Глава 1Порой жизнь вынуждает нас шевелить извилинами... (П. Г. Вудхаус)
Воскресное утро щебетало за окном, и ваш покорный слуга Люциус Малфой нежился в постели, с теплотой вспоминая Уолли МакНейра и отличный вечер, проведенный накануне в «Клубе для знатных джентльменов» за парочкой коктейлей и задушевными разговорами.
Да что там, я уже готов был начать резвиться, как стадо единорогов на рассвете, когда в спальню вплыл Снейп, вооруженный подносом с завтраком.
– Отменный денек, Снейп, – оживился я, почуяв сладостный аромат яиц и бекона.
– Да, сэр.
– Что там говорил этот твой древний маггл? Шетнер?
– Шекспир, сэр. Каким бы счастьем было для меня – проснувшись утром, увидать воочью тот ясный лик в лучах живого дня, что мне светил туманно мертвой ночью?
– Точно. Хочется осчастливить весь мир, подарить какой-нибудь девчонке букет фиалок, пожертвовать пару галлеонов на приют для умалишенных, словом, быть на высоте.
– Несомненно, сэр.
– Какие новости, Снейп? Нас ждут великие дела? – я отправил в рот кусок тоста, продолжая размышлять о птичках и цветочках. Уж если мы, Малфои, пребываем в добром расположении духа, то всем достанется от щедрот.
– Письмо, сэр. Сова прилетела час назад, – с этими словами он вручил мне записку.
– Возможно, оно от той самой девы, которой сегодня жизненно необходим пучок фиалок. Как считаешь, Снейп?
– Оно от вашего отца, сэр.
Не то чтобы я был удручен этим известием, но даже моих скромных способностей вполне хватило, чтобы усомниться в том, что человек, который, по его же собственным словам, считал меня примитивным бездельником, нуждается в фиалках. Однако боевой дух Малфоев, воспрянувший после чашки отменного кофе, еще теплился надеждой.
– Мой дорогой родитель требует, чтобы я немедленно прибыл в Мэнор. Что бы это значило, Снейп?
– Понятия не имею, сэр.
– В любом случае, это отличный повод для того, чтобы выклянчить у почтенного предка пару монет на булавки. Он стал удивительно жаден в последнее время, видимо, его что-то гнетет. Возможно, несварение желудка.
– Вполне возможно, сэр.
– Собери мои вещи и приготовь ту отличную велюровую мантию, которую вчера притащил посыльный.
– Велюровую, сэр? – лицо Снейпа отразило смесь неприязни и возмущения, складывалось впечатление, что только что к нему заявился бездомный бродяга, утверждающий, что он – его родной брат.
Похоже, мой камердинер опять собирался подвергнуть жесточайшей и исключительно гнусной критике мою манеру выбирать одежду.
– Да-да, Снейп. Сложи ее, – несмотря на щебетанье воскресного утра, на мое чело начали наползать мрачные тучи, – это отличная мантия, и я намерен прогуляться в ней вокруг поместья, красуясь перед селянками.
– Смею заметить, сэр, что прогулки в серебристой, кхм, велюровой мантии могут крайне негативно сказаться на желании вашего отца, как вы выразились, выдать на булавки. А это очень негативно скажется…
Похоже, сегодня Снейп не был готов так легко сдаться, и мне пришлось приподняться на подушках, чтобы выдать один из своих самых строгих и холодных взглядов.
– Снейп, ты заходишь слишком далеко. То, что я вчера, из желания подбодрить тебя, уступил, еще не значит, что ты теперь можешь диктовать, как одеваться мне, Люциусу Малфою.
Мне, конечно, пришлось быть жестоким, но у бедняги Снейпа оказался просто какой-то заскок – не может спокойно видеть хорошую одежду.
***
Мы аппарировали в Мэнор в скорбном молчании. Не похоже было, что Снейп смирился с тем, что на мне был истинный шедевр мадам Малкин, и это существенно портило впечатление от окружающих пасторалей. Я же, в свою очередь, не желал уступать какому-то слуге. С такими людьми вообще следует держать ухо востро, иначе не успеешь оглянуться, как они будут отчитывать тебя, словно ребенка, за отсутствие носового платка, а Люциус Малфой не какой-то там послушный простачок.
Снейп уныло волочил мой чемодан по аллее, а я тем временем вдыхал полной грудью воздух альма матер. Или как там называется родовое гнездо.
Мои предки были довольно ушлыми типами, поэтому за ценой не постояли и развернулись вовсю, выбирая место, в котором не грех состариться и отчалить в мир иной, сохранив лицо. Поместье окружал парк, простирающийся на добрых несколько миль, снабженный праздно шатающимися белыми павлинами, лесными нимфами и прочей беспечной живностью, которая резвилась тут и там в свое удовольствие.
– Знатное местечко, Снейп, – в конце концов я решил сменить гнев на милость.
– Несомненно, сэр, – глядя на его жалкие попытки не уронить мой скарб, я немало воспрянул духом. Запрет на использовании магии должен научить Снейпа скромности и почтению.
– Сладостные воспоминания детства накатывают как прибой. Помню, как бегал здесь в коротких штанишках, сшибая заклинаниями белок.
– Весьма трогательно, сэр.
Родные пенаты действовали умиротворяюще, и я пустился было в рассказ о том, как однажды славно пошутил, наложив простенькое, но очень забавное заклятье на йоркширских свиней дядюшки Огастуса, как вдруг из-за ближайших кустов магнолии появилась Беллатрикс Блэк.
– Снейп, – обеспокоено прошептал я, – ты видишь то же, что вижу я?
– Если вы о мисс Блэк, сэр, то, несомненно, да.
– Но что может здесь делать эта фурия?
О мисс Блэк вам достаточно знать только то, что это вовсе не та девица, которая будет потягивать с вами херес на веранде, предаваясь праздности и веселью. Когда эта особа не носится на метле за бладжером в сопровождении вопящих, словно стадо гиппогрифов, подружек и не склоняет свой великолепный профиль над очередным талмудом по темной магии, она рыщет, как хищный зверь, в поисках случайного бедолаги, из которого можно было бы «сделать человека». Ваш покорный слуга испытал все это на собственной шкуре, поскольку умудрился с ней обручиться. К счастью, помолвка длилась всего две недели.
– Белла, – со всей возможной бодростью выдавил я. – Привет, привет. Вижу, ты тоже здесь.
– Люциус, что за мерзость на тебе надета? – она вытаращилась на меня так, будто я только что выполз из придорожной канавы.
Я уже собрался прочитать ей лекцию о современной моде, не забыв намекнуть, что девушке полезно иногда заглядывать в «Ведьмополитен» и «Магмода тудей», а заодно не помешало бы избавиться от чудовищно старомодной мантии, но торжествующий взгляд Снейпа чуть не заставил меня закашляться.
– И что это?
– А… это… Это Снейп – мой презренный раб, – признаюсь, мне хотелось кольнуть его побольнее. Кроме того, я надеялся, что Беллатрикс, пораженная этим ответом, онемеет хотя бы на то время, что понадобится мне, чтобы опрометью вбежать в дом, подняться по лестнице и забаррикадироваться в спальне.
– Люциус Малфой! Какой еще раб? Тебе эльфов мало?!
– Эээ... видишь ли, мы со Снейпом играли в карты, и, поскольку он проиграл, теперь должен исполнять обязанности моего личного домового эльфа. Кстати, он неплохо справляется.
– Люциус, ты просто олух, поверить не могу, что едва не вышла за тебя замуж, – Беллатрикс презрительно скривила губы. – Вот погоди, узнает твой отец о том, что ты таскаешь в дом разную шваль, и можешь забыть о наследстве. Удивительно, что он не отказался от тебя в младенчестве.
– А ты – лучше не попадайся мне на глаза, – пока я тщетно выдумывал язвительный ответ, она гневно сверкнула очами в сторону Снейпа и бодрым маршем удалилась в гущу близлежащей растительности.
– Хорошенькие дела, Снейп, – удрученно пробормотал я. Мне, признаюсь, было вроде как стыдно за то, что я несколько недель якшался с этой мегерой, наивно считая ее идеалом красоты.
– Да, сэр, – вопреки всякой логике Снейп являл собой, не побоюсь этого слова, Альбион спокойствия, словно он был йогом, который неделями сидит на битых стеклах и созерцает незримые пространства.
– Как тебе это удается, Снейп? – в конце концов не выдержал я. – Ты пьешь какое-то успокоительное зелье? На твоем месте я бы не удержался от того, чтобы поставить Беллатрикс на место, и никто в здравом уме не посмел бы обвинять тебя в грубости, даже этот твой Соломон, уж поверь мне.
– Спокойствие – не что иное, как надлежащий порядок в мыслях, сэр, – невозмутимо ответствовал мой слуга.
– Это он сказал?
– Нет, сэр, Марк Аврелий.
– Видимо, этот парень не был знаком с Беллатрикс.
***
Как бы то ни было, Беллатрикс удалось заронить зерно черных сомнений в мою душу. Старикан вполне мог решить, что Снейп – это уже слишком. Я был почти готов малодушно приказать ему зайти в поместье с черного хода и прятаться в спальне вплоть до моего отъезда из отчего дома, как старикан свалился на меня собственной персоной.
– Люциус! – прогрохотал он, весьма ощутимо хлопая меня по плечу. Будь я чуть более хлипким, непременно ушел бы в землю по самые щиколотки. – А это еще кто?
Почему-то сегодня все будто бы сговорились со мной не здороваться, и, пока я обдумывал этот в вышей степени странный феномен, отец с подозрением рассматривал мой чемодан в руке Снейпа.
– Этот парень маггл?
Я уже почти ляпнул какую-то ерунду насчет сквиба и очень слабых магических способностей, когда Снейп неожиданно пришел на выручку:
– Я слуга вашего сына, сэр.
– Слуга? – на месте Снейпа я бы, ей-мерлину, испугался, папаша ревел, как дракон во время весеннего гона.
Снейп между тем не повел и бровью:
– Карточное пари, лорд Малфой.
А вот брови лорда Малфоя взлетели вверх:
– Сын, ты выиграл у какого-то маггла его слугу?
Чертовски щекотливая вышла ситуация! Надо было бы срочно что-нибудь придумать, пока отец не решил, что я проигрываю его состояние по маггловским кабакам, но я почему-то залепетал:
– Я выиграл его у него самого.
– Не понимаю, что вы мямлите, молодой человек.
