Глава 1В день, когда хоронили Эйлин Снейп, разгулялась метель. Большой Манчестер не видал такой вьюги добрую сотню лет.
Позёмка хищной многоголовой змеёй вилась по Тупику Прядильщиков, безжалостно хлестала случайных прохожих и стонала, ухватив себя же за хвост. Грязно-белые хлопья снега пожирали мир, а ветер щедро подносил всё новые и новые.
Когда Северус угодил по пояс в сугроб, он чертыхнулся и аппарировал прямо в дом.
Тобиас Снейп на пару секунд оторвал взгляд от гроба, обитого чёрным бархатом, узнал сына, скупо кивнул и вновь отвернулся. Лицо Эйлин белело на вышитой – любимой – подушке, две здоровенные свечи в изголовье пахли теплом и расплавленным воском. Северус отряхнул мантию, покосился на отца и одним движением палочки уничтожил расплывшуюся под подошвами лужу. Затем пошёл растапливать камин – дом выстыл от чердака до фундамента, а замершему возле гроба мужчине, похоже, всё равно.
Надрался он, что ли?
Нет, вроде трезвый.
Раньше Тобиас выпивал – кто в Тупике этим не грешил? – но знал меру. Крепко закладывать за воротник он начал, когда узнал о болезни жены. Маггловские врачи разводили руками; в отчаянии Тобиас приказал Эйлин отправиться в Мунго.
Не помогло.
Опоздали.
Ветер за окном расхохотался по-шакальи.
- Кого ждём? – Северус очень удивился бы, заявись соседи по такой погоде. Летом ещё ладно – любопытство, то-сё, ведьму хороним... Но не сейчас, когда дорогу от сарая не отличишь: снега намело по уши. Тобиас, очевидно, думал так же. Бросил через спину:
- Катафалка. Из похоронного бюро звонили, задерживаются.
- А доедут ли?
- За такие деньги – прокопаются. Но с задержкой. А на центральных трассах мэрия дороги чистит.
- Ясно, - похоже, отец действительно не поскупился. Похоронщики с лопатами наперевес Северуса интересовали мало: помогать им он в любом случае не собирался. Пусть магглы разбираются сами.
Отцовское письмо выдернуло младшего Снейпа из подземелий Малфой-мэнора, где молодой зельевар пробовал изготовить различные модификации феликс фелициса. Удешевить, так сказать, процесс. Если б не Люциус – чёрта с два бы поехал. Но чистокровные помешаны на семейных узах, приходится соответствовать.
По ставням прошлась маленькая лавина: дом стряхивал лишний груз. Толку? Через пять минут ещё наметёт.
Тобиас не шевелился. Казалось, мёртвых в комнате двое, даже дыхания не было слышно. За стенами выл ветер, в комнате гудел камин и потрескивали свечи, а мать лежала в гробу – в чёрном, вся в чёрном, так привычно, и губы строго сжаты... Пиджак смотрелся на отце нелепо – зря Эйлин страстно желала обрядить мужа в костюм, шкафам не идут костюмы, мама, это смешно, ну сама погляди! Погляди, мама...
Северус сморгнул. Наверное, в глаз попала пылинка – непонятно, откуда в доме нашлось столько пыли? Миссис Снейп всегда следила за чистотой; видимо, грязь решила отомстить и вылезла уже после её смерти.
Мать умерла. Так бывает?
Пурга застонала, и дом ответил старческим кряхтеньем. Тоненько задребезжало стекло. Отец застыл у гроба. Если Лорд придёт к власти быстро, то Эйлин не понадобится другого памятника: заклятье окаменения Северус знал.
Он не понимал мать. С тех пор, как пошёл в Хогвартс, – не понимал вдвойне: что держит её рядом с этим магглом? Подумаешь, Тобиас Снейп – извращенец, искренне считающий жену самой красивой женщиной в мире! Да так и должно вести себя ничтожество, заполучившее в супруги чистокровную колдунью! Подумаешь, носит на руках – когда трезв, конечно. Совершенно не оправдание для идиотски-счастливой улыбки, державшейся на лице Эйлин ровно до очередной ссоры с мужем.
А ссорились они часто.
«Не люби ведьму», - простонала метель, взвихрившись за окном. Сколько лет было тогда единственному отпрыску Снейпов? Одиннадцать, двенадцать? «Не люби ведьму, Северус, никогда не люби! Она тебе сердце расколошматит вдребезги, да и пойдёт себе гулять дальше. А ты останешься дурак-дураком... Не люби, понял, щенок?» И белое лицо матери – даже белее, чем сейчас.
