Райская птица

Глава 1

Название: «Райская птица»
Автор: rose_rose
Рейтинг: PG-13
Тип: гет
Пейринг: Ксенофилиус Лавгуд/Рита Скитер
Жанр: роман
Аннотация: время действия – пятая книга. В мартовском номере «Придиры» публикуется интервью, взятое Ритой Скитер у Гарри Поттера. А что остается за кадром?
POV Ксенофилиуса Лавгуда.
Отказ: все не мое, я только взяла поиграть
Комментарии: изначально был написан на Фест редких пейрингов по заявке "Ксенофилиус Лавгуд/Рита Скитер. И пусть в ее глазах ни капли правды..."


Она вошла в мой дом хмурым зимним утром. Уверенно и напористо – как и все, что она делает. Вспышка Летучего пороха – и вот она уже ступила на ковер и оценивающим взглядом окинула мою комнату.
- Великий Мерлин, ну и конюшня! – сказала она, не утруждая себя условностями.
Не могу не отметить, что это все-таки было преувеличением, - хотя я готов признать, что в комнате царил некоторый беспорядок, обычно сопутствующий моим занятиям. Когда Луна дома, мы следим за порядком вдвоем – и небезуспешно, но когда я один… Вокруг печатного станка, который занимает треть комнаты, лежали стопками нераспроданные экземпляры «Придиры» - не то чтобы у нас прямо-таки скапливались нераспроданные экземпляры, но прискорбные случаи бывают. На столике перед камином громоздилась охапка писем в «Придиру», наполовину разобранных, – я пол-утра потратил на то, чтобы разложить их по темам. За письменным столом я готовил доклад на международную конференцию по вопросам поиска утерянных магических артефактов, а это требовало обширных консультаций с источниками – каковые источники и заполнили собой большую часть пространства вокруг. За день до этого мой старинный друг – если мне будет позволено называть столь почтенного волшебника другом – Ньют Скамандер как раз прислал мне посылку из Бразилии с некоторыми интересными находками, включая несколько огненных слизней; полураспакованные ящики стояли у окна, и как раз в этот момент я совершенно некстати вспомнил, что после знакомства со слизнями забыл закрыть коробку… и тут – она.
Я посмотрел на нее и на секунду прикрыл глаза – такой яркой она мне показалась. Изумудно-зеленая мантия, золотистые кудри, бесконечно длинные ногти, покрытые алым лаком… оправа очков с этими… блестящими… стразы, кажется, называются.
Райская птица, сразу подумал я – до того напомнила она мне великолепный экземпляр Paradisaea guilielmi Cabanis. Райская птица.
- Доброе утро, мисс Скитер, - о том, что она придет, я, разумеется, знал из письма Луны. Но и без этого – кто из имеющих хоть какое-то отношение к печатному слову не знает Риту Скитер, внезапно исчезнувшую с первых страниц «Пророка» несколько месяцев назад?
- Лавгуд! Вас и не разглядишь за всем вашим барахлом. Может, вы наконец поможете даме раздеться? - сказала она, поводя плечами.
Я с трудом пробрался между стопками бумаг и книг и принял меховой палантин, который она, не оглянувшись, сбросила мне на руки. Потом она прошла к дивану и взмахом палочки очистила столик от писем – они упали беспорядочной грудой перед камином, и мои утренние труды оказались сведены к нулю. Мисс Скитер поглядела на меня поверх очков и щелкнула пальцами в воздухе.
- Что же вы стоите, Лавгуд? Вы же знаете, зачем я пришла? Интервью, Поттер, Сами-знаете-кто… Садитесь, - она царственным жестом показала мне на сиденье напротив, будто это она была здесь хозяйкой.
Я сел.
- Я, конечно, могла бы и не приходить лично, - продолжила она, зажигая длинную тонкую
сигарету и с видимым удовольствием затягиваясь. - Но мне было любопытно взглянуть, кому я отдаю свой эксклюзивный материал. Безвозмездно отдаю, прошу заметить. Я надеюсь, вы понимаете, насколько вам повезло. – Она взмахнула палочкой, призвав с каминной полки большую раковину Tridacna Magica – уникальный экземпляр, добытый у берегов Вануату, – и стряхнула туда пепел. Раковина недовольно щелкнула створками, едва не отхватив мисс Скитер палец. – Занятная у вас вещица. Да, так вот. Только осознание своего журналистского долга перед обществом заставило меня пренебречь собственной выгодой. В такую минуту мы, представители СМИ, не можем оставаться в стороне… Вы ведь меня понимаете?