– Лорд Малфой, позвольте мне пояснить, – Снейп опять вмешался в разговор, – мы играли на желание, и я имел неосторожность поставить самого себя в качестве слуги вашего сына, без применения магии. И мне выпала очень дурная карта, сэр.
Папаша некоторое время пристально изучал Снейпа, как будто пытался с помощью легилименции выведать его родословную до седьмого колена, а после, видимо, не найдя ничего достойного внимания, обратил пламенеющие очи на своего отпрыска, то есть на вашего покорного слугу.
– Учти, Люциус, если твой дружок вздумает проигрывать домовым эльфам мое имущество, напиваться вдрызг и что там обычно делают бездельники вроде вас, я немедленно вышвырну его вон, вместе с тобой.
– Никаких проблем, отец, – я попытался включить все свое малфоевское обаяние, но попытка оказалась тщетной.
– Не паясничай, – тут же взревел мой предок. В эту минуту он выглядел точно как горный великан, вышедший на тропу войны. – Я не потерплю в своем доме ваших пьяных оргий!
– Не волнуйтесь, сэр, – смиренно отозвался Снейп, – эта щекотливая ситуация не доставит вам никаких неудобств.
Старикан скептически хмыкнул и велел нам немедленно выметаться в мои комнаты, чему я, признаться, был несказанно рад.
***
Спустя четверть часа я уже восседал в кресле, облаченный в домашние одеяния, и потягивал принесенный Снейпом огневиски. Тучи над головой Люциуса рассеивались, и минувшие события уже не терзали душу, словно вой банши.
В конце концов, Беллатрикс мне больше не угрожала, и, если раскинуть мозгами, она была практически безобидна, если, конечно, над вами, словно дамоклов меч, не маячила перспектива сочетаться с ней браком и всю оставшуюся жизнь сосать тыквенный сок с книжкой Николя Фламеля на коленках.
А поскольку Снейпу удалось каким-то чудом умаслить моего папашу настолько, что тот даже не поинтересовался, что было бы с его отпрыском в случае проигрыша, жизнь и вовсе заиграла всеми своими причудливым красками.
– Все складывается просто отлично, Снейп, – я развернул свежий номер «Ежедневного Пророка» и углубился в светскую хронику.
– Надо же, Уизли все-таки захомутал крошку Молли. Кто бы мог подумать? – для верности я несколько раз перечитал крошечное объявление о помолвке на самой последней странице.
– Никто, сэр, – отозвался Снейп, в этот время перекладывающий в комод мои парадные рубашки.
– Сколько его помню, вечно таращился на нее, как влюбленный тритон. Labor omnia… Как там дальше?
– Labor omnie vincit improbus*, сэр.
– Точно. Не позавидуешь крошке Молли, выскочить за такого нищего зануду.
– Я слышал, сэр, он недавно получил место в министерстве.
– Пронырливый малый, ничего не скажешь, – огневиски настраивало на добродушный лад, и я уже готов был радоваться даже свадьбе василиска и медузы, – ну совет да любовь, пусть голубки проживут в счастье, пока смерть и всё такое. Напомни послать им парочку канделябров.
– Слушаюсь, сэр.
И тут наше задушевное воркование прервал домашний эльф, доставивший повеление от моего дорогого папаши немедля явиться пред его очи для приватной беседы.
* все побеждает упорный труд (лат.)
***
Чему быть, тому не миновать, в конце концов, мы, Малфои, умеем с честью принимать удары судьбы. Хлебнув последний разок за здоровье Люциуса Малфоя, я отправился на встречу с отцом, от которой зависело, придется ли мне ближайшие пару месяцев побираться на ступеньках Гринготтса, или я смогу и дальше заседать в Клубе с Уолли, Рабой и прочими товарищами.
Папаша, как и всегда, встретил меня со всей подобающей ему суровостью.
– Должен сказать тебе, Люциус, я вызвал тебя вовсе не потому, что мне нравится смотреть, как ты праздно шатаешься с бутылкой скотча по поместью. У меня к тебе серьезное дело, и свалять дурака, как это у тебя принято, я очень не советую.
Прозвучало это довольно грозно, и я, по обыкновению, начал прикидывать, какой, должно быть, дивной девчушкой была моя матушка, если мне повезло не унаследовать бычьей шеи и чуть что краснеющей рожи от папаши.
– Хотя твое поведение и достойно лесного тролля, я, как отец, не могу не заботиться о хоть каком-то твоем благополучии.
Песенка была стара как мир и совершенно бесполезна, особенно если за ней не следовал куплет про пару сотен галлеонов на то время, пока я определяюсь с той пользой, которую смогу терпеливо, как пчелка, приносить отечеству.
– Сегодня здесь будет Сигнус Блэк.
Как гром среди ясного неба!
Я оторвался от созерцания письменного прибора и уставился на отца. Может, мне только послышалось? Или я уснул у себя в кресле, и теперь меня мучают кошмары, чему виной непрожаренный бифштекс? После той неудачной помолвки с Беллатрикс Сигнус Блэк был последним, кого я хотел видеть.
– Я рассчитываю, что ты приложишь максимум усилий, чтобы ему понравиться, а он, я тебе скажу, о тебе препоганого мнения.
***
Сейчас мне придется немного отклониться от темы, чтобы вы не решили, будто меня, Люциуса Малфоя, ни за что ни про что терпеть не может каждая паршивая сова в магической Британии. Обычно ваш покорный слуга – душа компании, рубаха-парень и человек, которого хоть среди ночи разбуди, он не пожалеет ни сил, ни денег, чтобы помочь сирым, убогим, страждущим и терпящим бедствие. У нас, Малфоев, это буквально в крови, если, конечно, не считать моего папашу, который лучше умрет, но не подаст вам руки, даже если вы будете валяться прямо у него под ногами.
Так вот, Сигнус Блэк был маленьким, толстым занудой с кустистыми бровями, которые невевали на меня жуть еще в те времена, когда я, облаченный в слизеринскую форму, исполнял перед попечительским советом песню про славного Мерлина, который «скакал по горам по долам и что-то там тра-ля-ля и трам-пам-пам». В довершение ко всему он носил отвратительные очки, стекла которых больше напоминали днища бутылок, и обладал поистине мерзким характером.
Вообразите, как счастлив был Люциус перспективе обзавестись подобным родственничком, который, к тому же, непрерывно брюзжал о святом долге истинных джентльменов, здоровом образе жизни и чертовых пикси. Старый хрыч, едва отойдя от политических баталий, решил сделать науке великий дар и, вместо того, чтобы наведаться в Гринготтс и осыпать ученых мужей золотыми, на что бедняги наверняка рассчитывали, взялся составлять классификацию пикси, обитающих в Британии, и с тех пор день-деньской рыскал по лугам, вооружившись сетями и зачарованным сачком. Этот ненормальный еще собирался составить англо-пиксильный словарь. Или пиксельный.
К тому времени, как мне открылось истинное лицо Сигнуса Блэка, снующего в траве со своей миссией, я и так был не очень-то счастлив своей помолвке с его доченькой, поскольку, несмотря на чудесный профиль и спортивную фигуру, Беллатрикс готова была отказаться даже от вечернего чая со сдобой, лишь бы в очередной раз отбуксировать несчастного Люциуса на какой-нибудь благотворительный спектакль. У меня, ей-мерлину, уже в глазах рябило от придурков, которые представляли какую-нибудь русскую пьесу, где главная героиня то ли топится, то ли вешается, а вся ее семейка битый час сидит за столом, изредка отпуская туманные реплики замогильными голосами.
Поневоле придешь к выводу, что очень скоро твоя жизнь превратится в сущий ад.
В общем, как-то раз мы с Рабастаном обсуждали постигшие меня несчастья за столиком в «Холифилдском Авалоне» и, надо сказать, были не на шутку разгорячены после матча, иначе ни за что не сунулись бы в эту унылую, полную снобов дыру. Разгромный счет приподнял мое настроение, и оно парило где-то на уровне кучевых облаков, в которых путались загонщики чертовых Гарпий.
– Вот что я скажу! – язык Рабастана вязал кружева, зато слышно его было на весь огромный зал. – Твой этот самый… тесть! Это язва! Драконья оспа! Я когда увидел его тогда на выпускном в Хоге, чуть со страха не обделался!
Я не мог не согласиться с таким полным и весьма основательным описанием, тем более, что на меня самого он произвел ровно такое же впечатление.
– Я пел эту, ик, про Мерлина и думал: «Меррлин!.. Зачем ему на морде эти бинокли?» Но когда этот лысый болван начал поздравительную речь и завел про чертовых драных пикси, я думал – просто подохну со скуки.
Все фибры моей души ликовали, и я чувствовал себя легким, как перышко.
– Ты, почтенный Рабастан, еще не слышал, как этот хрыч храпит, развалившись в своем кресле после стакана мандрагорового сока или что он там пьет, вот уж действительно начинаешь думать, будто под тобой разверзлась земля. Я не шучу: кто бы мог заподозрить в этом хлюпике такие способности? Поверить не могу, что мне посчастливится породниться с этой семейкой, говорю тебе, они настоящие психи.
– Не посчастливится, – прогрохотал над моим ухом подозрительно знакомый голос.
Так всё и случилось – старикан Сигнус, по злосчастному стечению обстоятельств затаившийся за соседним столиком под покровом меню, слышал всё до единого слова. Не удивительно, что он моментально расторг помолвку и с тех пор без умолку болтал на каждом занудном приеме о том, какая нынче стала молодежь. Нас с Рабастаном, само собой, он с тех пор и в грош не ставил, а мне еще пришлось три месяца скрываться во Франции от разъяренного папаши, который рвал и метался от известия, что ему не удастся наложить лапу на мошну Блэков.
***
Но вернемся к тому печальному моменту, когда я стоял посреди отцовского кабинета и думал, не одолжить ли мне у Уолли золотых монет на срочную поездку куда-нибудь на край света.
– Сумеешь убедить его, что тебе самое место в попечительском совете – так уж и быть, закрою глаза на то, что ты и недели не продержался на работе в министерстве. Нет – пеняй на себя.
Смотрел он так грозно, что мне сразу захотелось выпить. Пробормотав что-то почтительное, я попятился к двери. Старикана было явно лучше пока не сердить, хотя он и требовал чего-то уж совсем несусветного. С тем же успехом он мог бы велеть мне аппарировать на луну.
– И, да, Люциус! Не вздумай даже упоминать его дочь Андромеду!
– Нет, он явно меня за идиота держит, – полчаса спустя, просто для того чтобы выпустить пар, я пересказывал произошедшее Снейпу, – конечно, я бы не стал говорить про Андромеду, раз девчонка сбежала с каким-то там магглом.