Белее снега. И чище. Особенно того, который погребает сейчас под собой Тупик Прядильщиков.
Магглы запачкают любую белизну. Это в их грязной крови. А потом будут горевать у гроба – когда поздно, когда уже ничего не вернуть.
Урожённая Принц, половина магической Британии в родственниках... Она могла уйти в десяток домов, её бы приняли с почётом. Но Эйлин предпочла жить и умереть здесь, рядом с грубым, примитивным мужланом. Родить ему грязнокровного ублюдка...
Ты дура, мама.
Прости, я не хотел.
«Не люби ведьму...»
Северус поднялся на второй этаж, зашёл в свою спальню. Рассохшиеся половицы неприятно скрипнули. Похоже, Тобиас совсем забросил дом. А тот заболел и умер. Вместе с Эйлин. И сейчас по комнатам двигаются тени, жалкие подобия живших здесь людей. Мухи, вмёрзшие в лёд.
Надо бежать отсюда. Сразу после похорон. Ему не место в этом склепе.
Наверху выстыло ещё сильнее. Стёкла в спальне покрылись белой коростой: в детстве Северус любил продышать в ней круглое оконце и подсматривать за миром. Сейчас просто хотелось прижаться лбом к ледяной корке.
Лили сейчас в Хогвартсе, встречает Рождество с Мародёрами. У Блэка отработки на все каникулы: неудивительно, если из-за тебя чуть ли не ежедневно снимают по пятьдесят баллов с Гриффиндора. Поттер, разумеется, поддержал друга и подбил на это Петтигрю с Люпином. А Лили выбрала сама. И теперь она там, с ним, даже открытки не пришлёт...
Довольно, Северус. Магглорожденная девица не стоит внимания последнего из Принцев.
«Не люби ведьму...»
Внизу хлопнула дверь, послышались раздражённые голоса. Похоже, катафалк наконец добрался до Тупика. Отец отвечал по обыкновению грубо и резко; после короткого спора он повысил голос:
- Эй, Сев, ты идёшь?
Колдунья, даже такая непутёвая, как Эйлин Снейп, заслуживает, чтобы в последний путь её проводил маг.
Даже такой непутёвый, как Северус.
- Сейчас.
Взгляд зацепился за детские санки, стоящие в углу комнаты. Тобиас сам смастерил их для четырёхлетнего сына, торжественно вручил на Рождество. Старший Снейп вообще рукастый, если не ужрётся, как свинья. Эйлин горделиво смеялась и в нарядном платье казалась маленькому Северусу королевой; отец покровительственно улыбался, обнимал жену за плечи. А дальше были восторги приятелей и слава владельца лучших салазок в районе...
Снег тогда искрился и был пушистым и мягким. Это точно. Детские воспоминания не лгут.
Гроб уже закрыли. Хмурый мужик в расстёгнутом клетчатом пальто деловито забивал последний гвоздь. Всё правильно, посмертный маггловский грим не выдержит натиска метели... Тобиас не шевелился, глядел в одну точку.
- Ну, взялись, что ли?
Отец резко повернул голову, вскочил с табуретки.
- Отойди, мы сами. Сев?
Какая... правильная, по-маггловски правильная дурость – не пользоваться магией, чувствовать на плече тяжесть гроба. Двое твоих мужчин, мама. А больше никого и не надо.
Ведь мы – единственные, кто будет тебя помнить.
Ты выбрала сама, мама.
Работники похоронного бюро посторонились; один пошёл открывать дверь, другой зачем-то потянулся за старым обшарпанным магнитофоном. Отец что, обещал его в награду за труды?
Неважно. Дела магглов Северуса не касаются.
Он, наконец, уйдёт отсюда – и больше не вернётся.
Метель чуть не сбила с ног, ворвалась в дом тысячью снежинок, по-хозяйски наложила лапы на вешалку и выцветшие обои. Тобиас что-то неразборчиво буркнул; этому бычку и Ступефай, небось, нипочём, он ведь на мозг действует, а заклятья, обрушивающего на лоб кувалду, пока не придумали. Северус выровнял шаг, невольно поёжился: пурга забросила за шиворот горсть колючего льда.
Катафалк был типовым: чёрным, побитым жизнью, с траурным венком спереди и рекламой похоронной фирмы по бокам. Венок сейчас походил на обсыпанный сахарной пудрой бублик; от неуместности сравнения Северус поперхнулся, закашлялся, и ветер тут же набил рот снегом. Мужик в куртке распахнул заднюю дверцу, второй забросил в салон магнитофон и пошёл прогревать двигатель колымаги. Две приколоченных к полу рогулины и лавки по бокам – да уж, сервис экстра-класса!
