Замок дьявола

Глава 1

Кем не владеет Бог - владеет Рок.
Ты был на перекрестке трех дорог,-
И ты не стал лицом к Его преддверию...
Он удивился твоему неверию
И чуда над тобой свершить не мог.
(Зинаида Гиппиус)

Все это дико забавно, по меньшей мере, потому что письма никогда не были моей сильной стороной. Флер, памятуя о еженедельных десятистраничных отчетах сестры, несказанно обижается и, кажется, совершенно не осознает, как скучны последние шесть лет моей жизни. Английским кузенам Бобатон представляется неким аналогом пансиона благородных девиц с магической составляющей, и, надо отметить, они недалеко ушли от истины. Вы, конечно, понимаете, о чем я: не знаю, как этот оазис с замершим течением времени уцелел в современном мире скорости и технологий. Рассказы о школьных буднях мне категорически не удавались. Впрочем, я не Виктуар и в журналистику подаваться не собираюсь. А на случай, если однажды все же решусь дать интервью и рассказать о единственной безумной истории, приключившейся в моей жизни, существуют такие прелестные вещи, как прытко пишущие перья и аура послужного списка, как у нас с Вами.

Я долго не могла понять, почему снова и снова прокручиваю в голове сцену нашего расставания. На дно чемодана ложились кисточки, тюбики с красками, запечатанные бутылочки с необходимыми любому художнику зельями, море глухо ворчало, пересчитывая прибрежные камни, вскипевший чайник верещал, как поросенок, а Жозефина щебетала на кухне, рассказывая маленькому Луи глупую сказку с предсказуемым сюжетом о замке дьявола и его подарках для трех братьев. Магглы наивно полагают, что такие истории заканчиваются свадьбами и множеством галдящих детишек, мне же подобные финалы никогда не казались реалистичными. Как сказала бы теперь Габриэль, что от дьявола пришло, то к нему и приведет, и хотя коротающая дни и ночи в постах, покаянии и молитве тетушка, считающая таких, как я, исчадием ада, не является предметом моей гордости, в данном случае сложно с ней поспорить... Итак, дом был погружен в классическую предотъездную суету, а я думала о Вас. Пусть интуиция, в большинстве случаев, лишь побочный продукт легилименции, догадываться, кажется, я начала уже тогда.

А может быть, первые тревожные нотки прозвучали в моей душе двумя годами раньше, на свадьбе сестры и Теда. Слишком уж идеальным выглядел их мир, радужный и переливающийся, словно мыльный пузырь. Я терялась среди каскадов бархата и атласа, розовых, бирюзовых и салатовых мантий, запахов жасмина, лилий и кофейных зерен, блеска глаз, хрустальных подвесок на огромных люстрах и орденов Мерлина различных степеней, голосов, одинаково милых и благожелательных; все они были такими счастливыми, что хотелось их отравить или хотя бы нарисовать, что я благополучно и сделала, едва оказавшись в спасительной тишине собственной комнаты.

Молодожены получили в подарок огромное полотно с ярко-красными цветами, призванными символизировать воспеваемое в каждом тосте глубокое чувство. На многократно увеличенных кровавых лепестках сияли капельки росы, Вы – помните? – тогда присвоили этой работе наивысший балл и потом не раз заявляли, что ничего подобного мне больше не удавалось. Готова поспорить, никто из восторженных гостей ни на секунду не задумался о том, как недолог век цветка. Или о том, за какие ошибки прошлой жизни сестра расплачивается тем, что обречена с самого рождения находиться в окружении потенциальных оборотней. Родителей, как известно, не выбирают, но лично мне не хотелось бы остаток дней провести среди недожаренных бифштексов и ликантропного зелья. Что же, у каждого свой крест.

На свадьбе и состоялось знакомство с Малфоями; если память мне не изменяет, это был их первый выход в свет по истечении сроков траура. О смерти старого лорда написали даже во французских газетах, более или менее равнодушных к событиям на островке. Его сына, по сравнению с колдографиями военной хроники, время не украсило, что касается внука, того праздник жизни радовал не больше моего, вот мы и разговорились. Мне определенно стоило задуматься, с чего бы одному из Малфоев откровенничать с одной из Уизли. Вместо этого мы пили шампанское, сплетничали о приглашенных на торжество важных персонах, высмеивали английского министра магии, и меня нисколько не удивляло, что вместо того, чтобы разбежаться по разным углам зала, мы со Скорпиусом ведем себя вполне цивилизованно, в то время как, скажем, Хьюго, это по определению недоступно. Нельзя не признать, от Флер я унаследовала весьма полезный талант производить впечатление на противоположный пол, в сестре тоже это есть, хоть она и разменивается по мелочам. Говорят, ребенок, зачатый под чарами вейлы, чем-то напоминает дитя Амортенции, не то что бы изначальным внутренним надломом, не о том сейчас речь, а скорее, подспудным стремлением беспрестанно отвоевывать эту любовь, еще на небесах без остатка распределенную между другими, совершенно не заслуживающими того людьми. Так и я. Провести Флер не по силам даже отъявленному хитрецу, не говоря уже об отце, которого можно читать, как раскрытую книгу: все эмоции как на ладони. Не знаю, было ли мое рождение единственным способом развести дорожки отца и медноволосой женщины в зеленом плаще, колдографию которой он до сих пор хранит в сейфе, но факт остается фактом: то был единственный случай, когда Флер воспользовалась своим даром, чтобы удержать мужчину. В том же году магический мир покинула Габриэль. Думается мне, поступок матери сыграл не последнюю роль в перевороте в ее сознании... К чему я обо всем этом рассказываю? Всего лишь пытаюсь объяснить корни той самоуверенности, что помешала мне поразмыслить хорошенько о мотивах Малфоя, решившего вдруг стать мне другом.

Вам, как никому другому, известно мое отношение к пресловутой иллюзии под названием дружба. И еще один парадокс: чем больше общество человека меня тяготило, тем сильнее того ко мне тянуло, тем скорее он вдруг находил во мне родственную душу или нечто звучащее столь же отвратительно медово. Исключение всегда составляли только Вы и Лили. По логике, я должна была бы возненавидеть кузину черной ненавистью, как нечто абстрактно идеальное, вечно возводимое в пример. Так оно и было поначалу: я игнорировала ее девчоночьи скучные письма, пестрящие улыбающимися рожицами, солнышками и однообразными вопросами, я не утруждала себя даже тем, чтобы во время семейных праздников прислушиваться к ее раздражающей болтовне, пока не произошло нечто страшное: я привыкла. Привыкла к тому, что в моей реальности существует зеленоглазое недоразумение со странным именем Лили Луна и медными волосами, в точности как у женщины в зеленом плаще. Привыкла к тому, что взъерошенная неясыть не улетает, пока не угостишь ее кусочком коричневого сахара, к тому, что ее хозяйка не понимает моих картин, но при этом убеждена в моей гениальности, к тому, что украшать йольское полено веселее вдвоем. К тому, наконец, что Флер охотнее позволит мне исследовать магический Париж в обществе кузины, нежели в гордом одиночестве. Все складывалось, как нельзя лучше: нас разделяли километры и даже целый пролив, а скорость полета сов предоставляла мне минимум два дня свободы от балагана, который олицетворяла собой Лили Поттер. В конце концов, в Бобатоне мне и трескотни Жозефины хватало для того, чтобы почувствовать себя безнадежно асоциальным созданием.

Кажется, теперь я знаю, с чего лучше начать – со сплетен взволнованной Жозефины, мать которой служила в департаменте международного магического сотрудничества. Стоило узнать о том, что Турнир трех волшебников, совпавший с шестым годом нашего обучения, принимает у себя Хогвартс, предчувствия меня посетили самые мрачные. Континентальная образовательная система подразумевала серьезные экзамены в конце каждого курса, начиная с четвертого, а подготовка в стенах шотландского замка, переполненного патриотически настроенными любителями острых ощущений, едва ли располагала к концентрации и системности. Три недели я взывала ко всему, чему только поклонялось человечество с самого своего сотворения, но моя фамилия ехидно ухмылялась мне из самого конца списка членов делегации. В тот день я нарисовала белого кролика с красными глазками-бусинками. При ближайшем рассмотрении он напоминал крысу и нелепо перебирал тоненькими лапками, не понимая, за что же он уродился таким беспомощным. Флер прямолинейно заявила, что рисунок отвратителен, и кролик занял свое место в кладовке, среди старых набросков и эскизов. Скорее всего, он до сих пор там. Вот вернусь однажды во Францию, непременно найду его и повешу на стену, прямо над кроватью.

А если Вы вдруг окажетесь в Ракушке раньше меня, найдите белого кролика. Вы сразу заметите громоздкую желтую папку, если только Флер ее не сожгла. Иногда у нее бывают странные идеи.

Я знала, что в деле с моим отъездом не обошлось без вмешательства Жозефины. Она прекрасно понимала, что в английской школе не только не найдет себе подруг, но и, скорее всего, вынуждена будет целыми днями терпеть недовольство мадам Максим, тяжелую кухню и переменчивость погоды. Неизвестно, правда, каким образом мое присутствие помогло бы обойти эти непреодолимые препятствия. Конечно, я могла еще найти благовидный предлог для того, чтобы остаться во Франции. Было бы большим преувеличением сказать, что я отправилась в Хогвартс исключительно под Вашим влиянием, но если я собирала вещи, то к двери меня подтолкнули именно Вы.

Неделю все было хорошо. Я развлекалась тем, что рисовала удивительные пейзажи, открывающиеся с астрономической башни или берега озера, и игнорировала странное поведение окружающих. Разумеется, я могла бы сделать вид, что меня сильно волнуют имена будущих чемпионов, в конце концов, я так и сделала, исключительно ради того, чтобы Люси перестала вскидывать на меня изумленно хлопающие голубые глазки, но откровенно говоря, все эти приготовления нагоняли тоску. Мне и без того было очевидно, что так или иначе Турнир коснется семьи. Уизли слишком много, а если принимать в расчет дальних родственников или близких друзей, с которыми родители в свое время успели пройти огонь, воду и медные трубы, кубок просто не мог выбрать абсолютно постороннего человека. Да я бы на его месте и не стала рисковать. Одна только Роза готова пойти по головам, лишь бы на протяжении года демонстрировать однокурсникам свои навыки в обращении с монстрами. Можно подумать, ей это пригодится потом в каком-нибудь скучном канцелярском отделе, где самым серьезным противником является книжная пыль. А ведь есть еще Хьюго, ни в чем не желающий уступать сестре, Алиса, Лоркан, кучерявый кареглазый мальчик, друг Розы, имени которого я не запомнила, Альбус, наконец. Вот для кого участие в Турнире было своего рода вызовом. Флер рассказывала, что познакомилась с отцом Альбуса и Лили, а заодно и с моим отцом, когда сама была участницей этого бессмысленного мероприятия. Хорошо хоть Скорпиусу доставало здравого смысла оставаться простым наблюдателем: беспокойную Лили, например, пришлось отговаривать всей женской спальней.

Наши бобатонские девушки претендовали на лавры победителя Турнира прямо-таки в неприличном количестве: впервые сопровождающая делегация уступала численностью непосредственно кандидатам. Мы с Жозефиной предвкушали феерическое зрелище, на кого бы ни пал жребий. Что касается студентов Дурмстранга, нас они интересовали исключительно в контексте предстоящих еженедельных походов в близлежащую магическую деревню и традиционного святочного бала.

Что же, как я уже сказала, суете и мелочам мы посвятили целую неделю; жить на зачарованном дирижабле было неудобно, хогвартские домовики готовили приемлемо, но не идеально, а воспользоваться услугами собственных не позволяли нормы псевдоэтикета. Невыносимая подружка Скорпиуса по фамилии Яксли загорелась идеей позировать мне для портрета, позабыв для приличия поинтересоваться согласием художника, а Виктуар вознамерилась с первых же дней меня раздражать, на восьмом месяце беременности по поводу и без аппарируя к школе. В такие минуты мне казалось, что с большей радостью я бы встретила новость о том, что освещать Турнир в прессе поручили скандально известной Рите Скитер, но только не моей собственной сестре. Согласно плану, Кубок должен был определиться со своим решением лишь к Самайну, но наша доморощенная акула пера свободно разгуливала по замку, дирижаблю и дурмстрангскому старому кораблю, строила предположения, во все совала свой нос и порядком надоела не мне одной.