Не подумайте, что я что-то имею против магглов. Они славные ребята, только, как правило, спустя минуту эти славные ребята уже волокут тебя на костер, радостно улюлюкая и размахивая факелами.
– Да, сэр.
– Но этот старый Блэк… Он меня ненавидит. Нам, похоже, придется паковать чемоданы и эмигрировать, Снейп.
– Вовсе не обязательно, сэр.
– Да он даже под Империо не согласится сделать меня членом попечительского совета Хогвартса. Снейп, раскинь мозгами, мы обречены. Нам придется отчалить от родных берегов, как этим типам, Розенкранцу и Гидеону.
– Гильденстерну, сэр.
– Ты уверен? Впрочем, не важно, мы умрем на чужбине, так и не увидев в последний час зловонных туманов старушки Англии.
– И всё-таки, сэр, позвольте мне с вами не согласиться.
Я взглянул на Снейпа с надеждой. Не то, чтобы я верил, будто этот малый, словно рыцарь в сияющих доспехах, спасет своего хозяина от всех бед, но когда жизнь подкралась к тебе со Ступефаем, выбирать не приходится.
– Видите ли, сэр, насколько я знаю, мистер Блэк увлечен исследованием пикси.
– Снейп, во всей Англии этого не знает только какой-нибудь ленивый деревенщина, который сидит в своем поместье в Суссексе и только и делает, что созерцает пасущихся свиней.
– Несомненно, сэр. Однако, направляясь сюда, я заметил под кустом магнолий гнездо чрезвычайно редких пискси – pixie fulviceps. Если бы вы изловили парочку и вручили их господину Блэку, его благодарность не знала бы границ.
Я уставился на Снейпа в великом изумлении. Всё-таки этот парень не зря топтал землю, возможно, дело было в его выдающемся носе, уж не знаю, но башка у него работала отлично, за исключением мелких деталей, в которые я намеревался немедленно внести ясность.
– Возможно, Снейп, ты не в курсе, – я не собирался в открытую демонстрировать ему, что известие о гнусных пикси было как бальзам на мою усталую душу, – но в Хогвартсе нам не преподавали ничего похожего на «ловля пикси в родовых поместьях», поэтому будет вполне логично, если за тварями отправишься ты.
– Это невозможно, сэр.
– И почему же? Не вижу ни одной причины, по которой ты не мог бы провести пару минут своей жизни под кустом.
– Видите ли, – Снейп даже не пытался выглядеть виноватым, или хотя бы чуть-чуть походить на раскаявшегося слугу, который в важный час отказался прикрыть своего господина щитом из драконьей чешуи, – данный вид пикси известен своей любовью к музыке. Услышав пение, они на некоторое время теряют бдительность, чем мог бы воспользоваться умелый охотник. Я с превеликим удовольствием исполнил бы ваше приказание, но, к несчастью, не обладаю музыкальным даром, и все мои попытки приманить пикси непременно потерпят фиаско. А у вас, сэр, насколько я знаю, прекрасный баритон.
– То есть, дело только в этом? – я облегченно вздохнул. – Что ж, Снейп, не стоит терять времени – направим наши стопы к вожделенному кусту, где я выступлю перед пикси флуоресцентс, или как их там.
– Я думаю, сэр, вам не стоит сейчас торопиться.
Ей-богу, этого парня невозможно понять – то он бьет копытами землю, призывая отправляться за трофеями, которые вмиг решат наши проблемы, то идет на попятную. Можно подумать, он сомневается в способностях своего господина.
– Что опять? – вскричал я, готовый немедленно нестись во весь опор, словно сэр Ланселот.
– Pixie fulviceps, сэр, являются ночными созданиями, поэтому сейчас все ваши усилия могут пропасть втуне.
***
Весьма воодушевленный, я решил прогуляться по поместью. Старина Снейп, хотя он всего полгода как вылупился из Хогвартса – этой не отягощенной излишним комфортом каменной колыбельки магической Британии – довольно-таки славный малый! Иногда мне кажется, что он сумел бы облапошить самого Салазара! Да что там Салазар, уверен, он смог бы свить приличной длины веревочку даже из моего собственного папаши, окажись он его сыном. Хотя, окажись Снейп сыном моего папаши – тому бы пришлось учинить знатный допрос портрету maman. Нос, а я уверен, что вся мистическая сила мысли Снейпа заключена именно в нем, непременно бы его выдал.
Не подумайте, мне не слишком уж хотелось посреди ночи шастать по орошенным ледяной росой кустам и петь серенаду каким-то белкам, но, как говаривали предки, noblesse oblige**. И я принялся вспоминать разные песенки, которые могли бы понравиться кошкам, скворцам, белкам или домашним эльфам, поскольку пикси мне представлялись чем-то средним между всеми ними. Сразу отбросив разные куплеты и веселые песенки, а также танго и чарльстоны, я попробовал насвистеть романтическую балладку, и вышло весьма недурно. Будь я птичкой или червячком, наверняка бы купился.
Музицирование вознесло меня практически до небес и, напевая «Ах, Мерлин, Мерлин, Мерлин…», я направил свои стопы в библиотеку, поскольку помнил, что у отца всегда была там запрятана бутылка особо крепкой бурды, которую он принимал для улучшения здоровья. Именно там меня настиг радостный вопль Рабастана.
** французский фразеологизм, буквально означающий «происхождение обязывает». Переносный смысл — «честь обязывает» или «положение обязывает» — власть и престиж накладывают известную ответственность.
***
Он налетел на меня словно ураган, крича что-то вроде «Люци, какого черта ты здесь делаешь, старый пройдоха?», я не остался в долгу и прокричал что-то похожее на «хотел спросить тебя о том же, придурок ты эдакий», после чего выяснилось, что Рабастан гостит здесь со своим старшим братцем Руди, которого буквально на днях угораздило обручиться с мегерой Беллатрикс, которая, в свою очередь, околачивалась здесь вместе со своим зловещим папашей. Не иначе, как все силы зла стянулись нынче в Малфой-мэнор, чтобы отпраздновать здесь свой шабаш и принести парочку кровавых жертв.
Однако из всей околесицы, которую азартно нес старина Раба, мне удалось уловить главное – Беллатрикс снова охмурила какого-то несчастного, а это значило, что даже после того, как старикашка Сигнус разрыдается в умилении и примет Люциуса Малфоя обратно под свое крылышко, его доченьке вряд ли придет в голову обратить на меня свой пытливый взор.
За этими радостными умозаключениями я не сразу заметил, как потух взгляд моего старинного приятеля, однако я сейчас же опомнился и принялся изучать его кислую физиономию, потому что ни один уважающий себя Малфой не смог бы наслаждаться жизнью, когда ближний собирается сигануть из окна или как-то еще продемонстрировать миру степень своего отчаяния. Рабастан выглядел так, будто залпом вылакал пинту лимонного сока, заедая его дохлыми саламандрами – одним словом, совершенно спал с лица.
– Паршиво выглядишь, старина, – осторожно заметил я, раздумывая, стоит ли мне сначала накачать его папашиным пойлом, а потом хорошенько расспросить, или наоборот.
Вместо того, чтобы воспрянуть духом от проявления заботы и внимания и рассказать мне о какой-нибудь проигранной партии в плюй-камни, Раба опечалился еще больше, совсем повесил голову и издал целую серию полных отчаянья вздохов. Еще с тех пор, как мой приятель Рабастан на первом курсе умудрился начать пускать слюни на короткую юбочку Молли Прюитт, а иногда и в буквальном мысле, подобные звуки могли значить только одно.
– Раба, только не говори мне! Этого просто не может быть. У тебя же всё клеилось с этой… девчонкой из «Кабаньей головы».
Но он и не думал услышать мою мольбу, поскольку замер, как хаффлпаффец после смены пароля на вход в гостиную. Его безумный взгляд блуждал, руки нервно подрагивали.
– Люци, она… она… это чудо! Нимфа, нет, даже вейла в обличье нетронутого чистого цветка…
Я только хмыкнул. Помнится, с месяц назад феей была какая-то похожая на банши дева, таскавшаяся по Косому переулку за беззубой старухой с корзиной всякой воняющей дряни.
– И что тебе мешает пасть пред ней ниц и излить душу? Любовь вроде как должна окрылять и вдохновлять на свершения, – я попытался добродушно похлопать его по плечу.
– Да потому что, – простонал Рабастан, воздев очи горе, вернее, к лепнине на потолке, – потому что ее папаша – Сигнус Блэк.
Я даже опешил на секунду. Меня, не побоюсь этого слова, посетило озарение – все в этом доме спятили окончательно.
– Ты что, тоже втрескался в Беллатрикс? – как можно более хладнокровно осведомился я.
– При чем здесь эта ведьма? Я говорю о Нарциссе, дубина!
– Она что, тоже здесь?
– А где же ей еще быть, олух ты эдакий.
– И правда. Не удивлюсь, если здесь же квартируют сборная по квиддичу и аврорский полк.
– Не понимаю, о чем ты бормочешь, Люциус, – Лестранж взирал на меня как на слабоумного. – Я в беде, а ты несешь какой-то бред. Как мне жить? Старикашка Сигнус с большей благосклонностью взирает на грязь на своих подошвах. И, между прочим, это всё твоя вина!
Я чуть не задохнулся! Обвинять меня, Люциуса Малфоя, в подобном было просто верхом вероломства. Тем более, в тот момент, когда я сам практически завис на краю пропасти. Рабастан, между тем, опять начал сползать в пучины безумия, от чего в груди у меня защемило. Мы, Малфои, на этот счет исключительно чутки, конечно, если не принимать в расчет моего папашу.
– Нарцисса, погоди-ка. Она не с нами, случаем, училась? Бледненькая такая?
Раба немедленно оскорбился и принялся снова что-то лопотать про вейлу и богиню зари.
«Да, да! – не слушая его, думал я. – Мышь белая!» В моем воспоминании младшенькая Блэк всплывала довольно-таки невзрачным серым пятном, однако, меня это только обрадовало. Раз уж он не влюбился в Беллатрикс, я просто обязан помочь ему обрести свое счастье.
***
Вам когда-нибудь случалось видеть, как надежда наполняет мутные глаза полудохлой трески? Тогда вам не составит труда представить себе физиономию Рабастана после того, как я, точно великий полководец, изложил ему план по пленению зловредных пикси.
