Глава 1Сириус подумал, что сегодня имеет право делать все, что душе угодно. Он всегда так думал, если честно, его душе было угодно считаться со своими желаниями каждый день, как она, душа, поутру распахивала глазенки в размышлениях, чего же ей хочется, но сегодня — на то оно и сегодня, чтобы встать перед зеркалом и сообщить самому себе, что можно все. Так солидно, весомо, по-взрослому. Сегодня Сириусу исполнилось семь лет.
Дядя Альфард обещал собаку. Обязательно, сказал он, всенепременно. Щенок, пушистый, миленький щеночек с ясными глазами крутого попрошайки и бузотёра, сказал он, стряхивая с плеч приставшего к нему племянника.
А еще будет целая куча гостей. Целая куча подарков. Сириус знал, что сегодня он наверняка лопнет от счастья. Интересно, что подарит тетушка Мари? А бабушка Ирма? А дедушка… а дедушка, наверное, станет растерянно моргать своими сливочными глазами, тыкать в него слуховой трубкой и греметь: «Что ты там бормочешь, негодник? Что у тебя на ногах? Модные тапки?», а потом вручит табакерку или шпагу. Мама шпагу отберет, повесит ее на стене, а табакерку Сириус не отдаст, спрячет на чердаке в одном потайном местечке, о котором Кричер не догадывается (или — не знает, догадываться-то он, конечно, догадывается, это же Кричер) в своей коробке с сокровищами: синяя чашка с отбитой ручкой, обертки от маггловских шоколадок, зловещие иссохшие палки, или ЗИПы, всякие интересные камешки, набалдашник от маминого зонтика и стащенные из кабинета папы игральные карты — две всего, восьмерка пик и дама червей. Сириусу особенно нравилась восьмерка — на ней мальчик в берете, залихватски опущенном на один глаз, щекотал коротким кинжалом пузатую восьмерку и всякий раз кивал Сириусу как доброму знакомому. Дама червей была очень красива, только пуглива, потому что стоило Сириусу взять карту в руки, тут же смущенно прятала лицо за большим полосатым веером. Табакерка с блестящими камешками, про которые дедушка проорал что-то вроде: «гриль-и-банты короля Георга», как раз пригодится, чтобы шоколадные обертки не мялись.
А еще будут кузины, кузены, дорогие друзья папы и мамы и Министр со своей надутой дочкой. Кричер испечет огромный торт, нет, даже два, с любимым заварным кремом. А дядя Альфард подарит собаку.
Мне не надо щеночка, сказал Сириус. Мне нужна мужественная собака, которая станет меня возить. Черная и страшная.
У тебя будет щеночек, маленький поганец. С большими ушами, с хвостом колечком; и он, Мерлин, окажется точно таким же поганцем, чтобы тебя слушаться и за друга признавать, и вы станете есть с одной тарелки. Вон с той, из сервиза королевы Елизаветы. А возить тебя будут метла, пони и папа.
Сириус покривился, поморщился, повздыхал и согласился. Щенки ведь вырастают. Они становятся взрослыми и мужественными. Они становятся Псами.
Ему не хватило терпения высидеть за столом положенные полчаса, мамой положенные, которая в свое время довольно точно рассчитала, на сколько хватит ее авторитета, чтобы заставить Сириуса прилично вести себя во время званых обедов. Сириус соскользнул с высокого стула под стол, нечаянно потянув за собой скатерть, а вместе с ней тарелки, соусы, дедушкину слуховую трубку и самого дедушку, который мирно задремал еще на первом тосте. В суматохе вскинувшихся гостей, грохота посуды, многозначительного шипения хорошо воспитанных маминых котов, которым преступно отдавили хвосты, и причитаний Кричера, Сириусу удалось проползти на четвереньках к дверям в Зеленую гостиную, где были сложены его подарки.
Корзинку, небрежно подтыканную со всех сторон черным одеяльцем, Сириус увидел сразу. Быть может, потому что в отличие от остальной горы вещественных доказательств добрых, уважительных, снисходительных и подобострастных чувств к его родителям, этот подарок не занимал аккуратное и приличное место у буфета, а валялся на ковре перевернутым и жутко потрепанным. Сириус на цыпочках двинулся к корзинке. Кто-то вылез из нее, как следует отпинал, а потом завернул в старое одеяло, каким Кричер обычно укрывает поленницу у камина этой комнаты.