Я подтвердил, что понимаю. А что еще мне оставалось делать?
Порывшись в сумке, она протянула мне пергамент.
- Прочтите. Я подожду. Я настаиваю, чтобы все редакторские правки были согласованы со мной.
Пока я читал ее интервью с Гарри Поттером, она курила одну сигарету за другой, продолжая стряхивать пепел в ни в чем не повинную Tridacna, отчего та все более яростно щелкала створками и даже сменила цвет на угрожающий фиолетовый.
Материал был отличный.
- Я – профессионал, - пожала она плечами, когда я сказал ей об этом. – Ну что ж, Лавгуд, удачи. Не забудьте прислать мне авторский экземпляр. – Она встала с дивана и сделала шаг в сторону камина. О том, что последовало за этим, я еще долго не мог вспоминать без горечи. Один из огненных слизней, с таким трудом добытых мистером Скамандером и присланных мне буквально с другого конца земли, по несчастной случайности оказался прямо на пути моей гостьи, и… В общем, происшествие было поистине трагическим. Пол полыхнул пламенем, а мисс Скитер упала на диван, сжимая руками лодыжку и оглашая комнату проклятьями, которых мне еще не приходилось слышать из уст дамы. С подобными выражениями, между прочим, следует быть осторожным: слова материальны, и употребляющий их без должного пиетета рискует навлечь на себя неожиданные последствия… но когда я – исключительно с целью ее успокоить – упомянул об этом, она зашипела на меня, будто кошка, а потом вдруг разрыдалась совершенно по-детски. Совсем как моя Луна, когда была маленькой.
Я уронил на пол тридакну и едва не наступил на второго огненного слизня, которого, казалось, привлекло место гибели товарища. Через две минуты я уже смазывал ее лодыжку целебной мазью, которую самостоятельно разработал на основе слюны Gernumbli, и отпаивал ее настойкой лирного корня. Но вскоре выяснилось, что происшествие с несчастным слизнем было лишь поводом – причиной ее рыданий были не столько физические страдания, сколько моральные.
- Мерлин, почему мне так не везет? - заговорила она, давясь настойкой и глотая слезы. – Я так больше не могу… меня просто преследуют несчастья! Думаете, я бы сюда пришла? Думаете, стала бы писать для вашего идиотского журнала? – эти слова она выкрикнула мне в лицо. Не могу сказать, что я был польщен, но в этот момент я думал прежде всего о том, чтобы ее успокоить. – Больше полугода без работы… вся карьера низзлу под хвост… из-за этой… сучки! - Я понятия не имел, о чем она говорила, и был в высшей степени озадачен. – А я так не могу! Я журналист! Мне нужно писать! Мне, в конце, нужно на что-то жить! А я сижу… прозябаю… и теперь вот… вынуждена писать… бесплатно!! Господи, какая гадость, какая гадость этот ваш лирный коре-е-е-ень!
Тут она снова разрыдалась, утратив способность изъясняться членораздельно. На то, чтобы привести ее в себя, ушло не меньше четверти часа. Из ее отрывочных реплик я постепенно понял, что по каким-то причинам – по каким именно, осталось для меня загадкой, - она была лишена возможности заниматься журналистским трудом в течение года, и это причиняло ей большие неудобства – как психологического, так и материального свойства. Сам не знаю, как я отважился предложить ей то, что предложил. Мне просто очень захотелось сделать для нее хоть что-то хорошее – сделать хоть что-то, чтобы она снова стала такой же яркой и уверенной, похожей на райскую птицу, какой была, когда только вошла в мой дом.
- Мисс Скитер, я знаю, что с моей стороны самонадеянно… но… если, как вы говорите, вы не сможете публиковаться еще полгода… может быть, вы согласились бы поработать в «Придире» помощником редактора – прежний помощник как раз уволился? Зарплата не очень высокая, но…
Она вытерла слезы, усмехнулась и закурила очередную сигарету. Только сейчас я заметил, что нескольких стразов в оправе ее очков не хватает.
- Хорошо, Лавгуд. Видит Мерлин, я в отчаянном положении, поэтому даже те гроши, которые вы мне предлагаете, будут как нельзя более кстати. Посмотрим, что мы сможем сделать из вашего… «Придиры».

