Глава 1С годовой годовщиной нас, Дашк:)
_____
On your way you will see, that life is more than fantasy.
Take my hand, follow me…
Modern Talking, «You can win if you want»
– Давай, Гермиона, соглашайся – мы же втроем точно не сыграем! – Рон уже десять минут уговаривает меня поиграть в квиддич с ним, Гарри и Джинни.
– Но, Рон, я тебе повторяю: я не знаю правил. Как я могу играть? – ну да, предлог совсем не убедительный. Но не признаваться же Рону, что после окончания уроков полетов на первом курсе я к метле и близко не подходила? Максимум – брала в руки обломки Гарриного «Нимбуса».
– Да ну их, эти правила! У нас команды всего по два человека будут, охотник и вратарь, тут и знать-то ничего не надо, – он отмахивается от меня, как от мухи. А я все еще пытаюсь уцепиться тонкими лапками за невесомый тюль, чтобы не взлететь испуганно от взмаха его руки.
– Рон, у нас столько новых учебников, я хочу их прочитать! – если все его братья поголовно заняты кто чем, почему я-то должна страдать?
Скрестить руки на груди, закинуть ногу на ногу, выразительно посмотреть на список учебников, гордо вздернуть нос – и есть надежда, что Рон Уизли бросит свои попытки заставить меня играть и пойдет уже вместе с ребятами.
Но Рону, похоже, действительно совершенно не важны мои желания и мои методы борьбы с его желаниями. А иначе он не развернул бы меня за плечи лицом к себе и не посмотрел бы в глаза, как Цербер на непрошенного гостя. А глаза у него голубые-голубые, как летнее безоблачное небо. Правда, сейчас они постепенно темнеют, становясь цвета моей васильковой футболки.
– Гермиона, учебники – и новые, и старые – читают в процессе о-бу-че-ни-я, а не на каникулах. А ты их в первую же неделю наизусть заучишь, – а вы когда-нибудь пробовали смотреть на темно-голубую воду озера или моря, когда она плещется у ваших ног, и не чувствовать, как кто-то невидимый вас словно гипнотизирует, и не пытаться оторвать взгляд от волн? Постарайтесь воспротивиться своим чувствам и отвернуться – уверяю вас, не выйдет.
– Но я хочу сейчас! – честное слово, мне стыдно за свой жалобный комариный писк. Даже муха жужжит, а не издает какие-то невнятные фальцетные звуки.
– Сейчас, – он делает ударение на этом слове, и мне кажется, что за этим последует угроза, – мы идем играть в квиддич, а потом, вечером, – ты читаешь учебники, – он хмыкает, но продолжает пристально смотреть на меня. А по краю радужки у него темно-голубой ободок. Я сдаюсь.
– Ладно, Рональд, можешь считать, что ты меня уговорил, но если в школе у меня будут из-за этого проблемы…
Он закатывает глаза и за руку тянет меня из гостиной к выходу. А я даже не пытаюсь сопротивляться – тюль уже убрали.
Я щурюсь от яркого августовского солнца и закрываю лицо свободной ладошкой – перед глазами сразу становится темнее. Сквозь пальцы видно лишь две нетерпеливо подпрыгивающие вдали фигурки да кусок рыжей шевелюры Рона, воинственно шагающего впереди. Я чувствую себя собакой на поводке. Наверное, надо было прихватить кепку – солнце сильно печет голову, кажется, что волосы вот-вот начнут плавиться. Кошмар какой-то – сейчас бы в озеро, а не в жаркий, наполненный какими-то мошками и пропитанный солнцем воздух. Жаль, что на каникулах нельзя колдовать.
Джинни хихикает, глядя, как я с видом мученицы плетусь за Роном, и даже Гарри не сдерживает ехидного смешка. И ты, Брут. Я хмуро кошусь на них обоих – быстро сбежать обратно, когда Рон отпустит мою руку, будет высшим проявлением трусости, или все же простительно?
«Отличница и умница Гермиона Грейнджер позорно бежит от глупой, не требующей умственных затрат игры». Заткнись, совесть.
Гарри, широко улыбаясь, протягивает мне метлу, и я с тяжелым вздохом спрашиваю, что мне надо будет делать.
И нечего так истерически ржать! Не все тут прирожденные игроки, между прочим! Придурки.
