О Новом Годе, настоящем доме и табаке с мрамориальской вишней

Глава 1

Я сегодня одолжила улыбку у Чешира. Сижу на троне - улыбаюсь, смотрю, как все танцуют - улыбаюсь, иду по коридору - улыбаюсь. Даже закрывая дверь спальни, все еще улыбаюсь. Новый год - веселый праздник, ничего не скажешь.
Уже час или два ночи, но в комнате не темно – лунный свет отражается в мраморных стенах. Это, пожалуй, единственный минус Мрамориала – некуда спрятаться. Вот в Кримсе все по-другому: задул свечку, и никто тебя не найдет: ни советники, ни фрейлины, ни собственная совесть. Поэтому, наверное, Рейси натворила столько глупостей.
...Пышное белое платье, сшитое Террантом специально к Новому Году, тяжело падает на пол, корсет и многочисленные нижние юбки – туда же. До Бравного Дня о них можно забыть. Хотя нет, вообще можно забыть - Террант сошьет что-нибудь новое. Милый, добрый Террант, если бы ты был чуточку умнее, не пришлось бы мне назначать советниками этих старых жирных торгашей. Но как можно делить власть с человеком, искренне полагающим, что люди не способны на ложь? Правильно, никак. Разве что, если быть очень-очень безумным... Но монархам это строжайше запрещено, даже в Новый Год.
В потайном отделении секретера лежит большая шкатулка темного дерева. В ней - мундштуки и несколько десятков сортов табака: с мрамориальской вишней, с листьями дерева Тум-Тум, с лепестками глущобных цветов... Интересно, что сказала бы мама, знай она, что ее дочь, королева Андерленда, курит по ночам, запершись в своей спальне, как последняя горничная? Да ничего. Мама была счастливейшей женщиной - она так любила, что не замечала ничего вокруг. Не замечала даже, во что превращается ее старшая дочь...
Я забираюсь с ногами на широкий подоконник, затягиваюсь. Если бы не мундштук в руке, можно было бы почувствовать себя совсем маленькой - лет в пять-шесть я точно также, новогодней ночью, на подоконнике, ждала возвращения Рейси с бала. Шло время, но ее все не было и не было, и я засыпала, прислонившись к оконному стеклу. А она приходила часа за два-три до рассвета, пахнувшая хвоей, шоколадом и чем-то новогодне-волшебным, очень красивая, несмотря на уже тогда большую голову, переносила меня на кровать. Потом, забыв даже снять украшения и распустить волосы, сама ложилась рядом и рассказывала мне о бале, о танцах, о гостях из других стран, о паже, которого посвятили в ее рыцари... Воображаемый бал, представлявшийся мне во время этого повествования, был в тысячи раз интереснее и заманчивее реального, со всеми его танцами, гостями и пажами (впрочем, последний ожидания превзошел). И Рейси с высокой прической и в домашнем халате, и лунный свет, скользивший по мраморным стенам, и звуки кадрили внизу – все это было так уютно, празднично и волшебно, что я считала Мрамориал своим домом. Сейчас я бы многое отдала за эту наивную уверенность…
Пепел, все еще пахнущий мрамориальской вишней, сыпется на подоконник. Как неуместно… Я собираю его в горсть, выбрасываю в окно – ни одно черное пятно не должно портить белизну моего Мрамориала. Не моего любимого, нет, просто моего. И в этом есть что-то очень, очень страшное – я никогда больше не смогу сказать «Мрамориал - наш дом, мы должны защищать его!», а даже если скажу, люди почувствуют фальшь. Не все, разумеется, а умнейшие из них… Абсолем, например, не далее как вчера сказал без особой причины, по обыкновению смотря куда-то вдаль, что дом – это место, где самые дорогие тебе люди.
Дорогие – это кто? Те, с кем ты стоял по одну сторону разделительной черты, и ждал решения битвы, а с ней и твоей судьбы? Те, которые до последнего остались тебе верны? Те, которые пронесли преданность тебе через всю жизнь?
Не будь идиоткой, Мирана фон Мрамориал, ты прекрасно знаешь, кто это. Дорогие – это те, чьего возвращения ты ждешь часы напролет, сидя на мраморном подоконнике, это те, к кому ты, глупая четырнадцатилетняя девчонка, бежишь поздним вечером через весь замок, вырядившись нарядней, чем на бал, это те, из-за кого ты, уже взрослая королева, куришь по ночам эту бармаглотову мрамориальскую вишню!
Я бросаю мундштук на пол, подбегаю к шкафу, напяливаю первый попавшийся костюм для верховой езды. Теперь – тихо, на цыпочках, как в детстве к свертку с подарками, - в королевскую конюшню.
- Куда? – сонно спрашивает белоснежная лошадь.
- Домой, - отвечаю я, и верная, всепонимающая Мейрент поворачивает на запад.
За два-три часа до рассвета я буду там. Войду без стука и скажу: «С Новым Годом вас, дорогие мои!»