Глава 1«Шторм – сильный ветер, вызывающий волнение на море»
- энциклопедия.
Мне всегда было интересно, что чувствуют моряки, оказавшиеся в открытом море во время сильного шторма. Что испытывают люди, явственно ощущающие свою ничтожность перед лицом бушующей стихии: благоговейный ужас, роковую обреченность? Каково им осознавать, что мать-природа намного сильнее них, и ни технические устройства, которыми напичканы современные суда, ни богатый жизненный опыт не спасут их от неминуемой гибели в морской пучине? А что, если эта ревущая водяная стена, поднимающаяся за бортом, будет последним, что они увидят в своей жизни?
Страшно ли им? Боятся ли они погибнуть в море, которому посвятили свою жизнь; которое любят, как своего отца или мать? Восхищаются ли они им, как раньше, понимая, что в этот раз оно несет им смерть?
Я никогда не ходила под парусом; мне не посчастливилось побывать в открытом море, а о принципах кораблестроения я имею весьма смутное представление. Но вот о шторме, пожалуй, я знаю все.
Знаю, как темнеет небо, собираются угрюмые грозовые тучи, и поднимается сильный ветер. Говорят, что опытные моряки уже тогда в состоянии определить, какова будет сила надвигающегося шторма. Знаю, что сине-зеленые волны начинают колыхаться под воздействием сильного ветра, и постепенно их амплитуда увеличивается настолько, что они легко могут перевернуть небольшое суденышко, а иногда и крупный корабль.
Иногда мне кажется, что я - то самое маленькое судно, которое вот-вот сгинет в морской пучине. Волны такие высокие, а мои шансы на спасение столь ничтожны, что мне не остается ничего другого, кроме как наслаждаться своими последними минутами, вдыхая насыщенный озоном воздух и всматриваясь в темную бездну, ревущую за бортом. Что же будет дальше?
И мое сердце замирает. Мне страшно и сладко одновременно.
Я смотрю в твои голубо-зеленые глаза и вижу море. Всегда. Оно бывает разным: иногда спокойным, но чаще всего слегка волнующимся; а порой, очень редко, и, как правило, находясь с тобой наедине, я вижу небо, затянутое темными, почти черными, тучами и надвигающийся шторм. И поверь мне, именно в эти моменты я ощущаю себя тем самым суденышком.
В кабинете темно и пусто: большинство студентов уже давно разошлись по своим гостиным и спальням, а преподаватели заканчивают обход в другой части замка. Мягкий серебристый лунный свет, проникающий сквозь тонкое оконное стекло, делает твою кожу неестественно бледной, практически фарфоровой; яркость копны рыжих волос тускнеет, а черты лица, особенно подбородок и скулы, слегка заостряются. Я не могу разобрать веснушки на твоем носу – они стали практически незаметными – но я знаю их точное количество. 50. Ровно.
Твои длинные руки, мускулистые и слегка жилистые, натренированные квиддичем, мягко ложатся на мою талию и слегка требовательно притягивают к себе.
- Я соскучился, - шепчешь нежно и легонько проводишь кончиком языка по мочке моего уха. Рот слегка приоткрыт, на губах играет озорная ухмылка. Слегка отстраняешься, не сводя глаз с контура моих губ, словно пытаешься запомнить его, а затем, воспользовавшись моим мимолетным замешательством, оставляешь дорожку из нежных поцелуев у меня на шее. Дойдя до ключицы, останавливаешься и поднимаешь глаза; в твоем взгляде нет ни вопросов, ни восклицаний – одно лишь утверждение.
На ощупь твои волосы словно тончайший шелк: иногда мне хочется, чтобы ты отрастил себе хвостик, в точности как твой старший брат; тогда бы я могла хоть изредка играть в ними, накручивая на палец, заплетая косички и колоски; но больше всего мне хочется просто зарыться в них лицом, вдыхая твой бесподобный аромат. Мне нравится, как ты пахнешь: свежескошенной травой, корицей и немного цитрусом. Я не знаю, откуда берется эта гремучая смесь, но для меня нет запаха приятней. Пожалуй, именно так пахла бы Амортенция для меня.
