Глава 1Первый раз она возвращается сюда год спустя. Долго бродит по пустым коридорам, слушает эхо, перебирает подзабытые вещи из той, другой жизни, где она была дочерью Каменной Княжны и без пяти минут ведьмой. Ныне она - жена Ивана, каменных дел мастера из села Тютюлькино.
Башня покинута давно - видать, не возвращалась сюда Княжна, как обрела свободу. Зеркало, позабытое у трона, молчит, будто ничего волшебного в нем отродясь не бывало. Катя долго избегает лестницу, где они виделись в последний раз, но ее тянет туда, как тянет домой потерявшуюся кошку.
Света от свечи всего ничего, но его хватает, чтоб увидеть застывшую на ступенях фигуру. Катя с минуту вглядывается в знакомые черты, а затем дрожащими пальцами касается камня. Он холодный и липкий на ощупь, это глубоко неправильно, это пугает до чертиков, пробуждая прежнюю Катю. “Янгул”, - шепчет она. В ушах стучит - наверное, не стоило сюда подниматься, и надо бы вернуться к свету, теплу и живым людям, но она не может, только не сейчас. Она ставит свечу на пол и осторожно счищает паутину, густо покрывающую камень, которым стал Янгул. Ее накрывают воспоминания.
“Где Катя? Я хочу ее видеть”, - в очередной раз осаждает он Бабу Ягу, добиваясь возможности провести с Катей вечер. “Останься со мной”, - просит Янгул раз за разом, ни в чем не упрекая и ни на что не злясь, прощая и резкие слова, и побеги ее. “Ты ведь не любишь меня. Уходи, пока я не передумал! Обо мне не думай, у меня же каменное сердце”, - сдается он наконец, прикрывая их уход.
Катя помнит, как ее душа перетекала в камень, и она помнит, что сердце ее билось даже тогда, когда уже и губы окаменели, и вдоха было не сделать... она помнит, как Янгул защищал ее, как учил седлать коня и правильно держать меч. Помнит, как он оставался до утра рядом с ее кроватью, когда она, маленькая, боялась засыпать в темной комнате. Помнит, как неловко он гладил ее по голове, когда ей случалось плакать. Как рассказывал ей об увиденном, возвращаясь из дальних краев, куда посылала своих слуг Каменная Княжна... Катя не верит в каменное сердце Янгула. Никогда не верила.
Последние клочья паутины она сдирает ожесточенно, будто они преграждают ей путь к чему-то важному. Будто их отсутствие что-то изменит. Конечно же, ничего не меняется - камень остается камнем, и в башне все так же пусто и тихо, только размеренно капает где-то неподалеку вода. Катя садится на холодные ступени у ног статуи и плачет - первый раз за последний год позволяя себе эту слабость. Ей горько, и больно, и стыдно, и невыносимо жаль себя - а она даже не знает толком, почему. Когда слезы заканчиваются, она какое-то время сидит молча, успокаиваясь, а затем начинает рассказывать - сперва неуверенно, запинаясь и часто замолкая, но затем все быстрее и быстрее. Ее рвет словами, она захлебывается в них, как в кислом молоке, ей кажется, что это яд, который медленно убивает ее уже несколько месяцев, а теперь у нее наконец есть шанс избавиться от него...
Катя рассказывает, как всё изменилось, стоило им с Ваней пожить вместе несколько месяцев. Они так громко кричали о своей любви, что убедили в этом друг друга, Княжну, Янгула, Бабу Ягу, Кощея Бессмертного, Клавку... весь мир убедили. Жить бы дальше счастливо, только вот оказалось, что не знают они друг друга совершенно. Да и откуда бы - если при первой встрече они едва ли полчаса проговорили, а во время спасения мира и вовсе не до того было. Катя смеется - громко, от души, почти срываясь в истерику, а потом резко останавливается. “Знаешь, мы придумали друг друга за год разлуки”, - говорит она, - “а потом не сразу смогли отличить фантазии от реальности. Мы правда верили, что суждены друг другу... сильно верили. Так сильно, что до сих пор не можем признаться себе, что это не так.”
Она рассказывает, как задыхается в замкнутом пространстве из деревянных заборов, сплетен и каждодневного повторения одних и тех же дел и разговоров, как надоело ей видеть спину Вани, полностью поглощенного работой и желанием всему миру доказать, что он лучший, как устала она от косых взглядов односельчан - у Кати наблюдательный ум, острый язык и привычка честно говорить, что думает, а это не лучшие качества для молодой жены. Она не может забыть, как умирала, подстреленная пьяным мужиком, и нет, она не боится горе-охотника, но каждый раз при встрече ее мутит. Она просыпается ночами и долго смотрит в потолок, слушая ровное дыхание мужа и пытаясь понять, в какой момент жизнь ее пошла не по тому пути.