Помимо любопытной сестры, я умудрилась нажить проблемы в лице преподавателя самой бесполезной и трудоемкой в мире учебной дисциплины, в Бобатоне преподаваемой исключительно факультативно: гербологии. Невиллу Лонгботтому с уверенностью прочили место старушки Макгонагалл, и относился он к наиболее мерзкой категории профессоров ответственных, принципиальных и наделенных неуемной жаждой массово устанавливать справедливость. Полагаю, Вам его имя должно быть хорошо знакомо, и удивлюсь, если мы разойдемся во мнениях. Итак, коса на камень нашла при первой же моей вылазке с мольбертом на природу. Признаться, я ненавижу рисовать цветы, и даже лучшее мое творение, украшающее стену в гостиной дома Люпинов, было скорее жестоким компромиссом. Зато цветы обожает Флер, чей день рождения был уже не за горами. При дальнейшем анализе ситуации я была вынуждена признать всю ошибочность идеи расположиться в непосредственной близости от лонгботтомовских драгоценных теплиц; тогда же это место показалось мне наиболее изолированным от будто сошедших с конвейера парочек, наводнивших окрестности. Профессор выскочил, как чертик из табакерки, и от нотаций на тему вредоносности ядовитых красителей для магических растений я была избавлена лишь с появлением мадам Максим. Никогда не страдала паранойей, но с тех пор я сталкивалась с Лонгботтомом в самых неожиданных местах: у хижины лесника, у границы антиаппарационного поля, в слизеринских подземельях, и подозрительные искорки в его глазах вовсе не внушали мне оптимизма. Не говоря уже о том, что мадам Максим была крайне недовольна тем, что, не успев приехать, я выставила школу в неприглядном свете.

А потом Лили рассказала мне о том, что Полная Дама исчезла. Я, конечно, имею в виду портрет, охранявший вход в гриффиндорскую гостиную. Несколько бесполезный сторож, с моей точки зрения, вот горгульи у кабинета директора, говорят, в случае необходимости и напасть могут. Да и работа у Дамы была неблагодарная: если верить рассказам старожилов, за продолжительную карьеру эту самую особу забрасывали водяными и навозными бомбами, резали ножом, поливали краской и хозяйственным растворителем из маггловских магазинов, плюс бесчисленное множество раз пугали до смерти, если такое определение применимо к портрету. На ее месте я сбежала бы еще несколько столетий назад: изо дня в день выслушивать от снующих туда-сюда детей нелепые пароли способен только святой. Проблема заключалась в том, что Лили ни с того, ни с сего ударилась в конспирологию и убедила себя в том, что пустая рама над дверью – результат заговора, который необходимо немедленно разоблачить. До сих пор не могу понять две вещи: почему Лили решила, что я захочу в этом участвовать и почему она не ошибалась.

Конечно, сдалась я не сразу. Раз уж директор школы и преподавательский коллектив в полном составе постановили, что подобные инциденты с картинами периодически происходят, и бить тревогу не стали, кто я, чтобы устраивать бурю в стакане воды? Скорпиус судьбу гриффиндорского портрета даже обсуждать не пожелал, выразив лишь удивление долготерпением Дамы, а Альбус вообще ничего не видел, кроме Турнира. Именно в тот день, когда он торжественно опустил свое имя в установленный на мраморном постаменте кубок огня, попутно сцепившись с пребывающей в отвратительном настроении Розой, прогремел второй выстрел, вновь встреченный широкой общественностью, как нечто само собой разумеющееся. Умер один из монахов. И первой, кто узнал об этом, вновь оказалась Лили.

Факт наличия служителей церкви в школе колдовских искусств поразил меня чрезвычайно. Портрет группы монахов, приятно проводящих время за кружками эля и беседующих явно не о вопросах богословия, помещался ровно напротив изображения джентльменов, играющих в кости, и привлекал внимания не больше, чем каменные статуи ведьм или пустые доспехи, заполнявшие пустые ниши в коридорах. Мне оставалось лишь отдать должное фотографической памяти кузины и позавидовать наличию у той свободной времени для того, чтобы праздно смотреть по сторонам: нас с Жозефиной мадам Максим нещадно гоняла по пройденному материалу, будто до экзаменов оставалось не восемь месяцев, а восемь дней. А если мне случалось оказаться в замке, перемещалась я, как партизан, всеми силами стараясь избежать встречи с невыносимой Яксли, обзаведшейся зеленым осенним плащом, в точности как у медноволосой женщины, и профессором Лонгботтомом. Возвращаясь к существу: в один прекрасный день Лили обнаружила, что третий монах слева не подает признаков жизни, и встревожилась. Беседа с его полутрезвыми товарищами к утешительным выводам не привела: все сидящие за столом дружно уверяли, что некто отравил нарисованное вино.

При другом раскладе я бы от души посмеялась. По всей видимости, мое пребывание в Бобатоне нельзя назвать абсолютной и всепоглощающей скукой, коль скоро в Хогвартсе кто-то до такой степени страдает от бездействия, что готов совершать настолько нецелесообразные поступки. Отравить портрет, как и другим способом умертвить изображенного на нем человека невозможно по всем логическим и магическим законам, поэтому поначалу я вообще была уверена, что монах нас всех разыгрывает. Сами знаете, как это бывает; не слишком веселая доля столетиями пылиться в старой деревянной раме в окружении одних и тех же предметов и физиономий. В лондонском доме Поттеров, который сейчас занимает Джеймс с семьей, портрет древней безумной старухи уже который год подряд осыпает оскорблениями и проклятиями всех, кто только переступит порог особняка. Чистоту крови эта дама определяет на глаз. Качество, которым я бы хотела обладать, если уж меня однажды нарисуют. Так к чему я все это говорю? Как художница со стажем могу утверждать со всей уверенностью: на портреты даже непростительные не действуют. Лично знаю молодого человека, проверившего это опытным путем. Долго потом с французскими аврорами объяснялся, очень долго...

И все же, в каждой шутке есть только доля шутки, а в данном случае, смешного вообще было мало, поскольку монах действительно умудрился умереть. Было ли тому виной испорченное вино или особое заклятие, неизвестно, но как убрать покойника с картины, никто толком не представлял. Варварскую идею лесника закрасить труп отвергли, не успел он завершить свою гениальную мысль. Приглашать министерских экспертов и штудировать специализированные тома по магическому искусству в связи с турнирными делами времени не было. Признаться, я не слишком удивилась, узнав от возмущенной Лили, что злополучную картину попросту отнесли в подвал, заменив монахов такими же безликими дамами, играющими в крокет.

Примерно с этого дня и начались неуловимые изменения, заметные только Лили и мне. Лучше всех чувствовала себя Жозефина, с удовольствием принимавшая ухаживания Лоркана Скамандера, и делиться подозрениями с ней было бы совершенно бессмысленно. Скорпиус пообещал спросить совета у портрета старого лорда, своего покойного дедушки, но поскольку это представлялось возможным не раньше йольских каникул, когда он окажется в родовом поместье, мне приходилось искать другие источники информации. Вы, конечно, сейчас насмешливо улыбаетесь, прекрасно понимая, что именно наш последний разговор стал причиной моего живого интереса к проблемам хогвартских портретов. Более того, Вы готовы самодовольно рассмеяться, не случайно же Вы рассказали мне о ритуале, мысли о котором я гнала от себя прочь, что давалось мне с каждым днем все труднее. После того, как потерявший остатки разума и связи с реальностью рыцарь обескуражил Лили заявлением о том, что он отправляется защищать свое родовое гнездо, и без следа сгинул в нарисованном темном лесу вместе с лошадью, я уже ни секунды не сомневалась, что с картинами в замке происходит что-то нехорошее.

Здравый смысл все же удержал меня от того, чтобы рассказать о своих опасениях мадам Максим или сестре, рыскавшей по школе в поисках сенсации. Это за Лили неизменно стоит толпа готовых прибежать на помощь родственников, я же при всей видимости большой семьи привыкла полагаться лишь на собственные силы. Хотя, если кузину расспросить в доверительной обстановке, она не преминет рассказать о тяжелой жизни младшей дочки вечно занятых родителей. Пусть рейтинг фирменных историй бабушки Уизли возглавляют трагикомедии о несчастных детях из аристократических семей, лишенных полноценного детства и воспитанных эльфами-домовиками, судьба Лили едва ли разительно от них отличается. Впрочем, меня это не касается. Суть в том, что Лили, разумеется, не поленилась собрать целый консилиум, направившись прямиком в кабинет к Макгонагалл. Благо, рыцаря этого с портрета никто не воспринимал всерьез. Девушке посоветовали больше времени уделять чарам и нумерологии, а дела портретов предоставить профессионалу, под коим подразумевался школьный завхоз-сквиб, еще одно удивительное открытие для меня. Подозреваю, значительная часть школьного персонала держится исключительно на дани уважения к чертову уйму лет назад скончавшемуся директору Дамблдору.

Признаться, я не без удовольствия бы последовала мудрому совету Макгонагалл: пусть директриса из нее среднестатистическая, жизненная позиция такая мне очень близка. Пусть делом занимаются те, в чьей компетенции оно находится, а мы сюда на праздник приехали. Это уже третий Турнир после того, в котором Флер заняла первое место с конца, безопасность находится на высшем уровне, абсурдных заданий вроде борьбы с василиском или беглым уголовником под оборотным зельем не предвидится. Увы, не все было так просто. Видимо, сочтя усилия одной заступницы недостаточными, картины принялись дружно досаждать мне, занимаясь этим не только в стенах замка, но даже в родном бобатонском дирижабле. Дважды я судорожно хватала палочку, зажигая свет глубокой ночью, и огромными глотками пила воду, стараясь успокоиться. Зловещий шепот, исходящий от безобидного пейзажа с пасущимися овечками, пробирал до мозга кости, языки пламени со средневековой гравюры на тему инквизиции перебегали на шторы и стены, наполняя комнату удушливым дымом. Жозефина называла это богатым художественным воображением. А потом я узнала, что Лили тоже это слышит. Кажется, в одну из таких ночей мои нервы не выдержали, и вместо завтрака я рассказала кузине о ритуале.

Наивность Лили иногда вступает в непримиримое противоречие с выдающимися личностями ее родителей: невозможно поверить, что дочь людей, определивших исход одной из самых кровопролитных магических войн, может быть так оторвана от жизни. Нет, разумеется, я не ожидала, что подробности ритуала будут ей известны, в конце концов, я и сама лишь от Вас узнала о том, что живой человек может стать частью изображенной на картинах реальности. В состояние тихого бешенства меня приводило само выражение ее лица во время моего рассказа: невозможно спокойно реагировать, видя эти широко распахнутые зеленые глаза человека, будто бы только сегодня узнавшего о существовании волшебных палочек. Хотя, в этом она поразительно напоминает отца: по мистеру Поттеру сразу заметно, что он рос с магглами, менталитет уже не изменишь, как ни старайся. И Альбус, как ни прискорбно, в него пошел – похож на отца, как две капли воды. Вот Джеймс – сразу видно, другого поля ягода, и преподнести себя умеет, и осанка другая, и взгляд. А все потому что воспитанием его занималась Меда Блэк, лучшая подруга бабушки Делакур. Меда хоть и связала свою жизнь с магглом, в детстве все же получила представление о том, как нужно жить. Да и, по словам бабушки, после гибели дочери во время войны свои свободолюбивые взгляды Меда пересмотрела, так что, как ни крути, а и Тед, и Джеймс были в надежных руках. Не случайно Джеймс женился на средней дочери потомственных слизеринцев Флинтов, взбудоражив всю магическую общественность. Зато молодая жена и родовой особняк Блэков к рукам прибрала, и порядок там навела, и кузен не лишен здоровых амбиций.

