Глава 1 − …Пойдем! Да пойдем же, ты должен это увидеть!
− Артур, я…
− Хватит перечить, виносос! Я должен тебе это показать! Это просто удивительно, ты своим глазам не поверишь!
− Англия, постой, подожди… Артур, да остановись же! Перестань меня тянуть!! – звонкий звук пощечины прервал поток пьяных восклицаний англичанина.
Напряженная пауза повисла в воздухе. Франциск гневно сжимал в кулак руку, совсем недавно проехавшейся по скуле Англии ударом ладони. Прояснившийся взгляд британца не выражал ничего, кроме недоумения, быстро сменившегося пустотой – щека горела огнем, но этот жар не находил отклика ярости внутри.
Спустя минуту черты юношеского лица расслабились, удивленно приподнятые толстые брови опустились, голова медленно склонилась вниз. Светлая челка спрятала за собой зеленые глаза, подернутые дымкой хмели, и Бонфуа невольно пожалел о своей грубости, глядя на поникнувшие плечи Британии. Рука дернулась, желая прикоснуться к локтю друга в знак извинения, но вместо этого лишь кулак безвольно разжался.
− Идет война, Артур, − глухо начал Франция. – А ты продолжаешь вести себя, как великовозрастный ребенок. Оглянись, вокруг падают бомбы и умирают люди. Ты же каждый вечер закатываешь пьянки, где напиваешься вдрызг и позволяешь себе веселиться! – неожиданная сталь привычно вкрадчивых интонаций, заставила Артура вздрогнуть.
От Франциска не укрылся этот непроизвольный жест, и его хмурое лицо смягчилось, но голос продолжал источать горечь.
− Я понимаю, тебе тяжело. Тяжело и нам всем, смерть никогда не приносила настоящей радости. Но ты же прошел через кучу битв, через массу конфликтов, ты и сам шагал по трупам, чтобы добиться власти. Неужели очередная война, пусть и мировая, настолько сильно сломила твой дух?
Но Англия молчал. Продолжая хранить недвижимость, продолжая бессмысленно пялиться в пол. Хотя Франция не смог бы увидеть застывшего взора друга – темная тень, падающая на глаза, надежно скрывала эмоции от посторонних.
− Я ухожу сейчас, − отозвался через некоторое время француз с укором, когда стало ясно, что ответа он не дождется. – А тебе я советую хорошенько отоспаться, mon ami.
Уже на пороге британского дома, когда Бонфуа запахнул черное пальто и взялся за ручку двери, его догнало тихое: «Вали». Криво усмехнувшись, Франциск вышел наружу.
Артур еще долго стоял в пустынном холле, потрепанный внешне, растрепанный внутренне. Тишина, разбавляемая лишь громким стуком настенных часов, тяготила чувства англичанина, нагнетала и без того невеселые мысли. Ему хотелось взвыть от тоски и отчаянья, но сил хватило только на то, чтобы медленно осесть на пол. В ушах и голове клокотало виски.
Самое мерзкое во всем этом было то, что гребаный пацифист был абсолютно прав. И насчет безалаберного поведения, и насчет веселья, высосанного из пальца. Англия сам не понимал, почему поступает так, почему систематически напивается каждый день, чтобы потом отъявленно дебоширить, а на утро корячиться в кровати от мигрени похмелья. Хотя нет. Засыпать пьяным было легче.
Артура, действительно, пугала эта война. Мир не успел оправиться от Первой мировой, как началась Вторая, что отличалась от остальных стремительностью и жестокостью; она была ужасающей уже в зачатке. Одно дело, когда ты выходишь из схватки, если не победителем, то стороной, успевшей получить кусок выгоды, и совсем другое, когда империя рушится на глазах. И вроде бы совсем ничего, но этой империей был он.
Цепляясь за стены, спотыкаясь о ковры, Англия добрался до своей спальни, поднявшись вверх по лестнице. Там он стянул одежду, надел клетчатый халат и закрылся в ванной. При всем его стремлении принять холодный душ, чтобы хоть как-то протрезветь, британец ограничился полосканием головы под ледяной струей воды в раковине. Мысли немного прояснились, и даже не вытирая волос, Артур, шатаясь, вернулся в свою спальню и без сил рухнул на не расстеленную кровать. Пуховая подушка, на которую приземлилась светлая макушка, в миг промокла, но парню было все равно – он уже засыпал, так и не переодевшись в пижаму.
