I saw you in a perfect place
It's gonna happen soon but not today
So go to sleep and make the change
I'll meet you here tomorrow
Independence day, independence day
(Elliott Smith – Independence Day)
Если спросить у Нимфадоры Тонкс, каков род ее деятельности, в ответ вы услышите:
- Я профессионально спотыкаюсь и ломаю вещи от имени корпуса мракоборцев Министерства магии. Я ломаю практически все, к чему прикасаюсь. Все, что я не ломаю, я разбиваю. Все, что мне не удается разбить, я теряю. Если подарить мне литую бронзовую статую Мерлина в три фута высотой, это не значит, что у меня не получится ее разбить или потерять. У меня просто уйдет на это чуть больше времени. И прекратите называть меня Нимфадорой.
Тонкс постоянно что-нибудь теряет. Она может потерять вещественное доказательство, ключи от дома, протокол следствия, ордер на обыск и волшебную палочку (порой – несколько раз на дню). Однажды она даже умудрилась потерять свидетеля обвинения по важному делу, вследствие чего едва не потеряла работу. А этим пасмурным мартовским утром Рону Уизли кажется, что Тонкс окончательно потеряла совесть.
В кои-то веки проснувшись по будильнику, он влезает в неглаженую мантию, вместо завтрака съедает позавчерашний тост, запивает его стаканом молока не первой свежести и трансгрессирует на работу, где обнаруживает, что Тонкс, несмотря на все обещания, не закончила прошлым вечером составление отчета. Громко ругнувшись, Рон садится за свой стол и принимается за ненавистную канцелярскую работу. Первая же клякса, поставленная на пергаменте, напоминает ему силуэт девушки с копной непослушных волос, которая неподвижно лежит в позе эмбриона.
Тонкс заявляется на работу на час позже положенного. Рону ужасно хочется демонстративно ее проигнорировать, но разве можно игнорировать обаятельную молодую ведьму с короткими ярко-розовыми волосами, которая, давясь от смеха, рассказывает, как уронила в камин все свои запасы Летучего пороха и едва (в который уже раз) не взорвала свой дом? Ее чары спадают, только когда она беззаботно интересуется, что он там карябает с утра пораньше.
- Дьявол, Тонкс! – свирепо восклицает Рон. – Я, между прочим, карябаю то, что ты должна была накарябать еще вчера.
- Ох, подштанники Мерлина! - морщится та. – Так и знала, что о чем-то забыла. Давай сюда, приятель, я доделаю...
- Голову свою однажды не забудь, - мрачно советует Рон. – Спасибо, я уж сам...
Он продолжает с угрюмым видом водить пером по пергаменту. Дуться на Тонкс у Рона получается ровно пять минут, а затем ведьма начинает кидаться в него скомканными бумажками со своего рабочего стола (бумажками, которые при ближайшем рассмотрении могут оказаться неподшитым делом или показаниями свидетелей) и при этом приговаривает, что угрюмцы рано или поздно все как один превращаются в троллей.
Когда общаешься с Тонкс, в считанные секунды забываешь, что она намного старше тебя, и единственный способ вспомнить про разницу в возрасте - заглянуть в документы. Что, как правило, невозможно, поскольку они забыты, потеряны или сожжены вместе с домом в попытках приготовить ужин.
Где-то на десятом бумажном шарике и подробном рассказе о приобретении собственного моста Рон не выдерживает и сдавленно смеется, и Тонкс хихикает вместе с ним, и, наверно, для двух представителей элитного корпуса мракоборцев они выглядят совершенно по-идиотски, потому что вошедший в их кабинет Джон Долиш хмурится словно грозовая туча.
- Тонкс, Уизли, отчет о поимке бирмингемских баньши ко мне на стол через пять минут, - объявляет босс. Рон осторожно опускает глаза, обнаруживает, что в его рукописи дело не дошло даже до появления этих самых баньши, и его снова разбирает смех – прямо на глазах у начальства.
Глядя на него, ухмыляется и Тонкс. Одному только Долишу не весело.
- Уизли!
- Все понял, сэр, есть, сэр, - предельно серьезно отвечает Рон.
- Очень на это надеюсь, - цедит начальник сквозь зубы. – А еще мне хочется верить, что хотя бы на траурной церемонии вы с Тонкс перестанете вести себя, как два первокурсника. Я думал, вы понимаете, что это не такой праздник, где принято веселиться весь день напролет.
