Глава 1Eyes I dare not meet in dreams
In death's dream kingdom
These do not appear:
There, the eyes are
Sunlight on a broken column
There, is a tree swinging
And voices are
In the wind's singing
More distant and more solemn
Than a fading star.
(Я глаз во сне опасаюсь,
Но в призрачном царстве смерти
Их нет никогда:
Эти глаза —
Солнечный свет на разбитой колонне,
Дрожащие ветви;
А голоса
В поющем ветре
Торжественней и отдаленней,
Чем гаснущая звезда.)
Томас Стернз Элиот, "Полые люди", перевод А.Сергеева.
Ремус Люпин ставит перед Гарри чашку с горячим чаем.
- Вербеновый, - смущенно поясняет он. - Тосты? Паштет из куриной печенки?
Нет, спасибо. Я завтракал в Норе.
Люпин понимающе кивает и садится напротив бывшего ученика.
Вербеновый чай, полупрозрачная тюль, отбрасывающая на стол кружевную тень, и тонкие фарфоровые чашки — это все Тонкс. Гарри оглядывает опрятную кухоньку — ни пылинки. Нимфадора приняла решение уйти с работы, чтобы целиком посвятить себя мужу и маленькому Тедди, и, похоже, ее попытки стать образцовой хозяйкой увенчались успехом. Возможно, она просто сумела направить свою энергию в мирное русло. Или вдохновилась примером незабвенной Молли Уизли. Но все-таки Тонкс, которая предпочла стирать носки человеку вдвое старше себя вместо того, чтобы делать карьеру в министерстве под надежным покровительством Аластора Хмури — лишнее доказательство тому, что любовь творит чудеса.
- Как дела на работе? - спрашивает Люпин. - К нам на днях заходил Кингсли. Говорит, что ты отлично справляешься.
Кухня залита мягким утренним светом, и Люпин кажется моложе, чем он есть. Он хорошо одет и почти не сутулится. Гарри должен быть рад за него: бывший преподаватель Защиты от Темных Сил как никто заслуживает счастья.
- Кингсли-то откуда знает? Но вообще-то, чтобы протирать в штаны в кабинете, большого ума не требуется, - с горечью замечает Гарри. - Главное — поменьше высовываться и не спорить с начальством. А я спорю... Протокол допроса, видите ли, неверно составлен! - Гарри вспыхивает и резко выпрямляется. - