Глава 1
Я зайцем петлял по талому снегу, нырял в арки, навылет прошивал полусонные уже дворы спальных районов… То и дело, не сбавляя шага, задирал рукав куртки, чтобы взглянуть на часы. Понимал, что безбожно опаздываю и нервически прикусывал нижнюю губу. Кое-как добрался до остановки, взмокший, грязный, словно черт и столь же дружелюбный. Потом еще минут десять мчался за последним автобусом, исторгая отборную ругань, - продержался бы и дольше, не согни меня пополам острая резь в правом боку…
Измотанный, обозленный на дурацкую свою несобранность, я первым долгом достал сигаретную пачку, подкурился, разок-другой выпустил носом дым и лишь затем принялся хлопать себя по карманам в поисках мобильника. Обнаружился тот после четвертого хлопка в своем обычном укромном уголке – в дырке между подкладом куртки и волокнистым слоем утеплителя. Красными озябшими пальцами, через раз промахиваясь мимо кнопочек, я набрал- таки Ее номер каким-то непостижимым образом.
Мне ответили почти сразу.
- Где ты, Димка? – спросила трубка, голосом таким родным и далеким одновременно.
- Уже иду, - глупо сказал я Ей, приплясывая на месте от холода. – После дежурства вырубился… проспал… автобус, сука… Знаешь, Ин, мне безумно хочется…
- Не слышу! – прокричала она как будто бы мне в самое ухо. – Здесь шумно очень, музыка гремит. Где ты? Я на машине, давай подхвачу тебя!
Я опускаю голову, молчу. На душе гадко – гаже не придумаешь. От того, что заставил Ингу, за столько километров гнавшую по заиндевелой автостраде свой серебристый хэтчбек, ждать меня, беспамятного кретина. От того, что не могу пригласить ее в заведение рангом повыше, чем «кафетерий» с пятью столами и раздатчицей, похоже, всерьез уверенной, что рай - это бесконечная чреда кабинок для солярия. От того, что живя давно погребенным прошлым, умудрился бесцеремонно влезть в безоблачное Ингино настоящее… И еще от того, что в глубине души так по-идиотски счастлив предвкушением встречи.
- Дим, не пропадай, пожалуйста… Димка?
У меня к горлу подступает предательский комок, и я искренне радуюсь, что она меня в этот момент не видит.
Я называю ей улицу, на которой нахожусь. Вернее – пересечение улиц. От унижения хочется провалиться сквозь землю – такси, да еще по ночному тарифу, мой бюджет не потянет точно.
- Скоро буду, не замерзай без меня, - говорит Инга и отключается. Как будто хочет разделить эту перспективу на двоих.
А до ноябрьской получки еще полторы недели...
Я пинаю ком гнилых осенних листьев, скрепленных наледью как самым стойким клейстером. Стою и жду ее – погрузневший рыцарь в ржавых латах. И кажусь себе невыносимо старым, прямо-таки вконец одряхлевшим.
Инга приезжает минут через двадцать. Я ни разу не взглянул на часы за это время. Да и к чему это? Когда умеешь отмерять мгновения затяжками или переступями с ноги на ногу.
Свет фар – лучи электрического солнца. Гудок клаксона - побудочный горн.
Сколько лет прошло, сколько лет…
Я дергаю дверцу, забираюсь на переднее, соседнее с водительским кресло.
- Как ты, Ин? – спрашиваю я, дуя на замерзшие пальцы. И чего перчатки не купил, дурак?
Она молча глядит на меня из-под длинной челки. Глаза у нее все такие же лучистые, огромные, влажные. Только смотрят они теперь на мир совсем иначе. По-женски лукаво, с чуть циничным прищуром. Годы сотворили с Ингой то, что не под силу было никаким Островам. Они ее изменили. До неузнаваемости.
- Ничего, Дим, - говорит она с легкой, едва заметной грустью в голосе,- все хорошо. И… я больше по ночам не просыпаюсь. Три года уже. Не слышу ничьих криков, не вижу зарева костров в темноте… Острова отпустили, понимаешь? Кончилось все.
- Совсем? – глупо спрашиваю я, бездумно дергая ручку дверцы.
- Совсем.
Не знаю… Не знаю, что еще сказать этой чужой, невозможно красивой взрослой женщине. Между нами словно пропасть пролегла. Мы так давно шли разными дорогами, что, наконец встретившись, не чувствуем ничего кроме растерянности и смущения.
- Я в Чечне был. Служил по контракту.
Как будто о прогулке за хлебом ей рассказываю… черт…
Инга кивает.
- Знаю. Там легче, да?
- Немного.
- А помнишь, ты клялся мне, что больше не возьмешь в руки оружие?
Помню. Клялся.
- Я и в самом деле тогда так думал, Ин.
Она кладет мне руку на плечо. У нее острые ногти с замысловатым фиолетовым узором. Искусственные, должно быть – форма слишком правильная.
- Прости, - говорит она.
Я делано усмехаюсь:
- Погребено и забыто. Из тебя все равно бы не вышла жена мента. По съемным квартирам мотаться, кубики бульонные в жидкий борщ крошить – не твое это, Ин.
Инга даже не улыбнулась:
- Я не потому ушла. Меня не трудности пугали, а ты.
Ее ответ меня не удивляет и почти не трогает. Я давно был к нему готов. С того самого момента, как понял, что меня Острова уже не отпустят. Никогда. Слишком глубоко я увяз…
Я стал вдвое старше, почти гожусь тогдашнему себе в отцы. Я видел войну, настоящую. Грязную, чернушную, сраную войну, на которой люди умирали каждый день, десятками. Не умирали даже… Их просто пускали в расход. Я мог бы стать одним из них. Должен был стать… Но не стал. Выжил. Снова выбрался сухим из этой чертовой воды. Меня, страстно желающего лишь одного – побыстрее утонуть, снова вынесло спасительным течением на берег.
- Мы ведь думали, что главное – это вернуться, Инга. А главным оказалось совсем другое. Просто научиться спать по ночам. Так мало…
***
Мы все- таки доехали в тот вечер до какой-то забегаловки, где благополучно и надрались. Именно надрались, я на этом настаиваю. Как школьники, дешевым портвейном и – вдрызг. Мы смеялись до слез, всхлипывали от смеха… Тянули на низкой ноте никому не известную песню. Кажется, нас выставили…
Инга была пьяная и нелепая, и все время порывалась сесть за руль. Не имею понятия, как мне удалось ее отговорить. Просто не помню.
Мы долго гуляли, взявшись за руки, под надзором колючих снежных хлопьев, пикировавших на головы, подобно сотням крошечных самолетиков-бомбардировщиков. О чем-то говорили, в чем-то клялись. Я целовал ее в макушку, гладил по слипшимся, потемневшим от влаги волосам…
Все было как раньше. Но мы оба знали, что как раньше уже не будет. Что все теперь – по-новому…
Судьба подарила нам несколько часов воспоминаний. Ярких, почти осязаемых. Почти счастливых. Возможно, этого хватит, чтобы крики и меня оставили в покое. Все мои крики. Хотя бы на какое-то время…