- Праздник, сэр?
Рон в недоумении. Тонкс изгибает тонкую бровь и вопросительно смотрит на Долиша. Тот переводит удивленный взгляд с одного на другую и явно не может поверить, что оба действительно не понимают, о чем он говорит.
- Вы что, забыли? – ошеломленно спрашивает он. – Сегодня третья годовщина победы! Сегодня мы вспоминаем погибших и чествуем выживших!
- А, - произносит Рон.
- А, - произносит Тонкс.
После короткой паузы она поворачивается к сослуживцу:
- Приятель, ты считаешь себя выжившим?
Тот качает головой.
- Вот и я нет. – Тонкс снова смотрит на Долиша. – Через пять минут вам принесут отчет два мертвеца, сэр. Вы даже вспомнить о нас не успеете.
Глава корпуса - опытный мракоборец, прошедший обе войны – несколько долгих мгновений глядит на своих подчиненных и уходит, не произнеся больше ни слова.
В кабинете тихо-тихо, и слышно только, как перо Рона медленно скользит по пергаменту. Тонкс молча смотрит в окно на искусственную подземную погоду, рассеянно теребя короткие розовые волосы, а затем придвигает к себе чернильницу, берет чистый лист бумаги и сообщает:
- Начну, пожалуй, писать заключение, а то нам точно влетит, если не успеем в срок. Одолжи пару перьев, а? Все мои опять куда-то запропастились...
Тонкс постоянно что-нибудь теряет, будь то перья или самообладание, но с тех пор, как она потеряла мужа, а затем и ребенка, она не обращает внимания на все остальные потери.
Тонкс постоянно что-нибудь разбивает. Это может быть физиономия преступника или собственная коленка, но чаще всего – разнообразные вазы и прочая посуда, которую, возможно, через множество лет эволюция приучит держаться подальше от волшебниц с встрепанными розовыми волосами.
Их традиционный вечерний поход в «Дырявый котел» начинается с того, что Тонкс разбивает свой первый бокал огневиски. Все происходит на удивление обыденно: ножка выскальзывает из ее руки, бокал летит на пол, где превращается в тысячу мелких осколков (вытекшая жидкость напоминает Рону силуэт девушки с копной непослушных волос), а Тонкс без тени сожаления смотрит на его останки, щелкает пальцами и просит бармена записать это на ее счет – предварительно, разумеется, подав ей новый.
- И ведь однажды, приятель, он потребует, чтобы я этот счет оплатила, - доверительно сообщает она Рону, когда выпивку доставляют по назначению. – И тогда мне, наверное, придется нагло воспользоваться служебным положением и ограбить Фонтан волшебного братства. Твое здоровье. – Поднося бокал к губам, она хихикает, и Рон не может сдержать улыбки, глядя на свою собеседницу.
В «Дырявом котле» они проводят больше времени, чем со своими семьями, потому что это не напоминает им о тех семьях, которых они лишились. Им нравится сидеть на соседних стульях и болтать о квиддиче, «Ведуньях» и прочей ерунде или же просто пить сливочное пиво и молчать. Есть множество тем, на которые Рону очень приятно помолчать в компании Тонкс.
- Третий бокал бесплатно в честь третьей годовщины победы, - сообщает бармен, когда два молодых мракоборца снова заказывают огневиски. – Помянем погибших.
Рон некоторое время молчит, опустив взгляд на барную стойку, но к поминовению погибших это не имеет никакого отношения. Он просто призывает всю силу воли, чтобы не швырнуть этот проклятый бокал во владельца «Дырявого котла».
- Годовщина, - мрачно произносит Тонкс, задумчиво глядя на золотистую поверхность огневиски. – Знаете, что для меня означает годовщина? – спрашивает она у бармена. - Бесплатная выпивка. Короткий день на работе. Все. Мне, черт возьми, не нужны годовщины, чтобы помнить о том, что произошло. Я и так вспоминаю об этом каждый чертов день. Пусть ненадолго, но больше всего на свете мне хочется
забыть.
Она залпом осушает бокал и встает со стула, похлопав Рона по спине:
- Эй, приятель, я отойду припудрить носик, ладненько? Никуда не уходи.