* * *
Через несколько часов Англия проснулся от того, что ему стало холодно. Полы теплого халата разметались, оголяя ноги, а влажная ткань под головой не прибавляла надежды согреться. Решив, что дело так не пойдет и продолжить сон, завернувшись в плед, не получится, Артур самоотверженно поднялся с постели. Его мелко трясло – видимо алкогольный морок еще не спал, а перед глазами медленно плыли серые стены, к которым прилипла ночная тьма. Но, несмотря на это, он сумел переодеться в пижаму, с удовольствием вдыхая запах чистоты, смог провести расческой по непослушным вихрам высохших волос, зная, что в ином случае тонкие волоски превратятся в спутанный ком на утро. Потом юноша аккуратно сложил одежду на стуле, которую побросал на пол еще вечером, ввалившись в комнату, сменил влажную подушку на новую, и, со спокойной душой, вернулся обратно в кровать.
Мысли не позволяли провалиться в дремоту. Они, как назойливые комары в жаркую летнюю ночь, кружили где-то рядом с Артуром и раздражали его своим звуком. Он слышал собственные размышления, но никак не мог уловить их смысл, словно хмельная пелена не допускала их к сознанию, подобно москитной сетке, что становилась преградой для назойливых насекомых. И этот писк сводил Англию с ума, переворачиваться с боку на бок по сто раз было невыносимо.
Зло вскочив на ноги, Кёркленд решил сходить на кухню, чтобы попить воды. С каждым шагом озноб проходил, а вспоминать нотации Бонфуа было неприятно. Конечно, последний совет проспаться был дельным, но стыд и непонятное волнение снедало чувства Артура, от чего он ощущал себя не в своей тарелке. А еще было немного обидно. Он, действительно, хотел показать Франции то самое удивительное место. Хотел увидеть смятение и шок на его лице, чтобы потом победоносно произнести: «Я же говорил!» Хотел поделиться с ним тем миром, где можно было найти ответы на все невысказанные вопросы и успокоить встревоженное сердце.
Ноги сами принесли его в другой конец дома вместо кухни. Эту комнату, в отличие от остальных, он не посещал почти половину века; сомневался, стоит ли заходить в нее и сейчас. Ее можно было назвать кладовкой, если бы не одно «но»: здесь не было ничего, кроме одного предмета мебели и запаха нафталина.
За окном плескался серый ливень, когда Артур все-таки решился войти, сжимая в руке металлический канделябр подсвечника. Нос защекотала пыль, которую он поднимал с деревянного пола неуверенными шагами, продвигаясь вглубь комнаты. Отблеск свечного пламени падал на метр вперед, облегчая дорогу, но не он успел осветить огромное изваяние у противоположной от входа стены. Непонятное дуновение ветра погасило дрогнувший огонь. Но даже в кромешной темноте, Англия смог нащупать дверную ручку высокого деревянного шкафа.
* * *
Другой мир встретил Артура ослепительным белым светом. Снег, снег, снег! Он был везде – он падал сверху, он лежал снизу. Окрашивал небо в цвет молока, стелился под ногами, щекотал кожу лица колючими снежинками. Великобритания был и рад, и поражен: рад, что все-таки попал сюда, и поражен, что вокруг царила зима, хотя в тот первый и последний раз здесь благоухало лето.
Удивленно взирая на бесконечную снежную пелену перед собой и благодаря судьбу за наличие тапок на ногах, Артур вышел на небольшую полянку, посредине которой магическим образом рос фонарный столб. Огонек фонаря слабо мерцал в свете дня, но само его наличие в чаще леса было столь невероятным, что оставалось лишь пораженно хлопать ресницами. Уж чего-чего, а этого столба Англия не помнил совершенно. Продолжая недоуменно топтаться на месте, обхватив себя руками за плечи, чтобы не растерять остатки тепла, англичанин не сразу услышал неуверенный голосок:
− Артур? Это ты?..
