Глава 1Наше счастье.
Наша молодость была съедена, сожрана постоянной, ненужной войной. Наши плечи под тяжестью долга были погнуты, наши сердца, вынужденно замороженные, до сих пор не могут оттаять, наша боль, одна на всех, невидимыми нитями вяжет наши судьбы. Наши глаза, выцветшие от слез, болезненно пульсируют от необходимости встречаться с кем-то взглядом. Наши лица привыкли лгать, наши души перекорежены, а наша жизнь день за днем все больше смахивает на страницы ненаписанного, тусклого, безынтересного романа.
Наш министр, наш идейный лидер, каждый день пьет виски, закрывая глаза и разум алкогольной поволокой. Он хочет верить, что все хорошо, но его веры хватает только на него самого. Наш министр всего лишь бывший аврор, никогда не хотевший лезть в политику. Но наше общество после войны было слишком ослеплено героизмом и счастьем, чтобы думать о последствиях такого выбора.
Наше счастье, оно было таким недолгим.
Гермиона, устало потирая виски, вносит необходимые поправки в очередной проект, который наверняка будет отвергнут Визенгамотом. За стеной заходится в громком плаче Роза. Она берет из моих рук кофе, кидая безликое спасибо. У нее своя борьба.
Рон, когда мы с ним сидим в засаде, говорит с досадой – а не послать ли нам все это к черту? Мы же герои, черт возьми, мы же чертовы герои, мы заслужили отдых! Говорит шепотом, сжимая в руках палочку, чтобы не сорвать операцию. Я устал не меньше его, и ненависть к Пожирателям давно потухла, оставив лишь четкий приказ в голове «убить-нельзя-помиловать». И раздражение, которое порой заставляет слетать с моих губ немногочисленные Круцио.
Джинни, встречая меня ночью у порога, уже не пытается скрывать беспокойство, и я не знаю, за что она больше волнуется, за мою жизнь или за мой издерганный разум. Когда она закрывает глаза, наконец засыпая, я держу ее за руку. Ей всегда снятся кошмары. Смутная вина за то, что когда-то оставил ее в Хогвартсе, давно срослась с моей совестью.
Мы идем по улицам, неизменно отмечая взглядом – вот этот и вот этот, и еще, наверное, вот этот, с пустыми глазами, нервной походкой, осторожными жестами. Мы видим друг друга насквозь, вспоминаем обрывки газет. Сталкиваемся на кладбищах, в кабаках, напиваясь до потери мысли.
Наше счастье, оно вряд ли когда еще вернется.
Вчера я отказался разгонять еще один марш несогласных возле госпиталя Святого Мунго. Месяц назад – упрятал туда же лидера оппозиции, которого год доводил до состояния психической невменяемости тайный подотдел аврората.
Помимо облав на Пожирателей Смерти, приходится устранять также и тех, кто открыто высказывается против нынешней власти, под прикрытием ложных обвинений.
Наше счастье, которое кончилось, наше спокойствие, которое осталось, приходится поддерживать всеми средствами.
Вот только я не знаю, надолго ли меня еще хватит.
Наша война, она до сих пор не закончилась.
***
Сириус Блэк/Гарри Поттер, после войны где-нибудь на островах, один из героев обгорел на солнце.
Когда нещадно палящее дневное солнце прячется за облака, Гарри всегда идет исследовать берег этого маленького, заброшенного острова где-то рядом с Америкой. Отпечатки лап Клювокрыла, ржавый котелок, следы от кострищ - с каждым новым открытием ему становится немного легче.
Потом он идет обратно, прячась в тень деревьев, Сириус лениво щурится на солнце, Гарри садится рядом, передергивает обгоревшими плечами.
-Тебе надо вернуться, Гарри. – говорит Сириус. – Это все ненастоящее, парень, ты же сам знаешь. Уходи, я справлюсь.
Война давно кончилась.
Дома ждет Джинни.
Но слишком сложно отпускать фантомы прошлого.
Вечером Гарри садится на свою метлу и летит домой. Сириус в последний раз машет ему рукой и растворяется в воздухе.
***
Лаванда Браун|Гарри Поттер. "Освобождение из темницы времени не означает освобождение от своей натуры. Из этой темницы убежать невозможно". Военный синдром.