* * *
И она взялась за дело. Приглашая ее, я не лукавил - мой помощник действительно недавно уволился, а сам я, честно говоря, был в этот период больше занят своими изысканиями, чем «Придирой»: у огненных слизней, которых мне прислал Ньют Скамандер (слава Мерлину, двое из них все-таки уцелели), начинался брачный период, из Финляндии поступали сведения о замеченных в лесотундре морщерогих кизляках, с французскими коллегами-криптомагоисториками мы вели переписку относительно наследия Основателей Хогвартса... Все это требовало неусыпного внимания, и я радовался, что «Придира» пребывает в умелых руках Риты Скитер.
Кроме того, признаюсь честно, очень скоро я начал находить удовольствие в том, чтобы просто наблюдать за ней. Она являлась через камин, немедленно закуривала сигарету, требовала кофе (от настойки лирного корня она после того единственного раза неизменно категорически отказывалась – как ни пытался я убедить ее в непревзойденных полезных свойствах этого средства), а затем начинала разбирать свежие материалы, расхаживая по комнате и отпуская язвительные комментарии. Не уверен, что в конечном счете мне удалось заполучить больше времени для своих научных занятий. Буквально через неделю после того, как она пришла ко мне в первый раз, я, проводив ее, заметил, что за все три часа не написал ни строчки своей статьи о загадке диадемы Рэйвенкло – хотя намеревался хорошенько над ней поработать, пользуясь тем, что мисс Скитер избавит меня от необходимости редактировать материал о коррупции в квиддиче.
Через три недели вышел свежий номер «Придиры» с ее статьей. Успех был небывалый! Честно говоря, я был поражен: ни одна публикация за все годы существования «Придиры» не вызывала такого ажиотажа – ни сенсационная (хотя и несколько размытая) колдография морщерогого кизляка, чудом сделанная одним путешественником в Лапландии, ни даже разоблачения вампиров в коридорах власти… Через пару дней весь тираж был раскуплен, и меня из разных концов Британии засыпали совами, требуя выпустить дополнительный.
Рита (про себя я уже начал называть ее так), разумеется, была рада. То есть она, по своему обыкновению, фыркала и говорила, что по сравнению с обычным уровнем «Придиры» любая мало-мальски здравая статья просто обречена на успех, но я видел, как горят ее глаза. Мне хотелось и как-то отблагодарить ее, и разделить радость от успеха нашего совместного предприятия, и я, обдумав и отвергнув несколько способов, в конце концов остановился на наиболее традиционном, пригласив ее в ресторан. Признаться, первоначально я едва ли рассчитывал на мероприятие более масштабное, чем рыба с чипсами и сливочное пиво в «Дырявом котле», но она тут же заявила, что мечтает побывать в «Magie blanche» - недавно открывшемся рядом с Диагон-аллеей французском ресторане – и у меня просто не хватило духу ее разочаровать.
Дальше передо мной встала сложная проблема. В последний раз я ходил с дамой на ужин, когда ухаживал за своей покойной женой, - и это было у мадам Паддифут. Говоря по совести, я понятия не имел, как себя вести – и даже во что одеться. После некоторых раздумий я остановил свой выбор на желтой мантии – да, возможно, выбор несколько неортодоксальный, но как нельзя более отвечающий случаю, ведь желтый цвет – цвет торжества. Несомненно, решил я, такая образованная женщина, как Рита, должна оценить символику цвета.
Открыв мне дверь, когда я аппарировал у нее на пороге, она на секунду замерла, а затем втащила меня за рукав внутрь и буквально зашипела:
- Вы с ума сошли, Лавгуд? На кого вы похожи?
- Простите?
- Вы полагаете, я отправлюсь в ресторан с гигантским ожившим желтком?
Я был смущен и озадачен. К счастью, Рита сменила гнев на милость и рассмеялась.
- Послушайте, ну нельзя же быть таким анахоретом. Вы, похоже, совершенно отвыкли от цивилизованного общества. На ваших международных парамагических конвенциях все так и одеваются?
- Да, - честно ответил я, вызвав новый взрыв смеха. Сама она в этот вечер вновь как нельзя более напоминала райскую птицу. И я с удовольствием отметил, что очки на ней были в новой оправе, еще более щедро усыпанной стразами.
Кончилось тем, что она взяв меня за руку, аппарировала со мной к мадам Малкин и заставила ту подобрать для меня «приличную выходную мантию, которая – ну, вы понимаете, сделает этого господина похожим на джентльмена».
- Во-о-от, - заявила она после сорока минут, проведенных в салоне, когда на мне оказались не только новая мантия, но и новые брюки, рубашка и ботинки, - вот, теперь вы похожи на человека, который достоин сопровождать меня в «Magie blanche». – Она умела говорить подобные вещи как-то так, что неясно было, всерьез она или шутит. На всякий случай я решил, что она шутит, и мы наконец отправились в ресторан.