В конце концов, решил я, такие веселые ребята, как старина Лестранж, на дороге не валяются, и мир многое потеряет, если он бросится с колокольни, а любви старикашки Блэка вполне хватит на двоих, да что там – если бы мне приволокли парочку верещащих мошек-переростков, я точно был бы на седьмом небе.
– Люци, ты сам до этого додумался? – недоверчиво уставился на меня воспрянувший духом Рабастан.
Признаться, меня немного смутило сомнение в его голосе, однако я списал это на его etre au supplice***.
– Нет, это придумал Снейп. Никогда, знаешь ли, не подумал бы, что у него так варит котелок.
– Снейп? Он тоже здесь? Так чего же мы стоим, тащи этого прохвоста сюда! Разопьем бутылочку за его здоровье и за мою будущую помолвку!
– Не выйдет, – ваш покорный слуга не имеет обычая выпячивать грудь и сиять от гордости, как какой-нибудь мешок, набитый лепреконскими галеонами, но такой случай упускать было бы непростительной глупостью.
– Видишь ли, Снейп у нас на особом положении.
– Отравился зельями, что ли? – Рабастан смотрел с редкостной незамутненностью.
Я поморщился. Лестранжи вообще отличаются потрясающим отсутствием воображения.
– Да нет же! Помнишь ту вечеринку, откуда ты сбежал с этой миленькой девчонкой, кузиной Розье? Кстати, как она тебе? Ты тогда тоже весь вечер нес чушь о помолвке.
Воспоминание, видимо, было не из приятных, поскольку Рабастан тут же раздулся от надменности и брезгливо скривился, давая понять, что тут не о чем и спрашивать.
– Так вот, в тот день я раздобыл в Косом переулке отличную штуку – пенный порошок. Всего пара щепоток в бокал, и спустя минуту какой-нибудь бедняга красуется в пенной бороде, которой позавидовал бы сам Дамблдор.
– Черт, я бы дорого отдал, чтобы подсыпать такое гнусному Сигнусу, – Рабастан был явно восхищен моей потрясающей находкой, и я великодушно простил ему все былые сомнения.
– И вообрази, именно Снейпу не посчастливилось схватить ту самую рюмку. Ребята чуть животы не надорвали, клянусь бабкой Мерлина. Но ты же знаешь Снейпа, если где-нибудь прибудет, то в другом месте обязательно убудет, и создатель, когда пичкал его голову мозгами, совершенно забыл про чувство юмора. Короче, этот малый совершенно не понимает шуток. Он помрачнел, точно дракониха, у которой умыкнули яйцо, и весь вечер стоял в углу, сверля меня своим фирменным взглядом, ну знаешь, как будто мысленно отрезал от меня куски и бросал их фестралам. Так продолжалось, пока Розье не предложил перекинуться в картишки. Тут-то наш Северус и выплыл из мрака, как дементор, заявив, что будет играть со мной, и желает он, чтобы в случае проигрыша я неделю без помощи магии мыл котлы и драил полы в этой его халупе, кажется, где-то в Портсмуте.
– И ты согласился? – Раба взирал на меня с благоговением.
– Я ведь не какой-нибудь желторотый трус, конечно, согласился. Предложил ему взамен быть моим слугой в течение недели. Тоже без помощи магии. Но старушка Фортуна в тот вечер повернулась к Снейпу спиной, потому что он проигрался в пух и прах.
– Ты шутишь? – Рабастан хохотал, как какой-нибудь молодой гиппогриф. – Выиграть у Снейпа, мантикора тебя задери! Да ты феликс фелициса, случаем, перед этим не выпил?
Ваш покорный слуга самодовольно закивал, со скромным достоинством снося хлопки по плечу. Хотя, признаюсь честно, едва ли бы я согласился повторить свой подвиг. Мысль о том, что бы было, не выпади мне в последний момент два туза, не давала мне покоя.
– Ну и удачно же сложилось, скажу я тебе! Голова и пронырливый нос Снейпа на нашей службе! Если это дельце с пикси выгорит, пошлем ему бутылку, пусть выпьет без нас!
***невыносимые муки (франц.)
***
Признаться, весь размах шабаша, о котором я так беспечно шутил накануне, ваш покорный слуга смог оценить только вечером, когда все многочисленные гости моего папаши сбежались к кормушке и принялись уплетать гусиный паштет и говядину a la mode.
Даже самый хладнокровный человек дрогнул бы от этого зрелища, что уж говорить о мирном Люциусе Малфое, который с самого утра испытывал на себе разнообразные тяготы судьбы.
Разве можно сохранить рыцарское мужество, когда с одного конца стола на тебя испытующе взирает собственный папаша, а с другой подозрительно таращатся из под раскидистых бровей гляделки старикашки Сигнуса? У него был такой вид, будто он только и ждал, когда же я сделаю что-нибудь странное, подтверждающее его уверенность в том, что мне самое место в психиатрическом отделении Св. Мунго. После чего он непременно вскочил бы, роняя салфетку, и, указуя на меня перстом, провозгласил: «Я так и знал!»
Единственным, кого не волновало мое присутствие, был Рудольфус Лестранж, который, когда не набивал живот всем, что под руку попадется, нашептывал что-то на ухо своей новоиспеченной невесте. Еще бы, когда выглядишь, как отошедший от дел боксер, можно позволить себе расслабиться даже в присутствии всей семейки Блэков.
Вам не составит труда представить, какое облегчение я испытал, когда эта троица принялась обсуждать новую политику министерства. Тут-то мне и открылось, в каком отчаянном положении находится Рабастан.
Не помню, упоминал ли я об этом, но Раба относится к тем уверенным в себе парням, которые, случись их сердцу дрогнуть от вида какой-нибудь девицы, тут же берут быка за рога и, не таясь, начинают увиваться вокруг предмета своих страстей, демонстрируя пылкую привязанность и трезвоня в свадебные колокола.
Но сегодня я увидел совершенно другого человека – бледного типа с мутным взглядом, полным тоски по неизведанному. Несчастного бедолагу на грани гибели. Он дошел до того, что совершенно игнорировал блюдо с куропатками, стоявшее у него прямо под носом. Вместо этого он уныло пялился на девицу, которая, судя по всему, и была Нарциссой Блэк.
Посмотреть там, кстати сказать, было на что – малявка Цисса превратилась в одну из тех девушек, которые своими мягкими округлостями, ямочками на щеках и золотыми кудрями заставляют отчаявшихся добиться внимания олухов поджигать дома, чтобы спасти этих малюток из пожара. Признаться, я и сам помимо воли начал планировать нечто подобное и фантазировать о том, как в уголке ее голубых глаз блеснет слеза благодарности, и Нарцисса приникнет к моей мужественной груди… ну и так далее, пока смерть не разлучит нас.
От размышлений меня оторвал горестный вздох, который испустил тоскующий Рабастан. Девушки, не спорю, прекрасные создания, достойные всяческого преклонения, но для нас, Малфоев, счастье друзей стоит выше своего собственного, конечно, исключая моего папашу, который за пару монет продал бы мать родную.
Одним словом, я тут же наступил на горло своей песне и решил во что бы то ни стало помочь старичку Рабе.
К несчастью, горестный вздох услыхал не только ваш покорный слуга, но и Беллатрикс, которая тут же забыла о своем вегетарианском, исключительно полезном салате и уставились немигающим взглядом на Рабастана. И, судя по тому, как поджались ее губы, любому стало бы ясно, что бедолаге несдобровать. Я ожидал, конечно, всего, но никак не того, что Беллатрикс станет ревновать его к своей собственной сестренке, тем более, что она сама уже отхватила себе одного Лестранжа, хотя и со всех сторон куда менее привлекательного, нежели Рабастан.
Следовало что-то предпринять, и немедля. Я легонько толкнул Рабастана, лелея надежду, что он заметит нависший над его головой дамоклов меч, но он был так сильно поглощен созерцанием, что только отмахнулся, несильно толкнув меня в ответ.
Взгляд Беллы, между тем, становился всё более и более льдистым, если бывает, конечно, черный лед, я уже почти слышал ее коронное «Люциус, никчемный лентяй!», обращенное в «да как ты смеешь, Рабастан!». Между тем, Нарцисса, ангельски невинно не замечавшая всех кипевших вокруг нее страстей, подняла похожие на озера голубых фиалок глаза и попросила Рабастана передать ей соусник.
И, конечно же, вместо того, чтобы внять моим предостережениям, старина Лестранж бросился на помощь и даже начал бормотать что-то про «рад служить». Но предательница-рука дрогнула, что было нетрудно предугадать – руки у него весь обед ходуном ходили, и соус щедрым фонтаном выплеснулся на скатерть, после чего на него с подозрением смотрела уже не только Белла, но и вся шайка. И с особенным подозрением – Сигнус Блэк.
Рабастан обвел взглядом притихшее сборище демонов, испуганно икнул и вскочил из-за стола, по пути с грохотом опрокинув стул.
– Я... Извините... – проблеял он словно жертвенный агнец. – Извините.
С этими словами мой приятель вылетел из столовой с явным намерением утопиться в ближайшем декоративном прудике.
А компашка, видимо, не найдя более достойного объекта, не сговариваясь уставилась на меня, как древние римляне на христианина аккурат перед тем, как начать скармливать его львам.
– Бедолага Рабастан, – как можно более сочувственно изрек я, отодвигая тарелку с недоеденной форелью. – Лихорадка? Как считаете, лорд Сигнус? Подхватил что-то, слоняясь в кущах. Пойду узнаю, не нужно ли ему дружеское плечо и бутылочка во... – я осекся, вспомнив об отношении зловредного старикана к алкоголю, но тут же блестяще вышел из положения, – восстанавливающего эликсира. Отличная штука, доложу я вам, может поставить на ноги даже стадо кентавров.
– Это так мило, Люциус, – Нарцисса, в отличие от своего свирепого папаши, была явно впечатлена моей добротой, поскольку тут же одарила меня самой прелестной улыбкой. – Вы такой замечательный друг.
– Ну, такой уж я. Если друг в беде – Люциус тут как тут. Ну, думаю, вы тут прекрасно обойдетесь без меня. Пока-пока!
Ну душе у меня полегчало только после того, как дверь в столовую захлопнулась за моей спиной.
***
В комнате Рабастана было пусто, и я неторопливо брел по коридорам Мэнора, раздумывая, в каком из темных углов поместья мог сейчас надираться с горя этот олух.
Ну знаете, это была та самая ситуация, когда ничто не предвещало. И вдруг над вашим покорным слугой сгустилась тень. Да что там, она буквально впечатала меня в стену своей натренированной швырянием бладжеров ручкой, после чего зашипела голосом любимой дочурки Люцифера, по недоразумению носящего имя Сигнус.