Хэй, Гарри, привет, как жизнь, как семья? Не то чтобы я об этом не знала, Пророк о твоей личной жизни трещит даже больше, чем до войны. У меня все спокойно, знаешь, для меня не осталось ни одного рыжего Уизли, ну да может, оно и к лучшему. Кому нужна такая жена, ночами от каждого шороха подскакивающая, судорожно к палочке тянущаяся? Я же, Поттер, теперь другая совсем стала, осторожная. Я же, Поттер, тогда чуть не погибла, и, наверное, все-таки свихнулась. Пока вы там с Роном и Грейнджер шастали по волшебной Англии, мы свою войну в Хогвартсе терпели. Не помню даже, когда перестала считать Круциатусы, когда бояться, стыдиться перестала. Да и не важно это теперь. Мы же выжили, ну и что с того, что прошлое слишком сильно в наших головах укоренилось? Освобождение из темницы времени не означает освобождение от своей натуры, если ты понимаешь, о чем я. А натура у нас у всех одна, надколотая и треснутая по середке. И уж из этой-то темницы убежать невозможно.
И даже боль у нас общая на всех. Словечко умное придумали - военный синдром.
Смешно.
***
Гермиона Грейнджер|Добби. "Жизнь крайне сложна, юная мисс".
Когда просыпаешься ночью от того, что кто-то крепко держит тебя за руки и ноги шершавыми, тонкими пальцами, и смотрят на тебя пучеглазые домовые эльфы, кто в пожелтевших от времени набедренных повязках, кто, как Добби, в нелепой маггловской одежде, становится страшно.
По-настоящему страшно - за маленького ребенка, спящего за стенкой, да и за себя, молодая же еще, свадьба через неделю, Рон на дежурстве.
И не понимаешь никак - почему, а? Ну почему?
Добби печально улыбается, запихивая тебе в рот цветастый носок.
- Жизнь крайне сложна, юная мисс. Вы нам здорово помогли, но для решения проблемы домовых эльфов требуются другие, более кардинальныe методы, - он снова улыбается, на этот раз жестко, дает эльфам знак, и они тихо аппарируют вместе со своей ношей.
***
Гарри Поттер | Гермиона Грейнджер. Признаки шизофрении.
-Знаешь, Гарри, мне иногда кажется, что я схожу с ума. – Гермиона отводит глаза. – Прошло уже три года, да? Я… Голоса, Гарри. Они не дают мне заснуть, не дают думать. Ремус, Тонкс, Фред. Иногда – Аластор. Они шепчут постоянно, почему я еще жива, знаю, они, настоящие, никогда бы так не сказали, но я верю, понимаешь, верю тем, поддельным. Почему я не умерла вместе с ними? Они говорят, что слышат шаги, что скоро за мной придут, убьют, искалечат, будут пытать Круциатусом, и я им тоже верю, и мне страшно, панически страшно, я же никогда не боялась, Гарри, ты знаешь. Я не говорила Рону, но иногда мне кажется, что с ним то же самое.
-Эта война не оставила ни на ком из нас живого места, верно? – он ободряюще улыбается, кладет руку ей на плечо, будто вовсе нет у него самого кошмаров, и не являются к нему каждую ночь призраки умерших.
***
Джинни Уизли/Нарцисса Малфой; "Вы никогда не знали пыток, не так ли?"
Джинни Уизли еще подросток. Ей семнадцать лет, ее брат мертв, а парень на грани нервного срыва. Она год провела в оккупированной Пожирателями школой, многие ее друзья погибли, защищаясь. Ее отец потерял работу, а мать поседела.
Нарцисса Малфой с сыном до сих пор в Хогвартсе. Видеть ее так же ненавистно, как и идти на похороны, а этот мерзкий слизеринский хорек еще жив, хотя из-за него это все началось.
Джинни хочется убить ее. Джинни хочется убить всех Пожирателей, за то, что они сделали с ее жизнью, а эту измученную войной не менее них женщину за то, что она жила с Пожирателем и породила Пожирателя.
Джинни Уизли проходит мимо четы Малфоев, не останавливаясь, слишком велик соблазн. Ее ждет Гарри.
Джинни Поттер тридцать шесть лет. Ее муж погиб на исполнении очередного чертового задания. Джинни сидит около больницы Святого Мунго и ждет, когда ей отдадут тело Гарри.
Нарцисса Малфой сидит рядом. Ее муж погиб, едва успев сбежать из Азкабана. Погиб от руки Поттера.
-Вы никогда не знали пыток, не так ли? – говорит Джинни. – Так я думала раньше. Но теперь знаю, что это не так. Самая худшая пытка – потерять любимого человека.
Нарцисса молчит, потом кивает головой, быстро, не дай бог кто заметит.
Обеих изнутри словно рвет Круциатусом.
***
Гарри Поттер/Джинни Уизли. А княгиня рыжих в печали, у нее война за плечами…
Когда Джинни исполнилось двадцать лет, она впервые поняла, что война для всех была разная. Это сначала все были объединены общим горем, хоронили погибших, и глаза у всех одинаковые были, усталые, потерянные. Говорили о войне мало, слишком страшно вспоминать было.
Ночами она плакала, всегда, а Гарри гладил ее по спине и молчал, и тишина эта была у них общая, пропитанная тяжелой памятью.