Зато приехали. Прокопались. И на том спасибо.
Гроб установили на место, Тобиас отряхнул с плеч снег и полез во внутренний карман пиджака. Пару секунд Северус раздумывал: может, плюнуть да наколдовать отцу пальто? Затем равнодушно пожал плечами. Забота об этом маггле не входит в его обязанности. Хочет заболеть – имеет полное право.
Тем временем на свет была извлечена бобина – и как в кармане-то без магии поместилась? Тобиас вставил её в магнитофон, пояснил чуть ли не виновато:
- В завещании так указано. Твоя мать не хотела оркестра... А это любила.
Магнитофон заскрипел, полились звуки вальса. Да уж, для старшего Снейпа высокое искусство всегда было в лучшем случае «этим». Хорошо ещё, что не «эта хрень»!
Тут же зафырчал мотор – надсадно, явно жалуясь на жизнь. Какофония вышла неописуемая, но Северус поглядел на отца и почему-то передумал выключать музыку. Так и ехали – хриплое гудение мотора, хохот и стон пурги, вальсы, застывший профиль Тобиаса Снейпа. Глупо, нелепо, безумно. Единственно верно.
Вскорости батарейки сели, и музыка начала походить на погребальные песнопения.
- Я уладил дела с бумагами. Дом после моей смерти отойдёт тебе.
От неожиданности Северус дёрнулся.
- Мне не нужен дом.
Тобиас равнодушно глядел куда-то в угол.
- Сейчас не нужен. Потом пригодится.
Раздражение прихлынуло к горлу.
- Ты не понял. Мне вообще не нужна эта развалюха!
Казалось, отец не услышал. И Северус, подумав, решил не настаивать.
Лучше, чтобы этот маггл помалкивал. Тогда меньше хочется его придушить. По-простому, не тратя магию на ничтожество.
«Она тебе сердце расколошматит вдребезги...»
«Не люби...»
Катафалк затормозил.
- Эй, вы там не закоченели?
Не дожидаясь ответа, работник похоронного бюро распахнул двери – вьюга с маху ударила Северуса по лицу – и бросился к гробу, бормоча: «Давайте скорее, священник, должно быть, уже дуба врезал».
Он ошибся – маленький падре отогревался в домике сторожа и сейчас выскочил оттуда с неестественно румяным лицом. Вот и хорошо, влезла в голову непрошеная мысль, вот и славно, отцу найдётся, с кем залить горе.
Впрочем, обязанности свои краснощёкий священник выполнял исправно. Он бормотал молитвы всё то время, пока рабочие, вполголоса ругаясь, забрасывали яму мёрзлой землёй. Обледеневшие комья стучали по крышке гроба, словно старые чётки, перебираемые тонкими пальцами Эйлин. Когда-то мать пыталась научить Северуса молитвам, потом махнула рукой. А ведь отец – англиканец, мелькнуло в голове. Надо же – озаботился...
Кладбищенские магглы не особо старались. Подгоняемые свистом и улюлюканьем ветра, они стремились закончить работу поскорее. По весне могила непременно просядет... Северус негнущимися пальцами нащупал палочку. Вот так. Теперь хоть снег, хоть дождь, а кучка земли останется на месте. Последний долг женщине, родившей его. Не очень много – ну да по заслугам.
- Готово, мистер. Всего наилучшего.
Тобиас поглядел на сына... очень странно. На миг Северусу показалось, что в отцовских глазах застыла беспомощность. Вздор, конечно. Просто снег растаял на грубом маггловском лице, потёк дорожками.
- Пойдёшь со мной? Посидим где-нибудь, вспомним её...
Так. Приплыли.
Этот маггл, определённо, рехнулся на старости лет!
Надо ответить повежливее:
- Извини. У меня ещё много дел.
Северус очень ясно ощутил: сейчас отец его ударит. Отступил на шаг, сжал палочку посильнее. Он уже не ребёнок, он сумеет ответить достойно! Но Тобиас ничего не сказал и не сделал. Молча развернулся и пошёл к воротам кладбища. За ним засеменил священник. Отлично! Эти двое нашли друг друга.
Вокруг никого – можно аппарировать в Малфой-мэнор, к горячему глинтвейну и участливому Люциусу. В конце концов, заслужил он, Северус, капельку счастья?
Северус не вслушивался в глумливый вой метели.
Он знал ответ.