– Короче, смотри, – спасибо, Джинни, вот кто тут настоящий друг, – настоящего квиддичного поля у нас, конечно, нет, поэтому границы мы определяем деревьями. Например, ты в команде вот этого дерева, – она машет в сторону высокой сосны, – значит, ты должна сделать так, чтобы мяч, который забрасывает кто-то из другой команды, не вылетел за дерево. Представь, что от него как бы стенка такая тянется, – на первый взгляд все не так уж и сложно. – И тебе надо свой мяч закинуть за дерево противников, – а вот на второй уже гораздо тяжелее. – Поняла?
Киваю, думая – что-что, а уж забрасывать мячи придется не мне. А повисеть в воздухе рядом с деревом и поизображать бурную деятельность я точно смогу.
– Нас четверо, значит, две команды по два человека, – подхватывает инициативу Гарри. – Я с Джинни, ты – с Роном.
Точно не придется. Рон – он же такой шумный, такой подвижный, он совершенно точно будет забивать, а не ловить, несмотря на то, что в команде он – вратарь. Ну, правильно – места охотников были заняты. Наверное, если бы я сейчас говорила, мой голос звучал бы, как жалкий лепет. Гермиона Грейнджер, поздравляю, ты – трусиха.
– О, отлично, – Рон хлопает меня по плечу, и мне приходится уничтожающе на него посмотреть. Ну, это я думаю, а точнее – даже надеюсь, что уничтожающе. Боюсь, как бы я не смахивала на флоббер-червя: шансы-то на это ого-го какие. – Значит, Гермиона, я вратарь, ты – охотник.
До меня не сразу доходит смысл сказанного.
– Но Рон! – попытка не пытка, а я должна подать протест! – Почему ты вратарь? Может, я хочу?!
– Но Гермиона! – у него хватает наглости меня передразнивать. Хорошо хоть, соизволил сменить тон. – Я же за вратаря в команде играю, мне каждая тренировка важна. Да ладно тебе, охотником играть даже прикольнее, вот увидишь.
Да какая разница – что прикольнее, а что нет! Главное – вратарь явно в большей безопасности.
– Тебя же никто не собирается сваливать с метлы, – многообещающе говорит Гарри. Джинни, улавливая мой взгляд, благоразумно молчит.
И почему я себя так неуверенно чувствую исключительно в непосредственной близости от метлы? Ни у Рона, ни у Гарри и мысли не возникает поспорить, когда я исправляю ошибки в их работах. Рон так вообще покорно кивает, честно слушает, переписывает, и, иногда мне кажется, даже что-то запоминает. Любо-дорого смотреть.
– Ладно-ладно, давайте уже начнем.
Ничего, вот приедем в Хогвартс, я вам отомщу. При первом же домашнем задании.
Перекидываю ногу через метлу. Может, еще не поздно убежать? Оглядываюсь на взлетающего Рона и понимаю – поздно.
Рон замирает где-то неподалеку от нашей сосны, мне же приходится лететь на середину поляны. Джинни смеется, солнце ласково целует ее в лицо – кажется, что на нем сейчас начнут появляться веснушки, как первые листочки по весне на деревьях, и светлая, почти белая кожа превратится в солнечно-золотисто-оранжевую. Джинни высоко подбрасывает мяч, он устремляется к облакам, рассыпанным по небу, словно сахарная пудра, падает вниз, и я, неожиданно для себя, ловлю его. Что ж, в школе приходилось каким-то образом иметь по физкультуре не ниже «В», а лучше – «А».
Я несусь к Гарри, сжимая под мышкой самый обычный мяч, и пытаюсь не обращать внимания на догоняющую меня Джинни. Ветер свистит в ушах, перепутывает между собой прядки волос, обдувает лицо, а впереди – самое главное – забросить мяч и не упасть с метлы. Крепко сжимаю правой рукой древко и отвожу назад левую, удерживая в ней мяч кончиками пальцев. Но существует закон Мёрфи – и он стремительно падает вниз, а там его уже подхватывает Джинни и мчится к нашему с Роном дереву! Не знаю, каким образом, но она открывает счет!
Я, конечно, понимаю, что это наша команда и все такое, но сдержать злорадную ухмылку почему-то не получается – я предлагала свою кандидатуру на место вратаря! Рон в ответ показывает язык. Фу, совсем как маленький.
