Глава 1– Ай! – Гермиона не смогла-таки удержать равновесие и упала прямо на большое зеркало, висевшее в ее профессорских апартаментах. Она вскинула руки в попытке защитить лицо от сотен осколков, которые должны были брызнуть во все стороны при ударе. Должны были, но не брызнули. Да и удара-то никакого не было. Девушка ощутила, как вместо гладкой стеклянной поверхности она окунается в податливую, немного упругую пелену – словно в воду – а потом и вовсе летит. Думая, что уж сейчас она непременно ударится прямо об пол, Гермиона сгруппировалась так, чтобы упасть на колени, но… пола тоже не было. Она продолжала лететь куда-то вниз, но то ли туннель был слишком длинный, то ли летела она не спеша, только наша героиня успела осмотреться вокруг – правда ничего не увидела из-за полной темноты – и даже попробовала принять более комфортное положение в полете. «Да, вот это полетела, так полетела! Интересно, куда же я попаду?» - Гермиона невольно подумала о том, что ее самая большая детская мечта – побыть хоть немного Алисой – начинает сбываться. И это, мягко говоря, не радует.
– Чертово зеркало! – бормотала она. – Кто ж знал, что оно такое обидчивое? Ну подумаешь, пообещала превратить в ночной горшок… Ну подумаешь, запустила туфлей… Меньше надо было обзываться! Да когда же этот дурацкий полет закончится?
Тут ей показалось, что впереди (или все-таки внизу?) кромешная тьма начинает рассеиваться и брезжит тусклый свет. «Что дальше? Золотой ключик, крошечная дверца и бутылочка с надписью «Выпей меня»? Хотя нет, я ведь в Зазеркалье, кажется».
Ключика не оказалось, как, впрочем, и дверцы с бутылочкой. Горе-путешественница приземлилась на что-то плоское и твердое, слава Мерлину, совсем не больно. Поднявшись с пола (а то, что она упала на пол, а не на потолок, можно было, кажется, утверждать с уверенностью) и отряхнувшись, волшебница принялась рассматривать место, в котором волею судьбы, а точнее, волею одного вредного зачарованного зеркала оказалась. Большая комната – или небольшая зала, сумрачно и неуютно. Странные блики на стенах… Гермиона вгляделась в необычные стены как следует и удивленно ойкнула: зеркала. Одни сплошные зеркала от пола до потолка. Наверное, целая сотня зеркал. Больше в помещении не было ничего. Не успела ведьма подумать, в какую же дыру забросила ее злобная волшебная стекляшка, как вдруг ощутила – не увидела, а именно ощутила каким-то шестым чувством - движение справа от себя. В комнате она была не одна. Девушка развернулась, собираясь встретить неизвестного или неизвестных лицом к лицу, и крик застрял у нее в горле. Прямо на Гермиону двигалась высокая, облаченная в черное фигура.
Первая мысль была: привидение! – но разум тут же напомнил, что привидения – существа прозрачные и бесплотные, а этот человек определенно не был ни прозрачным, ни бесплотным. На мертвеца он тоже не походил. Хотя должен был. Ибо вот уже почти два года как умер… Или все-таки нет? Северус Снейп, бывший учитель, декан Слизерина и директор Хогвартса, числившийся в списках павших в Последней битве под номером двадцать четыре, а в списках награжденных Орденом Мерлина под номером два (сразу после Гарри Поттера), стоял перед оторопевшей ведьмой с виду вполне живой и здоровый, даже страшных ран на шее не было видно.
Господи, что это? Фантом? Морок? Видение воспаленного сознания? А может быть, она упала, сильно ударилась головой, и теперь ей мерещится невесть что? Хотя Снейп, судя по всему, был удивлен не меньше. Зельевар пристально рассматривал ее, словно не веря глазам, а потом невесело усмехнулся и сказал, глядя куда-то в потолок:
– Если это шутка, то она крайне неудачна. Я полагал, что прошел уже все круги Ада, но, очевидно, ошибся.
– С кем вы разговариваете? – Гермиона вертела головой, силясь разглядеть невидимого собеседника мужчины.
– С дьяволом, с кем же еще? Кто кроме него мог так изощренно поиздеваться надо мной, осчастливив компанией гриффиндорской Всезнайки? Неужели вы уже умерли, Грейнджер?
– Нет! Надеюсь… Я не чувствую себя мертвой… если мертвые вообще что-нибудь чувствуют… значит, если я чувствую, то я жива… проклятье!
– Cogito, ergo sum… – задумчиво произнес Снейп и снова пристально посмотрел на бывшую ученицу. – Так какой же дьявол вас принес?