– Люциус, ты должен прекратить это! Немедленно!
– О чем ты, старушка? – поинтересовался я, стараясь, чтобы голос не выдавал охватившего меня смятения.
– Ты знаешь о чем, – Беллатрикс нависла надо мной как анаконда над загнанным и точно была готова сожрать живьем. – О твоем недоумке-дружке. Думаешь, я не вижу, как это недоразумение увивается за моей сестрой? Этот никчемный пьяница! Жалкий прожигатель жизни!
– Увивается? Ты уверена? – кажется, мои подозрения насчет того, что Беллатрикс втрескалась в будущего свояченика – или свояка? – полностью подтверждались.
– Прекрати юлить, Люциус! Мне прекрасно всё известно, и я не допущу, чтобы такое ничтожество компрометировало мою сестру. И прекратить это должен ты! – за этим последовал весьма ощутимый тычок под ребра.
– Белл, почему бы тебе не попросить своего жениха устранить эту проблему? Он производит впечатление решительного парня, знаешь ли.
– У Руди полно дел, в отличие от бездельника вроде тебя. И если ты не оградишь мою глупую сестру от приставаний Рабастана, я сделаю всё, чтобы отец никогда не принял тебя в попечительский совет. Никогда!
Рудольфус оказался легок на помине. Едва Беллатрикс успела закончить со своими угрозами, как он появился у нее за спиной.
– Старина Руди! – весело выкрикнул я, надеясь, что теперь-то Беллатрикс оставит вашего покорного слугу в покое.
Но не тут-то было. Вместо того, чтобы увести Беллатрикс под локоток ворковать, Рудольфус позволил ей ускользнуть, а сам уставился на меня самым неприятным образом.
– Еще раз прикоснешься к моей невесте, – начал угрожающе цедить он, вовсе не слушая моих справедливых замечаний о том, что касалась меня вообще-то она, – твои кости даже в Мунго обратно не склеят.
Я еще раз попытался втолковать ему о сути произошедшего недоразумения, но оказался как-то неприятно вжат в стену и даже какое-то время вынужден был немного позадыхаться.
– Я не шучу! Я всё вижу, ты со своими жалкими планами вернуть Беллатрикс у меня весь как на ладони! Повторяю, еще раз увижу, что ты отираешься возле нее или ее папаши, и твои пышные волосенки пойдут на парики и наполнитель волшебных палочек для сквибов.
Вот это уже был удар ниже пояса!
– Думаешь, я не знаю, зачем вы с папашей заманили сюда Сигнуса? Это же очевидно. Чтобы ты, жалкий червь, смог вернуть его расположение и снова запудрить голову Беллатрикс! Еще раз увижу, что ты пялишься на нее, Малфой, и то, что от тебя останется, будут собирать по всему графству, – после чего Лестранж всхрапнул, как разъяренный фестрал, разжал свои клешни и горделиво удалился, стуча подкованными сапогами.
***
– Довольно неприятная ситуация, сэр, – сухо заметил Снейп, когда я в лицах и с присущим мне артистизмом пересказал ему все события прошедшего дня.
– Неприятная? Да Люциус Малфой стоит на краю пропасти! Это, по-твоему, неприятно?
– В высшей степени, сэр.
– Un malheur amеne son frеre****, а Снейп?
– Совершенно верно, сэр.
– И что ты об этом думаешь? Твой господин повержен и уповает только на твой выдающийся интеллект, иначе мы погибли! – вскричал я, с надеждой глядя на заветный снейпов нос.
– Мне очень жаль, сэр, но пока я не вижу выхода из сложившейся ситуации. Возможно, позже я смогу предложить вам достойное решение, а пока лучше всего придерживаться нашего первоначального плана.
– Ах да, наш план… я внес в него немного изменений.
– Вот как, сэр? – Снейп уставился на меня как мать на слабоумного отпрыска. – Могу я узнать, в чем они заключаются?
– Я решил взять с собой Рабастана. Будет неплохо, знаешь ли, если старикашка Сигнус приголубит и его.
– Не уверен, сэр, что в сложившихся обстоятельствах это пойдет вам на пользу...
– Уймись, Снейп, – видит Мерлин, я был терпелив с этим парнем, но он явно предлагал мне оставить лучшего друга за бортом, а это с принципами Малфоев совершенно не вязалось. – Я всё решил. К тому же, будущая семейка Лестранж даже не поймет, в чем дело.
– Как вам будет угодно, сэр.
– И, Снейп, приготовь к утру мою серебристую мантию, я намерен спуститься в ней к завтраку.
– Слушаюсь, сэр.
****пришла беда – открывай ворота (франц.)
***
Между тем ночные птахи уже принялись чирикать свои песенки, и ваш покорный слуга с помощью своего угрюмого камердинера облачился в мантию, призванную скрыть его под сенью садовых кущ. По нелепому стечению обстоятельств, это оказалась черная парадная мантия, в которой Люциус Малфой никуда кроме похорон по доброй воле бы не сунулся. Рабастан же, напротив, нарядился в какое-то тряпье, изображающее охотничий костюм. В таком виде мы и двинулись по направлению к заветному кусту, то и дело отмахиваясь от кружащих у наших лиц представителей флоры. Или фауны?
Обойдя почти всё левое крыло, мы остановились у премиленького розового кустика, на который мне еще днем указал Снейп.
– А эти пикси, Мерлин задери, недурно устроились, – прошептал я Рабе, – поэзия ночи, луна, звезды, ну ты понимаешь, что я имею в виду.
Но Рабастан в этот момент был явно далек от того, чтобы постичь всю глубину моей мысли, и грубо зашикал, как одержимый хватаясь за прихваченную им зачарованную сеть. Впрочем, я и не рассчитывал на то, что этой ночью он будет хорошим собеседником – как я и предполагал, бедолага потратил весь вечер на то, чтобы залить горючим воспоминания о своем фиаско, и теперь, наскоро отрезвленный каким-то хитрым заклинанием из арсенала Снейпа, представлял собой весьма жалкое зрелище. Я, признаться, уже несколько раз пожалел о том, что вообще взял его с собой, ведь пикси вполне могли законопатить свои норы при виде воняющего огневиски типа с красными глазами и нетвердой походкой. На их месте я бы именно так и поступил.
Но деваться было некуда. Я откашлялся, опустился на колени перед зарослями, чтобы улучшить акустику, и запел «Вилли и Маргариту», отменную трогательную балладу, которую пела мне в детстве нянька.
Сначала дело шло не очень, по после третьего куплета в недрах кустов послышалось какое-то шевеление, и я с воодушевлением принялся распевать дальше, да так увлекся, что не сразу заметил, как Рабастан подает мне какие-то странные знаки – размахивает руками и что-то беззвучно шепчет. Кажется, ему сделалось совсем худо, и я даже испытал некоторое облегчение, когда он вскочил на ноги и унесся к ближайшей беседке, как настоящий друг, решив не утруждать меня видом своей немощи.
С этими благостными мыслями я вернулся к пикси и страдальцу Вилли.
– «Ах, отвори, Маргарита моя! Ах, отвори поскорей! Мерзнет вода у меня в сапогах; весь я продрог до костей»****, – старательно выводил я, когда мне на загривок опустилась чья-то лапища.
Впрочем, «опустилась» – это явное преуменьшение, поскольку она не только опустилась, но еще и неслабо затрясла меня, так что ваш покорный слуга почувствовал себя щепочкой в бушующем море. Затем эта лапища с бессовестной для любого нормального волшебника силой дернула меня вверх, и я оказался в опасной близости от перекошенного гневом лица Рудольфуса Лестранжа.
– Отвори, значит, – зло прошипел он, – я тебе сейчас отворю!
Где-то на высоте второго этажа громко захлопнулось окно, и я с запозданием вспомнил, как, еще будучи моей невестой, Беллатрикс обмолвилась, что любит свежий ночной воздух.
– Я тебе покажу, как петь серенады у нее под окнами! – после этих слов последовала новая встряска, от которой многочисленные пуговицы, подвески и цепочки на мантии зазвенели друг о друга. – Вырядился еще, хлыщ!
– Руди, прекрати! Ты же не думаешь… – попытался я воззвать к сознанию этого ревнивого психа, – не можешь же ты серьезно думать, что я полезу к этой мегере, этой сумасшедшей фурии в окно!
– Что ты сказал? – лицо Рудольфуса на миг стало спокойным, и мне показалось, что я сумел пробудить в нем здравый смысл.
– Подумать только, Руди! Да я лучше буду всю жизнь слушать непрерывный вой банши, чем ее нудный голосок, вещающий о вреде алкоголя, и поцелуюсь с дементором, чем позволю этой помешанной еще раз к себе прикоснуться.
Я как раз готовился сообщить Рудольфусу о том, что после сегодняшних наших обжиманий с Беллой мне пришлось мазать синяки какой-то дурно пахнущей мазью, когда его огромный и какой-то исключительно первобытный кулак заслонил от меня его залитое луной, бульдожье лицо.
На мое счастье, окружающая темень не дала ему как следует прицелиться, но и сочного удара в скулу мне было более чем достаточно для того, чтобы на несколько секунд лишиться сознания.
Вернувшись в наш бренный мир, я обнаружил, что Лестранж продолжает трясти меня, словно провинившегося эльфа, и изрыгать страшные проклятия, суть которых состоит в том, что за оскорбление его дражайшей второй половины мне придется умереть самым мучительным образом, причем прямо сейчас.
– И если ты, Малфой, надеешься, что твое малодушие сможет меня одурачить, то ты еще больший идиот, чем я думал! И ты пожалеешь о том, что вместо того, чтобы внять моим словам, продолжил вить вокруг Беллатрикс свои гнусные сети!
Дело принимало серьезный оборот, но мы, Малфои, славимся тем, что не теряем присутствия духа даже в самой плачевной ситуации, тут уж даже мой папаша не был исключением. Одним словом, пока ослепленный праведным гневом Рудольфус размахивался, чтобы хорошенько садануть мне кулаком в солнечное сплетение, я стремительно выхватил палочку и оглушил его Ступефаем, после чего позорно сбежал, позабыв и про пикси, и про Мерлина, и про мать родную, и про треклятый розовый куст, который угораздило вырасти прямо под окном гостевой комнаты.
