Когда ты уходил…

Глава 1

***
Когда ты уходил… Почему-то в голове без конца вертится эта дурацкая строчка, то ли услышанная в какой-то песне, то ли прочитанная в книге, а, может, придуманная мной. Неважно. Теперь уже всё неважно. Так вот, когда ты уходил – я помню тот день так ясно, будто это было вчера – за окном, вопреки всем законам жанра, стояла невероятно, до отчаяния, солнечная погода. Если раньше я и представлял себе твой уход, то мое воображение рисовало эту картину в самых мрачных тонах: буря, ураган, цунами и наводнение были ее непременными атрибутами. Вот, что значит стереотипность мышления, не раз служившая поводом для твоих насмешек.
Твои насмешки… твоя неповторимая ирония, переходящая в тонкий сарказм – порой казалось, что именно в них и состояла вся суть твоей любви ко мне. В самые сокровенные минуты наших свиданий, когда меня неизбежно тянуло на столь ненавистный тобой пафос, одного твоего взгляда или короткой, но меткой фразы было достаточно, чтобы прервать этот мой неуклюжий и неуместный поток красноречия. Тогда я обижался, словно маленький ребенок, предъявлял какие-то претензии, жаловался на свою горькую долю, ныл, ныл, ныл. Ты театрально вздыхал, устало закатывал глаза и молча, терпеливо выслушивал до конца мои тирады.
…Когда ты уходил, я был погружен в какое-то тупое оцепенение. Возможно, ты ждал от меня неких необходимых в тот момент слов, но я не нашел ничего лучшего, чем, запинаясь, промямлить:
- Драко… Твои сигареты… они на столе… Ты забыл их.

Воздух трещит от несказанных слов.
Сумерки – тень несвершенных шагов.
Мне не доплыть до чужих берегов
И не уйти из своих же стихов.
Единственные четыре рифмованные строчки, что я смог сочинить за всю свою жизнь. Они написаны как раз в тот самый пресловутый вечер после твоего ухода, на полу, в окружении опорожненных бутылок, где прежде находилось кое-что покрепче усладэля… Впрочем, ты всегда с презрением относился к этой «плебейской» привычке топить боль в вине.
Когда ты уходил, у меня не было ни сил, ни мужества поразмышлять о причинах
твоего поступка. Словно героиня одной популярной маггловской книжки, я дал себе слово «подумать об этом завтра». Похоже, это «завтра» наконец наступило. Что я могу сказать? Виновен, приговор обжалованию не подлежит. Теперь-то я понимаю, что своими несуразными действиями, а чаще бездействием, с маниакальным упорством и завидным постоянством, подводил к неизбежному финалу наши отношения, державшиеся лишь благодаря твоему терпению и хладнокровию.
Трудно сказать, что дало первый толчок к наметившемуся разладу. Быть может, мое желание не афишировать наши отношения, точнее, стремление как можно дольше скрывать нашу связь даже от самых близких друзей, оттянуть момент решающего разговора с ними. Не то, чтобы для тебя было так важно благословение Гермионы или Рона, разумеется, нет, но тебе претило мое малодушие.

– Поттер, даже будучи геем ты умудряешься оставаться закоренелым гомофобом. Мне это только кажется, или лицемерие на самом деле не входило в джентльменский набор качеств истинного гриффиндорца? – искусно скрывая раздражение за показным равнодушием, спрашивал ты, насмешливо приподнимая бровь в своей особой, столь любимой мною манере. – Ну, конечно же, мальчик-который-выжил боится не оправдать возложенных на него волшебным миром надежд?.. Боится отступить от канона поведения настоящего героя?
Да, это правда – действительно боялся. Но не того, в чем ты меня обвинял. Больше всего на свете я боялся проснуться однажды и не обнаружить отражающийся в твоих глазах рассвет, не увидеть напротив своего лица этих пронзительных, безнадежно серебристых глаз. Наверное, следовало сказать тебе об этом раньше... Чуткость, тонкость чувств и умение выражать эмоции никогда не были моими сильными качествами: я, в отличие от тебя, не обладал талантом подбирать правильные слова, соответствующие ситуации.
После твоего ухода я в полной мере ощутил точность выражения «гнетущая тишина». Я распахнул все окна в квартире, наивно полагая, что гвалт и суматоха беспокойного мегаполиса, бесцеремонно ворвавшиеся в прежде столь трепетно охраняемое от проникновения внешнего мира наше пространство, смогут заставить меня забыть о моей утрате. Я крушил всё вокруг с помощью магии и подручными средствами: разбивал, ломал, кидал, топтал – в своем безумном стремлении заглушить ставшее столь ощутимым безмолвие нашего жилища, отчаянием заполнившее мое сердце, стальными обручами сжавшее голову… Тщетно.
А сегодня – после стольких бессчетных дней существования по инерции, вскакивая с постели, едва услышав резкий звонок будильника, одеваясь, умываясь, чистя зубы и далее, по годами выработанному расписанию, на уровне рефлексов – я понял, что так продолжаться больше не может, что без тебя моя жизнь лишена смысла, сколько бы я ни убеждал себя в обратном… Вот почему я принялся за это письмо к тебе. Я не знаю, ответишь ли ты на него. Не знаю, простишь ли меня. Не знаю, сможешь ли вернуться. Мне известно лишь то, что, как бы избито это ни звучало, мой мир в один миг разлетелся на тысячу ледяных осколков – когда ты уходил…