- Послушайте, Лавгуд, - сказала она ближе к десерту, когда вторая бутылка шампанского была опустошена примерно наполовину, - я же вижу, вы нормальный человек. Ну, во всяком случае, не настолько ненормальный, каким вас считают. Неужели вы действительно верите в весь этот бред? Морщерогие кизляки, прости Мерлин, потерянная диадема Рэйвенкло, вампиры в правительстве… вся эта… парамагия, - последнее слова она будто выплюнула. И посмотрела на меня выжидательно. Пока я обдумывал свой ответ, она продолжила. – А «Придира» - слушайте, если бы вы захотели, вы бы смогли сделать из него конфетку. Мы бы смогли сделать из него конфетку. Вы же видите, какой эффект произвела одна единственная статья. Видит Мерлин, магическое общество давно нуждается в альтернативе «Пророку». Но то, в каком состоянии ваш журнал сейчас... смешно! «Как избавиться он мозгошмыгов», «Заклинания древних, зашифрованные в рунических надписях» - это же настоящий трэш, неужели вы сами не понимаете?
- «Придиру» мы основали вместе с Селестой. – Рита посмотрела на меня непонимающе. – Селеста. Моя покойная жена. Нет-нет, не извиняйтесь, она погибла уже давно, я могу об этом говорить спокойно.
Она посмотрела на меня с каким-то непонятным выражением.
- Так этот журнал вам дорог как память, что ли?
- Да. Нет. Понимаете… Мы работали вместе, но Селеста всегда умела… видеть. Нет, не в прорицательском смысле «видеть». Просто – видеть чуть больше, чем остальные. Чуть шире. И учила этому меня. Она любила цитировать одну фразу: «Есть многое на свете, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам»… это написал какой-то маггловский поэт, я его не знаю…
- Шекспир.
- Что? – переспросил я.
- Маггловский поэт – Шекспир. Я магглорожденная, и мой отец очень заботился о том, чтобы я была всесторонне образованной – в маггловском понимании этого слова. Поэтому – из-за того, что я магглорожденная, я имею в виду, не из-за образования, - меня не взяли в Слизерин, хотя мне всегда казалось, что это факультет с самым здравым подходом к жизни.
- И где же вы учились?
Она усмехнулась, затягиваясь очередной сигаретой:
- Вы не поверите. Хаффлпафф. Терпение и труд все перетрут. Так и есть, впрочем. Всего, чего я добилась, - я добилась своим трудом, вот этими самыми руками. И не верьте тем, кто скажет, что я спала с главным редактором «Пророка».
Я, кажется, покраснел. Во всяком случае, смутился – а она снова рассмеялась.
- Не обращайте внимания, я просто выпила уже порядочно шампанского. Так что про вашу жену?
- Она говорила, что в жизни должно быть место необыкновенному. Чуду. Что магия для нас, волшебников, - обыденность, но чудо – это нечто иное, большее, чем магия, и даже волшебникам необходима вера в чудеса. Не знаю, получается ли у меня объяснить… - я как-то растерялся. Трудно было облечь в слова то, что составляло самый смысл моего существования – с тех самых пор, как погибла Селеста. Рита снова прервала меня – на сей раз улыбаясь не насмешливо, а лукаво.
- Лавгуд, вы мне скажите одно: эти ваши морщерогие кизляки – они существуют на самом деле или нет? Только честно. Если нет, я никому не скажу.
Видит Мерлин, я прежде всего исследователь. И как исследователь я…
- Честно – не знаю. Но если допускать их существование, мир становится куда интереснее.
- Не понимаю, - засмеялась она. – Должно быть, слишком пьяна для такой софистики. Закажите десерт, Лавгуд. Я бы съела креп сюзетт.