Собственно, идея ритуала захватила Лили с головой, а я тихо радовалась, что без моей помощи и соответствующей литературы ей никогда его не провести. Вторжение в незнакомую реальность даже при оптимальном раскладе было бы настоящим безумием. Для того, чтобы изображение приняло в себя искру жизни, исходная душа должна быть, в некотором роде, этой искры уже лишена. Не случайно люди крайне редко заказывают себе при жизни полноценные магические портреты. Какой бы знаковой фигурой не считалась Полная Дама для безбашенных гриффиндорцев, в моей жизни она имела не больше значения, чем схематичный рисунок на полях пособия по трансфигурации. Рисковать ради глупого расследования своим будущим я не имела права. Лили еще можно понять: если бы мне вместо сказок на ночь регулярно сообщали о том, как благополучно мои родители плевали на школьные правила, я бы тоже рвалась в бой. Но на Флер не найти компромата, даже если подкупить весь преподавательский состав Бобатона, включая директора, и попечительский совет, включая председателя – тестя министра магии.

И повисла бы эта затея в воздухе, если бы не вездесущая Жозефина.

Портрет обходительной и любезной дамы по имени Виолетта украшал Хогвартс с незапамятных времен. Лили рассказывала, что Полная Дама с Виолеттой состояла в отношениях приятельских, периодически наведываясь к ней в раму посидеть за бутылочкой вина. Виолетта носила старомодную высокую прическу, лишь подчеркивающую тяжелую квадратную нижнюю челюсть, и жемчужные серьги, ради демонстрации которых, судя по всему, и затевалась эта композиция. А еще Виолетту можно было без труда отыскать на родовых гобеленах Блэков и Булстроудов, и сильнее всего меня возмущал тот факт, что Лили ничего этого не знала.

Бобатон – относительно молодая магическая школа. До тысячелетнего юбилея, по крайней мере, нам еще очень и очень далеко. Тем не менее, в школе имеется целая галерея талантливых выпускников и знаменитых колдунов Франции, и целых четыре месяца на первом курсе я потратила на элементарный сбор информации о тех из них, кто так или иначе успел засветиться в связи с Делакурами. Множество любопытных вещей выяснила, к слову. Поразительно, как образованной шестнадцатилетней девушке из приличной семьи за несколько лет может не прийти в голову схожая идея. Ведь наш дядя Персиваль непосредственно связан с британскими магическими архивами. Будь у меня такие возможности, проследила бы свою родословную до самого Мерлина. Хотя, и без того уже очевидно, что любопытство Лили проявляется только там, где не надо.

Жозефина, возвращаясь со свидания с Лорканом, не только обнаружила портрет Виолетты и подружилась с ним, но и выявила удивительное внешнее сходство между кузиной и ее далекой прабабушкой, матерью Дореи Поттер. В самом деле, лишь огненно-рыжие волосы отличали Лили от Виолетты. Я догадывалась, что роковой тандем Блэков и Поттеров никого и никогда не доводил до добра, но когда Лили прислала отчаянную сову с просьбой о встрече и прибежала к самому бобатонскому дирижаблю, я поняла: дороги назад уже нет. Из таинственных намеков, составлявших речь Виолетты, Лили узнала, что Полная Дама действительно пропала и не появляется ни на одном из своих портретов, в том числе, и в поместье Гуссоклов, основательницей рода которых она и являлась, что безымянный монах умер после того, как нарисованный трактир посетил незнакомец, закутанный в черный плащ, и отравил нарисованный кувшин с нарисованным вином, и что сэра Кэдогана с самого сентября никто не слышал и не видел, а из черного леса, по легендам, не возвращаются. В лице прабабки Лили нашла единомышленницу: Виолетта Блэк также полагала, что в их мире по необъяснимым причинам утратился баланс, и если немедленно не принять меры, скоро стены будут украшать одни только пустые рамы. Остается только предполагать, какой утратой это обернется для множества людей, таким образом, поддерживающих хотя бы призрачную связь с давно ушедшими близкими.

Помимо того, что Лили может быть назойливой, надоедливой, беспардонной, капризной и инфантильной, она еще может быть невероятно убедительной. В сочетании с моей хронической усталостью, вызываемой ночными кошмарами и не стихающими гипнотизирующими не то шорохами, раздающимися из картин, не то галлюцинациями, я почти уверилась в том, что ритуал не представляет собой опасности. Виолетта подвернулась нам крайне вовремя: Лили достаточно изменить цвет волос и наряд, чтобы предстать в мире по ту сторону холста под ее именем. Разобраться, что к чему, она успеет за несколько дней, а вынужденное отсутствие мы с легкостью сможем замаскировать желанием навестить подругу. Или совершить отчаянную вылазку в Лондон. Или что еще может прийти в голову современной девушке? Книга расписывала ритуал, как легко обратимое и безвредное действие, он не подразумевал ни человеческих жертвоприношений, ни сложных расчетов, ни воровства редких ингредиентов из хранилищ вечного, как сам Хогвартс, профессора Слагхорна, пережившего не одно поколение своих выпускников, ужасных и великих. Воображение мое услужливо воскресило воспоминания о нашей с Вами последней встрече: в ушах звучал Ваш мягкий голос, повествующий о течении ритуала, и спокойствие обволакивало меня, прогоняя прочь все сомнения.

Лили пожелала провести ритуал в Самайн. Собственно, авторы книги придерживались аналогичного мнения: в этот день границы миров особенно близки, и шансы на успех автоматически возрастают. Обложившись таблицами и зельями, я совершала последние проверки, а кузина сидела рядом на полу Выручай-комнаты, держа в руках огромное зеркало, наполовину трансфигурированное из чернильницы. После грандиозного пожара во время знаменитой битвы за Хогвартс комната так и не восстановилась полностью, совершая порой забавные ошибки, как впавшая в старческое слабоумие ведьма. Темные волосы выдавали в Лили принадлежность к Блэкам, только карие глаза смотрели с несвойственной этому семейству теплотой. Тед никогда так не смотрел даже на Виктуар, в глазах Меды огоньки погасли задолго до моего рождения, да и светлоглазый Скорпиус мог порой окинуть не угодившего ему человека столь презрительным взглядом, что невольно возникали ассоциации с его покойными предками, чьи фотографии еще не успели покрыться пылью в архивах аврората. Если мой желудок и сожалел о тыквенном пироге и овсяных хлебцах с заварным кремом, которые, должно быть, еще оставались на серебряных блюдах в большом зале, я откупилась от его недовольства возможностью провести уникальный в своем роде опыт, попутно избавившись от последствий деятельной скуки кузины, шоколадной лягушкой.

Наскоро проговорив завершающие слова заклинания, я оставила бессознательную кузину в самом дальнем уголке Выручай-комнаты и опрометью бросилась к портрету Виолетты Блэк, спотыкаясь о неровную кладку каменного пола, пропуская ступеньки и стараясь не обращать внимания на чудовищную резь в легких. Лили, тем временем, уже осваивалась, ощупывая руками раму и перелистывая страницы нарисованных книг, предусмотрительно оставленных Виолеттой на столе. О судьбе истинной хозяйки портрета мы обе предпочли в тот момент не задумываться, надеясь на то, что настоящая миссис Блэк вернется, когда кузина вновь займет свое место в мире живых. Не кривя душой, я признала: только очень внимательный наблюдатель мог отличить Лили от аристократки Виолетты: на детали вроде современных электронных часов, зачарованных таким образом, чтобы не вступать в конфликт с магическим полем замка, торопящийся на занятие студент едва ли обратит внимание. С радостным осознанием того, что шалость удалась, я дотронулась рукой до холста Лили, однако вместо прикосновения теплой руки почувствовала лишь шершавую гладь портрета.

Я успела незаметно спуститься в большой зал достаточно рано для того, чтобы насладиться разочарованным выражением лица Розы и поздравить Альбуса, с этого момента представляющего Хогвартс на Турнире трех волшебников. Дурмстрангский чемпион с непроизносимой фамилией покинул зал с кислой физиономией, зато кандидат от Бобатона, Аннет, между прочим, приходившаяся Жозефине какой-то дальней кузиной, заразительно хохотала и ослепительно улыбалась в колдокамеру.

Лили хватились немедленно после праздничного ужина. Заблаговременно заготовленная нами записка с извинениями порядком возмутила Макгонагалл, зато это исключило возможность поисков на территории школы. Разумеется, никому в семье не приходило в голову обучать меня окклюменции, поэтому перед разговором с директрисой я напоминала неудачную жертву воскрешающего ритуала. Казалось, стоит мне переступить порог кабинета в конце винтовой лестницы, как многочисленные предшественники Макгонагалл на посту немедленно кинутся обличать меня в применении запрещенной магии в пределах их владений. Мои опасения, однако, оказались беспочвенными: то ли Выручай-комната надежно хранила свои секреты, то ли директора считали ниже своего достоинства заниматься проказами двух бестолковых девчонок, но Макгонагалл лишь глубокомысленно покивала в ответ на мои не слишком убедительные аргументы. Весь вечер в спальне Жозефина показательно возмущалась свободе нравов, царящей в Хогвартсе, втайне надеясь выведать, к кому это сорвалась Лили в самом разгаре учебного года, а ночь впервые прошла спокойно, без зловещего рокота по ту сторону холста. Родители Лили, как и следовало ожидать, в школу не примчались и выходке дочери удивились мало. При всем внешнем очаровании кузины, характер у нее был далеко не сахар, да и замок своевольно покидать ей уже приходилось прежде.

На этом наше везение заканчивалось. Виктуар гиеной сновала по замку, преследуя чемпионов, мадам Максим по неизвестным причинам решила, что каждой из бобатонских студенток причитается тот же уровень нагрузок, что и Аннет, и взяла моду оставлять нас после уроков, профессор Лонгботтом патрулировал школьные коридоры, делая невозможной даже мимолетную встречу с портретом Виолетты. Странные и как будто понимающие взгляды Скорпиуса повергали меня в неописуемый ужас. Больше всего на тот момент я боялась, что мое участие в исчезновении Лили раскроется, и упорядоченная жизнь полетит ко всем чертям. Аппетит мой вновь начал портиться, сон расстраиваться, а Альбуса за его восторги по поводу предстоящего первого испытания хотелось проклясть чем-нибудь особенно зловредным и действенным. Останавливало меня только то, что я и так сама внесла свое имя в списки особо ожидаемых в Азкабане талантливых личностей. Правда, формально я все еще нахожусь под юрисдикцией французского высшего магического суда, следовательно, в Азкабан меня могут заключить лишь предварительно. А учитывая, что совершеннолетия я достигну лишь через полтора года, наказание может оказаться чисто символическим. Все равно было бы неприятно. Незачем начинать взрослую жизнь со скандала.

Лили вышла на связь спустя три дня, появившись на пейзаже с овечками. Жозефина проводила вечер с Лорканом, предоставив нам роскошную возможность вдоволь наговориться. Необходимость шептаться и ежеминутно выглядывать в коридор меня несказанно бесила, однако использовать защитные чары на дирижабле означало автоматически попасть в поле зрения мадам Максим. Среди небольшого деревенского стада кузина в старомодном платье с накрахмаленными кружевами смотрелась довольно-таки комично, но ни ей, ни мне сейчас не было дела до частностей.

– Никки, ты не представляешь, – голос Лили дрожал от переполняющего ее восторга, – я видела фею Моргану! Переходя с картины на картину, можно оказаться в любом доме, в любой точке земного шара! Карточки от шоколадных лягушек, колдографии, газетные вырезки! Я стояла рядом с самим Агриппой. А Гриффиндор и вправду такой коротышка, как написано в обновленном издании «Магической истории древнего мира».

Я уже успела позабыть, как оригинально устроено мышление моей обожаемой кузины.

– Лили, – вкрадчиво заметила я, прищурившись, – тебе удалось выяснить хоть что-то важное? Хочется надеяться, что я согласилась на эту авантюру не ради того, чтобы предоставить тебе возможность повеселиться.

– Пока ничего подозрительного я заметить не успела, – невинно сообщила Лили. – Я стараюсь держаться подальше от хогвартских портретов. Не забывай о директоре Блэке, который напрямую связан с домом Джеймса и Элеонор.

Шок на моем лице, видимо, говорил сам за себя, поскольку Лили торопливо добавила:

– Мы располагаем достаточным количеством времени, Никки. Мама еще помнит, как на четвертом курсе мы с Алисой на целую неделю удрали в Лондон и жили у Ханны в «Дырявом котле». Во время Турнира всем будет не до меня, не думаю, что даже взыскание назначат. Я бы передала поздравления Алу, но боюсь, пока что рано посвящать его в подробности.