“Знаешь”, - решается она на откровенность, ведь Янгул не слышит ее, - “знаешь, я ведь не от тебя бегала, а от себя и от стен этих каменных. Ты был единственным, что было мне дорого здесь. И еще мать, но ей тогда и дела до меня не было, а вот ты - ты мог меня удержать, мог соблазнить остаться, мог заставить позабыть о внешнем мире. Это так испугало меня, так сильно испугало меня, Янгул... я не знала, куда деваться, ведь в первый раз нельзя было пойти со своими страхами к тебе... прости меня”.
Больше она в тот день ничего не говорит - встает, берет свечу и уходит. Дома ее ждет встревоженный Иван - уже глубоко заполночь, а ему сказали, что его жена прыгнула в колодец, и конечно, он помнит про колодцы, но все равно переживает. Он практически взлетает со скамьи, когда Катя входит в комнату, он крепко обнимает ее и облегченно вздыхает, и шепчет, что она его напугала, и что это было жестоко, и что он рад видеть ее невредимой, потому что как же он без нее... Катю разрывают на части стыд, смущение и злость. Она злится на него за нежность, за заботу, за то, какой он хороший парень, верный своему слову и за его умение не видеть того, чего он не желает видеть. Она чувствует, как расправившиеся было плечи вновь опускаются, придавленные грузом этой-а-не-прошлой жизни. Она терпеливо ждет, пока муж отпустит ее, извиняется за уход без предупреждения и уходит смывать пыль и паутину. Когда она возвращается, Ваня спит, как всегда развернувшись спиной к середине кровати - так и не спросив ни где она была, ни почему сбежала средь бела дня.
Не проходит и недели, как Катя опять прыгает в колодец, и колдовской мир вновь открывает ей свои двери. А ведь в прошлый раз она даже не знала, сработает ли этот способ, или разобьется она о воду и усеянные старыми древесными корнями стены. С тех пор, как Княжна растворилась в мареве нездешнего тумана, набеги ее каменных солдат прекратились, а волшебства в каждодневном мире стало чуть меньше. По-прежнему сидела в Бескрайнем лесу Баба Яга, по-прежнему холил свою русалку Кощей, но было все это далеко, и будто бы с кем-то другим. Иногда Кате казалось, что она всегда жила в Тютюлькино, а прочее ей лишь приснилось... и когда ощущение это стало чересчур реальным - вот тогда она и прыгнула в колодец. Но то - в прошлый раз. Сейчас она четко знает, что и зачем делает.
В башне всё так же тихо и пусто. Катя берет побольше свечей и идет к Янгулу. Теперь на лестнице почти светло, и она с болезненным любопытством разглядывает окаменевшее лицо и навеки застывшее на нем выражение. У Янгула не самая выразительная мимика, но она слишком хорошо его знает... на лице статуи не страх, не злость, не удивление, не равнодушие - боль и тоска. Четкие линии плывут перед глазами, и Катя с опозданием понимает, что плачет. Она всхлипывает, прижимается лбом ко лбу Янгула - он выше нее, но лестница сглаживает разницу в росте, - закрывает глаза и стоит так, пока слезы не высыхают, а холодный камень не согревается ее теплом. Если не поднимать век, можно представить, что Янгул жив, и Катя отчаянно цепляется за эту иллюзию. Она рассказывает, что случилось за последние дни - а ведь ничего нового не случилось, все по-прежнему, разве что чаще стали ведьмой кликать после того, как она в колодец сиганула, и живая вернулась... вспоминает его сказы о том времени, когда Княжна еще сопротивлялась заклятию камня Алатырь, и не хотела зла творить, и как на время ожила она, взяв на воспитание младенца, и как снова и снова Алатырь побеждал, вымораживая душу человеческую. Смущаясь, Катя первый раз вслух проговаривает то, что терзало ее последние пару лет до встречи с Иваном: как тесно ей было в башне каменной, как обижалась она на вечно равнодушную мать, как хотелось ей другой жизни попробовать... как злилась она на саму себя, но не понимала того, обращая злость свою вовне. Рассказывает, как влюбилась в первого же живого человека, как закружили голову приключения... как скучает она по темному и жестокому колдовскому миру, и иногда - по матери, которую так легко назвала чужой в порыве бунтарства и в попытке хоть какие-то ответные чувства вызвать.