* * *
Через несколько дней после того ужина она, сделав всю работу, задержалась у меня. Я сварил нам кофе, но она, по своей привычке, не сидела на месте, прохаживаясь по комнате и куря одну сигарету за другой. Будто райская птица перелетала с жердочки на жердочку.
- Это ваша жена, Лавгуд? – внезапно спросила она, беря с полки колдографию. На ней мы были сфотографированы втроем – я, Селеста и пятилетняя Луна. Десять лет назад. – Что с ней… случилось? Вы не возражаете, что я спрашиваю?
- Ничуть. Она погибла, испытывая заклятье, которое изобрела сама. Колдомедики ничего не смогли сделать. Это было пять лет назад.
- Вы очень ее любили?
- Да. Очень. – Я посмотрел на нее, она посмотрела на меня. – Но у меня осталась Луна. И «Придира»…
- …и морщерогие кизляки, и парамагические конвенции. Знаю.
- Моя Луна – чудесная девочка. Очень одаренная – поверьте, я говорю это не потому, что я ее отец. И она очень похожа на Селесту.
- Да, я имела честь встретиться с ней в Хогвартсе. Она действительно… особенная, - сказала Рита с какой-то непонятной интонацией. – А вы, значит, так пять лет и живете один?
- С Луной.
- Я не об этом, - встряхнула она головой.
Я кивнул. Я и сам не мог бы сказать, каким образом разговор принял столь… деликатный оборот. Впрочем, Риту он, кажется, ничуть не смущал.
- А говорят, на свете не осталось верности, - произнесла она своим обычным насмешливым тоном, подходя ближе. – Так и храните целибат все пять лет?
Я открыл было рот, чтобы объяснить, что слово «целибат» имеет несколько иное – точнее, совсем иное – значение, как вдруг она оказалась совсем близко ко мне и в следующую секунду я ощутил ее губы на своих губах. Я так растерялся, что, кажется, даже сам не понимал, что чувствую.
- Мисс Скитер… - проговорил я, когда она прервала поцелуй.
- О, Мерлина ради, Ксено, нам давно не пятнадцать! – сказала она грудным голосом. Мне нужно было что-то сделать, а она была очень близко, и… Мои губы вновь коснулись ее губ, и на этот раз я действительно ощутил это прикосновение, ее близость, сладкий вкус ее помады – и во мне отозвалось что-то, казалось, давно забытое и погребенное. Мы на мгновение оторвались друг от друга, и я увидел, как она прикрыла глаза и сделала один короткий вдох, - и в этот момент окончательно утратил способность к размышлению. Дальше все произошло очень быстро – нас бросило к друг другу, будто магниты, через пару секунд мы уже рвали друг на друге застежки мантий, я целовал ее губы, висок, изгиб шеи, повторяя ее имя: «Рита… Рита…»

