Глава 1Он толком ничего не ел уже четвертые сутки.
Также он не пил и даже не предпринимал попытки уснуть. Просто отключался, когда сил бодрствовать попросту не оставалось. Время давно потеряло для него счет.
А причиной этому поведению была одна буква. Загадочная буква «Ф» в имени Альфреда Ф. Джонса. Всего одна, зато невероятно таинственная и не менее сильно интригующая.
Она мерещилась Канаде в изящном изгибе фонарного столба, он видел ее в переплетениях родных веток клена, он умудрялся замечать ее даже в сутулой походке заслуженных бабушек страны… Буква стала его идефиксом, наваждением, просто паранойей, которая захватила все мозговые центры, отвечающие за здравый мыслительный процесс. По ночам Мэттью пялился в потолок, по утрам пялился в тарелку со щедро политыми сиропом блинчиками, днем пялился в открытое окно гостиной, ну, а вечером неотрывно пялился на Кумадзиро, которому откровенно становилось не по себе и он спешил отвернуться от сбрендившего хозяина. Тогда Уильямс пялился в спину медведя.
Канада докатился до того, что некоторые страны, не привыкшие к овощному состоянию парня, начали замечать его, но сам Мэтт не видел этого в упор. «Кто ты?» − на несколько дней стало коронной фразой канадца, вопреки всем законам логики, касающейся данного мирового вопроса. Все его мысли были заняты лишь странной буквой «Ф», потому что Канада помнил, нет, он был просто уверен, что когда они были маленькими, никакого «среднего имени» у брата не было. Альфред Джонс был Альфредом Джонсом, без всяких там таинственных добавлений или приставок.
Юношу в основном заботило, в честь кого назвали брата и кто, собственно, это сделал, ведь второе имя не дается просто так. Тем более, он даже чувствовал себя неким козлом отпущения, являясь обычным среднестатистическим Мэттью Уильясом… Хотя выделиться – это так по-американски, что Канада не стал заострять здесь особого внимания.
Так вот, если спрашивать конкретно, кто засунул между «Альфредом Джонсом» загадочную букву, то ответ напрашивался сам собой – это сделал Англия. Больше просто некому. Являясь бывшим опекуном голубоглазого Героя, он вполне мог посамодейничать в свое время и внести лепту в жизнь Америки, как постоянное напоминание о том, что Новый Свет не жестяная банка, и открывался не консервным ножом. Представьте, сколько ненависти и унижения испытывает Джонс по сей день, стоит ему произнести целиком свое имя. Так…по-английски, быть вечной занозой в чужой заднице.
Но тут прослеживалась маленькая неувязочка и канадские аналитические способности терпели крах: Колумб был испанцем, а Альфред прямо-таки светился оптимизмом, стоило волшебному сочетанию из трех слов повиснуть в воздухе. Артур скрупулезен на факты и не станет приписывать себе то, что уже общеизвестно, дабы не позориться, а Америка никогда не выдавит из себя счастливую улыбку насильно, Канада знал это точно.
В конечном итоге, в десятый раз пролистав словарь английского языка в разделе «F», но, так и не придя к единому выводу, ибо казалось, что многое подходит под описание брата, Мэттью отправился прямиком к Англии. Туманный Альбион встретил его хмурыми тучами и промозглым дождиком, а мистер Киркленд горячим чаем и разведенным камином. И хотя Канада застал Артура в необычайно прекрасном расположении духа, его вновь постигло горькое опустошение, ибо Британия – Великий Британия! – который славился своими детективами, только беспомощно развел руками, мол «моя хата с краю, ничего не знаю». И повесив нос, украшенный съехавшими очками, удрученный Мэтт отправился обратно домой.
− Хэ-хэй, Мэтт, ты чего такой понурый? – Альфред как обычно сиял голливудской улыбкой, не забыв со всей дури хлопнуть Уильямса по плечу.