Рон медленно потягивает огневиски, не обращая внимания на ошеломленный взгляд, которым бармен провожает его сослуживицу, и размышляет над ее словами. Он прекрасно понимает ее: ему тоже хочется забыть очень многое. Рон ненавидит себя за это, но забыть обо всем он хочет еще и затем, чтобы беспрепятственно желать Нимфадору Тонкс – вдову, несостоявшуюся мать, коллегу, подругу и просто на редкость несерьезную, обаятельную ведьму, которая старше его на шесть с лишним лет.
Еще Рон мрачно думает, что женщины очень редко обращаются «приятель» к тому, с кем планируют переспать.
- Я разбила свое зеркало, - виновато сообщает Тонкс, возвращаясь в главный зал «Дырявого котла» и усаживаясь на прежнее место.
- Семь лет удачи не видать, - бормочет бармен, со вздохом вооружаясь метлой.
- Особенно если наступишь, - ухмыляется Рон.
Ведьма хихикает, глядя ему прямо в глаза, и рассеянно теребит короткие ярко-розовые волосы.
Тонкс постоянно что-нибудь разбивает. Этим мартовским вечером Рону кажется, что она вот-вот разобьет и то, что осталось от его сердца.
Тонкс очень неловкая и постоянно обо что-нибудь спотыкается. Если там, где она идет, есть хоть какая-то неровность: выбоина, неаккуратно лежащий паркет или кочка – Тонкс обязательно ее отыщет. Если поверхность абсолютно безупречна - что ж, она всегда может споткнуться о собственные ноги.
Этим поздним вечером, попрощавшись и собираясь покинуть бар, Тонкс умудряется запнуться о свой стул и растягивается на пыльном полу «Дырявого котла».
- Проклятье, - беззлобно произносит она. Рон помогает ей встать на ноги, и ведьма обращает на него взгляд темных, блестящих глаз. – Проводишь меня до дома, приятель?
Теперь настает черед Рона запинаться.
Пять бокалов огневиски определенно не улучшают навигационных навыков: молодые мракоборцы ошибаются с трансгрессией на добрых две сотни ярдов и оставшееся расстояние проходят пешком. Повсюду на их пути лужи талого снега. Одна формой напоминает Рону силуэт девушки с копной непослушных волос. В ней тускло светится полная луна. Тонкс нарочно проходит прямо по этой луже, хотя на ее ногах – какие-то нелепые подростковые кеды, которые для покорения водных просторов годятся меньше всего. По грязной воде во все стороны расходятся желтые круги, и Рон внезапно понимает, что лужа – это всего лишь лужа.
Лестница, ведущая к ее порогу, состоит всего из трех ступенек, но каким-то непостижимым образом Тонкс все равно умудряется споткнуться, поднимаясь по ней. Рон, который уже попрощался с подругой и собрался трансгрессировать домой, с тяжелым вздохом подходит и помогает ей встать на ноги.
- Проклятье, - тихо произносит Тонкс, глядя ему прямо в глаза, и внезапно вместо того, чтобы отпустить ее, Рон понимает, что все крепче обнимает ведьму за талию.
Их первый поцелуй мокрый, сладкий и в то же время отдает огневиски. Все еще держась друг за друга, они вваливаются в дом. Тонкс спотыкается о порог, но Рон не дает ей упасть. У них в голове гудит огневиски.
Он едва не задыхается, когда ее холодные руки проникают под его футболку. Такого желания Рон не испытывал... в тот момент, когда Тонкс глухо стонет в его рот, он уже не помнит, сколько времени не испытывал такого сильного желания. Он не помнит войну, кровь, смерть и больничные палаты госпиталя святого Мунго. Он не помнит вообще ничего, а все, что его интересует - ведьма с короткими розовыми волосами, которая стаскивает с него один предмет одежды за другим.
- Ты знаешь, приятель, я ведь ломаю практически все, к чему прикасаюсь, - шепчет Тонкс, а ее руки беспорядочно скользят по торсу Рона, постепенно опускаясь все ниже и ниже.
- Пожалуй, я рискну, - хрипло отвечает он.
Тонкс, возможно, самая неловкая ведьма в мире, но, засыпая той ночью в ее уютных объятиях, Рон уверен, что все рекорды неловкости будут побиты наутро.
Тонкс постоянно что-нибудь разбивает или ломает, для нее не составляет большого труда что-нибудь забыть или потерять, но больше всего Рон любит, когда она спотыкается.