В следующий раз Лили объявилась только неделю спустя.

– Чуть было не застряла на маггловской картине, – пожаловалась она тут же, оправляя высокий воротник из тафты. – Это что-то вроде расщепления при аппарации, только еще противнее. Чувствуешь себя, как муха в паутине. Хорошо, что чувство физической боли недоступно портретам. А вчера меня занесло на маггловские развалины. Не понимаю, зачем художники рисуют города, в которых нет людей. Улицы ведь тут же заполняются боггартами, призраками и мороками.

– Когда ты намерена возвращаться? – сурово вопросила я. – Еще несколько дней в таком состоянии, и я поседею. Мне все время кажется, что кто-то неусыпно следит за мной. Может быть, Лонгботтом, а может быть, кто-то похуже. Если Флер узнает, что я сделала, она меня убьет или отправит к Габриэль. И поверь, я не знаю, какой из вариантов предпочтительнее.

– В замке никто о тебе не думает, – со знанием дела заявила кузина. – Мне удалось войти в контакт с портретом Эллы Макс недалеко от гостиной Рэйвенкло. Виолетта была ее далекой праправнучкой, и они почти не общались до недавнего времени. Не бойся, директору Блэку Элла ничего не расскажет, незадолго до смерти она собиралась лишить его наследства, но не успела. Давняя семейная ссора, ты знала, что его сестра вышла замуж за маггла и была отлучена от рода?

– Приятно видеть, что в тебе просыпается интерес к своему генеалогическому древу, – ехидно заметила я. – А что слышно про Полную Даму?

– Элла обещала познакомить меня с Гуссоклами. Их потомки эмигрировали в Нидерланды, попробую разыскать следы там. Но это не главное, Никки. Я познакомилась со своей бабушкой! С бабушкой Поттер, которую убил Сама-знаешь-кто!

Такого расклада я никак не ждала, потому хотя бы, что представления не имела о существовании портрета Лили Эванс. В противном случае, он давно занимал бы почетное место в восстановленном родовом гнезде в Годриковой Лощине. Любопытная деталь, кстати. Поттеры ведь огромное состояние оставили отцу Лили и множество родственников по всему магическому миру. Удивительно, что ни у кого до сих пор не возникло идеи запечатлеть покойных родителей мистера Поттера на холсте, ведь для этого их личное участие совсем не обязательно.

Выяснилось, что мы многого не знаем о своей семье. Портрет старшей Лили хранился на чердаке старого дома, местоположение которого кузине установить не удалось, а сама мисс Эванс его оказалась вспыльчивой, но весьма обаятельной семнадцатилетней особой, компанию которой в позолоченной раме составляли заполненные неизвестными жидкостями реторты и угрюмый говорящий череп. Думаю, что не погрешу против истины, предположив, что Вам отлично известно, кто сохранил портрет юной мисс Эванс. Не удивлюсь даже, если это в Вашем доме довелось побывать моей кузине, хотя не представляю, где и при каких обстоятельствах Вы могли познакомиться с ее бабушкой. Мне хотелось бы, чтобы эта реликвия вернулась в семью, чем бы все ни закончилось. Вы ведь позаботитесь об этом, правда? Понимаю, что делать приятное Гарри Поттеру вовсе не отвечает Вашим интересам. Считайте все, в таком случае, моей личной просьбой.

– Лили, я каждый день посещаю в Хогвартсе твое бессознательное тело, я забочусь о том, чтобы учителя или родные ничего не заподозрили. Вместо этого я могла бы так же весело проводить время, как это делает Жозефина. Ты должна вернуться.

Лили лукаво улыбнулась, а я поняла, что спор этот проиграла заранее. Как Вам известно, главным недостатком злополучного ритуала является невозможность его прекращения в одностороннем порядке. Легкомысленно с моей стороны, но поначалу мне и в кошмарном сне не могло привидеться, что кузину в этом одномерном нарисованном мире может что-то задержать.

– Бабушка совсем как живая, Никки. Она рассказывает о дедушке, о своих однокурсниках, о временах, когда Сама-знаешь-кто только набирал силу. Ты знаешь, папа на нее совсем не похож. Говорят, что глаза – зеркало души, но в их случае сходство только внешнее. Ей было очень приятно, что меня назвали в ее честь.

– Подожди, – не поверила я своим ушам, – Лили Эванс знает о том, что ты ее внучка? Ты хотя бы подумала о конспирации? В высшей степени глупо довериться портрету. Это ведь не люди, Лили, у них нет страстей и привязанностей. Вспомни леди Вальбургу из дома на Гриммуальд плаза или директора Дамблдора, который уже больше двадцати лет на любые просьбы о помощи отвечает снисходительной улыбкой.

– Ты не была здесь и не можешь судить, Никки, – Лили сурово свела брови у переносицы. – Никто не отказался бы от такой возможности, даже отец. Сколько раз бабушка Молли сожалела о том, что не может вновь увидеть своих погибших братьев. Не проходит и дня, чтобы дядя Джордж не вспоминал о дяде Фреде. Тед вырос без родителей, да ты же сама рассказывала, как Скорпиус сожалеет о том, что не знал своего прадеда. Если бы люди могли использовать этот ритуал свободно, это означало бы победу над самой смертью!

– Никогда мне не приходило в голову воспользоваться этим ритуалом в личных целях, – честно призналась я. – Я выслушала рассказ о нем, как информацию, но встречаться с мертвецами и воображать себя частью их мира слишком напоминает безумие. Ты сейчас похожа на Кадмуса Певерелла, заполучившего воскрешательный камень. Может быть, ты уже и с ним успела познакомиться?

– Это замечательно, что твоя вселенная настолько совершенна и самодостаточна, что ты ни в ком не нуждаешься, Доминик, – с неожиданной злостью выкрикнула Лили, – но поверь, далеко не все такие, как ты. Я вернусь не раньше, чем пойму, что готова к этому. Обрати внимание, что моя семья не проявляет и тени беспокойства по поводу моего отсутствия. Всех интересует только Альбус с его Турниром и Джеймс с его новорожденным сыном.

– В этом ты виновата сама, – возмутилась я. – Твои выходки давно перестали привлекать внимание. Я сожалею, что рассказала об этом ритуале. А теперь тебе лучше поспешить, великий Мерлин, должно быть, тебя уже заждался.

Наша первая крупная ссора с Лили ознаменовала собой возвращение ночных кошмаров, еще более ярких и реалистичных, чем когда бы то ни было раньше. Я поняла, что дело плохо, когда невыносимая Яксли окинула меня оценивающим взглядом и посоветовала не злоупотреблять кофе и есть как можно больше свежих, богатых витаминами фруктов. Кузина не шла на примирение, а когда я, наконец, добралась до портрета Виолетты Блэк, то совершенно не удивилась, обнаружив пустующую раму. Казалось, даже воздух в замке накалился и пропитался насквозь электричеством, что вполне вписывалось в атмосферу Турнира. Способность радоваться жизни сохранила только Аннет, поддержать которую намеревалась приехать вся верхушка французского министерства магии.

Твердо решив не обращать внимания на провокации Лили, я, на радость мадам Максим, целиком и полностью сосредоточилась на учебе. Нынешний Турнир охватывал преимущественно аспекты высшей трансфигурации, что отличало его от тех состязаний, в которых принимала участие Флер, как в сторону безопасности, так и с точки зрения практической пользы. По крайней мере, я не видела ничего захватывающего в борьбе с драконами, о которой с воодушевлением рассказывал дядя Гарри: не думаю, что в наше время кто-то может столкнуться с магическим существом первой категории опасности где-либо, кроме специальных заповедников. Трансфигурация же развивает мышление и требует большого творческого потенциала, вот почему на Турнире было самое место Алу, а не эмоциональной Розе.

– Несколько дней назад у меня состоялся интересный разговор с дедушкой, – протянул знакомый голос за спиной. – Ради этого отец даже специально просил меня вернуться в имение.

– Почему меня должно это волновать? – как можно более спокойно спросила я. До начала первого испытания оставалось двадцать минут, и я только что напутствовала Альбуса, по непонятным причинам решившего пренебречь своим стандартным набором поклонниц и заручиться именно моим благословением. Появление Скорпиуса и любые разговоры о портретах в мои планы не входили.

– Думал, тебе может быть любопытно узнать, что твоя кузина нашла общий язык с молодой копией моего деда, – усмехнулся Малфой. – Кажется, он даже простил ей неподобающие родственные связи с Уизли.

Я разворачиваюсь так резко, что полы моей мантии взметаются в воздух, как крылья ночной птицы.

– Так кузина вернулась в Лондон? Странно, в записке она указала, что собирается к подруге в Испанию.

– Малышка Лили очень похожа на свою мать, – меланхолично заметил Скорпиус, – вот что сказал о ней дедушка. Он не выглядел очень удивленным. Я бы даже сказал, он ожидал ее появления.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, Скорпи, – мило улыбнулась я. – Но когда в следующий раз увидишься с дедушкой, передай ему, что погода в Испании начинает портиться. Надеюсь, Лили не станет затягивать с возвращением на родину.

Мне не нравилось абсолютно все. Первый тур состязаний подразумевал проверку способностей к созданию авторских заклинаний, но совершенно не выглядел захватывающим или зрелищным, поэтому я не понимала, ради чего на Зал наград наложили чары расширения пространства и помимо студентов всех семи курсов согнали сюда целую толпу родителей, журналистов и министерских чиновников. Заболтавшись со Скорпиусом, я не успела занять удобное место с однокурсницами и, чертыхаясь, пробиралась к последним рядам, когда меня окликнула та, кого я меньше всего хотела бы сейчас видеть – тетя Джиневра.

– Гарри в последний момент сообщил, что не сможет приехать, – обиженно сообщила тетя, – а у меня здесь свободное местечко образовалось. Если ты меня не спасешь, боюсь, Министр посадит сюда толстую и болтливую матрону, чью-нибудь жену или тещу.

Я перехватила насмешливый взгляд Скорпиуса и села рядом с тетей, стараясь больше не оборачиваться. Джинни, к моему несчастью, была настроена поговорить.

– Для Альбуса участие в этом Турнире очень много значит, – изрекла она. – Когда Гарри победил, все выглядело совсем не так радужно. Тогда я даже подумать не могла, что вернусь сюда поддержать нашего сына. Джеймс претендовал на участие, когда Турнир принимал у себя Бобатон, ты была тогда еще ребенком. Как быстро летит время...

Разговоры о быстротечности времени и бренности всего земного я ненавидела всеми фибрами своей души, но все же изобразила вежливую улыбку.

– Альбус часто пишет о тебе, – как бы между делом сообщила тетя Джиневра, а я чуть не подавилась виноградным соком. – Он очень высоко ценит твое мнение. И Лили тебя очень любит. Эта девчонка однажды доведет отца до инфаркта. Со стороны ее можно принять за ангела, если не сойтись поближе. Уверена, ты меня понимаешь. Вот Альбус никогда не доставлял проблем. Отлично учился, безукоризненно себя вел. После женитьбы Джеймса я чувствую себя так одиноко, и если бы не письма Ала, думаю, я бы совсем загрустила.

От такой неприкрытой рекламы мне стало не по себе. В самом деле, даже я помню, какая буря разразилась, когда Джеймс решил познакомить Элеонор Флинт с семьей. Ее родные не пришли на свадьбу и вспомнили о существовании дочери лишь после того, как она заполучила половину дома и родовых артефактов Блэков, обойдя их прямых наследников. Этой девушкой я неизменно восхищалась, тайком от родителей, разумеется.

– Я заметила, ты дружишь со Скорпиусом Малфоем? – пристально посмотрела на меня тетя. – В то время, когда я училась в школе, невозможно было представить, чтобы Уизли и Малфой спокойно беседовали и даже улыбались друг другу. Его отцу, Драко, мы обязаны множеством неприятных мгновений. После войны острые углы несколько сгладились, хотя я не верю в то, что люди способны меняться до неузнаваемости.