* * *
Она приходила ко мне после обеда три раза в неделю, разбирала письма в «Придиру», правила очередную статью, курила, смеялась над моими занятиями – чем бы я втот момент ни занимался, пила кофе – а потом в какой-то момент ее взгляд неуловимо менялся, и это будто служило сигналом. Все внешнее, условное, наносное спадало с нас вместе с мантиями. Я знал, кто передо мной, я не забывал этого ни на минуту – Рита Скитер, скандальный репортер, акула пера, безжалостная к героям своих материалов, но в эти моменты я видел ее другой – и мне казалось, что эта другая была настоящей. Она не была красавицей… точнее, для меня она была красива, но я видел ее несовершенства – седые нити, иногда просвечивавшие в золотистых локонах, морщинки у глаз, складочки… и именно такой – несовершенной – она мне нравилась. Я не смогу объяснить лучше. Я целовал мочку ее уха, оттянутую крупной золотой сережкой, ее маленький коричневый сосок, уголок ее губ, все по очереди пальцы на ее аккуратной ступне; я видел, как она закусывает губу, как по ее лбу сползает капелька пота, как она закуривает сигарету после… это все было так бесконечно трогательно, что я буквально сходил с ума от нежности и желания. Моя девочка. Моя райская птица.
Она не была похожа на Селесту – ничуть. Даже внешне трудно было бы вообразить двух более непохожих женщин, чем Селеста – тоненькая, вечно юная женщина-подросток, остававшаяся такой даже в сорок лет, и Рита с ее женственными изгибами и пышной грудью. Но внешнее несходство казалось незначительным по сравнению с несходством внутренним. Селеста светилась спокойствием и гармонией, Рита же была тщеславной, самовлюбленной, часто – мелочной, порой – откровенно вульгарной. Я видел и это. Но она была живой – возможно, именно благодаря всем своим недостаткам. Живой, как сама жизнь. Она цеплялась за свое место под солнцем всеми десятью коготками, неизменно выкрашенными ярчайшим лаком, - и энергия, бившая в ней ключом, заставляла мир послушно ложиться ей под ноги.
Чувствовал ли я вину перед Селестой? Нет. Я не стал любить ее ни на йоту меньше. Селеста оставалась Селестой, Рита была Ритой. У каждой из них было свое место в моем сердце. Селеста когда-то научила меня и этому: для каждого человека – своя любовь, отдельная, целая и совершенная. Я знал, что Селеста поняла бы меня, - точнее, знал, что она меня понимает, потому что никогда не переставал ощущать ее присутствие, никогда не верил в то, что нить, связывавшая нас, оборвалась.

* * *
- А ты не хочешь… остаться? – спросил я однажды, когда она одевалась. Вопрос прозвучал совершенно неожиданно для меня самого, как и все остальное в этих отношениях. В наших отношениях. Наверное, это и было то, что Селеста называла «волной». «Лови волну, - говорила она. – Лови волну, и все получится само собой».
Рита обернулась на меня и подняла брови. Наверное, мне надо было что-то сказать, но волна внезапно отхлынула и оставила меня без единого слова на языке. Она усмехнулась.
- Я обдумаю твое предложение, Лавгуд.
Когда она ушла, я покормил огненных слизней (надо сказать, за четыре месяца они значительно подросли и теперь периодически искрили огнем без всякого постороннего воздействия), приготовил настойку лирного корня и уселся перед камином почитать письмо из Франции, которое принесла мне сова. Но его содержание упорно избегало моего сознания. В конце концов я отложил листки и просто уставился в камин, пытаясь понять, что именно не дает мне сосредоточиться.
Ответ пришел внезапно и с ужасающей ясностью.
Рита.
Мерлин, какой же я дурак! Ученый кретин, свихнувшихся на морщерогих кизляках. «А ты не хочешь остаться?» - разве так об этом спрашивают? Разве на такой вопрос можно ждать ответа?
Я представил себе Риту здесь, в своем доме – каждый день. Райскую птицу в моей – отнюдь не золотой – клетке. Ее капризы, ее сарказм, окурки ее сигарет в моей драгоценной тридакне, запас настойки лирного корня, безжалостно вылитый в раковину… я почувствовал, что улыбаюсь.
Селеста, простишь ли ты меня? Она смотрела на меня с колдографии, неизменно спокойная, улыбающаяся.
Луна, поймешь ли ты меня? До начала каникул в Хогвартсе оставалось еще две недели... некоторое время я лихорадочно обдумывал, стоит ли подождать ее приезда или написать ей письмо немедленно. В конце концов написал нечто совершенно путаное, состоящее из бессвязных намеков и недоговоренностей, привязал к лапке совы – и раскаялся в тот самый момент, как сова скрылась из виду. Ответ пришел на следующий день, состоящий из трех фраз:

Папа, не волнуйся, с нами все в порядке. Мне даже не пришлось оставаться в больничном крыле.
Я буду очень рада, если в твоей жизни появится еще один человек, которого ты полюбишь.
Луна

Слова «не волнуйся» и упоминание про больничное крыло меня как-то неприятно удивили, но я логично рассудил, что, все-таки, речь идет о том, что с загадочными «ними» все в порядке. Кроме того, я был рад, что у Луны в этом году появились друзья – пусть даже склонные к некоторому авантюризму.