- Ты когда-нибудь отрастишь волосы? – и хотя мой вопрос также невинен, как и интонация, с которой я его задаю, ты чуть требовательнее прижимаешь меня к себе, опуская руки чуть ниже спины, и шепчешь, практически касаясь своими губами моих:
- Обязательно. Когда перестану играть за загонщика, - ты адресуешь мне еще одну озорную улыбку, и я чувствую, как твои руки забираются под мою рубашку. Тонкие пальцы скользят вниз и вверх по позвоночнику; каждое твое прикосновение словно вызывает электрический разряд. Капелька пота прочерчивает влажную дорожку на твоей шее, привлекая мое внимание. Одним аккуратным движением слизываю ее, адресуя тебе озорную улыбку.
В твоем взгляде по-прежнему нет вопросов; зато я замечаю, как темнеют твои глаза, как в них начинают плясать чертики. Ты прижимаешь меня спиной к толстой каменной колонне, левой рукой проводишь по ноге, слегка задирая школьную юбку. Мне нравится та неторопливость и последовательность, с которой ты покрываешь поцелуями мое лицо и шею, уделяя особенно много внимания впадинкам между ухом и челюстью. Аккуратно приподнимая, усаживаешь меня на первую попавшуюся парту, расположенную прямо у окна, а сам удобно устраиваешься между моих коленок, слегка нависая надо мной.
Сколько в тебе роста, Джордж? Я это так до сих пор не вычислила; да и какая разница? Мои руки ложатся на твои широкие плечи, постепенно спускаясь к груди. Теперь уже мои путешествуют по твоей мускулистой груди, вырисовывая на ней странные символы. Неопрятно заправленная в брюки рубашка, завернутые до локтя рукава, кривовато завязанный галстук и не глаженый воротничок рубашки – вся эта легкая небрежность, акт своеобразного неуважения школьных правил, все это делает тебя только еще более привлекательным для меня.
Каждая наша встреча в полутемных классах и коридорах – игра в кошки-мышки; всячески дразня друг друга, мы лишь больше раззадориваемся сами. Мы никогда не знаем, кто сдастся первым, но это делает нашу игру только интереснее.
Твои руки застыли у меня на пояснице; я заглядываю в твои глаза в поисках ответа. Море, плескавшееся в твоих глазах, изменилось: на смену некогда тихой и спокойной водной глади пришли мощные волны, стремительно налетающие друг на друга и разбивающиеся о прибрежные скалы. Вода сливается с темным небом. Начинается шторм.
На моих глазах ты словно перевоплощаешься: нежные и легкие поцелуи становятся страстными и требовательными; движения – более резкими. Я замечаю, как под тонкой тканью белой форменной рубашки напряглись мышцы. Глаза начинает застилать пелена; сердцебиение ускоряется, а дыхание, кажется, уже окончательно сбилось.
Крохотное суденышко попало в самый настоящий шторм; небольшой корабль бросает из стороны в сторону. Каждая волна, бьющаяся о борт, грозит перевернуть хлипкое судно и отправить весь его экипаж на дно. Темное небо, закрытое плотными свинцовыми тучами, словно давит сверху; безумный ветер рвет паруса и норовит переломить мачту пополам. В какой-то момент судно оказывается на гребне волны, которая вот-вот вынесет его на острые скалы, но в последний момент одна волна накрывает другую, и корабль оказывается под водой. Но находясь в шаге от верной гибели, капитан корабля не боялся за свое судно; он думал о своей команде и о красоте природы. Ведь даже в таком своем проявлении, как шторм, она была прекрасна: яростна, стремительна, беспощадна… но при этом безумно красива, незабываема; идеальна в мельчайшей детали.
Есть в шторме что-то манящее и притягательное.
Поверьте мне, уж я-то точно знаю.
Приподнявшись на локтях, я заглянула в глаза высокому рыжеволосому юноше, лежавшему рядом со мной: его голубо-зеленые глаза были похожи на море. Море после шторма.
Улыбнувшись, он притянул меня к себе и, нежно поцеловав, положил мою голову себе на грудь.
- Ты знаешь, пожалуй, я все-таки отращу волосы обратно, - задумчиво усмехнулся он.
