любым прутиком, лишь бы не чувствовать той всепоглощающей, уничтожительной боли, исходящей из образовавшейся черной пустоты там, где когда-то было ее сердце. Ее душа, похороненная рядом с академиком, уже никогда не вернется, в ее глазах никогда не заблестит задорная искорка, губы не изогнутся в легкой усмешке, никто не услышит ее смеха…
Все, что она может, - это продолжить дышать, существовать, продолжить его дело, но никак не жить. И то, это только попытка - не факт, что сердце выдержит…
[Часом позже]
Неожиданно для себя, Медузия заметила, что Зуби едва ли не засыпает. Казалось, девушка устала не меньше ее самой. Медузии вдруг стало стыдно за то, что она вывалила на молодую преподавательницу такие серьезные проблемы.
- Иди спать, ты совсем устала. Не стоило мне так тебя мучить.
- Что ты! Я должна…
- Ты очень много для меня сделала, - тихо сказала Медузия. – Я правда благодарна тебе.
Зуби вздохнула.
- Обещай, что не будешь плакать.
«Да что же они все требуют от меня обещаний?!»
- Я постараюсь.
Они немного помолчали, словно взвешивая ее обещание.
- Иди, отдыхай. Спокойной ночи.
Медузия говорила эти слова, стараясь выпроводить Великую Зуби из комнаты. У нее появилась одна идея, но ей не были нужны свидетели.
Тишина была угнетающей. Оставшись наедине с собственными мыслями, Медузия тут же пожалела о том, что отправила Зуби спать – почти мгновенно глаза наполнились слезами, а сознание – воспоминаниями. Снова и снова тупая боль тысячью иголочек пронзала ее тело; Меди обвила себя руками, но привычный жест не помог – она снова распадалась на части.
Медузия взяла в руки очередную фотографию. На ней, как и на всех остальных, были изображены Он и она в Тибидохском парке под старой вишней, Сарданапал обнимает ее за талию, прижимая к себе, их лица совсем близко, взгляды полны любви и нежности… Ветер развевает ее волосы и подол длинного платья небесно-голубого цвета… А Сард кажется таким…живым…
- Ты простишь меня? Простишь, если я попробую? Ты ведь уже знаешь, о чем я, - шептала Меди, проводя пальцем по Сарданапалу на фото. – Они не поймут, не простят мне этого. Но ты… Ты другое дело, ты знаешь меня, знаешь, что по-другому я не смогу.
Резко встав на ноги, она собрала с пола все фотографии и положила в конверт. Медузия не стала подписывать его – просто запечатала и положила на дно большой картонной коробки, наколдованной секундой раньше. Туда же отправились и его письма – им было более тысячи лет, пергамент давно обветшал, и она никогда не читала их, чтобы не повредить. Но хранила, словно в очередном романе Зуби, перевязанными красной атласной ленточкой.
Открыв шкаф, Медузия первым делом вывалила все его содержимое на пол. Несколько платьев и блузок отчетливо выделялись на общем фоне– они были бирюзовыми, цвета неба, ЕГО любимого цвета. Взмахом руки Медузия отбросила их все в ту же коробку, туда же отправились все черные вещи. Остальное она небрежно запихнула обратно в шкаф.
- Помнишь, ты говорил, что я – твое небо, твой предел, что я единственное, что держит тебя на земле. Но и я не удержала, - шептала Меди сквозь слезы. – Я больше никогда не надену этих цветов. Один напоминает мне о твоей жизни, другой – о твоей смерти…
Снова и снова ее глаза наполнялись слезами, а спазмы начинали сжимать горло, мешая дышать. Было до отупения больно, но нужно было продолжать.
Наколдовав большой кухонный нож, Медузия пристально посмотрела в свое отражение в серебре острого лезвия. Этот последний шаг был, несомненно, самым сложным решением сегодняшней ночи. Но одно лишь воспоминание о его прикосновениях заставляло дыхание сбиваться, отчего ее желание сделать это лишь усиливалось.
