Тепло

Глава 1

Он ненавидит семечки. Каждый раз, выскребая их пальцами из фруктов, Рон получает очередное замечание от Гермионы. Она терпеть не может такое обращение со своими фруктам, будь то апельсины, лимоны или арбузы – те, которые она так тщательно порезала на дольки точно по десять миллиметров, симметрично. Она кидает Рону кухонное полотенце, хмурясь и устало разъясняя, будто пятилетнему, что для подобных целей есть такой странный столовый прибор, как вилка.

Он слушает Гермиону вполуха, пытается ввернуть пару шуток – у Джорджа заразился – и с виноватым лицом идет мыть посуду.

Иногда Рональду кажется, что Гермиона видит в нем только черствую рыжую свинью. Ему становится невыносимо стыдно. Так стыдно, что он не может смотреть ей в глаза. Не может разбрасывать носки. Обнимать ее, когда приходит весь потный с дежурства. Не может рассказывать ей о новых фокусах, которых они с Джорджем выдумали для магазина. И, черт возьми, он не может смотреть на ее растрепанные волосы, когда она в очередной раз садится читать учебник по рунам за седьмой курс.

Рон не спит всю ночь, наблюдая за ней. Гермиона тихо дышит, хмурясь чему-то своему и прижимая к груди Живоглота. Рон всегда ощущал укол ревности – глупой, к коту. Но сегодня, впервые, ничего не чувствует.

Он теряет ее.

Безумная мысль тысячами холодных капель врывается в сознание, заставляет Рона съежиться, как от порыва ветра. Теряет за всеми этими книжками, разговорами, буднями и ссорами. Как будто ради этого они боролись, чтобы теперь напрасно растрачивать то, что так долго по крупицам собирали!

Гермиона вздрагивает во сне, обнимая кота еще сильнее, от чего «Глотик» издает жалобное мяуканье. Рон печально усмехается, вытаскивая еще одного рыжего из гермиониных цепких объятий.

Идти на кухню, громко шлепая босыми ногами по холодному полу, постоянно терять равновесие; Живоглот так и продолжает путаться под ногами и громко урчать. С каких пор ему стало нравиться общество кота?

- Гло-отик, - протягивает Рон, пробуя это слово на вкус. Кот лениво отрывается от своей миски, свысока глянув на Рональда большущими желтыми глазами. - Вот скажи, что с нами не так?

Кот так же лениво прыгает ему на колени, нарочно царапая кожу. Парень морщится, но не скидывает это рыжее чудовище, как делал обычно, не обращая внимания на возгласы Гермионы и завывания Живоглота.

Дождь за окном всё усиливается. Лондон – вот он, родина их личного зла, мрачного настроения и постоянной хандры. Рон тосковал по теплу Норы, по вкусному запаху с кухни, по родным, даже по ариям упыря, теперь они не казались ему такими ужасными. В норе было тепло. И Гермиона улыбалась не так, как теперь, не устало, не вымученно…

Рональд выбегает из дома в пять утра, оставив только записку. Он знает, что делать. Он знает, как вернуть тепло. Он знает, как заставить ее снова улыбаться. Сначала опоздав на работу, Рон сбегает раньше времени, чуть не расщепившись на части, аппартируя. Их с Гермионой маленькая квартира, подчиненная законам логики, пропитана странным ароматом. Кажется, цветочным. Гермиона стоит возле кухонного стола, выставляя принесенные ею ромашки в вазу, поднимает вазу к лицу, вдыхая приятный аромат.

- Я купил дом, - кричит Рон с порога, девушка роняет вазу, удивленно глядя на него. Рон подбирает осколки, ворча что-то про неуклюжих правильных гриффиндорок. - Ну а что? – Уши парня краснеют. - Сколько можно жить в этом Мерлином проклятом Лондоне? А знаешь, как там много солнца?..

Он снова взлохмачивает волосы, боясь посмотреть на нее. Она улыбается. Лучи пробиваются через занавески, бросая узорчатые блики на рассыпавшиеся ромашки. Они долго смотрят друг на друга, прежде чем понять: вернулось что-то родное, близкое, настоящее.