– А каким был его дед? – осторожно поинтересовалась я, – Люциус Малфой? Скорпиус его очень уважает.

Тетя поджала губы, словно размышляя, имеет ли смысл отвечать здесь и сейчас на мой вопрос.

– Знаешь, как говорят: о мертвых или хорошо, или ничего, – вздыхает она, наконец. – Мистер Малфой не был хорошим человеком. Свою семью он, разумеется, по-своему любил и, как мог, старался защитить Драко от того зла, которое создал своими же руками. И все же, во имя достижения своей цели он готов был идти по головам. Не случайно Волдеморт приблизил его к себе.

– И вы общались лично? Мистер Малфой знал тебя?

– Знал, – странно проговорила тетя, – конечно, знал. Флер вряд ли рассказывала тебе эту историю, а Билл не любит ее вспоминать. Он примчался домой сразу же, как узнал, что я связана с Тайной комнатой. Хогвартс тогда чуть не закрыли.

– Но я знаю о Тайной комнате и василиске, – я недоуменно изогнула бровь. – Дядя Чарли рассказывал нам с Виктуар сто лет назад. Только причем тут мистер Малфой?

– Люциус Малфой тогда возглавлял Попечительский совет Хогвартса, – я могла поклясться, что в скучающем голосе тете прослеживается легкая ностальгия. – Его усилиями профессор Дамблдор был временно отстранен от руководства школой. Но немногие знают, что дневник Тома Риддла, под чары которого я по глупости попала, оказался у меня исключительно заслугами мистера Малфоя. Он вложил его в мой учебник в магазине. Я подумала, что тетрадка оказалась в книге по ошибке, начала делиться с ней своими переживаниями и получать ответы. Привело это к тому, что монстр вырвался на волю, что, чуть было, не стоило жизни моим друзьям. Гарри разоблачил мистера Малфоя, но дело огласки не придали. Мы потом еще встречались и не раз... Взять хотя бы тот разгром, что учинили на чемпионате мира по квиддичу...

Макгонагалл поднялась на трибуну, оглашая условия испытания, и тетя Джиневра замолчала, посылая ободряющую улыбку Альбусу. Я почти не вслушивалась в слова директрисы, стараясь представить одиннадцатилетнюю Джинни Уизли и дедушку Скорпиуса, легендарную Тайную комнату, в которую уже много лет не спускалась ни одна живая душа, и Тома Риддла, имя которого, вопреки пожеланиям тысяч людей, не стерлось и по прошествии четверти века после его падения. Намного сильнее рассказа тети в мою память врезалась небрежно брошенная фраза Скорпиуса. Чем же Лили так похожа на свою мать, что знает Люциус Малфой о моей кузине, что сравнивает ее с обманутой им одинокой девочкой?

– Люциус – очень образованный и неординарный человек, – торжественно заявила Лили, снизойдя, наконец, до общения со мной. – Если бы не его помощь, я бы и половины не знала о той реальности, в которой оказалась. Ты была неправа, называя этот мир примитивным, люди здесь ведут свою жизнь: меняются, совершенствуются, ошибаются и исправляют ошибки. Не представляешь, как много талантливых магов не было понято при жизни.

– Охотно верю, – покачала я головой. – В отличие от некоторых, на истории магии я не сплю и не разгадываю шарады. Надеюсь, мистера Малфоя ты не включила в свой список непризнанных гениев? Скорпиус и так считает себя на голову выше простых смертных, особенно когда рядом сидит Яксли и ловит каждое его слово.

– Неужели я слышу ревность, моя дорогая? – рассмеялась Лили. – Прошу об одном, не разбивай сердца моему брату. У Ала и без того достаточно поводов ненавидеть Малфоев. Между прочим, услышать взгляд Люциуса на войну было крайне интересно. Не понимаю, почему учебники отражают мнение лишь победившей стороны. По мне, так любому мыслящему человеку интересно узнать, чем идеи Темного Лорда были так привлекательны для масс.

– Лили, дорогая, – как можно более доброжелательно попросила я. – Если ты так заинтересована идеями Сама-знаешь-кого, к твоим услугам целая библиотека Блэков. Семья Элеонор не отреклась от него и избежала Азкабана. Беседовать с портретом Люциуса можно и отсюда, Скорпиус будет рад пригласить нас в свой дом. Только возвращайся. Тебя здесь очень не хватает. Несколько дней назад Альбус вышел на первое место в турнирной таблице, а ты даже не смогла его поздравить. Тетя Джиневра сказала, что если через неделю ты не объявишься, отец всерьез займется твоими поисками. Виктуар меня изводит, а Жозефина с утра до вечера говорит о Скамандере. Возвращайся.

– Ты рассуждаешь сейчас в точности, как моя бабушка. Та тоже только и знает, что расписывать мне преимущества вашего мира. А ты знаешь, где я была вчера? В Нурменгарде.

– В тюрьме? – уточнила я. – Отлично. Надеюсь, тебе там понравилось. Сильно подозреваю, что в похожем месте окажусь и я, если все раскроется. Лили, в последнее время я не вылезала из библиотеки. Было большой глупостью согласиться на этот ритуал. Я бы не никогда не использовала его, если бы не узнала о нем от человека, которому абсолютно доверяла. Ты ведь понимаешь, что авроры могут расценить мои действия, как попытку убийства?

– Ты вечно драматизируешь, Никки, – отмахнулась Лили, – даже не похоже на тебя. Нурменгард – отменно гадкое место. Не представляю, как Гринделвальд прожил там столько лет.

– Так ты у него гостила? У первого темного лорда двадцатого века, развязавшего войну на континенте?

– Его образ сильно демонизируют. Я думаю, это связано с тем, что не все, как Рита Скитер, могут и хотят чернить имя директора Дамблдора. Молодой Геллерт сильно напомнил мне Слизерина. Правда, с тем у нас отношения как-то не сложились.

– Ну что за жалость, – не удержалась я от того, чтобы съязвить. – А со светлыми магами ты не общаешься принципиально? Не подумай, что я за что-то агитирую, просто не приветствую дискриминацию.

– Альбус Дамблдор знает о том, кто я и для чего оказалась в нарисованном мире, – сурово взглянула на меня Лили. – Не считай себя, пожалуйста, умнее всех, Никки. Логика портретов отличается от логики людей. И, кстати говоря, то вино действительно было отравлено. Мы похоронили монаха. Клиодна посчитала неправильным, что тело до сих пор не было предано земле.

Декабрь начался с дисциплинарного взыскания, заработанного Альбусом и Скорпиусом. Оба отказывались сообщить мне причины, по которым состоялась их импровизированная магическая дуэль, однако Макгонагалл со свойственным ей пафосом заявила, что ничего подобного не видела со времен учебы их родителей и перепоручила молодых людей заботам Слагхорна.

– Северус заставил бы их чистить котлы и собственноручно нарезать флоббер-червей, по меньшей мере, месяц, – расхохоталась Лили. – Честное слово, Никки, Макгонагалл не так уж не права. Ал и Малфой с первого курса подчеркнуто друг друга игнорируют. Уж не ты ли стала причиной их ссоры?

– Так, ты познакомилась со Снейпом, – криво улыбнулась я. – Отлично.

– Почему отлично? – удивилась Лили.

– Потому что я не вижу иного способа вернуть тебя с небес на землю. Если у Снейпа хотя бы вполовину настолько отвратительный характер, как вспоминают очевидцы, очень скоро я смогу лично оттаскать тебя за волосы за то, что ты устроила.

Смех Лили совсем мне не понравился. Не хотелось признавать, но за время, проведенное по ту сторону холста, кузина изменилась куда больше, чем демонстрировала мне. Меня смущали даже не громкие имена знаменитых и могущественных магов, знакомства с которыми Лили коллекционировала, можно было пережить тот факт, что она подружилась с нарисованным василиском Герпона Омерзительного или в пух и прах разругалась с Вальбургой Блэк, посетив мало кому известный ее портрет в Малфой-Мэноре. Нет, пугали меня, в первую очередь, ее глаза, больше не сверкающие, как два изумруда, а непроницаемые и безжизненные, как у того кролика, что я нарисовала после того, как узнала о том, что Бобатон включает меня в состав своей делегации. Тогда я написала Вам свое первое письмо. Хотела бы я знать, как поступали Вы с моей корреспонденцией: испепеляли на лету, вместе с совой, или внимательно прочитывали, высмеивая каждое слово и отправляя пожелтевшие конверты в сейф или секретер? Спешу сообщить, что чары, защищающие это послание, не так просто разрушить, поэтому Вам придется дочитать его до конца, как бы скучно ни было знакомиться с подробностями истории, за которой – ведь верно? – Вы следили с самого начала. Возможно, до сих пор Вы молчали, потому что я заблуждалась относительно того, кто Вы такая на самом деле? Что же, я по праву считала, что обращаюсь за советом к преподавательнице живописи, некоторое время снимавшей комнату в доме нашей соседки в Тинворте, не стоит меня за это винить. И все же, я благодарна Вам за это молчание. Именно оно заставило меня задуматься, хотя так и не спасло.

– Я думаю, что Лили оказалась там не случайно. Иногда мне кажется, что она сама себе не принадлежит. Ее завораживают люди, события, древняя магия, это напоминает гипноз. Скорпи, почему ты молчишь? Тетя Джиневра в свое время тоже впадала в транс и не понимала, что она делает, может быть, это имел в виду твой дедушка?

Скорпиус задумчиво курил, сидя на заросшем мхом бревне, и молчал. Невыносимая Яксли потерялась где-то на полдороги, и ее отсутствие, как ни странно, мешало складно мыслить.

– Я спрашивала, почему картины ее не выдают. Думала, что покойные директора докладывают Макгонагалл обо всем. Оказывается, они не вправе распространяться о том, что происходит в их мире. Я спрашивала, почему тогда Лил разговаривает со мной. Она только смеется и говорит, что не обязана соблюдать законы мира, которому не принадлежит в полной мере. Но она ведь не хочет покидать его. Я чувствую, что запуталась, и это сводит меня с ума.

– Ты не можешь заставить ее принять удобное тебе решение, Никки, – веско заявил Скорпиус. – Если, конечно, ты не готова попросить помощи у вашей семьи.

– Никогда! – выпалила я быстрее, чем Скорпиус успел закончить свою мысль. – Никто не должен знать о том, что произошло, Скорпи. Лили, конечно, простят, ей всегда все прощают. Кто рассказал ей о ритуале, кто помог его провести, кто догадался использовать Виолетту Блэк, чтобы помочь Лили проникнуть в нарисованный мир?

– Даже если от этого будет зависеть жизнь твоей кузины? – спросил Скорпиус, – даже тогда ты не расскажешь? – и в моей голове взрывается сотня электрических лампочек. Он облекает мои страхи в слова, и от этого они превращаются во всесильные черные вихри, разрывающие мозг изнутри.

– Я не знаю, что пугает меня сильнее, Скорпи, – прошептала я, крепко обнимая его, – того, что она не вернется, или того, какой она вернется.

– Дедушка говорит, что все будет хорошо, – ответил он еще тише, касаясь губами моих волос.

В Сочельник Лили приходит с поздравлениями. Жозефина и Лоркан уже ушли в замок, я открываю бал с чемпионом Хогвартса и безбожно опаздываю, тратя слишком много времени на прическу и макияж. Мы с Алом договорились встретиться в школе, и я счастлива, потому что буду танцевать и купаться во внимании и восхищении. Ради колдографий кружащихся в вальсе участников Турнира Виктуар даже оставила малыша на попечении бабушки Уизли, и мне оставалось только предвкушать, что именно она напишет в «Пророке» о спутнице Альбуса Поттера.

– Почему Скорпиус тебя не пригласил? – Лили закусила губу, что-то сосредоточенно обдумывая. – Мне казалось...

– Тебе казалось, – раздраженно отрезала я. Скорпиус пригласил на бал невыносимую Яксли, и третью неделю я старалась принять эту новость, как данность; опускаться, подобно Флер, до использования вейловских чар я не могла, а объясняться перед особой с картины вовсе не желала.

– Как знаешь, – неприятно усмехнулась Лили. – Расспроси своего чемпиона о настроении моих родителей. Может быть, есть смысл послать весточку от меня. Я не слишком довольна тем фактом, что теперь меня разыскивает аврорат.

