Глава 1– Йо, Запад, пора сваливать...
– Ты так считаешь?
– …канешна, мая милая зеле… стрно зеленая... ик!.. Фе-е-ея! Канешна, я магу станцевать стрыптз!..
– Я говорю, валить надо! Ты что хочешь, чтобы этот алконавт тряс перед нами своими яйцами!?
– Нет, не хочу. Но оставлять его в таком состоянии было бы неразумно.
– …вуо-о-о, зритль!!! Иди сюда-а-а…
– Да что с ним станется, он у себя дома, мать твою! А вот моя психика через пять минут ауфидерзируется в мир иной!
– …ты толька пасмари, у… ик!.. меня под прстынкой крылашки!
– …а-а-а-а-а-а!!! Германия! Англия сел на меня, а теперь раздевается!
Людвиг обернулся и направил скептичный взгляд в дальний конец гостиной, откуда раздался итальянский крик, преисполненный страха. Там стояло бархатное кресло, а в его спасительную глубину вжимался перепуганный Феличиано, чьи колени оседлал Артур Кёркленд. Британец пытался стащить с себя белую тогу, чтобы показать так называемые «крылашки», природа явления которых науке была неизвестна.
Варгас в ужасе втянул голову в плечи, но не предпринимал никаких действий, чтобы сбросить с себя пьяного англичанина. Тот расценивал его неподвижность, как безмолвное одобрение, и только с удвоенным усердием старался избавиться от единственного предмета одежды.
– А мир, как никогда раньше, был близок к выяснению разницы между стриптизом и бурлеском, – Пруссия гаденько ухмыльнулся, глядя, как Людвиг тяжелой поступью приближается к паре.
– Англия, нам пора уходить, спасибо за гостеприимство, – Германия опустил ладонь на плечо Артура, не оставляющего попыток оголиться. – Италия, собирайся.
Феличиано, который и так боялся англичан до пятикратного ускорения нижних конечностей, а от невменяемого Кёркленда и вовсе был готов покинуть планету Земля с гордым возгласом «Поехали!», не успел издать радостное «ve~».
Это произошло слишком быстро.
Пьяные глаза Артура загорелись адским пламенем, он резко развернулся, перехватил Людвига за руку, которая лежала у него на плече, дернул немца на себя и припечатал высокий лоб арийца к золотой звезде волшебной палочки. Пуф! И всю комнату заволок сизый туман.
– Что за!? – Пруссия, кашляя и задыхаясь, стал торопливо пробираться к креслу, отмахиваясь от светлого дыма. – Эй, итальяшка, ты там живой?
– Живой, – подал голос Италия, который ничего толком не успел понять и теперь удивленно оглядывался по сторонам.
– Фу, господи, ну и вонь! Английское волшебство на запах, как английская еда на вкус, – Гилберт сморщил нос, споткнулся о кресло в тумане и выругался. – Проклятье!
Наконец он высмотрел недоуменную мордашку Варгаса, но скоро и сам сизый морок рассеялся. Глазам юношей предстало распростертое на полу безжизненное тело Англии, облаченное уже не в тогу, а в черные брюки и рубашку – в ту одежду, в которой встречал гостей еще трезвый Артур. Лицо британца выражало крайнюю степень блаженства, кажется, он потерял сознание, а может просто уснул, хоть это и выглядело абсурдно. Байльшмидт брезгливо потыкал Кёркленда в бок ногой, а Италия поднялся из кресла, любопытно рассматривая Артура из-за плеча Пруссии.
– Что это с Англией?
– Не знаю, – немец скривился. – Наверное, с его ненормальной магией что-то, перевозбудился.
– Ну вот, а я так хотел посмотреть на плачущего Англию, – грустно отозвался Феличиано.
– Еще чего, застать его в состоянии кондиции? Лучше сам поплачь над падшим ангелом, больно птичку жалко.
Италия только удрученно шмыгнул носом, а потом непонимающе вскинул брови, когда Пруссия повернулся к нему лицом.
– А где Германия?
– Запад?.. – переспросил Гилберт, а потом чертыхнулся, осознав, что совсем забыл про брата. – Запад! Вот дерьмо!
Он хотел броситься на поиски Людвига, но тут, откуда-то снизу, раздался негромкий голосок, который поверг Байльшмидта в шок, лишив дара речи.
– Я не дерьмо, а твой младший брат. Прекрати вопить.