**** отрывок из средневековой английской баллады «Вилли и Маргарита»
***
Вы когда-нибудь замечали, что, если автор заносит над героем романа карающий меч, всё вокруг как будто вопит о том, что пришел смертный час – ураган срывает крыши с конюшен, град что есть мочи колотит в стекла, небо то и дело рассекают молнии, и вся твердь земная грозит развалиться к мерлиновой мамаше – в общем, мир делает всё, чтобы бедняга мог спокойно отойти в мир иной, радуясь, что не промочил ноги.
Так вот следующим утром я в полной мере осознал, как глумится надо мной злая судьба – солнце мерцало в поднебесье, в утренней дымке выплясывала задорная мошкара, а жирный и явно обласканный жизнью голубь деловито расхаживал по подоконнику. Умирать в такой день решительно не хотелось, однако другого выхода у меня не было. Наверняка разъяренный Лестранж уже рыскал возле моей двери, поигрывая фамильным топором.
Примерно такие мысли бродили в моей в голове, когда в комнату, с моей серебристой мантией наперевес, шмыгнул Снейп, которого после моего вчерашнего позорного бегства как ветром сдуло.
– Всё пропало, – как можно более смиренно сказал я.
– Вот как, сэр? – он даже бровью не повел.
– Ты знал, что пикси облюбовали кустарники под окнами комнаты, в которой остановилась Беллатрикс?
– Понятия не имел, сэр.
– Так вот теперь имеешь. Нынче ночью меня застал там ее женишок и решил, ты только подумай, что я пою серенады его будущей супруге.
– Мне кажется, этот вывод был вполне логичен, сэр.
– Да плевать, каким он был. Сегодня Рудольфус меня точно разорвет в клочья, потому что наша встреча закончилась тем, что он упал как подкошенный, сраженный моим Ступефаем. Спорю, он рвет и мечет.
– Это объясняет то, что он так настойчиво интересовался, проснулись ли вы.
– То есть, он караулит меня в коридоре? – я судорожно обвел взглядом комнату, надеясь, что за прошедшие секунды в ней появился портключ в Индию.
– Уже нет, сэр. Я сказал, что ушли завтракать.
– Спасибо, дружище, – я испустил парочку печальных вздохов, – ты отсрочил мою смерть на четверть часа. Я смогу потратить это время на составление завещания.
– Не обязательно, сэр. Могу я дать вам небольшой совет?
– Валяй, – терять мне было уже нечего.
– Я бы рекомендовал вам при следующей встрече спросить у мистера Лестранжа, знает ли лорд Блэк о метке.
– О какой метке? Что ты бормочешь, Снейп? – вспыхнувшая было в моей душе надежда моментально увяла.
– Подробности слишком конфиденциальны, сэр, и при всём желании я не могу сейчас раскрыть их. Однако вам всё же следует воспользоваться моим советом. Вероятнее всего результат вас не разочарует.
Надо признать, я уже рассчитывал, что выдающийся нос Снейпа и в этот раз каким-то неведомым чудом вытащит меня из неприятностей – да я готов был уцепиться за этот его нос как утопающий за соломинку! – но, похоже, даже столь чудесная штука не может работать безотказно. Тяжело вздохнув, я продолжил накладывать прохладную липкую мазь на свидетельствующий о вчерашнем провале операции «Пикси» синяк. Впрочем, новенькая мантия, поданная Снейпом, несколько подправила мой настрой. Мы, Малфои, даже в самых трагичных обстоятельствах предпочитаем быть неотразимыми.
Спускаясь по лестнице, я размышлял о том, что Снейп положительно спятил, и мне в этот раз придется полагаться только на свои собственные силы. И вероятнее всего, едва со стола уберут десерт, мне доведется столкнуться с карающей десницей Лестранжа или в срочном порядке эмигрировать прямо из столовой с каким-то жалким десятком галлеонов в кармане. Мысль о десяти галлеонах я старался задвинуть подальше, но в голове, как назло, вертелась песенка про «честную бедность», которой мы, бывало, очень неплохо доводили Уизли.
Войдя в столовую, я, стараясь сохранять беззаботность, поздоровался со всем шабашем и прошел к своему месту. И тут мне бросилась в глаза одна деталь. Достаточно значительная деталь. Старикашка Блэк вместо того, чтобы зло хмурить на меня свои дремучие брови, улыбался, глядя сквозь бутылочные донышки своих очков так, словно увидел во мне любимого и давно потерянного сына.
Я нервно кашлянул и возжелал было уткнуться носом в тарелку, но этот хрыч неожиданно для меня и к бескрайнему изумлению всех остальных разразился речью о том, какой оказывается ваш покорный слуга милый и полный почтения к старшим, чуткий молодой человек, который, несомненно, проявил бы свои достоинства намного раньше, если бы не природная робость, так свойственная всем молодым.
Заслышав пламенную речь любителя букашек, почтенный родитель довольно оскалился в мою сторону, чем изрядно удивил своего отпрыска – последний раз папаша так ухмылялся в тот день, когда старуха Кэрроу сыграла в ящик и ему не пришлось отдавать проигранные в пикет три галлеона.
И хотя смерть от руки Лестранжа по-прежнему витала надо мной, я немного взбодрился – по крайней мере, раз уж я каким-то чудом больше не в немилости, предок не поскупится на мои похороны, и я упокоюсь в каком-нибудь симпатичном склепе, полном херувимов.
– Мы непременно должны побеседовать о вашем будущем, Люциус, – продолжал мироточить Сигнус Блэк. – Должен признать, что я немного погорячился, причислив вас к этим бездумным прожигателям жизни, – он красноречиво зыркнул на и без того убитого горем и похмельем Рабастана, в этот момент безнадежно смотрящего на уплетающую тосты Нарциссу.
– Вы были бы отличной парой для моей дочери, жаль, что она уже обручена, – Рудольфус прорычал что-то нечленораздельное и с кровожадным хрустом откусил голову копченой селедке, от чего я пал духом окончательно.
– Впрочем, у меня есть еще одна дочь, – игриво хихикнуло дряхлое исчадие преисподней. Его слова снова произвели весьма странный эффект – Нарцисса трогательно зарделась, а Раба, наоборот, приобрел настолько мертвенный оттенок, что я испугался, как бы он не лишился чувств прямо за завтраком, скомпрометировав себя окончательно. – Я, конечно, не вправе решать за вас, дети мои, современные люди должны прежде всего следовать зову чувств. В любом случае, мне кажется, место в попечительском совете Хогвартса весьма благотворно скажется на вашей будущей, я уверен, блистательной карьере.
Что ж – эпитафия «Погиб во цвете лет, исполняя сыновний долг» была практически у меня в кармане.
Остаток завтрака прошел в том же духе. Рудольфус и Беллатрикс бросали на меня полные ненависти, многообещающие взгляды. Приятель Раба также не отличался благодушием. Забыв обо всём, чем ваш покорный слуга был готов ради него жертвовать, он со свойственной всем Лестранжам вероломностью от меня отвернулся и даже сдвинул свой стул. Папаша со стариком Сигнусом просто таки лучились довольством, от которого меня тянуло эмигрировать на континент еще сильнее, чем от сумрачного вида Руди. Единственным оплотом спокойствия и ангельской невинности, на котором можно было остановить взгляд, оставалась посматривающая на меня из под ресниц, Нарцисса, румяная и свежая, как яблочко.
Размышляя о старикашке Сигнусе, Нарциссе, Рабастане и долге дружбы, я совсем забыл о нависшей надо мной угрозе. Беззаботно насвистывая, я шел по коридору к своим комнатам, чтобы поделиться со Снейпом новостями, когда передо мной возник Рудольфус. Его лицо не предвещало ничего хорошего.
– А… Руди, старина! – я попытался разрядить обстановку, но на него это подействовало как щелчок по носу на несущегося на вас горного тролля, и он снова завел свою шарманку про то, какой я ушлый тип и что он предупреждал.
– Я мог бы вызвать тебя на дуэль за нанесенное этой ночью оскорбление, – рычал Рудольфус, постепенно входя в обычное для него состояние берсерка. Его глаза уже начали наливаться кровью, и пена изо рта явно тоже не заставит себя долго ждать. Мой боевой дух сник настолько, что я даже не решился напомнить, что главное оскорбление нанес мне его кулак, и уж если кому и следовало бы затевать дуэли, так это Люциусу Малфою. Впрочем, о каких дуэлях могла идти речь? Тип вроде Рудольфуса мог с легкостью отказаться от волшебной палочки в пользу секиры или вовсе разодрать меня голыми руками.
– Может, не будешь горячиться? Ходят слухи, что Сигнус не переносит психопатов, – умирать с мольбами о пощаде мне вовсе не хотелось, а между тем Лестранж уже занес кулак для того, чтобы всю оставшуюся жизнь я мог перед своим именем писать слово «покойный». И тут я решился. В конце концов, что было терять? Разозлить Рудольфуса еще больше, скорее всего, было невозможно.
– Кстати, а Сигнус уже знает про метку? – выдал я в точности по инструкциям Снейпа, и – о чудо! – мой несостоявшийся убийца замер, как медведь гризли, ужаленный в зад пчелой, и уставился на меня со священным трепетом. Можно было подумать, что я не «ушлый тип», а само воплощение кротости – Хельга Хаффлпафф, шагнувшая к нему в венке из белых роз, чтобы покарать гневающихся нечестивцев собственноручно.
И хотя ваш покорный слуга никак не ожидал подобного поворота событий, он не растерялся, принял самую что ни на есть непринужденную позу и даже позволил себе поправить мантию.
– Ах, я вижу, не знает, – глядя на перекошенное лицо Руди, я перешел в наступление, – так вот, учти, я не стану скрывать от него эту информацию, если вы с Белл продолжите зажимать меня по углам, осыпая угрозами, обвинениями и тумаками. Так что если ты, Руди, не хочешь, чтобы Сигнус сегодня же узнал о метке, ты заберешь свою фурию и отправишься в вояж по цветочным лавкам и магазинам конфет.
В столь чудесное избавление верилось с трудом. Неужели Люциус Малфой сможет и дальше продолжать топтать землю старой доброй магической Британии, не опасаясь, что в любую секунду на него накинется разъяренный соплохвост в человеческом обличье?
Ребята вроде Рудольфуса Лестранжа и без того нагоняли на меня жуть с самого детства – детинам с пудовыми кулаками слишком часто достается от жизни не по заслугам. Посудите сами – на кой черт он родился волшебником, если одним рыком может обратить в бегство даже самого Гриндевальда, в то время как сплошь и рядом живут слабенькие сквибы, которым магия не в пример нужнее? Но теперь-то я собирался восстановить справедливость и отплатить гнусному Лестранжу за всех запуганных бедняг – кто бы мог подумать, что снейпова ахинея про метку возымеет такой сокрушительный эффект? Гроза ночных охотников на пикси сейчас выглядел точь-в-точь как Регулус, когда его застукали подглядывающим возле спальни девочек.