– Я тебе уже говорила, – огрызаюсь я, – сама виновата.

– Девушки перед балами такие нервные, – от смеха Лили у меня идет мороз по коже. – Я рада, что ты веселишься, милая. Если хочешь, я могу заглянуть к Яксли и навсегда отвадить ее от твоего драгоценного Малфоя. У нее, к слову, совершенно дивный отец. Умер в Азкабане пять лет назад.

– Думаю, не стоит, – я вдруг развернулась к портрету. – А как ты проводишь Рождество, Лили?

Мой вопрос не поставил кузину в тупик.

– Знаешь, поместье Принцев было скрыто от посторонних глаз чарами более надежными, чем клятва Хранителя. Когда последний представитель рода умер, ворота закрылись навсегда. Теперь туда могут проникнуть лишь привидения или портреты.

– Ты будешь со Снейпом, – понимающе кивнула я головой. – Лили, тебе не кажется, что все это слишком далеко зашло?

Лили молчит, и перед моими глазами неожиданно начинают мелькать образы. Скорость сменяющихся картинок слишком высока: юноши с лихорадочно блестящими глазами, белобородые старцы, мрачные женщины в глубоких капюшонах. Бледная и худощавая фея Моргана в каменной башне без дверей, Клиодна с тонкими кистями и нежным голосом. Среди толпы людей я различаю дедушку Скорпиуса, покойных хогвартских директоров, заплаканную девушку с тяжелым старинным медальоном на шее и даже медноволосую женщину в зеленом плаще. Глубокий вдох – и мне вновь холодно улыбается Лили, только улыбка ее острее любого кинжала, а на дне глаз мелькают едва различимые красноватые искорки.

– Я все оценила, Доминик. Ждать осталось недолго.

После бала Альбус неловко пытается объясниться мне в любви, и я вдруг снова вспоминаю Вас. Любовь – еще одна иллюзия, в которую я верю даже меньше, чем в дружбу, и похоже, это то немногое, в чем Вы со мной солидарны. Должно быть, не требуется большой духовной самоотдачи, чтобы признаться в любви правнучке вейлы, да и мне слишком часто приходилось отвечать взаимностью на ничего не значащие слова. Всегда удивлялась людям, для которых произнести их представляет собой проблему. В конце концов, неужели при этом обязательно даже самому себе верить? Я не любила свои картины, но это не мешало им оживать и бывать порой довольно надоедливыми. Я не любила Лили: я бы никогда не позволила ей стать частью глупого эксперимента, будь все иначе. Я не любила Скорпиуса, мне всего лишь доставляло несказанное удовольствие лицезреть перекошенное лицо дяди Рона, полагающего себя вечно правым, всякий раз, как он видел рядом со мной человека, как две капли воды похожего на его школьного недруга. С Флер и Виктуар я мирилась по привычке: было бы странно столько лет находиться под одной крышей с людьми, не вызывающими ни грамма положительных эмоций. Я представила вечера в доме Поттеров, рассеянную болтовню дяди Гарри, неуемную энергию тети Джиневры и с трудом сдержала нервный смешок. Похоже, судьба сама предоставляла мне возможность занять место кузины, оказаться частью той самой семьи, в которую не хотела верить Лили и которая магнитом тянула меня.

– Я тоже тебя люблю, Альбус.

Вернувшись на дирижабль, я обнаружила, что с картины исчезли все овечки, а небо над солнечной равниной заволокло сажей и сизыми облаками, не пропускающими свет. Показалось вдруг, что именно так теперь и выглядит внутренний мир Лили: мрачный, холодный и пустой.

– Тебе не следует беспокоиться, – сжал мою руку Скорпиус. – Такой деятельной натуре, как твоя кузина, быстро наскучит однообразие жизни портрета.

– Скорпи, что тебе известно о хоркруксах? Я догадываюсь, что они связаны, дневник и картина. Люциус должен быть рассказать тебе.

За минуты его молчания можно вспомнить целую жизнь, тем более, такую скучную и беспросветную.

– Дневник был уничтожен много лет назад, и я не представляю, почему ты заговорила об этом сейчас, Никки.

Второе испытание становится данью хогвартским нелепым традициям и проходит на окраине запретного леса. Я не слишком волнуюсь за Альбуса, знаю, что в компании Лоркана и Лисандера он не раз совершал отчаянные вылазки в непроходимые дебри. Война с Лордом оставила свой отпечаток на каждом, даже родившемся много позже тех темных времен: соблазн найти круглую поляну, на которой решилась судьба магического мира, был слишком велик, неизвестная магия манила к себе, находя к каждому искателю приключений индивидуальный подход. Лесник присматривал за мальчишками в силу своих скромных возможностей, но в этом не было острой нужды: лес будто пошел на компромисс с обитателями замка, и опасные твари держались на расстоянии от опушек, даже стада кентавров носились по иным, более отдаленным маршрутам.

– Лили не писала тебе, Доминик? – хмурится дядя, не слишком сосредоточенный на ходе соревнований. – Мы недооценили ситуацию. Нужно было немедленно вернуть ее домой, а не пускать все на самотек.

– Все не так, как в прошлый раз с Алисой Лонгботтом, – пожаловалась тетя Джиневра. – Стыдно признаться, мы привлекли к делу авроров и, конечно, выяснили, что никакой испанской подруги нет. Даже Ханна, которой Лили поверяла все свои секреты, ничего не знает. Так что одному Мерлину известно, с кем она сбежала.

Раздраженный дядя отошел, чтобы поздороваться с приземистым чиновником в нелепом цилиндре, а тетя обеспокоенно сцепила пальцы.

– Худшая зима в моей жизни. У Гарри снова начались приступы головной боли. Колдомедики говорят, результат застарелых проклятий. Дальше будет только хуже.

Я механически кивнула, как никогда согласная с тетей Джиневрой, и лишь глубже надвинула на лицо капюшон, словно надеясь спрятаться за ним от враждебного мира. Лезвия шестиконечных снежинок выписывали по морозному воздуху невидимые узоры, приземляясь и тая на черной мантии.

– Реакция пройдет быстрее, если использовать недозрелые ягоды. Забудь о формулах, так ты никогда не сваришь ничего приличного. Что за странная тема для эссе, вы еще на третьем курсе должны были научиться готовить уменьшающую настойку, если не раньше.

– Я понимаю, что теперь тебе в зельеварении нет равных, Лили, но избавь меня от своих комментариев. Так мы закончим намного быстрее. Через полчаса зайдет Ал. Обещала погулять с ним вокруг озера. Ну и настроение у него...

– Огорчен, что Аннет удалось обойти его в таком простом испытании? Я была на колдографиях Турнира. Все это выглядело так забавно.

– Не слишком приятно узнать, что твой боггарт принимает облик твоего же отца, знаешь ли. Это унизительно. Если бы ты видела выражение лица Элеонор, она торжествовала. Тетя Гермиона даже сказала украдкой, что сейчас она, как никогда, похожа на свою мать в школьные годы. Да и после тоже.

– Время разрушает лишь красоту, а над леди Пэнси годы не властны, – рассмеялась Лили. – Бедняжка Альбус. Знаешь, мы здесь все сходимся во мнении, что отец переборщил, выбирая для нас имена. Разве что мне повезло немного больше. Мало ли на свете Лили.

– Ты не скучаешь по отцу? – спрашиваю вдруг я.

– А ты по своему?

– Я привыкла к тому, что отец всегда уходит. Гринготтс забирает все его силы, а с тех пор, как та женщина исчезла, в его жизни не осталось места ни для чего, кроме работы. У тебя ведь все было не так.

Лили встряхнула головой и ненадолго посмотрела на меня прежними лучистыми глазами.

– Я не могу уйти отсюда, Никки. Не могу принять твою помощь. И не могу оставаться. Он становится сильнее, пока я здесь. С каждым днем его могущество все возрастает. Он убил Полную Даму и отравил монаха, он наложил чары на рыцаря и уничтожил Виолетту Блэк, чтобы я смогла занять ее место. Этот мир меня не отпускает, и все намного сложнее, чем тебе кажется.

– Он? – на всякий случай уточнила я, подтверждая давнюю догадку.

– Темный Лорд, – прошептала Лили.

Комната качнулась, и я закрыла глаза, стараясь удержать равновесие. Ничего не произошло. Лили всего лишь сообщила о том, что мы, возможно, обречены, а солнце за окном продолжало светить так же ясно, как и полминуты назад.

– И профессор Дамблдор об этом знает? – ухватилась я за имя, которое до сих пор продолжали считать панацеей ото всех бед. – Разве он не может противостоять Сама-знаешь-кому? И все эти великие маги, о которых ты рассказывала... Гринделвальд... Агриппа...

– Ты так ничего и не поняла, Никки? – печально вздохнула Лили. – Все мы здесь на равных правах. У портретов нет души в обычном понимании этого слова. Великий светлый волшебник, единственный, кого боялся Темный Лорд, мертв и похоронен. У бледной копии, с которой я встретилась по эту сторону, нет никакой власти. Он не более, чем бледный отпечаток своей прежней силы, пустая оболочка, которая рассыплется, если разорвать ее связь с холстом. Главное преимущество Темного Лорда заключается в том, что его портрет содержит душу.

– Девятый хоркрукс... – выдохнула я. – Так все это было подстроено для того, чтобы вернуть его. Вернуть в обмен на тебя...

Лили лишь качнула головой в знак согласия. Картина давно опустела, а я все еще сидела на полу и смотрела в одну точку. Давно не напоминавшая о себе интуиция подсказывала, что это был наш последний разговор с кузиной. Волдеморт позволил нам попрощаться.

– Дедушка еще при жизни предсказывал Его возвращение, – Скорпиус скрестил руки на груди и отстраненно всматривался в груду серых гор, кольцом рассыпанных вокруг озера. – Он считает, что это возрождение пройдет иначе, и Он будет не таким, как в прошлый раз. И что я должен занять свое место рядом с Ним. И жениться на Фабии.

– На ком? – недоуменно нахмурилась я. Никакой Фабии я не знала.

– На Яксли, – немного удивленно пояснил Скорпиус. – Ее зовут Фабия.

Оказалось, достаточно назвать невыносимую Яксли по имени, чтобы из безликой подружки Скорпиуса она превратилась в угрозу. Волосы Фабии пахнут лавандой, а ровные длинные ногти идеально блестят. Фабия, как и ее мать, и множество благородных дам из далекого прошлого их древнего рода, ни одного дня в своей жизни не будет работать. Фабии даром не нужна ничья любовь. Я вдруг представила Фабию на выпускном балу слизеринцев. И в гостиной Малфой-Мэнора, беседующей с леди Асторией. И во множестве других мест, где нет места Доминик Уизли. Нет, и никогда не будет.

– Ты слишком связана с Ним, – глухо произнес Скорпиус, – а скоро эти цепи станут неразрывными. Я могу только быть рядом, не подходя слишком близко.

– Но он ведь не сможет вернуться без посторонней помощи. Кто-то должен провести этот ритуал, активизировать хоркрукс! Мы еще можем этому помешать! – в отчаянии выкрикнула я и вспомнила о Вас. Тогда, думается мне, я и догадалась окончательно. Двери замка дьявола из сказки Жозефины захлопнулись за моей спиной, а мне не удалось разгадать его загадку. Теперь даже если Лили удастся спастись, меня похоронят под его обрушившимися стенами.

Дорога до дирижабля показалась мне бесконечной. Мысли беспорядочно перескакивали с одного предмета на другой, в сознании путались имена Темного Лорда, Скорпиуса, мистера Малфоя, Лили, Фабии... Столкнувшись с Виктуар, я непроизвольно вскрикнула. В полумраке зимнего вечера сестра показалась мне похожей на призрак Серой Дамы.

– Ты почему бродишь здесь одна? – возмутилась сестра. – Отец считает, что Лили похитили, хочешь и на себя навлечь опасность?

Милая Виктуар даже вообразить не могла, что самую большую опасность представляет для нас именно Лили.

– Вики, как звали ту женщину, к которой хотел уйти от нас отец?

– Что? – задохнулась от неожиданности Виктуар. – Зачем тебе?