Каким-то чудом ловлю выпавший у Джинни мяч и снова лечу к их с Гарри дереву. Джинни вмиг оказывается рядом, подлетает со стороны и врезается в меня! В попытке удержаться на метлах мы обе вцепляемся в мяч и хохочем, как сумасшедшие, я невольно вспоминаю слова Гарри о том, что меня никто не собирается сбрасывать с метлы, а Рон – я точно знаю – закатывает глаза и перебирает весь гардероб Мерлина.
Гарри сурово кричит:
– Пенальти! Обе команды! Джинни первая!
– Вот так Гермиона играет в квиддич, – глубокомысленно изрекает Рон, вызывая новый приступ смеха.
Бросить суровый взгляд в его сторону.
Я отлетаю в сторону, чтобы не мешать Джинни, чтобы мы снова не врезались друг в друга. Она почти ложится на метлу, а приближаясь к нашему с Роном дереву, резко выпрямляется и кидает мяч. И Рон бросается ему наперерез и отбивает его ногой прямо мне в руки.
Я широко улыбаюсь и лечу к середине поляны. Гарри изображает подобие свиста, Джинни парит рядом с ним и заливисто смеется, отбрасывая назад длинные рыжие волосы и украдкой смотря на него. Осторожно лечу вперед, заношу руку с мячом и – о чудо! – забиваю гол, пока Гарри отвлекается на поддразнивающую его Джинни.
– Это все ваши девчачьи штучки, сговорились тут! – возмущенно вопит он, Джинни хитро мне подмигивает, и уже даже Рон не сдерживает смеха. Из сада, наверное, сбегут все гномы без дополнительной помощи – так громко мы хохочем. А я смотрю на солнце, на небо, голубое-голубое, как глаза Рона, чувствую ветер, дующий на лицо, – и меня с головой накрывает ощущение счастья, мне кажется, что я – большой васильковый воздушный шарик и хочу взлететь выше, к солнцу, протянуть ему, знакомясь, руку, пожать его яркий желтый лучик – здравствуй, солнце! – и снова умчаться вниз, рассекая воздух и ни о чем не думая. Мерлин, как же здорово!
Мы спускаемся вниз, чтобы немного полежать на согретой солнцем траве. Солнце уже садится, махнув на прощанье лучиком, и небо потихоньку становится рыже-розового цвета. Мои ноги устало ноют, словно я бежала километровый кросс, кажется, что в них вонзают тысячи иголок; болят руки, как будто мы не в квиддич играли, а таскали свои хогвартские чемоданы. Но я лежу на теплой, шелковой траве, смотрю на полосатое розово-оранжево-голубое небо, чувствую, как тонкие травинки щекочут уши, слышу, как, смеясь, переговариваются Рон, Гарри и Джинни, как издалека сердито зовет нас к ужину миссис Уизли, и я – счастлива.
Оклик миссис Уизли звучит уже гораздо громче, но так не хочется вставать и куда-то идти. Честно – спала бы здесь, на свежем воздухе, лежа на мягкой траве, смотрела бы на жемчужные звезды и о чем-нибудь мечтала.
Недовольно ворча, мы встаем, берем метлы и в наступивших сумерках медленно плетемся к сараю – убрать инвентарь, так сказать. И так же медленно, пошатываясь, добредаем до дома. Скидываем кроссовки – и мы с Джинни босиком шлепаем по теплым деревянным ступенькам наверх. Спотыкаюсь – кажется, что ноги уже совсем не держат, а водить рукой по пергаменту я не смогу как минимум неделю. И, когда Джинни уже открывает дверь своей комнаты, а я все еще копаюсь на лестнице, меня нагоняет Рон и шепчет в самое ухо, почему-то обжигая кожу своим дыханием:
– Ну признайся – тебе же понравилось.
Оборачиваюсь. Он смотрит на меня, такой рыжий, такой веснушчатый, такой по-домашнему уютный, со взъерошенными волосами, в растянутой футболке со снитчем, со шкодливым выражением на лице и искорками смеха в глазах. И я, улыбаясь, киваю в знак согласия и для пущей убедительности выдыхаю:
– Очень.
Ну что с него взять?