Стоя на коленях, Медузия в последний раз глянула на себя в зеркало. Распустив волосы, она в последний раз провела по ним любимым гребнем, собирая в высокий хвост.
Вдруг она обнаружила, что на ней черная туника, по своей длине едва достающая до середины бедер. Одним резким движением Меди сняла ее и с некоторым ожесточением швырнула к остальным черным тряпкам – больше этого цвета для нее нет.
Жалости она не испытывала, равно как и страха перед болью. Она не хотела заканчивать, хотя времени она дала себе только до рассвета – с ним должна начаться другая Медузия. Конечно, она знала, что изменив внешность, она ни на грамм не уменьшит ту боль, которая разрывала ее на части с не меньшим остервенением, чем месяц назад. Но хотя бы напоминаний о Нем станет меньше, и, возможно когда-нибудь, время хоть немного сточит и этот камень…
Отринув на секунду все мысли, Медузия зажмурилась и крепко сжала в кулак свои длинные, мягко вьющиеся пряди. Змеи заподозрили неладное. Но прежде чем они успели вывернуться и укусить хозяйку, нож со свистом рассек воздух, отделяя их шипящие головы от тел. В эту секунду она почему-то вспомнила Персея – слишком уж сильно походил этот звук на тот, с которым он отрубал голову ей… Но тут ее накрыла волна нестерпимой боли, от которой Медузия мгновенно потеряла сознание. Последним, что она запомнила, был клубок шипящих и извивающихся змей, который она крепко сжимала в руке, и теплая кровь, стекающая по коже пульсирующим потоком…
Она очнулась незадолго до рассвета, когда в комнате уже было светло. Меди вся была посыпана пеплом – наверное, умирая, змейки сгорели. Она позволила себе всплакнуть – ведь она любила их, как хозяин любит домашнего питомца.
«Рептилии быстро регенерируются, - думала Медузия. - Скоро они снова будут донимать меня своей подвижностью…»
Одно движение кухонного ножа превратило ее длинные роскошные пряди в едва достающие до плеч локоны. Впрочем, такой Меди себе нравилась, но ОН очень любил играть с ее длинными волосами – а жить с постоянным напоминанием об этом, было выше ее сил.
Из-за океана уже появились первые солнечные лучи. Быстро одевшись, Медузия выскочила из комнаты – до конца оставалось еще одно дело…
- Это же безалаберность твоя, Тарарах! – воскликнула Ягге, доставая широкий бинт из ящика стола.
- Ну так я ж это… а она.. – неразборчиво бормотал питекантроп.
- Подкрадываться к гарпиям на рассвете - даже с самыми благими намерениями! – опасно, и ты это знаешь. Зачем ты к ним полез?! – продолжала негодовать старушка.
- Покормить хотел, - хмыкнул Тарарах, морщась от неприятной боли – желая проучить его, Ягге обильно намазала глубокие царапины зеленкой. – Ай!
- Вот и будешь знать.
- Да что я, маленький что ли?.. – начал было Тарарах, но Ягге перебила его.
- Смотри!
- Куда?
- В окно смотри! Это что, Гроттер?
Тарарах вгляделся в предрассветные сумерки. Действительно, по тропинке к океану быстро шла худенькая фигурка в светлых одеждах. Но даже на таком расстоянии было отчетливо видно, как переливаются первые солнечные лучи в ее коротких медно-рыжих прядях. Она шла быстро, прижимая руки к груди, казалось, будто холодный ветер сейчас собьет ее с ног.
- Таня никогда не была такой изящной. Это Медузия, - с уверенностью заявил Тарарах.
- Волосы… - только и прошептала Ягге. – О Господи, она идет к склепу! Нужно скорее…
- Оставь ее, она знает, что делает, - осадил ее питекантроп. – Наверное, ей это нужно.
Старушка непонимающе посмотрела на него. Потом перевела взгляд в сторону кроватей, на которых все еще маялись тихим бредом некогда брутальный Бейбарсов и ее собственный, когда-то жизнерадостный, внук. Глубоко вздохнула, словно задумавшись о чем-то далеком, и еще раз провела зеленкой по царапинам несчастного питекантропа, но так, профилактики ради.