Позади, из гущи покрытых инеем деревьев, появилась хрупкая девочка лет двенадцати, чьи робкие шаги тихим скрипом снега раздавались в морозном воздухе. Ее длинные золотые волосы, мягкими волнами стекающие по плечам и лопаткам, припорошили мерцающие снежинки, а на густых ресницах, обрамлявших глаза медового цвета, затаились те же холодные блестки. Тонкая белоснежная кожа была похожа на фарфоровую гладь, что не было сил налюбоваться миловидным детским лицом, но темные круги нежных век и неестественная бледность розовых губ портили все очарование первого впечатления.
На ней не было ни шубы, ни теплого пальто, только простенькое светло-голубое платье, которое длинным подолом стелилось сзади, заметая следы маленьких ножек. Кажется, ей совсем не было холодно, хотя Англия успел основательно продрогнуть. И сейчас он со смятением смотрел на маленькую девочку, продолжающую неспешно приближаться к застывшему юноше.
− Ты меня не помнишь? – она совсем наивно наклонила голову на бок, остановившись рядом и заглядывая в изумрудные глаза.
Артур не понимал, кто она и зачем пришла, он хмурился и замерзал. Но яркая вспышка воспоминаний ударила по вискам, едва детский наклон головы отпечатался в подкорке сознания. Дрожь тела, вызванная то ли холодом, то ли каким-то знанием, сорвала с губ еле уловимый шепот: «Нарния».
− Привет, − радостно улыбаясь, отозвалась девочка, когда поняла, что ее узнали, и на душе у Англии стало теплей. – Давно же ты меня не навещал – целую тысячу лет!
Англичанин обомлел.
− Тысячу?.. Подожди, как тысячу? Меня же здесь не было около сорока! – его брови изумленно приподнялись.
− Я даже не знаю, − Нарния рассеянно повела щуплыми плечиками. – Наверное, в моем и твоем мире время течет совсем по-разному, − и ее усталое детское лицо вновь озарила улыбка.
И Артур не смог не улыбнуться в ответ. Девочка медленно обошла его, встала сбоку, а затем взяла под руку, предложив прогуляться. Весело щебеча всякие глупости о том, как скучала, она повела его по еле различимой тропинке вглубь заснеженного леса, чья жизнь застыла на столетие зимы. Прикосновения Нарнии были холодными – Англия чувствовал это через рукав пижамы и халата. Но, тем не менее, он невероятным согревался, тепло упругими волнами распространялось по его телу от кончиков ушей до
пальцев ног.
Нарния сама была похожа на замерзшее солнце, покрытое инеем: белая кожа и снежинки на ресницах превращали ее в ледяную принцессу, но Артур замечал бледные веснушки на ее некогда загорелых щеках, мог потрогать волнистые волосы цвета зрелой пшеницы. А самое главное видел глаза маленькой леди. Все такие же ярко-золотые, живые и ясные. Оставалось лишь надеяться, что весна для ее страны настанет совсем скоро, и сила, заснувшая внутри девочки на время холодов, вот-вот пробудится.
− А ты помнишь? Ты помнишь, как мы впервые встретились? – Нарния с любопытством посмотрела на Англию.
− Такое трудно забыть, юная мисс, − Артур усмехнулся, прикрывая глаза, чтобы разум наполнился воспоминаниями. – Кажется, кто-то тогда едва доставал мне до середины бедра и клянчил истории о другом мире у старика Британии, − Кёркленд рассмеялся, а девочка сердито пихнула его в бок:
− Ну тебя! А я вот помню, что ты меня тогда мало интересовал, потому с тебя песок сыпался. Зато Полли и Дигори были очень хорошими.
− Ах, этот нахальный мальчишка, который украл у меня половину фамилии? «Мистер Кёркленд, вы, случаем, не мой родственник?», − передразнил британец Дигори Кёрка, который был уверен в том, что Артур наихудшее подобие его дядюшки.
− А было бы забавно, если бы ты им оказался, − приподняв кончики губ, отозвалась Нарния, продолжая уводить Англию по лесной тропе к Кэр-Паравалю.