– Вики, скажи мне. Только скажи правду.

– Никки, ты должна понимать, что эта история давно осталась в прошлом. Мама простила отца, и никому не хочется ворошить былые воспоминания.

Виктуар подула на замерзшие руки и подняла на меня виноватый взгляд.

– Хорошо, я скажу. Ее звали Доминик. Довольна?

В Запретном лесу надрывно кричит ночная птица.

– Что с ней стало на самом деле?

Виктуар провела рукой по моим волосам, отводя от глаз непослушную прядь.

– Она погибла, Никки. Никто этого не ожидал. Эта женщина... она тоже работала ликвидатором заклятий, во французском отделении Гринготтса. Отец уже собрал вещи для переезда, когда пришло известие о несчастном случае. Та Доминик, она работала с хроноворотами, по специализации временных парадоксов. Какую-то операцию она не рассчитала, к ней даже колдомедиков не подпускали. Отец пытался снять проклятие, но сам чуть не пострадал. Вскоре после этого мама забеременела. Он сам выбрал тебе имя.

Бумаги от департамента магического образования были доставлены совиной почтой в начале апреля, и с тех пор мадам Максим взяла за правило раз в три дня проводить пробные испытания для всех желающих в следующем году вести исследовательскую работу. При виде разобиженного личика Аннет, полагавшей, что для нее, как для участницы Турнира, экзамены будут представлять собой простую формальность, мы с Жозефиной злорадно ухмылялись, а вот для обсуждения моей заявки на диплом собралась целая комиссия.

– Применение трансфигурации в боевой магии, – задумчиво протянула мадам Максим и взглянула на меня с любопытством. – Я думала, вы хотите стать художницей, мадемуазель Уизли.

– Разве профессия художника исключает владение боевой магией? – спокойно пожала я плечами. – Боюсь, в области волшебной живописи я не смогу сказать ничего нового, эта сфера полностью изучена.

А если и существуют давно забытые ритуалы, я уж точно не собираюсь обсуждать их здесь и с вами.

– Специалисты по боевой трансфигурации редки, не говоря уже о том, что для овладения этой сферой магической науки необходимо весьма впечатляющие показатели по целому ряду магических дисциплин, – не преминула вклиниться Макгонагалл. – Мы ознакомились с вашим резюме, мисс Уизли, и вынуждены признать, что оно не отвечает нашим требованиям.

Моего внутреннего дьяволенка так и подмывает посоветовать Макгонагалл больше внимания уделять вверенной ее заботам школе, где уже полгода готовится платформа для третьего пришествия лорда Волдеморта, нежели моей успеваемости, но вместо этого я поднимаю на нее честные, хоть и слегка разочарованные глаза.

– В самом деле, Доминик, – укоризненно качает головой мадам Лаван, наша преподавательница чар, – неужели вы всерьез рассчитывали на положительный ответ? С вашим отношением к учебе, со столь скудным набором характеристик... Нет, вы действительно полагали, что справитесь?

– Боюсь, вы правы, – очаровательно улыбаюсь я. – Возможно, «Пространственно-временные характеристики при создании волшебных пейзажей» подойдут лучше? Я бы могла использовать рабочие заметки Мадженты Комсток...

Боевой трансфигурацией я заинтересовалась намного раньше Турнира трех волшебников, а испытания лишь укрепили меня в уверенности: время непростительных заклинаний и магии крови безвозвратно уходят в прошлое, вместе с отжившей свое старой аристократией и колдовством друидов. Новая эпоха распахивала двери перед эрудированными магами, не боящимися экспериментировать и мыслить творчески; разумеется, Макгонагалл, как наиболее вредоносному пережитку прошлого, руководимого законами военного времени, не дано этого уловить. Собравшиеся в ее кабинете волшебники давно разменяли седьмой, а то и восьмой десяток; раз вызубрив в школьные годы постулат о неприменимости трансфигурации в контактном бою, они будут отстаивать свои идеи с непоколебимой убежденностью.

– Так значит, ты решила притвориться, что согласна? – Лили растягивает губы в холодной ухмылке, и мне неприятно осознавать, что эта гримаса является зеркальным отражением моей.

– Если магическое сообщество не желает признавать моих способностей на университетской кафедре, возможно, практическая демонстрация покажется более убедительной.

– И у тебя будут для этого все возможности, – Лили вздохнула почти по-настоящему, и я тут же ухватилась за эту ниточку.

– Темный Лорд никогда не рассказывал, почему он пытался убить твоего отца одним-единственным заклинанием, которое каждый раз давало осечку? Он ведь мог его отравить. Мог заставить его по собственной воле выпить яд. Мог, скажем, превратить его сердце в часы. Или осколок стекла, или щетку для обуви. Мог превратить его в охапку соломы и поджечь. Или заставить всю его кровь исчезнуть. Разве такому великому волшебнику это не по силам?

Долю секунды я еще надеюсь, что Лили возмущенно вспыхнет и возненавидит меня за эти слова, но происходит нечто, приносящее с собой иррациональный парализующий страх: кузина улыбается. Она теперь всегда улыбается, еще чаще, чем при жизни, только улыбка эта всякий раз вызывает у меня желание расплакаться. Забавно, уже не первый раз я ловила себя на том, что говорю о Лили, как о мертвой, однажды мне уже пришлось убеждать Ала, что я всего лишь оговорилась.

– Темный Лорд ошибался, – без тени эмоций произносит она. – А твоему воображению можно позавидовать, Никки. Знаешь, отец ведь тоже здесь, со мной. Я имею в виду тот его старый портрет в Министерстве магии.

– И как он отнесся к твоему появлению?

– Для нас обоих это была неожиданная встреча. Знаешь, здесь он совершенно не похож на себя. Думаю, при жизни у него никогда не будет столько свободного времени. С другой стороны, что ему делать по ту сторону? Все по-настоящему близкие ему люди здесь. Все те, кто когда-либо его понимали. Здесь нет вечно недовольной и беспокоящейся мамы, Альбуса, уверенность в себе которого нужно постоянно укреплять, дяди Рона, с которым никогда не удается быть собой в полную силу, всей этой подковерной борьбы и вечной конкуренции. Папа ведь был рожден для того, чтобы стать магом, а не политиком. И что в итоге его магия? Битая скорлупа, шелуха. Связка ключей, заброшенная в дальний ящик стола.

Третий тур по никем не отмененной традиции представлял собой лабиринт, только выполнен он на сей раз был в виде огромного замка, возвышавшегося среди зарослей прямых, как свечки, кипарисов и плюща, напоминавшего нечто среднее между дьявольскими силками и хищной прилипчивой пакостью, опутывающей изгородь в Малфой-мэноре. На подступах к замку, судя по восхищенному лицу Хагрида, предполагалось поместить содержимое как минимум семи заключительных параграфов свода «Магических существ, не рекомендованных к разведению в домашних условиях», огромные трибуны заблаговременно начали приводить в порядок, подкрашивать, укреплять навесы. Отдельную ложу приготовили для французов: Аннет и Альбус имели почти равные шансы на победу, и чем бы ни закончился поединок, девушку на родине ждала поистине королевская встреча. Вот кто сможет выбирать себе будущее без оглядки на мнение мадам Максим, или мадам Лаван, или серой посредственности Макгонагалл, по рассказам Лил, еще в школе напоминавшей бездомную пронырливую кошку. Сестра, конечно, приедет, а может быть, и родителей с собой привезет, мама же все еще состоит на службе в Министерстве, хоть и находится временно дома по уходу за маленьким Луи. Если рассудить, братик единственный, по кому я скучаю; я надеялась, что когда он вырастет, наши отношения не будут напоминать отстраненную вежливость, царящую в семье Поттеров, или яростную конкуренцию Розы и Хьюго. Впрочем, мое счастливое будущее с некоторых пор казалось до такой степени зыбким и маловероятным, что искать в нем место Луи было в высшей степени неразумно.

На общем для всех трех школ уроке астрономии Скорпиус успел сообщить, что видел Лили. Под прицелом раздраженного взгляда Альбуса обменяться информацией представлялось затруднительным, но мне и не нужны были слова: выражение лица Скорпиуса весьма красноречиво сообщало, что изменения, произошедшие с кузиной, способны шокировать неподготовленного наблюдателя. Пожалуй, сейчас она была даже большей Виолеттой Блэк, нежели сама Виолетта. Мне оставалось лишь незаметно пожать плечами. Скорпиус казался потерянным, но я знала, что со временем это пройдет. Как я уже говорила, Лили чуть ли не с пеленок умела быть убедительной.

– Можно подумать ты сама не веришь во все эти, как ты выразилась, чистокровные заморочки, – поджала губы кузина. – Если даже последние двадцать лет не задушили остатки традиции на корню, эта сила заслуживает того, чтобы с ней считаться. Разве не это ты говорила мне, когда Виктуар выходила замуж за Теда?

– Хотела бы я взглянуть на ту, что пожелает родной сестре такого счастья, – искренне возмутилась я. – На Люпине замкнулся род, проклятие, наложенное леди Вальбургой на Андромеду, обладает разрушительной силой. Только простаки могут считать смерть матери Теда случайностью, удивляюсь, как она вообще при родах выжила. Идеи Упивающихся смертью достойны внимания, в их методы я не верю.

– Мир изменился, – в несколько шагов Лили преодолела расстояние от одного края картины до другого, – то, что было в прошлом, забыто и похоронено. Даже ты меняешься, Никки, меняешься каждую секунду. Ты уже думала, как вернешься в Ракушку после финала Турнира, как сядешь за один стол с Флер, с Молли, с Гарри? Даже в глаза Альбусу ты смотришь все реже. Что может связывать тебя с людьми, полагающими, что мир статичен и неподвижен, как холст, защищенный стеклом от пыли и солнечных лучей?

– Разве не вас считают адептами консерватизма? – смеюсь я. – Разве не вы хватаетесь за соломинки, надеясь сохранить мир таким, каким он был, когда там, – я указываю рукой вглубь картины, – когда там все были живы, были молоды?

– Ты ведь и сама знаешь, милая, что это не так, – багровые огоньки в глазах Лили теперь отчетливо различимы, – более мыслящая сторона начинает войну и мечтает изменить этот мир, их противнику же не остается ничего, кроме как охранять рассыпающиеся в труху принципы. И если даже их действительность устояла против нескольких мощнейших ударов, окажется ли она такой же прочной против той самой соломинки, незаметной, которой никто и никогда не придавал значения?

Как я уже писала, о способностях директора Дамблдора по подбору кадров я изначально была самого низкого мнения. Единственное исключение составлял профессор Биннс, учитель-призрак, и оценить все преимущества его состояния я могла только перед лицом месье Мирабо, преподавателя истории магии, раз в месяц прибывавшего на дирижабль портключом и удивительным образом вмещавшего в сорок минут урока мельчайшие события пары-тройки столетий. Занятия проходили в бешеном ритме, по мере приближения экзаменов на смену лекциям пришли продолжительные семинары, и даже зависшая на кафедре Жозефина не могла прибавить мне хорошего настроения.

– Хорошо известная любому ребенку из придерживающейся традиций семьи сказка о дарах смерти, легшая в основу целого антинаучного движения, нашла свое отражение и в маггловском мире, – бойко докладывает подруга, сворачивая в трубочку кусочек исписанного с двух сторон пергамента. – За примером мы можем обратиться к французской народной литературе. Популярная сказка с внесением соответствующих поправок на маггловские реалии использует образ зловещего замка дьявола, олицетворяющего темное начало.

Жозефина вряд ли помнила, что именно эту сказку рассказывала Луи перед нашим возвращением в Бобатон, еще тогда история показалась мне своего рода предзнаменованием, теперь же, когда за окнами дирижабля возвышается серая конструкция с множеством башенок, похожих на пещерные сталагмиты, и запутанных переходов, кажется, что дьявол подстерегает совсем рядом и может, скажем, выглянуть из-за угла или присесть рядом во время трапезы в большом зале. Жозефина, тем временем, продолжала:

– ... и тогда мельник отказал трем братьям в приюте на своей мельнице. «Какое мне дело до ваших бед», – сказал он, – «идите мимо замка дьявола и придете в город. Но упаси вас Бог заходить в замок. Дьявол убивает всех путников, осмелившихся нарушить его покой». Братья поблагодарили мельника, и пошли своим путем. В дороге их застала глубокая ночь, и ничего другого им не оставалось, кроме как переночевать в замке...