Тарараху упорно казалось, что он прав…
***
«Времени до рассвета, - сказала самой себе Медузия, останавливаясь у входа в склеп. – Потом ты должна уйти…»
Она решительно вошла внутрь, стараясь не смотреть по сторонам. Здесь, в склепе воздух был свинцовым, дышать было почти невозможно. Здесь не пахло смертью, здесь пахло безысходностью. К горлу подступил комок, а сосущая пустота на месте сердца снова равнодушно пожирала все ее чувства…
Медузия сделала еще один шаг в сторону гроба. Она и не предполагала, что это будет так сложно – увидеть его здесь, бездыханного, недвижимого, не как на ее фотографиях. Задержав дыхание, Меди подошла ближе, легонько коснулась пальцами его руки – ее пронзило холодом, словно маленьким электрическим зарядом.
Она не была здесь около двух месяцев, а кажется – не менее тысячелетия. Она не позволила воспоминаниям нахлынуть на нее, не позволила слезам покатиться из глаз тонкими ручейками, ни даже отчаянию – тронуть ее сознание. Не сегодня…
- Сар…, - Меди не смогла выговорить его имя – каждый слог тысячей кинжалов врезался в ее сердце. – Прости меня, я знаю, ты простишь. Ты понимаешь, зачем я делаю это. Я не пытаюсь забыть тебя, я никогда не смогу сделать этого. Но это единственный способ для меня остаться здесь. Господи, ты ведь уже все знаешь…
Меди села на колени и закрыла лицо руками. Она подняла голову вверх, не плакать не получалось – но может, до рассвета не считается?
Резко встав с колен, она шумно вдохнула воздух носом. Запах сырости склепа, равнодушного мрамора и холодного, безвольного тела коснулся ее неба и спустился в легкие, быстро всасываясь в кровь. Медузия снова стояла у изголовья гроба, глядя прямо на академика.
- Я отдала тебя свое сердце, моя душа похоронена рядом с тобой. Мое сознание – единственное, что у меня осталось. Даже если я никогда больше не встречу тебя, ни здесь, ни там, ты навсегда останешься со мной, я знаю. Вечность потерпит, потому что я никогда не забуду, как…
Она не смогла закончить – дышать становилось совсем трудно. Слезы лились из глаз, и Меди казалось, что если она не выйдет сейчас, то она не выйдет уже никогда, запрется навеки в этом склепе, пока не сойдет с ума и не умрет от боли… Нет, нельзя!
Медузия нагнулась и, словно подумав секунду, нежно коснулась губами холодного, бледно-белого лба Сарданапала. Она водила дрожащими руками по его лицу, груди, ее слезы капали вниз; и казалось, что Сард плакал вместе с ней.
- Ты всегда рядом, - шепнула Медузия, еще раз целуя его в лоб. – Я знаю.
Это было теплым весенним утром. Ласковое солнце выкатилось из-за горизонта, играя всеми возможными красками. Ветер шуршал еще голыми ветвями деревьев и кустов, словно нашептывая им какую-то особенную симфонию. Океанские волны спокойно набегали на прибрежные скалы, и мокрый песок казался золотым в лучах рассвета. Прекрасно и тихо.
Медузия вышла из склепа и сделала несколько шагов в сторону, все еще не дыша. Вдруг все ее слезы куда-то пропали, а губы расплылись в какой-то невероятной улыбке.
Внезапно налетел ветер, океанский бриз, ласкавший ее губы и обнимавший ее со всей нежностью, на которую только способен ветер. Только сейчас она позволила себе вздохнуть, а теплые потоки снова и снова кружили вокруг нее, играя с ее волосами и словно наслаждаясь ее несмелой улыбкой. Мимо ее уха пронеслось таинственное «Ш-ш-ш…»
- Я тоже люблю тебя, - прошептала Медузия, и снова улыбнулась.
НЕ КОНЕЦ