* * *
В тот раз, Артур задержался в волшебной стране на пятнадцать лет. Они обернулись в нашем мире секундами, но и этого хватило парню, чтобы забыть о реальной войне, пережив другую битву. Он нашел ответы, но запамятовал вопросы, и это затянувшееся путешествие не принесло нужных результатов. Когда настала пара уходить, личико Нарнии вновь украшали милые веснушки, болезненные круги под глазами исчезли, к губам вернулся яркий цвет. Она поправилась, распрямила плечи и сменила светло-голубое платье на алое, цвета восходящего солнца и той крови, которая была пролита за свободу Нарнии от оков Зимы. В тот раз, англичанин клятвенно заверил девочку обязательно показать ей свой мир.
Позднее, всего через год, Англия вновь посетил зачарованную страну. И какого же было его удивление, когда вместо подростка, задорной девочки в алом платье, он увидел взрослую девушку, свою ровесницу, закованную в кольчугу, чье лицо исказила жестокость. Он вновь была худа и бледна, она умирала на глазах, потухало ее внутреннее солнце. Но волей Небес и помощью Артура, все обошлось.
Так повторялось еще несколько раз. Он приходил, оставался в своей милой сказке, напрочь забывая о настоящем мире, где продолжалась Вторая Мировая. Англия вынес из этих путешествий урок, но уходить из фантазий, было все тяжелей, и каждый раз он обещал волшебной спутнице вернуться.
Нарния становилась все старше и старше. Британия наблюдал, как она меняется, а сам оставался неизменным. Это и пугало, и смущало, и настораживало Кёркленда. Нехорошее предчувствие закралось в дущу, что Нарния не сможет стареть вечно и когда-нибудь ее жизнь подойдет к логическому концу, но Англия всеми силами отказывался в это верить.
Последний раз он видел ее 46-летней женщиной. В уголках глаз, по-прежнему сияющих янтарем, залегли морщинки, длинные золотистые волосы затронула ранняя седина, трудноуловимая, но уже присутствующая. Мягкие черты лица заострились, движения сковала скупость, а голос лишился своего задорства. Все больше мудрости слышал Артур во фразах женщины и стало трудно относиться к Нарнии, как к младшей сестре, хотя Англия продолжал видеть в ней ту маленькую девочку, которую повстречал на заснеженной поляне у волшебного фонарного столба.
А в 49-ом году, когда мировая война давно закончилась, Британские острова облетела новость – в Бристоле произошла железнодорожная катастрофа. Не удивительное происшествие, в то время поезда часто терпели крушения, иногда крупномасштабные, иногда несерьезные. Список погибших ознаменовал те имена, которые Англия хотел ожидать меньше всего.
А потом к нему пришла зареванная Сьюзен, та самая Сьюзен, которая не разделила судьбу своих родных и друзей, умерших в страшной аварии. Артур напоил ее горячим чаем, успокоил тихими речами, и девушка уснула прямо на его плече в гостиной, когда они оба сидели на диване и смотрели на пляшущий в камине огонь. И обоим яркие языки пламени казались чем-то особенным – Сьюзен видела золотую гриву Аслана, а Артур представлял себе другое золото. Золото глаз той девушки, что научила его надеяться.
Укрыв теплым пледом спящую Певенси, с лица которой еще не сошли красные пятна от пролитых слез, Англия поднялся к себе и лег в постель. В голове было пусто, как если бы железный бидон лишили молока, накрыли крышкой и пнули ногой; ни мысли, ни образа, только звенящая тишина. Он не хотел думать, что Нарния умерла. Он хотел верить, что скоро, совсем как всегда, они увидятся.
Веки, налитые свинцом, опустились, и Артур провалился в царство Морфея. Там его ждала маленькая девочка в алом платьице, звонко смеющаяся и открыто улыбающаяся до очаровательных ямочек на веснушчатых щеках. Раскинув руки, она кружила по зеленому полю, залитому горячим солнечным светом, ее волосы цвета зрелой пшеницы взметались в воздух и рассыпались волнами.
Они не встретились − Англия наблюдал за ней, а она его не видела. Как не смогла увидеть Нарния нашего мира, о котором ей так много рассказывал британец.