– Зеркало, чтоб ему лопнуть! Простое волшебное зеркало! – девушка не обратила внимания на то, как чуть заметно вздрогнул маг при ее словах. – Мы слегка… повздорили, я швырнула в него туфлей, а оно… оно меня засосало и выкинуло … сюда. А где мы, сэр?
– Добро пожаловать в мой персональный загробный мир, мисс Грейнджер. В моем случае так выглядит Ад.
– К-как за-загробный? – Гермиона нервно оглянулась, ожидая увидеть то ли полуистлевших мертвецов, то ли сурового бога с головой шакала, взвешивающего на весах человеческое сердце, то ли… Но вокруг были только зеркала.
– Что вас удивляет? Я ведь умер. Где же мне еще быть, как не в загробном мире?
– Я.. я представляла его иначе.
– Я тоже, – Снейп равнодушно пожал плечами.
– А вы точно умерли? – волшебница подошла поближе. – Вы не очень-то похожи на мертвого.
– Я помню, как умирал, – голос мужчины стал тихим. – Как моя жизнь уходила вместе с кровью, впитываясь в прогнившие доски Визжащей хижины… Я умер.
– Не может быть! Если это правда, то… то я… как я тогда смогла встретиться с вами? Я-то не умирала! О боги! А если… – Гермиона замолчала, потрясенная.
– Вы слишком эмоциональны для мертвой, мисс Грейнджер. Думаю, вам рано оплакивать себя.
– Профессор, пожалуйста, ущипните меня! Толкните, ударьте, сделайте что угодно, только докажите, что я живая!!!
Бывший директор Хогвартса схватил трясущуюся будто в лихорадке девушку и заставил ее замереть на месте.
– Успокойтесь! Вы живы. А сюда попали, по всей видимости, случайно. Возможно, вас притянула магия здешних зеркал… Вы ведь говорили, что оказались затянуты в зеркало?
– Да, – гриффиндорка ухватилась за руку мужчины как за спасительную соломинку. Странно. Его рука была теплой и мягкой. – И долго летела… падала… А зачем здесь зеркала?
– Они – мой личный Ад, мисс, – Снейп говорил почти равнодушно, но все же Гермиона смогла уловить в его голосе еле слышимые нотки горечи. – Каждое из этих зеркал – а их ровно сто одно – моя жизнь. Сотня моих жизней – таких, каких у меня не было в мире, в котором я умер. Каждое зеркало, каждая жизнь – это однажды сделанный выбор. И все они здесь. Я могу видеть их, но не могу прожить. Не могу изменить. Ничего.
Зельевар приблизился к одному из гигантских зеркал.
– Здесь, – он взмахнул рукой, – миром правит Темный Лорд, захвативший власть уже давно, еще в годы моей юности. Здесь не было никакого Избранного, здесь давно мертвы мои враги, а я, преданный своему господину Упивающийся Смертью, вознесен на вершину славы… Здесь я обладаю всем: властью, восхищением толпы, богатством, единственной женщиной, которую желал, которую отнял у врага, но не подчинил…
– Здесь, – он перешел к другому зеркалу, в противоположном конце зала, – я свободен. Здесь я никогда не становился клейменым рабом, избежал войска Тьмы и войска Света. Я – сам по себе, играющий на той стороне, где мне выгоднее в данный момент, использующий любой шанс, чтобы извлечь из него пользу для себя… Свобода. И пустота. Игра на лезвии ножа, чтобы не задохнуться от тоски…
– Здесь, – третье зеркало осветилось, и в его глубине Гермиона разглядела какие-то смутные фигуры, – я удержался на краю пропасти… Она, – по тому, как Снейп произнес это слово, девушка поняла: речь идет о Лили Эванс, – удержала меня. Здесь я смог назвать ее своей, был счастлив… недолго. Меня не запятнала Тьма, но я ежедневно проклинаю день, когда поверил Свету, когда поддался уговорам этой женщины, когда принял детскую привязанность за любовь всей жизни… Любовь прошла слишком быстро, и теперь мне и ей до конца дней предстоит мучить друг друга тупым равнодушием…
– А здесь, – глухо доносился его голос из глубины зала, – здесь Свет вновь проиграл Тьме, Избранный погиб, а я остался. Остался, чтобы изображать раболепие и преклонение перед воплощением зла, чтобы корить себя за то, что не выполнил ни одной клятвы… Чтобы возненавидеть всей душой и себя, и свою должность директора Хогвартса, и всех остальных, потому что рядом нет никого, кто мог бы успокоить демонов в моей душе… Сотня жизней. Сотня возможностей сделать правильный шаг – и ни одной не суждено было сбыться. Я вижу это каждый день уже… как давно я умер?