Чтобы переместиться к Рите, я решил на этот раз воспользоваться каминной сетью – только сначала посетил в один магазин на Диагон-аллее.
Выглянув из камина в ее квартире, я увидел необычное оживление. Рита расхаживала по комнате, с очень деловым видом диктуя что-то Прытко Пишущему Перу, которое следовало за ней вместе со свитком пергамента, яростно записывая. На столе громоздились письма и колдографии, а несколько почтовых сов, беспокойно ухая, явно ждали ответа.
- Рита! – позвал я.
Она подпрыгнула на месте, и Прытко Пишущее Перо, хоть и перемещалось совершенно автономно, подпрыгнуло вместе с ней, поставив на пергамент жирную кляксу.
- Лавгуд! Что, во имя Мерлина, ты здесь делаешь?
- Я… - но продолжить мне не удалось.
- Год прошел, Лавгуд! Я свободна! Я снова могу писать! И все случилось именно сейчас – Мерлин, я не верю своей удаче!
Из сказанного я понял только половину, и это, по всей видимости, отразилось на моем лице.
- Мерлин великий, Лавгуд, только не говори, что ничего не знаешь! Министерство признало, что Сам-знаешь-кто вернулся, Фадж подает в отставку, Пожиратели напали на Отдел Тайн… что еще… ах да, непотопляемый Малфой арестован – в числе прочих. И писать об этом в «Пророк» буду я – Рита Скитер! Прости, Лавгуд, тебе придется найти нового помощника редактора. Зачем ты пришел, кстати? – она посмотрела на меня так, будто только что осознала мое присутствие.
- Я пришел, чтобы… чтобы сказать… Рита, я хочу, чтобы ты стала моей женой!
- Что? – Она замерла на полушаге и полувздохе. – Что?
- Я прошу тебя стать моей женой, Рита. Я знаю, что не могу предложить тебе ничего особенно блестящего, но ты сможешь распоряжаться своим временем по собственному усмотрению – хочешь, работай в «Пророке», а хочешь – продолжай редактировать «Придиру». У меня не очень уютный дом, но ты вдохнешь в него новую жизнь. И я уверен, вы подружитесь с Луной, она…
- Нет.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать – не только смысл сказанного, но и тон. Тон, не оставлявший ни малейшего пространства для сомнений. Она посмотрела мне в глаза, и взгляд ее смягчился – не потому, что она начала колебаться, а потому, что, похоже, осознала, какой эффект производят ее слова.
- Нет, Лавгуд, нет. Мерлин, я никогда не думала, что ты воспринимешь все так всерьез. Я думала, мы просто развлекаемся, пока я... то есть… У меня и в мыслях не было пытаться заменить твою идеальную Селесту.
Я открыл рот, чтобы сказать, что дело совсем не в этом, что я не жду, будто она «заменит Селесту», но она легонько коснулась пальцами моих губ, принуждая меня замолчать.
- Уходи, Ксено. Тебе нужна совсем не я. Да и твоя дочь не обрадовалась бы такой мачехе, поверь мне. Уходи.
Она поцеловала меня в щеку и мягко втолкнула в камин.
Через секунду я опустился на каминный коврик у себя дома, пытаясь осознать все произошедшее и все еще сжимая в руках коробочку, которую так и не успел ей отдать. В коробочке было кольцо с рубином – таким же ярким, как она. Как оперенье райской птицы.