А потом все успокоилось, прилеглось, люди жить стали, смирились со своими страхами и ночными кошмарами. И вроде все лучше стало, но не забыть никогда и никому, и не понять, что другие пережили.
У Гарри была своя, особая война. И у нее, Джинни, у нее тоже была своя война, и воевали они по отдельности, она до сих пор не могла понять, как выдержала это в одиночку, без него.
Иногда ей кажется, что тогда, когда он ее оставил, она слишком долго училась быть одна. Иногда ей кажется, что ее любовь сейчас поддерживается только духами прошлого.
***
Гарри Поттер|Рон Уизли| Джордж Уизли. Но я устал, окончен бой, беру портвейн, иду домой (c)
Гарри Поттер – спаситель магического мира. Это знает каждый чертов волшебник в этом чертовом магическом мире. У Гарри Поттера шрам на лбу, жена и трое детей. Только вот никто не знает, что ни черта он не спаситель, не было выбора, так, кажется, говорят? Он боролся не за мир, не против зла, не ради свободы. Он боролся за жизнь, за себя и за своих близких. До сих пор борется.
Все эти люди, что смотря ему вслед, фотографируют каждый его шаг, завидуют молча – да разве знают они, через что им пройти пришлось?
Гарри Поттер, на самом деле, устал улыбаться. Отстаньте, кричит мальчик в его голове, когда очередной подросток просит с ним сфотографироваться.
Дома – жена и трое детей.
И главный бой его еще не закончен.
***
Все хорошо – думает он каждый раз, когда приходят воспоминания, все хорошо. Это стало привычкой – все хорошо, и живы все, а если нет – то у них тоже все хорошо, там, наверное, им гораздо лучше, спокойнее, и памяти нет этой.
Все хорошо, братишка, думаешь, Фред рад был бы, видя тебя таким?
Все хорошо, милая, я здесь, я тебя не оставлю больше, видишь, дети ждут, и Тедди в гости приехал, думаешь, Тонкс с Ремусом были бы рады, если бы ты даже поздороваться их сыном не спускалась?
Все хорошо, дружище, всех Пожирателей поймали почти, хватит хандрить, думаешь, они, сражаясь за тебя, такой тебе жизни хотели?
Все хорошо, Ронни, думает он каждую ночь, боясь закрыть глаза. И где-то в голове тихий голос переспрашивает: «Все хорошо?»
***
Его жизнь, кажется, оборвалась в тот момент, когда тело Фреда опустили в землю. До этого еще не верилось, думал, привиделось, неправда это все, что встанет он сейчас, рассмеется, скажет – что, купился? А я не умер, конечно же нет!
Но вот он, уже в гробу, и до сих пор молчит – притворяется, наверное, а потом – все, заваливают землей могилу, и он улыбается с надгробия.
Каждую ночь ему казалось, что Фред очнулся уже, и теперь не может вылезти оттуда, пошевелиться не может, локтями пихается в стенки гроба, и ждет, когда же его вытащат оттуда, из коробки этой.
Однажды он даже пришел на кладбище, и начал руками раскапывать землю, ногти ломая, и если бы Гарри тогда не аппарировал туда, не забрал его, обязательно помог бы Фреду вылезти.
А потом оборвалось все, потому что нельзя столько жить без еды, воды, воздуха, и точно он умер, и Джордж тогда умер, вернулся в Нору, в их старую комнату и впервые со смерти брата заплакал.
***
Лаванда Браун/Виктор Крам. «Может, забудешь что-нибудь? И вернёшься».
У брошенных любимых взгляд одинаковый - побитой, преданной собаки.
Руки у них холодные, да и сердца тоже, у них тепло забирают, бросая, лишают радости.
Они видят друг друга издали. Разглядывают, подмечают, относятся с презрением – как же, кому понравится видеть, как ты сам жалок со стороны, кому хочется знать, что ты не один такой, без любви, без хозяина.
Сходятся они обычно на ночь, не находя никакого утешения в объятиях друг друга, лишь в очередной раз убедившись в том, что не полюбят снова.
Холодной ли ночью в дождливой Англии, на свадьбе друзей – друзей, до чего слепы эти друзья, после квиддичного матча, вперед, Гарри, вперед, Виктор, давай, Ронни.
В пропахшем дымом кабаке, после бутылки огневиски, тихим шепотом, может, забудешь что-нибудь, может, вернешься? Только не к тому, кто рядом лежит, обращаясь.
Раз встретившись, у них редко получается отцепиться друг от друга.
И, может, когда-нибудь, она сможет, забывшись, выкрикнуть его имя с нежностью, которую уже давно себе не позволяла. Может, когда-нибудь, он, возвращаясь домой после тренировки, невольно подумает о том, что хочет ощутить тепло ее рук на своей шее.