С каждым словом ей все легче дышится, все спокойнее - с детства забытое ощущение безопасности окутывает ее теплым коконом, словно не стоит она одна одинешенька на щербатых ступенях, камень обнимая. В какой-то момент Катя чувствует легкое прикосновение к волосам и резко отшатывается, распахивая глаза - но нет, Янгул все так же неподвижен и молчалив. Катя сжимает зубы и кулаки и уходит, оставляя свечи гореть - это бессмыслица, но ей не хочется оставлять Янгула в темноте.
Она приходит сюда все чаще - в селе делать ей нечего, чужая она там. Иван знает, что она в каменную башню бегает, но не мешает - опасности там теперь никакой нет, а Катя выглядит повеселевшей, так что он спокойно погружается в работу, возвращаясь затемно и порой сутками не видя жены. Он пропускает тот момент, когда Катя перестает хотя бы делать вид, что все у них хорошо. И эта Ванина слепота становится для нее последней порванной нитью из той веревки, что когда-то связала их, казалось, навеки. Она собирает немногочисленные пожитки, берет еды на пару дней и уходит, оставив записку на супружеской постели.
На этот раз она не рассказывает Янгулу ничего. Она смотрит на него требовательно и отчаянно и приказывает вернуться к ней, а когда приказ не срабатывает - просит, умоляет, упрекает в нарушенном обещании, срывается на крик под конец... она кричит: “Я люблю тебя! Тебя люблю, Янгул, тебя я люблю, тебя, с тобой останусь”, - но чуда не происходит, не меняется ровным счетом ничего, и Катя срывает голос, размазывает слезы по щекам, и опускается на пол, обнимая каменные ноги, и долго еще всхлипывает и неразборчиво шепчет признания, и просьбы простить ее, и обещания все исправить, прежде чем засыпает.
Просыпается она от холода. Поднимает голову и замирает, наткнувшись на взгляд матери. Каменная Княжна сидит на ступенях чуть выше нее, прямо в роскошном своем парчовом платье на грязных холодных ступенях, и смотрит на Катю задумчиво. Катя неосознанно жмется ближе к Янгулу и вызывающе вскидывает подбородок, дрожа то ли от холода, то ли от шока - больше года они не виделись, и ни одной весточки Княжна не послала - ни дочери своей приемной, ни родной матери, и что говорить или делать, Катя не знает. В предпоследнюю их встречу Каменная Княжна пыталась саму Катю камнем сделать, а в последнюю - оживила, чтоб ее смертью Ване грозить... не лучший способ проявления родительских чувств. Сейчас, однако, она не предпринимает ничего, только улыбается грустно, всё так же молча глядя на дочь.
- Зачем ты здесь? - спрашивает, наконец, Катя.
Княжна качает головой:
- Зачем ты здесь?
- Это не твое дело! Тебе никогда не было интересно, что я делаю, к чему теперь начинать, - Катя не хочет дерзить, но обида вырывается наружу, и еще это ее способ быть сильной, когда сил никаких нет - а это именно такой случай.
Мать вздыхает и опускает глаза. Катя напряженно ждет ответа, не шевелясь, и почти не дыша. Наконец Княжна отвечает.
- Двести лет эта башня была моей тюрьмой и моим домом. Мне известно все, что здесь происходит. Даже если я далеко отсюда. Так было всегда, и так будет всегда, покуда бел-горюч камень Алатырь не потеряет свою силу.
Катя хлопает глазами, не сразу понимая, что это значит, и машинально уточняет:
- Но ведь заклятье было снято...
- Лишь та его часть, где говорилось о власти над миром.
- Значит, ты...
- Большая часть моей силы осталась при мне, да.
И тут до нее, наконец, доходит: все, что она делала и говорила здесь в последние недели - всё это известно матери. Щеки заливает алым, и сердце бухает в груди, и Катя сейчас очень хочет стать таким же камнем, как Янгул, чтоб не встречаться более взглядом с госпожой каменной башни... но все, что она действительно может - это зажмуриться и спрятать лицо в ладонях. В висках стучит так, что больше не слышно ничего, поэтому для нее становится неожиданностью теплое прикосновение к плечу. Когда она открывает глаза, то обнаруживает, что Каменная Княжна, гроза окрестных деревень и единожды - самая могучая колдунья в мире... мать обнимает ее, неловко и как-то даже робко. Точно так же, неумеючи, делал это когда-то Янгул, и от этого узнавания у Кати обрывается что-то внутри, и она смеется - истерично, захлебываясь, но не пытаясь вырываться - и мать не отпускает и укачивает ее, пока смех не переходит в рыдания, и не стихает наконец.