Просидев некоторое время у камина в неподвижности, я машинально взял со столика письмо, которое распечатал еще вчера, но так и не прочитал. Оно касалось Поиска – мой друг-Искатель из Франции сообщал, что во французских источниках восемнадцатого века они нашли упоминания Даров Смерти, которые, возможно, смогут вывести нас на их след. Дары Смерти. Я перечитал письмо еще раз, а потом стал разглядывать эмблему, которую по нашей искательской традиции мой товарищ нарисовал в конце страницы. У меня было ощущение, что подлинный смысл Поиска открылся мне впервые. Все мы, Искатели, идем по следу не корысти, не из праздного любопытства… и даже, видит Мерлин, не из благородного научного рвения. Каждого из нас гнетет тайная печаль, тайная боль, и мы верим, что в конце пути нас ждет чудо исцеления. История Поиска – это история извечного стремления к утраченной гармонии, недостижимой, но такой желанной. На секунду мне стало интересно, что гнало по этому пути Гриндельвальда – что стояло за его безудержной жаждой власти. Сам я вступил в ряды Искателей, когда потерял Селесту. Сколько бы я ни говорил о научном интересе и исторических изысканиях, в конечном счете все было кристально ясно и просто – я мечтал ее вернуть, хоть и не признавался себе в этом. Я осознал и то, что за последние три месяца не прочитал и не написал ни строчки о Поиске, находя любые предлоги, раз за разом откладывая на потом. И в этом смысле я действительно предавал Селесту – хотя что ей сейчас и мое предательство, и моя верность!
Я смотрел на ее колдографию и чувствовал: что-то изменилось. Ни я, ни Селеста не верили в смерть как прекращение существования. Я по-прежнему знал, что она есть; по-прежнему ощущал ее присутствие – но не рядом с собой, как все последние пять лет, а скорее где-то в бесконечной выси, откуда она смотрела на меня, будто мой ангел-хранитель. Осознав это, я испытал одновременно горечь и странное облегчение.
Я, кажется, так и просидел у камина до утра, думая о Селесте в ее недостижимых небесных сферах, о райской птице, которая больше не прилетит смущать мой покой своим ярким опереньем, о Луне, о себе, о Поиске…
Рано утром в моем камине появилась голова главного редактора «Пророка», который просил о праве перепечатать Ритино эксклюзивное интервью с Гарри Поттером, предлагая за него совершенно баснословную по моим понятиям сумму. Я понял, что его ко мне прислала Рита – что, возможно, она даже сыграла некоторую роль в определении предлагаемой мне цены, - и на сердце у меня стало чуть теплее: она, хоть и по-своему, пыталась то ли позаботиться обо мне, то ли поблагодарить меня.

* * *
Через две недели я встречал на платформе 9 ¾ Хогвартс-экспресс – в том самом костюме, который выбрала для меня Рита. Все две недели ее материалы – зачастую вместе с миниатюрной фотографией автора – не сходили с первой страницы «Пророка». Я вчитывался в подробности происшествия в Министерстве и ждал приезда Луны – к счастью, совы от нее приходили каждый день, и это вселяло в меня уверенность в том, что она действительно в порядке. О своих делах я ей ничего не сообщал.

- А как поживает та твоя знакомая, про которую ты писал? – спросила Луна, когда мы уже сидели дома, успев обсудить ее вылазку в Отдел тайн во всех подробностях не менее трех раз.
- Она… хорошо. Надеюсь, что хорошо. – Я знал, что Луна все поймет без лишних объяснений, и по ее взгляду увидел, что так и есть.
Она кивнула и взяла со столика свежий номер «Пророка» - видимо, желая перевести разговор на другую тему.
- Мисс Скитер очень… интересная дама. Я уверена, что в глубине души она не совсем такая, какой кажется.
Я вздрогнул и посмотрел на свою дочь. Она улыбалась, и я невольно улыбнулся ей в ответ. Между нами не было секретов, но некоторым вещам лучше оставаться несказанными.
- Я уже заказал портключ в Стокгольм на следующую неделю. Навестим там моих коллег, а потом отправимся в северные провинции искать морщерогих кизляков.
- Я очень рада, что мы едем, папа. Думаю, тебе нужно немного развеяться.
Совершенно некстати в моей голове всплыл один давний разговор, и я не смог удержаться от вопроса.
- Как ты думаешь, Луна, мы их найдем?
Несколько секунд она, казалось, очень серьезно обдумывала мои слова.
- Я думаю, что нам стоит попытаться.

И в этом моя дочь была права, как всегда.