Глава 1"Падают не потому, что бессильны, а потому, что переоценивают свои силы".
Монже
"Страшно не упасть, а не подняться".
Немецкая пословица
Высоты не боится лишь тот, у кого есть крылья, или же тот, кто знает, что ему не дадут упасть. У Наты Вихровой нет крыльев – она не светлый страж, рожденный в Эдеме, и даже не маг, способный любой ценой получить желаемое. Вся её сила – сила абсолютного приворота, рождающегося из магии мимики и взгляда, сила, способная покорить для неё любого, живущего на этой земле, не может дать ей крылья. Нату Вихрову некому спасать – слуга мрака, она слишком долго жила в нём, жила им, чтобы надеяться на помощь света. У неё ещё есть эйдос, но этого недостаточно, чтобы свет даровал хранителя носительнице сил бывшего повелителя мрака. Впрочем, сейчас Ната об этом не думает – когда отбиваешься от нескольких врагов сразу, на философские размышления просто нет времени. Не спасает её и дар: стражи, пришедшие из самых глубин Тартара, нечувствительны к магии, рожденной из силы, принадлежавшей некогда его властителю. И это – часть плана Лигула, жаждущего раз и навсегда избавиться от бывших сотрудников русского отдела мрака, осмелившихся избрать дорогу, ведущую прочь от дома номер тринадцать по Большой Дмитровке.
Ната знает, что помощи ждать неоткуда: вся их небольшая команда рассеяна, и, хоть её друзья и сражаются где-то неподалеку, расклад сил не позволяет последовать привычному для них правилу “все за одного”. Вихрова знает, что теперь каждый сам за себя, а всё её будущее зависит от одной железки – меча, впопыхах выбранного из запасов Мефодия; меча, что скрещивается сейчас с лучшими тартарианскими клинками. Вся сторонняя магия заблокирована – и это тоже часть плана Лигула, пожелавшего гарантий в войне со столько раз ускользавшими уже из его рук бунтовщиками.
И Ната отбивает и атакует, Ната юрка и подвижна, и в пылу сражения легко забывает о том, что больше всего на свете боится высоты. Крыша нового многоэтажного дома, ставшего её временным убежищем и последней цитаделью, содрогается под ногами, в воздухе пахнет раскаленным железом и плавящимся рубероидом, принимающим искры, что рождаются в столкновении заговоренной стали. Ната – не воин, она девушка, но она тоже ученица Арея, а ученица бывшего бога войны не может дешево продать свою жизнь. И она сражается изо всех сил, не обращая внимания на раны, на кровь, заливающую глаза, не замечая того, что, парируя удары многочисленных противников, пробегает по миллиметрам, отделяющим её от бездны.
Фортуна любит смелых – а уж смелости-то Арей их научил. А безрассудство и так у неё в крови. И Ната не позволяет себе отступать, и азартно отбивает уже одиночные удары, в упоении близкой победы забыв о том, что гордыня смертельна и для победителей, что безрассудство в сердце, ещё опутанном мраком, несёт гибель, что бег по краю таит в себе опасность падения. И, пропустив одно лишь незаметное движение, чудом отбивая клинок, несущийся к её сердцу, она всё-таки делает шаг назад – за грань, уже давно поджидавшую её.
Говорят, что свободное падение длится доли секунды, но для Наты они становятся вечностью. Словно в замедленной съемке она видит, как мир проносится у неё перед глазами, как смазываются цвета и краски, как неотвратимо надвигается равнодушная плоскость асфальта, и думает лишь о том, что ей так и не удалось избежать падения.
А потом её вдруг накрывает чья-то тень, и падение замедляется – её крепко хватают за пояс, и, когда ошарашенная Ната поднимает глаза, она видит знакомые белокурые волосы, синие, словно небо, глаза и огромные крылья, в которых белые перья соседствуют с чёрными. Крылья, которые удерживают сейчас их двоих.
Через пару мгновений Ната вновь оказывается на той самой крыше, с которой так неудачно сделала последний шаг к долгожданной победе. Оплавленная жесть залита кровью, а с бортика свешивается тело последнего стража – её меч тогда всё же достиг своей цели. Но Ната не смотрит под ноги, хотя вновь стоит над бездной – она смотрит только на Дафну. На одежде светлой расплываются кровавые пятна, некогда красивое лицо покрыто грязью и потом, и украшено едва ли не таким же, как у Арея, шрамом – видно, даже маголодия не успела остановить чей-то меч. Но, несмотря на всё это, Даф улыбается – слабой, усталой, но такой знакомой ободряющей улыбкой, – а в глазах её всё ещё горит Свет. И это проклятое самопожертвование и эта вечная бескорыстная помощь переворачивают Нате сердце, и вместо более чем уместной благодарности она вдруг яростно выдыхает:
– Ты что, идиотка?
Даф непонимающе моргает: несомненно, это последнее из того, что она ожидала услышать даже от Наты.
– Совсем спятила? – шипит Вихрова. Дафна с недоумением смотрит на неё, ресницы её вздрагивают, а в глазах непонимание мешается с обидой, что странным образом ободряет Нату. – Куда ты меня притащила?
Даф смаргивает и, наконец, обретает дар речи.
– Тебя что-то не устраивает? – она явно хочет сказать что-то ещё – и, возможно, уже не столь вежливое, но Ната грубо перебивает её:
– Ты что, слепая? Посмотри, куда ты меня затащила! – и, поджав губы, добавляет: – А я, между прочим, высоты боюсь!
Ната уверена, что сможет сдержаться, что ей не придется сейчас благодарить эту чёртову светлую, спасшую пару мгновений назад её жизнь; что грубые слова убедят Дафну в том, что её извечная доброта не найдёт благодарности – не в ней, пусть в ком угодно, но только не в ней! И она не понимает, почему Даф, вначале удивлённо раскрывшая глаза, вдруг улыбается – широко, как просто не может улыбнуться оскорблённый человек, – и мягко произносит:
– Для того, кто боится высоты, ты слишком смело ходишь по краю.
Ната не глядит себе под ноги, хоть и стоит на самом бортике крыши – она смотрит, как Даф делает шаг в пропасть и, раскрыв крылья, поворачивается к ней. В руке её уже вновь зажата флейта, а в глазах – отчаянная решимость, но она ободряюще улыбается Вихровой.
– Постарайся больше не падать, – говорит она и, чуть кивнув на прощанье, уносится вниз – туда, где, невидимые с высоты птичьего полета, сражаются спина к спине двое – учитель и ученик.
Ната смотрит, как в воздухе кружатся чёрные и белые перья, и думает, что, несмотря на то, что у неё нет, и никогда не будет крыльев, она уже больше не боится высоты.