Я смотрела в лица своих однокурсниц, и мне хотелось дико смеяться над их невежественностью. На лице Жозефины было ясно написано, как неприятен ей сам факт пересказа маггловской легенды, Аннет скучающе выцарапывала на деревянной парте не различимые с моего места символы, Жюли с подобострастным видом конспектировала, убедившись предварительно, что ее усилия заметны месье Мирабо. Лиора и Эстрелла неслышно переговаривались, Ариадна листала журнал, вложив его в учебник. На их спокойных, невозмутимых лицах не читалось ни грамма тревоги о завтрашнем дне. Если Темный Лорд вернется, они могут даже не заметить этого в перерыве между подготовкой к экзаменам и свиданиями с мальчиками. А если мальчику вдруг придется пойти на войну, что помешает заменить его другим, более склонным к конформизму?

– «Если ты откроешь дверь», – заявил дьявол старшему брату, стоявшему в первую ночь на часах, – «я подарю тебе скатерть-самобранку, у которой ты сможешь потребовать столько еды, сколько твоей душе будет угодно».

С другой стороны, грядущая доля меня не так уж пугала. Дом давно перестал быть тихой гаванью, манящей теплом и покоем, жизнь в нагромождении секретов, безразличный взгляд отца, истеричная благожелательность Флер, детишки Виктуар и Теда, число которых с каждым годом будет все умножаться, все это вместе казалось тем самым сказочным драконом, от которого умный побежит в обратную сторону. Всю жизнь рисовать картины в небольшом домике на побережье, оставаться еще одной девчонкой Уизли, дочерью знаменитых родителей, не важно, что многие уже и не помнят, чем именно те прославились. Лили, или тот, кто вещал ее устами, были правы: мир изменился, и малышку Никки Уизли он проглотит с потрохами, если только она не примет так щедро предлагаемые ей дары.

– «Если ты откроешь дверь», – сказал дьявол среднему брату, стоявшему на часах во вторую ночь, – «я подарю тебе волшебный посох, который даст тебе столько золота, сколько ты пожелаешь».

Скорпиус дал понять, что всегда будет рядом. Собственно, напоминания были излишни, я еще на свадьбе сестры поняла, что в книге судеб наши имена записаны на одной странице и едва ли не идут друг за другом в обход всех правил правописания. Двадцатилетний мир дал Малфоям высшие из благ – стабильность и безопасность, но глава рода все чаще казался мне насмешкой над той зловещей репутацией, что окутывала эту фамилию на протяжении двух магических войн. Из головы не шло любимое выражение Скорпиуса о том, что рыбу лучше ловить в мутной воде, а самые большие деньги зарабатывать, когда привычный мир рушится. Темному Лорду найдется, что предложить наследнику Люциуса Малфоя, в этом не было никаких сомнений.

– «Открой мне дверь в последний раз», – сказал дьявол младшему брату, – «и я дам тебе плащ-невидимку. Благодаря нему ты сможешь укрыться от чужих глаз, более того, он перенесет тебя туда, куда ты пожелаешь».

Нет, я не могла думать о Лили. До сих пор это стоит мне колоссальных внутренних усилий. Моей кузины больше не было, ее магия медленно вплеталась в волокна холста, она принадлежала миру теней и не хотела его покидать. Скорпиус был прав тысячу раз. Я не могла заставить ее сделать удобный мне выбор, зато могла выбрать сама. И я оставалась с Лили. Вне зависимости от того, какую сторону она примет.

И да, я по-прежнему ни капли ее не любила.

– Прекрасно, мадемуазель Розье, – Мирабо, вопреки обыкновению, был очень доволен выступлением Жозефины. – Высший балл. Как вы видите, феномен даров смерти проник даже в маггловский мир, увлекая любопытные умы. И все же важно уяснить основополагающий тезис: даров смерти не существует. История магии не содержит ни единого примера, доказывающего обратное.

– Жозефина, – Ариадна вдруг подняла голову от раздела светских сплетен и глупо улыбнулась, – а что стало с братьями? Дьявол потом добрался до них?

– Младший женился на принцессе, – закатила глаза Жозефина, – они получили пол-Франции в приданое и жили долго и счастливо. А замок дьявола продержался не дольше, чем братья находились под его крышей, а затем рухнул.

– Только магглы могли сочинить такую небылицу, – фыркнула Жюли, и девочки поддержали ее дружным смехом.

Я дожидалась Альбуса на берегу озера и подставляла лицо лучам раннего весеннего солнца. В последние недели наши отношения напоминали запутанный клубок, всю нелепость самого существования которого, кажется, осознавала я одна. Лили однажды сказала, что я не создана для того, чтобы быть девушкой героя. Вот Виктуар, вне всяких сомнений, сидела бы вместе с ним в библиотеке, помогая тренировать важные заклинания, строила бы из себя всепрощающую и понимающую сикстинскую мадонну, вовремя отойдя в тень, чтобы не мешать победителю вкушать заслуженные лавры. Мне же, откровенно говоря, безгранично надоел этот Турнир с его мальчишескими головоломками, надоел холодный Хогвартс с привкусом лохматой пыли и сухих книжных страниц, надоело ожидание. Лили не выходила на связь десять дней, и что-то подсказывало мне: до финального испытания весточек от сестры ждать нет смысла. Мне оставалось лишь одно незаконченное дело, небольшая деталь, которая поможет мне избавиться от отвратительного ощущения дежавю, преследовавшего меня со вчерашнего вечера. Перечитывать семейные хроники порой бывает крайне полезно и занимательно, и я благодарна была Виктуар, познакомившей меня с некоторыми подробностями богатой на приключения юности Флер. Как ни крути, свое пребывание в замке сестра оправдала с честью. Когда-нибудь редакция «Ежедневного Пророка» будет готова заплатить огромные деньги за мою колдографию. Пока что я счастливо улыбалась всем с первых страниц рука об руку с кузеном.

– Никки, ты хотела о чем-то поговорить?

Альбус выглядел подавленно, и я чуть не рассмеялась, догадавшись, что он успел вообразить себе, пока проделал путь от замка до озера. Кивнув в сторону лесной опушки, я неторопливо пошла по мощеной плиткой дорожке, в последний раз изображая из себя глупую влюбленную девочку, взволнованную перед предстоящим ее избраннику испытанием. При иных обстоятельствах мы с Лили от души посмеялись бы над таким парадоксом: похоже, единственный в своей жизни поступок, продиктованный не разумом, не выгодой, не прихотью, а более, чем светлым для моей души чувством я совершу ради Альбуса. Человека, которому я в любви-то призналась, в основном, назло Скорпиусу. Впрочем, Вам это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было. Даже и напоминать не стоит.

– Тебе не кажется, что пора повернуть назад, Никки?

Я улыбнулась. Бедный Альбус, откуда ему знать, насколько двусмысленно сейчас прозвучал его вопрос?

– Извини, Ал, – я медленно вытянула из кармана волшебную палочку. – Боюсь, назад уже не получится.

Знаете, сейчас я пробегаю взглядом тридцать исписанных мелким почерком страниц из старого маггловского еженедельника, каким-то странным образом попавшего на дно моего багажа при сборах, и удивляюсь, почему считала, что не умею писать писем. Возможно, все дело в том, чтобы найти достойного собеседника, ведь всегда приятно поговорить с тем, кто поймет тебя и примет твою сторону, куда бы в дальнейшем не завела нас судьба. Найти такого человека непросто: у одних на это уходят годы, у других – целая жизнь. Я вспоминаю наш разговор на берегу моря, и меня охватывает эйфория: Вы ведь уже тогда знали, что ритуала, описанного Вами, еще не существует, что Вам лишь предстоит продумать его последовательность спустя много лет, проводя исследования по заказу величайшего из магов современности. Вам так много еще предстоит сделать: найти белого кролика, познакомиться с портретом Лили Эванс, стать совсем не той, кем Вы некогда рассчитывали. И все же, я верю, что игра определенно стоит свеч. Отец знал, что делает, называя меня в честь роковой женщины, погибшей от проклятия хроноворота; впрочем, посвятить еще несколько абзацев рассуждениям об удивительной иронии судьбы я не планирую.

Чем же теперь я рассчитываю заняться? Испытание начинается лишь через полчаса, и я собираюсь подобрать среди вещей Жозефины теплый пушистый шарф, а затем отправиться на трибуны. Возможно, мне еще повезет занять место, с которого будет открываться отличный обзор. Жаль, что зрители не могут следить за происходящим в лабиринте и в замке: интуиция подсказывает мне, что, в таком случае, им бы открылось увлекательнейшее зрелище. Строить дальнейшие планы более или менее бессмысленно, но я допускаю, что, если все закончится благополучно, мы с Жозефиной вернемся на дирижабль и выпьем по кружке шоколада: несмотря на укрепление позиций весны, ночи все еще холодные.

До скорой встречи,
Ваша Доминик Уизли

***

Серая почтовая сова затерялась в ночном небе, стоило мне выпустить ее из окошка совятни. Мрачные своды замка нависли над моей головой, а стены, казалось, сужались, как в проклятой ацтекской гробнице, в которой некогда, по долгу службы, довелось побывать папе. Механически пересчитывая ступеньки на движущейся лестнице, я вдруг резко обернулась. Не знаю, когда Макгонагалл распорядилась вернуть пьянствующих монахов на их законное место, но ничто больше не напоминало о трагедии, постигшей их брата во Христе. Место монаха, преданного земле ирландской волшебницей Клиодной, не пустовало: чернобровый капуцин в коричневой рясе добродушно скалился в ответ на шутку соседа справа и колотил пустой глиняной кружкой по столу.

Седьмой курс Слизерина занимал шестой ряд; заметив меня, Малфой приветственно взмахнул рукой, привлекая к моему появлению взгляды половины трибуны. Не слишком заостряя внимания на том, кому приходится расточать улыбки, я медленно подошла, поправляя позаимствованный у подруги шарф, словно нарочно оказавшийся изумрудно-зеленым. Невыносимая Яксли, тараторившая что-то на ухо своей бегемотообразной подруге, вдруг осеклась и, ни слова не говоря, уступила мне место рядом со Скорпиусом.

– Я не опоздала? – усмехнулась я, принимая из рук Фабии маленький серебристый бинокль, – все в сборе?

– Теперь да, – передернул плечами Скорпиус. – Не ожидал от тебя такого широкого жеста. Разве ты не должна сейчас в больничном крыле рыдать над выбывшим из соревнования Поттером?

– Формально говоря, мы расстались перед тем, как я стерла ему память палочкой Лили, – прошептала я ему на ухо. – Повторяющаяся история – это так скучно, и потом, хватит уже с Темного Лорда моих обожаемых родственников. Так на кого ты ставишь: на Аннет или того мрачного норвежца... так и не запомнила за целый год, как его все-таки зовут.

– Пусть будет норвежец. Такая, как Аннет Розье, откуда угодно выберется... Смотри, тебе сова.

Я ласково провела рукой по перышкам серой совы, отвязывая ее ношу. Птица курлыкнула и тяжело полетела к башне.

Скорпиус задумчиво смотрел на толстый конверт, подписанный моей рукой.

– Почему твои совы всегда прилетают обратно? Сколько уже писем вернулось?

– Сегодня начали приходить ответы, Скорпи.

Я спрятала конверт в карман мантии, среди шуршащих фантиков, шоколадок и огрызка гусиного пера. В полумраке знакомые лица обнаруживались с трудом. Аннет Розье перед входом в лабиринт эффектно развернулась, и Виктуар щелкнула колдокамерой. Я так и не нашла Флер, зато заметила Луну Скамандер с сыновьями. Жозефина сидела в специально подготовленной для французского министерства ложе рядом с матерью. Поттеров не было: наверняка, тетя Джиневра уже сражается с мадам Помфри за право немедленно перевезти Альбуса домой.

– Скорпи, как думаешь, в замке дьявола есть картины?

До начала испытания оставалось несколько минут.