- Я думала, ты ненавидишь меня, это было бы разумным - шепчет Княжна, и Катя мотает головой, слыша в голосе матери невыплаканные слезы и горечь.
- Прости меня, Катюша, доченька. Прости.
Катя обнимает ее в ответ и не думает ни о чем, пока не натыкается спиной на твердую каменную коленку. Она вырывается из объятий матери и умоляюще смотрит на нее.
- Янгул, он... ты сможешь снова сделать его живым?
Княжна встает, расправляет юбку и спрашивает, очень серьезно спрашивает:
- Ты хочешь, чтоб я вдохнула жизнь в камень? Ты хочешь жить с тем, кто не сомневаясь, прыгнул бы со скалы по приказу, не чувствуя при этом ничего? Еще не поздно вернуться к Ивану, он простит и примет тебя. Подумай, Катя.
Катя встает и прямо встречает взгляд матери - по крайней мере, здесь ей не в чем сомневаться.
- Пожалуйста, - просит она, - пожалуйста, пусть он вернется. Даже если не со мной, пусть живет.
Княжна молча смотрит на нее, будто выжидая чего, и Катя продолжает:
- Не был он каменным. Не знаю, отчего так, но уверена - сердце в нем билось настоящее, живое. Не как у остальных ардар. Янгул не раз это доказывал. Сними заклятье.
Княжна вздыхает и улыбается.
- Чему быть, того не миновать, - говорит она и взмахивает рукой, отправляя волну ярко-рыжих и еще, почему-то, зеленых искр по направлению к каменной статуе.
Катино сердце пропускает удар и сжимается, когда сияние слепит глаза, на миг скрывая от нее любимого. А потом он шумно вздыхает и камнем падает на пол - но теперь это лишь фигура речи, а не констатация факта. Катя кидается к нему и обнимает, встревоженно глядя то на судорожно глотающего воздух Янгула, то на мать. Та поясняет.
- Не волнуйся, это просто слабость. Скоро пройдет. Он был изначально человеком - я сняла все заклятья.
Она ушам своим не верит и хочет знать больше, но слышит тихое “Катя?” - и забывает все вопросы.
- Янгул, - шепчет она, - я здесь, все будет хорошо, ты только подожди...
Он обнимает ее непослушными руками - а они теплые, и Катя замирает, жадно впитывая это тепло, - и крепко прижимает ее к себе, и она слышит, как размеренно бьется сердце Янгула. Каменная Княжна тактично удаляется, оставляя им хотя бы видимость уединения.
- Катя, я слышал всё...
- Что?
Ей так хорошо сейчас, и так много случилось всего, что голова кругом, и что за “всё” Янгул имеет в виду, ей непонятно вовсе, да и не слишком интересно в данный момент. Но он поясняет, и наверное, это важно, так что она честно слушает и старается понять.
- Я не был по-настоящему мертв. Мог слышать и видеть, что происходит... Каменная Княжна никогда не считала смерть достаточным наказанием за ослушание.
Она отстраняется и смотрит на него, и взгляд ее - смесь боли, вины и сострадания.
- Ты... всё это время? Один?
Он кивает и притягивает ее обратно к себе.
- Прости, я не мог выполнить твою просьбу. Ты сильнее меня. Всегда была.
Катя совсем не чувствует себя сильной, прижимаясь щекой к теплому - с ума сойти, теплому! - плечу и пытаясь вспомнить, сколько раз она плакала и что успела наговорить Янгулу за последние недели. Зато она чувствует себя до одури счастливой и легкой, как пушинка - будто на земле ее сейчас удерживают только знакомые жесткие ладони лучшего воина Каменной Княжны. Она трется лбом о его шею и шепчет:
- Я люблю тебя. Люблю тебя. Не буду больше бегать, не хочу... ты позволишь мне остаться?
И она знает - даже сейчас знает - что не будет просто, и не будет легко, и что непонятно, куда им дальше деваться, и нет гарантий, что не разойдутся они спустя еще год - Катя вообще теперь слабо доверяет себе в таких делах. Но прямо сейчас, в данный конкретный момент, ей важен лишь ответ Янгула, а остальное... а с остальным они справятся. И он отвечает ей серьезно и весомо:
- Я не сумею еще раз дать тебе уйти.