— Щеночек? — робко позвал он.
— Для тебя я кто угодно, парень.
Сириус осторожно снял одеяльце с корзины. На него глядел маленький, побитый молью песик. Что еще можно сказать? Песик был хмурым и яростно вычесывал измочаленной лапкой блох. В общем и целом о щеночках тут и речи не шло.
— А… — начал Сириус.
— Сижу, никого не трогаю. Появляется этот мужик в халате, орет: «Ага!», хватает меня за шкирку и мчится к Незримому Университету. Врывается в тамошнюю библиотеку, махает на Библиотекаря* какой-то палкой, тот перестает притворяться волосатой статуей, падает на карачки. Мужик кидает ему связку бананов, несется со мной между книжными рядами, проносится мимо кислой тетки в очках, та орет: «С собаками в Хогвартс нельзя!». А потом мужик приносит меня сюда. Рад, что ты спросил.
Песик выжидательно уставился на Сириуса.
— Ух, так ты говорящий?
Песик вздохнул.
— Ладно… Да.
— И ты тот, кто станет мужественной собакой, которой будет все нипочем?
— Что значит — станет? — оскорбился песик. — Я она… оно и есть.
— Ты воняешь.
— Парень, это аромат Короля улицы.
— И у тебя, извини, оранжевые брови.
— Послушай, пацан, о подарках либо хорошо, либо ничего.
Сириус, оглядывая песика, пожевал губами. Песик с независимым видом рассматривал свои когти.
— То есть ты настоящий Пес?
— А ты как думаешь?
Сириус вдруг широко улыбнулся. Песик знал, что у людей обычно это знак расположения. Он попытался улыбнуться в ответ.
— Вижу, — кивнул Сириус. — Как тебя зовут?
— А тебя? — песик не хотел сдавать позиции.
— Сириус.
— Гаспод.
— Будем дружить? — Сириус протянул Гасподу руку.
Тот подумал и положил лапку на вкусно пахнувшую отбивными и курицей ладошку.
— Будем.
Начало ^^
Гаспод — разумный пес и самый харизматичный герой Плоскомирья сэра Теренса Дэвида Джона Пратчетта. Гаспод страдает от артирта, мозолей на подушечках лап, и вообще почти от всех известных собачьих болезней. Обычно он окружен облаком пыли и пахнет как коврик в уборной. Гаспод одержим особого вида раздвоением личности, присущей всем собакам. С одной стороны, он мечтает принадлежать кому-нибудь, иметь хозяина и безопасное, теплое местечко около огня. С другой стороны, он восстает против самой идеи собственности и малейшего посягательства на свободу скитаться по Анк-Морпорку, есть и пить, что вздумается и валяться в том, в чем ему нравится. Трагедия Гаспода заключается в том, что он, в отличие от остальных собак, осознает этот внутренний конфликт. И самое главное, он умеет разговаривать, научившись этому делу, после того как прожил некоторое время в окрестностях Незримого Университета. Он не только говорит, но и обладает интеллектом, практически как у среднего человека. Тем не менее, люди просто не верят своим ушам, поскольку твердо знают, что собаки не могут говорить.
Источник: Wikipedia
Как Альфард его притащил? По теории Б-пространства все библиотеки связаны. Тем более магические библиотеки. Тем более, если они «простираются отсюда и в вечность» (с) Альфард зачем-то зашел в библиотеку Хогвартса, увлекся и вышел из библиотеки Незримого Университета, что в Анк-Морпорке, величайшем городе на Диске Плоского мира. И ему ничего не стоило предпринять обратный ход.
* Библиотекарь Незримого Университета. Орангутан. Изначально Библиотекарь был человеком, но в результате магического несчастного случая превратился в орангутана. Библиотекарь сохранил свой пост, поскольку, во-первых, является единственным существом, которое знает, где какие книги лежат, и, во-вторых, может свернуть голову любому легким движением ног. Со временем волшебники настолько к нему привыкли, что, если бы кто-нибудь рассказал им об орангутане в библиотеке, они пошли бы расспрашивать Библиотекаря, не видел ли он чего.
Источник: Wikipedia