Позади Италии стоял мальчик лет девяти, недовольно хмурящий светлые брови со всей той серьезностью, которую ему могло позволить светлое детское личико. Челюсть Пруссии с почти уловимым в звенящей тишине скрипом отвисла, но Варгас на удивление быстро адаптировался к ситуации и кинулся к Людвигу.
– Германия, Германия, ты такой милый! – он схватил мальчугана в охапку, но тут же получил детским кулачком под дых, растеряв весь свой позитивный настрой.
– Если я и выгляжу, как ребенок, это еще не значит, что я буду вести себя так же, – холода в словах маленького Германия было больше, чем снега в Сибири.
Челюсть Пруссии вернулась обратно на свое законное место, а сам прусс хрипло рассмеялся. Чтобы в дальнейшем не говорил мальчик или другие, Гилберт теперь был на сто процентов уверен, что это его брат. Взрослая одежда смешно обвисла на нем мешком, всегда идеально уложенные волосы растрепались, но суровая тень на глазах и строгие интонации выдавали в ребенке Людвига. Но это не означало, что Гилберт не может немного поглумиться над Западом, который выглядел теперь более чем несуразно.
– Эй, Запад, а я, действительно, забыл, каким ты был розовощеким милашкой, – Байльшмидт усмехнулся, а Феличиано тут же воодушевленно закивал, кажется, уже забыв про боль в солнечном сплетении.
– Я никогда не был милым, – насупился ребенок, но ухмылка на губах Пруссии стала еще больше.
Тогда Германия, осознав, что с братом препираться бесполезно, зная его любовь к словесным перепалкам, решил перевести разговор в русло, которое волновало его на данный момент больше всего.
– И вообще мне бы хотелось узнать, сколько времени я проведу в таком виде. Надо привести Англию в чувство, пусть исправляет содеянное.
В миг, озаботившись этой проблемой, все принялись будить Кёркленда, но тот только перешел с тихого сопения на громкий храп, любовно прижимая к груди початую бутылку виски. Когда крики, холодная вода и заманчивый перезвон стеклотары не помогли, Пруссия предложил приложить раскаленную кочергу к голой британской заднице, но маленький Людвиг счел это негуманным. В конце концов, можно просто дождаться, когда этот волшебный алкоголик проснется.
Одежды маленького размера не было, а лазать по чужим шкафам невежливо, поэтому Германии пришлось ходить в одной своей белой рубашке. Через два часа тисканья-сюсюканья и прочей слюнявой лабуды со стороны Италии, Людвиг психанул и сказал, что хочет в туалет, заранее отказавшись от язвительного предложения старшего брата помочь с усаживанием на унитаз. Сам Людвиг пошел во двор и внезапно для самого себя, ощутил непреодолимую тягу к деревьям.
Через полчаса Пруссия матеря Британские острова, чем и как попало, снимал с верхушки вяза застрявшего там мальчугана. Еще через полчаса мальчик заявил, что хочет есть, и Италия был отправлен на кухню. Через двадцать минут Людвиг едва не расплакался от того, что итальянец плохо размял картошку. К семи часам он захотел играть в войну. Ближе к девяти вечера, когда Англия все еще продолжал сладко спать на полу, Германия запросил пива.
– Нет!
– Но почему?!
– Потому что тебе на вид сейчас от силы лет десять!
– Но это же только на вид!
– Я сказал – НЕТ!
– И-и-ита-а-алия!..
И мягкосердечный Варгас позволил маленькому Людвигу сделать пару глотков. Пруссия, который наблюдал за этим, чувствовал себя ревнивой мамашей, смотрящей на то, как ее любимого сына спаивают в компании нехороших друзей. Но хмель быстро разморил Германию, и вскоре он спал на диване в гостиной под теплым шерстяным пледом, а Гилберт был готов расцеловать Феличиано за то, что тот не послушался криков Байльшмидта и утихомирил ребенка.
– Боже мой, я совсем разучился управляться с детьми… – устало ворчал немец, заваривая себе чай на кухне, когда в комнату вошел Италия. – Спит?
– Да, спит, – Варгас плюхнулся за стол и подпер голову рукой. – Знаешь, Пруссия, он мне очень кого-то напоминает таким, но кого, я не могу вспомнить. Это странно, – беззаботно протянул Феличиано, глядя в потолок.
– Значит, еще узнаешь кого. Итальяшка, сделай одолжение – разведи камин.
– Зачем?
– Будем раскаливать кочергу. Пока Людвиг не видит.