Канада только досадливо поморщился, ощутив дрожь в коленях от могучего удара по ослабевшему телу, поправил очки, и внезапно на него снизошло озарение: зачем мучиться и выяснять правду такими трудными путями? Зачем изводить себя понапрасну? Почему он раньше не додумался спросить напрямую? Чувствуя, как волна торжества поднимается из канадских глубин, отражаясь лихорадочным блеском в лиловых глазах, Мэтт судорожно сглотнул, готовясь к моменту триумфа. Америка, с опаской убрал руку с плеча брата, обеспокоенно вглядываясь в его болезненное лицо, которое пошло странными розовыми пятнами. Выглядел Уильямс таки невменяемо.
− Альфред, − дрожащим от нетерпения голосом тихо начал Мэтт, выдерживая паузу полную трагизма и предвкушения. – Откуда в твоем имени появилась буква «Ф»? Я точно помню, что ее не было.
− А? – недоуменно переспросил Джонс, потом напряженно нахмурился, но уже через мгновение, его звонкий смех громом обрушился на Канаду. – Братец, неужели ты сам не мог догадаться? Это ж Свобода и Независимость! Freedom!..
Мэттью испытал невероятное облегчение. А затем разочарование. Облегчение от того, что все кончилось, а разочарование, что все оказалось гораздо банальней, чем он ожидал услышать. Правда была логична и обоснована, но эта идея и так посещала ум Канады, а он отмел ее в самом начале, как самую простую и неинтересную. Но, по крайней мере, теперь можно было нормально поесть и выспаться.
Альфред продолжал что-то весело болтать, но купающийся в смешанных чувствах Мэтт, не замечал этого, равно, как и нервных ноток, звучащих в смехе брата.
*Несколькими часами позже…*
− Фух!.. – Америка плюхнулся в глубокое кресло и расслабленно вытянул ноги. – Спасибо, что не сказал ему, в честь кого я назван на самом деле.
В соседнем кресле сидел Артур, который держал в руках деревянные пяльцы и задумчиво смотрел на свою работу, прикидывая, сколько еще стежков ему понадобится сделать.
− Да не за что, − рассеянно ответил он, вытягивая нить с иглой из пестрой вышивки.
− Черт, и почему ты тогда проиграл Франциску в эту дурацкую карточную игру? – скуксился Джонс, подперев щеку кулаком.
− Ты же знаешь, что я никогда не был силен в баккара. Это чисто французское изобретение, оно меня не вдохновляет.
− Ага. А еще вы тогда были пьяные в хлам.
− Ну, и это тоже, − невозмутимо отозвался Англия, но его щеки порозовели. – Вы с Меттью очень похожи друг на друга, совсем как они, а тогда было Рождество и всем хотелось веселья.
− Ваше веселье обошлось мне боком! Не обязательно было спорить с Францией, чтобы назвать одного из нас в честь одного из них! – возмущался Альфред.
− Но вышло ведь неплохо, − Киркленд усмехнулся, перекусывая зубами нить у самой работы. – Свобода и Независимость, как ты хотел.
Америка страдальчески закатил глаза, подтянул ноги и встал. Спорить со стариком Британией было бесполезно, а он уже не раз поднимал эту тему и не раз получал отворот-поворот. Правда, раньше все оборачивалось скандалом, а сейчас беззлобным ворчанием Джонса и снисходительным отношением Артура к его негодованию. Засунув руки в карманы джинс, он не спеша направился к выходу из комнаты, но на самом пороге вновь обратился к Англии.
− Артур.
− М? – Англия запоздало оторвал взгляд от работы и вопросительно воззрился на младшего брата.
− Сними уже эти «бабушкины» очки, ты в них копия стрекозла, хоть в честь него называй, − с ухмылкой, Америка вышел в коридор, прежде чем Киркленд успел разозлиться.
Оставшись наедине с собой, Англия еще несколько минут сидел неподвижно, пусто смотря на свои руки, которые все еще держали пяльцы, а потом его губы тронула легкая улыбка. Стащив с носа тяжелые очки в роговой оправе, и усмехнувшись при взгляде на них, он отложил их в сторону вместе с работой, сладко потянулся в кресле и задумчиво протянул:
− Мэттью Романо Уильямс… Святая Инквизиция, я, действительно, подставил Альфреда! – и Артур беззаботно рассмеялся.
…и только одинокое, вопросительное итальянское «Пэ?..» вырвалось у Феличиано, когда он почувствовал, что его вспоминают.