– Малфой, я признаю, что погорячился. Я был непозволительно опрометчив. Я чрезвычайно рад, что мы смогли разрешить этот досадный инцидент. Приношу свои искренние извинения, больше этого не повторится. Теперь я вижу, как ошибался в тебе, – Лестранж нервно потирал предплечье. – Твои действия наверняка были исключительно благородны, я не должен был спешить с выводами. Больше я тебя не побеспокою. А человеку с твоими достоинствами не составит труда не упоминать при Сигнусе мой маленький секрет.
– Так-то лучше, старина. Так-то лучше. Я думаю, это послужит тебе отличным уроком.
Разумеется, я не питал никаких надежд в отношении Беллатрикс – такие девицы не станут прислушиваться к авторитетному мужскому мнению и пойдут куда им вздумается по головам женихов, мужей, отцов и всей остальной челяди. Но даже не смотря на это, после того, как
Рудольфус, побитый и посрамленный, уполз в свою нору, меня переполняли столь радужные чувства, что я просто-таки сиял и был готов разлиться счастливой трелью, как какая-нибудь проснувшаяся поутру пташка. И тем больнее мне стало при виде удрученного и потерянного Рабастана, который выглядел таким жалким, каким, наверное, никогда не доводилось бывать даже Уизли. Когда я подошел поближе, всё оказалось еще хуже. Не будет преувеличением сказать, что приятель мой Рабастан был на грани отчаянья. Об этом живописало его бледное осунувшееся лицо и потерявшие всякий блеск, уставившиеся куда-то в пространство глаза. Казалось, он вот-вот схватится за перо, побежит и, как этот маггл – любимчик Снейпа, накропает томик душераздирающих сонетов.
– Привет, старичок, – бодро поприветствовал я своего приятеля, дабы вселить в него немного охватившего меня оптимизма.
– А, это ты, – хмуро пробурчал Раба. – Не думал, Малфой, что ты способен на такие подлости.
– О чем ты, дружище? – уж чего никак не ожидал ваш покорный слуга, так это очередных обвинений в смертных грехах.
– Ты прекрасно знаешь, о чем. О пикси, которых ты поймал и за моей спиной подсунул Сигнусу, чтобы все лавры достались тебе одному.
– Да будет тебе известно, Лестранж, никаких пикси я не ловил. И знаешь, почему? Потому что ты позорно сбежал, оставив меня наедине со своим спятившим братцем, который едва не превратил меня в котлету, пока ты трусливо отлеживался в своем логове.
– Я подавал тебе знаки. Но ты, видимо, давно замыслил оставить меня за бортом и подло воспользовался этой отличной возможностью от меня избавиться. А теперь не краснея плетешь, что план провалился. И почему же, позволь узнать, старикашка всё утро носится с тобой как нюхлер с золотой ложкой? За красивые глаза?
– Да как ты можешь! – от возмущения я едва не потерял дар речи. Разумеется, я слышал, что у некоторых особенно чувствительных остолопов от любви случаются помутнения рассудка, но это уже ни в какие ворота не лезло. А Рабастан, между тем, даже не думал униматься:
– Думаешь, я не заметил, как ты пялился на Нарциссу? Да у тебя на физиономии было написано, что ты только и мечтаешь заполучить в свои порочные ручонки этот нежный цветок. После этого я знать тебя не желаю! Прощай, Малфой. Пойду, знаешь ли, подумаю в тишине о людях, которые в самый скорбный час не гнушаются угостить тебя Авадой Кедаврой в спину.
С этими словами он уныло побрел в сторону холла.
На свою беду этот олух не ограничился оскорблениями ни в чем неповинного Люциуса Малфоя, и, отойдя на приличное расстояние, вдруг обернулся и презрительно объявил, что еще найдет способ расквитаться с гнусным старикашкой Блэком, который ведет себя слишком нахально для человека, чья дочь сбежала с магглом.
Дальше всё было точно так, как в любой уважающей себя модной пьеске: из-за поворота появился Сигнус Блэк, который, может, и был слеп, как крот, но зато обладал слухом, которому позавидовал бы даже оборотень.
– Мистер Лестранж, – прошипел старикашка, и только остатки фамильной гордости не позволили Рабастану позорно удрать. Вместо этого мой, теперь уже бывший, друг надменно выпятив грудь, прошествовал в холл, откуда спустя некоторое время раздался оглушительный стук захлопнувшейся двери.
– Люциус, – пока я пялился на Рабу, старый хрыч подошел ко мне почти вплотную, – вам, как юноше с блестящими перспективами, стоит быть осторожнее в выборе друзей.
Мне оставалось только согласиться и поспешить скрыться в своей спальне, пока на мою многострадальную голову не успело больше ничего свалиться.
***
– Ты знаешь, Снейп, это всё очень странно, – сообщил я камердинеру, колдующему с какой-то странной маггловской штукой над одной из моих мантий.
– Могу я узнать, что именно, сэр? – его невозмутимый вид умиротворял не хуже коллекционного бренди в моем стакане.
– Да всё, Снейп. Взять хотя бы этот момент с Сигнусом, который, несмотря на мой полный провал с пикси, прямо с утра чуть не возомнил меня своим лучшим и единственным другом. В своеобразной, конечно, манере, но я его не осуждаю. Или то, как сдал Рудольфус и отчего? Из-за какого-то со всех сторон дурацкого словечка. Я уж не говорю о том, что старина Рабастан без всяких на то оснований вздумал называть меня предателем и плести что-то там еще про Аваду и прочие ужасы.
– Возможно, в этом есть доля моей вины, – лицо Снейпа просто таки дышало спокойствием, словно ему каждый день приходится видеть, как вершатся великие дела и рушатся судьбы. – Видите ли, лорд Сигнус всё же получил пикси от вашего имени.
Это неожиданное заявление едва не заставило меня поперхнуться. За последние дни я уже несколько привык к тому, что Снейп похож на эдакую коробочку, которую вы открываете только затем, чтобы увидеть, что внутри спрятана еще одна коробочка, но это было уже слишком.
– Мне бы следовало поставить вас в известность об этом раньше, – произнес он с некоторым сожалением, – но этим утром мы оба были больше обеспокоены угрозой со стороны Рудольфуса Лестранжа.
И тут он выложил, как сразу после моего ухода спустился на кухню, чтобы обсудить с эльфами необходимость самолично приготовить и подать мне завтрак. В разгар спора о том, прилично ли волшебнику без помощи магии жарить бекон и яйца, он услышал странный скрежет и писк. Оказалось, что в окно билась пара приманенных моим сладким пением и напуганных до полусмерти атакой троллеподобного Рудольфуса pixie fulviceps. Сердобольные домовики тут же впустили их в кухню, чтобы напоить молоком, и Снейпу только и оставалось, что отнести нечисть старикашке Сигнусу.
– Но почему ты не замолвил за Рабастана словечко перед старым Блэком? – наконец догадался осведомиться ваш покорный слуга.
– Прошу простить мне эту оплошность, сэр, – без малейших признаков раскаяния заявил Снейп, – но неприятность мистера Лестранжа совершенно вылетела у меня из головы.
***
Весь остаток дня я уныло слонялся по поместью, размышляя о превратностях судьбы и наблюдая за Нарциссой, которая беспечно резвилась у пруда в компании своей белой болонки. Если бы не охватившая меня скорбь о потере лучшего друга, я бы тут же присоединился к ней, ведь такие девицы, как младшая Блэк, на дороге не валяются, разве что если упадут, подвернув изящную ножку, и каждый уважающий себя джентльмен счел бы за честь пошвырять мячик ее собачонке. Но как только я делал шаг в сторону заветной лужайки, перед моим внутренним взором представало осунувшееся лицо Рабастана на фоне самой высокой в наших краях колокольни, с которой он намеревался сброситься, прокляв меня в предсмертной записке.
Веселья Люциусу Малфою не добавила и появившаяся, по своему обыкновению, из зарослей Беллатрикс – она от души хлопнула меня по плечу и выдала что-то вроде «отличная работа, Малфой!».
Тут уж не нужно было быть Снейпом, чтобы догадаться, что оскорбленный в лучших чувствах Сигнус не поскупился на подробности, расписывая всем и каждому деградацию современной молодежи. А его дочурка наверняка решила, что это я спровоцировал Рабу, убоявшись ее угроз и тумаков, которые мне достались от щедрот ее будущего муженька.
Видимо, не далек тот час, когда мне не посчастливится стать кем-то вроде этого типа, Волдеморта, который еще толком ничего не сделал, а уже считается воплощением зла, в то время как настоящим ужасом, сошедшим на землю прямо из геенны огненной, вне всяких сомнений, была семейка Блэк, конечно за исключением Нарциссы, которая, уверен, в своей жизни даже мошки не обидела и понятия не имеет, чем на самом деле промышляет ее почтенная родня.
Следом за Беллатрикс из зарослей вынырнул мой верный слуга и полюбопытствовал, не буду ли я столь любезен отпустить его до вечера. Милостиво рассудив, что ветры стихли и вряд ли со мной случится что-то еще более неприятное, я отпустил Снейпа на все четыре стороны, а сам заперся в своей комнате, где до позднего вечера пытался читать «Историю Хогвартса» и размышлять о том, что отныне мне придется присутствовать на каждом школьном концерте и делать вид, будто я наслаждаюсь неизменной балладой о скачущем Мерлине.
***
Следующим утром за завтраком я наслаждался истинной идиллией. Стариканы пребывали в благодушном сонном молчании, Белла с Рудольфусом ворковали, как два голубка, не обращая ни малейшего внимания на вашего покорного слугу. Нарцисса, свежая и благоухающая, как целая клумба с незабудками, своим чудным, напоминающим перезвон серебряных колокольчиков, голоском рассказывала мне, как ее песику нравится просторный парк моего папаши, в особенности беготня за павлинами. Единственное, что угнетало вашего покорного слугу – это отсутствие за столом старого доброго Рабастана. С печалью я воображал, как этот остолоп уже привязывает к шее камень, чтобы утопиться в нашем прудике, или лезет на крышу поместья, чтобы сигануть вниз и гарантированно свернуть свою горемычную шею.
– Ах, Люциус, как ты можешь! – надула губки Нарцисса.
– Что-что? – всполошился я.
