Крадущийся райвенкловец, затаившийся слизеринецГлава 1
И почему мне в башне не сиделось? Все из-за Рози… Ох, ведьмы, вам имя – вероломство! Говорит: «Хочу быть как твоя мама». А на деле как мама – это я. Видите, иду красть шкурку безвинно убиенного бумсланга. Хотя нет, не видите, здесь же ни нюхлера не видно. Вот опять! Да что ты будешь делать, споткнулся. Я тут скоро, как Гретель, дорожку выложу. Только мой путь отметят не хлебные крошки, которым неоткуда взяться в моих карманах, ведь я не какой-нибудь хаффлпаффец, чтобы булочки со стола таскать. За мной протянется цепочка капель крови, потому что я непременно расквашу нос, если сейчас же не найду злосчастную дверь. Вот скажите мне, наивному райвенкловцу, почему эти пещерные люди хотя бы ковровые дорожки не расстелят или, на худой конец, спортивные маты – на них падать не больно. Аскеты, бякоклешень их за ногу, сами небось по норкам сидят и в ус не дуют. Хотя, может, и дуют, кто их разберет? Только все знают, что Подземелья – далеко не туристический маршрут, и, чтобы соваться сюда ночью, надо быть или истинным гриффиндорцем, или сговорчивым райвенкловцем, попавшимся на крючок к очаровательной гриффиндорке.
Что характерно, до сих пор ни один призрак не встретился. Закон Мёрфи, он же закон подлости, в действии: когда не надо, от Пивза спасу нет, а сейчас как сквозь землю провалился. Я один, что ли, вышел полапать скользкие стены слизеринских нор? Кстати, почему скользкие? Фу-у. Даже думать не хочу, что это могло быть, а для райвенкловца не думать – воистину подвиг…
Ну, наконец-то! Вот она, родимая. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь обрадуюсь змее, как родной. А вот и обрадовался, и расцеловал бы, да сигнализация сработает – сначала пароль. Как там Джеймс учил? «Ш-пшш-шпш-сэшэс-пышыпс». Она что, обиделась?! Нет, в самом деле, показала язык и отвернулась. Так, попробуем еще раз: «Ш-пшш-шыпэш-сэшэс-пышыпс-с-с». Капризничает, приходится упрашивать нахалку: «Сс, шииииш» – что в переводе на гриффиндорский, «Салазарова су-у-у-женая, открывай, пока клыки целы» (хорошо, что змеи этого языка не знают). Лесть сделала свое дело, и меня пропускают… Хотелось бы, конечно, сказать, что в сокровищницу, но все относительно.
Больший порядок был только в пустом коридоре. Единственный в этом кабинете филиал хаоса, сиречь немытые чашки из-под кофе, расположился на столике перед камином между двумя старыми креслами – Мерлин, какая банальность, наверняка этот комплект по умолчанию входит в состав меблировки всех преподавательских кабинетов. Остальное находится в идеальном порядке, даже уродцы в банках, расставленные на полках вдоль стены, повернуты физиономиями к посетителю. Особого внимания заслуживает рабочий стол: красного дерева, с ножками о львиных головах и металлическими змейками, обвившими ручки выдвижных ящичков, в которых, как пить дать, есть двойное дно. Нда, ор-р-ригинальный выбор, ничего не скажешь. Действительно, помолчу, от василиска подальше, а то еще услышат.
О, вижу цель моего визита. Не хватает только мишени, отмечающей место для удара головой, и плаката: «Убей себя об стену – поспеши на встречу с основателем своего факультета». И я спешу, время не терпит, шкурка чахнет в разлуке с котлом №4 и основой для оборотного зелья. Осторожно кладу левую ладонь на ручку, в правой зажата палочка, тяну дверь на себя, петли предательски скрипят – противно, визгливо – слизеринские, сразу слышно. Замираю, жду звука шагов. Тишина. И только комар над ухом пищит. Игнорирую кровососа, крадусь в каморку, тянусь к заветной банке и… Оказывается, кровососов было два.
– Почему Люмос не зажигаешь?
– Ну, па-а-ап! Весь кайф обломал.
«Как можно так думать об отце? Это неуважение!» – наверняка возмущаетесь вы. И зря. Подумай я достаточно громко, чтобы отец «услышал», вы бы стали свидетелями его фирменной кривой ухмылки.
У каждого свои методы преподавания и поддержания дисциплины. Кто-то в кошку оборачивается на глазах изумленной малолетней публики, кто-то напускает туману в стеклянные шарики и в пустые головы студентов, а кто-то просто серьезно относится к своей работе. И пусть честят упырем, летучей мышью-переростком, змеем подколодным… да мало ли оболганных фольклором милых существ. Главное, чтобы котлы не взрывали и чаще свое серое вещество помешивали на медленном огне жажды мести злобному учителю – глядишь, прокипит и толк выйдет.
– Снова неологизмов нахватался. Вроде на приличный факультет попал. Нигде от этих гриффиндорцев спасу нет. Что надулся, как сфинкс на судоку? Признавайся, младшая Поттер подначила?
– Не подначила, а попросила. Ей Миртл все уши прожужжала о том, как ей скучно и как давно в ее туалете ничего не варили. Тебя, кстати, вспоминала, мол, восхитительно угрюмый юноша в обнимку с треногой для котла – до сих пор ее сокровенная девичья фантазия… Ладно-ладно, молчу, только не надо посыпать мою голову пеплом сожженного махаона – плохо же вымывается! Так вот, Миртл расписала Розе весь захватывающий процесс приготовления оборотного зелья и взяла ее на «слабо». Старо как мир, но ты же знаешь этих гриффиндорцев, – пытаюсь выразительно фыркнуть, но до отца мне далеко.
А он ухмыляется, бормочет: «Еще не хватало с Поттером породниться», – разворачивается, взмахивая полами домашнего халата, и уходит в спальню. Теперь можно спокойно брать то, за чем пришел, но уйти придется без ощущения удавшейся авантюры.
Скукотища. Пойти, василиска, что ли, поискать…
|