– Скоро два года… – ведьма была измучена его откровениями.
– Так мало? Мне казалось, прошла тысяча лет. Тысяча лет и сто жизней. Как скоро я сойду с ума, Грейнджер?
– Я… я не знаю, сэр.
– Я тоже. Впрочем, есть еще одно зеркало. Особенное. Вон там, за вашей спиной.
Гермиона обернулась, оглядываясь в поисках упомянутого предмета.
– Но оно… оно ничего не отражает! Оно просто черное.
– Верно. Знаете, почему?
– Потому что… потому что… в той жизни вас нет?
– Умница. Верно. Меня там нет. Уже нет. Это та единственная жизнь, которую я знал. И в которой умер. Это, теперь уже не моя, а ваша реальность, Гермиона.
– То есть, зеркало отражает наш мир?
– Нет. Я думаю, оно должно отражать ваш мир. Но я никогда не видел в нем ничего, кроме черноты. Очевидно, мне, мертвому, больше не на что там смотреть.
– Да прекратите же! Перестаньте! Перестаньте называть себя мертвым! Вы не умерли, ясно? Я не знаю, что это за чертово место, но я знаю, что я здесь и я жива, и вы живы! Слышите, ВЫ ЖИВЫ!
Волшебница схватила Снейпа за руку и со всей силы сдавила ее:
– Ну?! Вы чувствуете?
Мужчина пожал плечами.
– Это бессмысленно, Грейнджер.
– Ах, бессмысленно? – и тут же она ударила его со всего размаху по щеке. – И так бессмысленно? – за первой пощечиной последовала вторая. – И так?
И, не дожидаясь ответа, налетела на Мастера Зелий, хватая его за плечи, притягивая к себе, и грубо, жадно впилась в его рот. Никакой ласки, никакой нежности, только ярость, злость и неистовство. Неожиданно Северус дернулся, как от боли, и оттолкнул от себя словно сошедшую с ума девушку.
– А теперь? – тяжело дыша проговорила она. – Теперь-то ты чувствуешь, что жив?
Профессор отрешенно провел пальцами по губе и вздрогнул, когда увидел на них следы крови:
– Всего лишь обман… иллюзия… еще одно отражение… – но в его глазах уже горел дикий огонь, лихорадочная, безумная жажда жить. Мужчина подошел и осторожно коснулся рукой темной гладкой поверхности. – Кто знает, может быть там… с той стороны стекла все могло бы быть по-другому… Но эта тюрьма надежнее Азкабана. Возврата не будет. Увы, мисс Грейнджер.
Гермиона, стоящая теперь за спиной Снейпа, открыла рот, чтобы возразить, что он не прав, что выход должен быть… и тут понимание обожгло ее: вот он, выход. Прямо перед ними. Она не могла сказать, откуда в ней взялась эта уверенность, но знала: темная бездна зеркала – их единственно возможный путь в настоящий мир. И она что было сил толкнула профессора в спину и, падая вслед за ним, навалилась на него всем весом, чтобы не дать ему шанса удержаться, выпрямиться и навсегда отрезать себе дорогу назад.
Зазвенело стекло. Девушка успела заметить, как брызнули во все стороны осколки, как заплясало в остатках зеркала изломанное отражение, прежде чем мгла сомкнулась над ней и ее учителем.
Она пришла в себя почти сразу, распахнула глаза и судорожно всхлипнула, увидев вокруг знакомые очертания: бледно-зеленые обои своей хогвартской комнаты, стул с ворохом одежды, лампу с золотистым абажуром на прикроватной тумбочке, шипящего и выгибающего спину рыжего кота, книги, сложенные на полу аккуратной стопкой. Слева раздался резкий, похожий на крик выдох. Северус Снейп, живой и почти невредимый – мелкие царапины не в счет – стоял на коленях и хватал ртом воздух, словно силясь что-то сказать. Гермиона подползла к зельевару, пребывающему в шоке, и, не стесняясь, прижалась к нему, обнимая. Он снова дернулся, но не отстранился. Только бессильно опустил голову ей на плечо. Ее шепот был сбивчивым и горячим:
– Вот видишь, я говорила… вот видишь… ты живой… и все получилось… и все еще получится… я тебе обещаю, ты не пожалеешь… я буду рядом, если захочешь… и можешь называть меня всезнайкой, я не обижусь… теперь все будет по-настоящему… никаких иллюзий, только настоящее…
Так она шептала и гладила его по голове, и целовала в макушку, и слушала прерывистые шумные вздохи, и чувствовала биение его сердца, и понимала, что в ее жизни еще не было звука радостнее.
И зеркальная гладь бесстрастно отражала их, только что заново вошедших в мир.