– Я тебе уже пять минут рассказываю, как Мистеру Тинклзу понравилось копать ямки под кустами магнолии, и как он смешно перепачкал свои белые лапки и мордочку, а ты смотришь с таким лицом, как будто у тебя умер любимый родственник!
– Подумать только, какой затейник этот Мистер Тинклз. Горю от нетерпения познакомиться с ним поближе, – я в очередной раз восхитился этой девушкой: как точно ей удалось подметить горькие чувства, сгустившиеся на челе Люциуса Малфоя.
А между тем в столовую буквально влетел уже неоднократно похороненный и оплаканный мной Рабастан собственной персоной. И сиял он так, будто только что стал министром магии, не меньше.
– Привет, зануды! Шикарный денек, а? Был бы пташкой, непременно прощебетал бы вам парочку трелей! – Рабастан проигнорировал устремленные на него неодобрительные взоры всей шайки и взгромоздился на стул. – Нарцисса, старушка, ты сегодня хороша как никогда. Держи с ней ухо востро, Люци, иначе не успеешь опомниться, как будешь стоять у алтаря с бутоньеркой в петлице, – в конце-концов завил он, после чего начал с азартом уплетать всё, до чего смог дотянуться.
– Я так рада, что ты перестал грустить, Рабастан, – трогательно заулыбалась Нарцисса. Вопреки моим опасением, исцеленный неведомой силой Раба на нее едва взглянул и тут же снова уткнулся в омлет.
– Какая грусть, Цисси. Я молод, свободен и, не побоюсь этого слова, красив! Сегодня же отправлюсь в деревню: говорят местные красотки только и ждут, чтобы броситься в объятия к благородному аристократу. А я, знаешь ли, благороднее некуда, – Беллатрикс и ее папаша скорбно поджали губы, но Рабастан, судя по всему, плевать на них хотел. – Пора брать от жизни всё. И тебе, Люциус, я советую последовать моему примеру и хотя бы помахать с балкона румяным пастушкам, пока одна из них еще не выскочила за тебя замуж и не принялась швыряться в тебя китайскими вазами.
– Но ведь еще вчера ты и сам хотел... – попытался возразить я.
– Времена меняются, дружище, такие уж они непостоянные ребята. Теперь я скорее приму метку, чем позволю какой-нибудь особе нацепить на меня хомут. Ну что же, красотки не ждут. Кстати, Сигнус, отличные очки, – с этими словами Рабастан опрокинул в пасть остатки кофе и был таков.
***
– Признаться, Снейп, я снова ничего не понимаю, – я удобно устроился в кресле со стаканчиком бренди. Настроение мое парило где-то в облаках, – и рассчитываю, что ты просветишь меня, какая муха ужалила старину Рабастана. Не то чтобы я был против того, что он внезапно ожил, хотя еще вчера стенал, как узник Азкабана, и был готов удавиться. Уверен, и здесь тоже не обошлось без твоего выдающегося носа.
– Вы правы, сэр, – сдержанно ответил он, – дело в том, что вчера вечером я вспомнил о вашем желании поздравить чету Уизли и отправить им парочку канделябров.
Я покивал – за всем обрушившимися на меня стихийными бедствиями я вовсе забыл о какой-то там свадьбе и тем более о канделябрах.
– И я позволил себе предложить Рабастану отправиться со мной, чтобы немного развеяться. К тому же, я случайно узнал, что новоиспеченная миссис Уизли выходила замуж, гм, уже будучи в интересом положении и сейчас испытывает сильнейшие муки. Кажется, это называется «токсикоз».
– Погоди, Снейп, причем здесь какой-то троксеноз?
– Токсикоз, сэр. Видите ли, сэр, – Снейп позволил себе что-то, что могло бы сойти за ностальгическую улыбочку, – когда моя троюродная сестра носила своего первого ребенка, ее мучил токсикоз. Она была очень бледна, с трудом передвигалась по комнатам, постоянно закрывалась в уборной и раздражалась по малейшему поводу. Это произвело на меня достаточно сильное впечатление. И я подумал, что Рабастан может испытать схожие эмоции.
– Не понимаю, к чему ты клонишь, – признаться, я был немало удивлен тем фактом, что у Снейпа вообще есть родственники, в последнее время мне начало казать, что все силы его предков ушли на то, чтобы произвести на свет одного потомка с таким выдающимся умом.
– С вашего позволения, сэр, я продолжу. Явившись к счастливым молодоженам, чтобы принести свои поздравления, мы стали свидетелями весьма неприятной сцены – миссис Уизли едва не прокляла своего супруга за то, что тот не смог найти для нее копченых угрей, после чего в слезах убежала в спальню, перед этим едва не разбив о голову мистера Уизли цветочную вазу. На мистера Лестранжа это произвело неизгладимое впечатление. Он осведомился у меня, все ли женщины ведут себя подобным образом после свадьбы. Поскольку мой опыт ограничивался троюродной кузиной и миссис Уизли, я счел возможным ответить «все, которых я знаю». Мистер Лестранж был поражен и покинул меня в глубокой задумчивости.
– Мерлин всемогущий! – вскричал я, от волнения едва не выронив бокал. – Снейп, ты гений! Ставлю что угодно, ты знал, что Рабастан перепугается до смерти.
– Я допускал такую возможность, сэр.
– Послушай-ка, – не смотря на все волнения и тревоги, которые преподносит жизнь, мы, Малфои, никогда не теряем врожденной любознательности. – А что это за метка о которой все бормочут? Сначала ты, потом Раба...
– Сэр, вы наверняка слышали про Лорда Волдеморта.
Снейп явно куда-то клонил – это было видно по его принявшему выражение участливого сострадания лицу.
– Конечно, ты же не считаешь, что я совсем тупица. Это такой веселый парень, который собрался сжить со свету всех сквибов и полукровок. Ну и задать магглам, чтобы не лезли в наши волшебные дела. Я слышал, у него собираются неплохие компании, и даже сам собирался сходить как-нибудь.
– Возможно, вы также слышали, – продолжил, не меняя тона, Снейп, – что Лорд Волдеморт ставит своим приверженцам темную метку?
– Так весь разговор был об этом? – я искренне удивился, когда Снейп кивнул. – Тогда не понимаю, с чего бы Руди стал это скрывать. Даже если старикашка Сигнус и ненавидит все эти политические секты, магглов-то он ненавидит куда сильнее.
Снейп кивнул, чем полностью удовлетворил меня. Выходит, котелок у Люцуса Малфоя очень даже неплохо варит.
– Именно это я и сказал мистеру Рудольфусу в недавнем разговоре, и он внял моим доводам, так что… – он несколько замялся и взглянул виновато, – полагаю, вам в ближайшее время, стоит пореже с ним встречаться.
Это было не слишком приятное замечание, но мое настроение витало в таких высотах, что едва ли можно было испортить его такой мелочью и ерундой, как Рудольфус Лестранж.
– Не знал, Снейп, что ты так дружен с Руди. Это меня настораживает.
– У нас с мистером Лестранжем, сэр, есть некоторые общие дела, о которых я предпочел бы не распространяться.
Я скептически хмыкнул. От допроса с пристрастием в этот момент Снейпа могло спасти только чудо, и оно не замедлило случиться – старый, добрый платяной шкаф вдруг разразился визгливым лаем.
– Ты это слышал, Снейп? – осторожно спросил я, опасаясь, что от всех перенесенных волнений мой рассудок решил дать трещину.
– Да, сэр, – Снейп и бровью не повел. – Это Мистер Тинклз.
– Болонка Нарциссы? – недоверчиво переспросил я. – И что же, позволь спросить, она делает в моем шкафу? Снейп, я ведь всегда хорошо к тебе относился, и если ты страдаешь клепто... как там ее, ты мог хотя бы меня предупредить.
– Не беспокойтесь, сэр, клептомании у меня нет. Однако я успел заметить, что вы испытываете глубокую симпатию к младшей мисс Блэк, и она, судя по всему, отвечает вам взаимностью. И я счел возможным, как бы это сказать, немного подстегнуть чувства юной леди. Наверняка она будет вам крайне признательна, если вы случайно обнаружите пропавшую собачку, скажем, часа через два и вернете ее владелице.
Я сидел как громом пораженный и не мог поверить, что судьба была настолько щедра к Люциусу Малфою, что послала ему этого славного малого и его гениальный нос.
В наш бренный мир меня вернул голос Снейпа:
– Могу я сделать для вас еще что-нибудь, сэр?
– Знаешь что, Снейп? Возьми-ка мою серебристую мантию и отдай ее садовнику.
– Слушаюсь, сэр.
***
– Я принес радостные вести, Снейп, – торжественно объявил я. – Завтра же я собираюсь просить у Сигнуса руки Нарциссы. Не думаю, что старикан мне откажет, последние несколько дней он только и делал, что осыпал меня намеками на будущую блистательную карьеру и видное место в обществе.
– Рад это слышать, сэр.
– После я собираюсь осыпать тебя почестями и дарами, ты это заслужил. Наверняка без твоего участия я бы слонялся сейчас где-нибудь в Дублине без гроша в кармане и готовился встретить кончину в какой-нибудь смердящей подворотне. Ты можешь гордиться тем, что спас своего господина, вот только я никак не возьму в толк – я даже нахмурил брови для большей убедительности, – зачем ты всё это для меня сделал?
– Долг любого слуги состоит в том, чтобы заботиться о благополучии своего господина, сэр, – смиренно ответствовал он.
– Но ты ведь не слуга! Это же просто дурацкое пари!
– Я дал слово джентльмена, сэр, – произнес Снейп таким тоном, будто это всё объясняло, а потом выжидательно уставился на меня, явно желая что-то сказать.
– Что-то еще, Снейп?
– С вашего позволения, сэр, я хотел бы напомнить, что сегодня последний день моей службы.
– Сегодня? – я так привык к этому малому, что даже расстроился. – Ты в этом уверен?
– Абсолютно, сэр.
– Ну что же, – ваш покорный слуга невольно испустил горестный вздох, которому позавидовал бы даже Рабастан. – Будь уверен, отныне ты всегда желанный гость в моем доме, и если тебе понадобиться приют, защита или пара монет – можешь всегда рассчитывать на старину Люциуса. К тому же, я намерен просить тебя быть крестным моего будущего первенца. Уверен, с тобой он не пропадет.
– Вы чрезвычайно щедры, сэр.
– Такие уж мы – Малфои, не считая, конечно, моего папаши. Ну а пока ты всё еще мой слуга – плесни-ка хересу и приготовь мой костюм в елочку.
КОНЕЦ.
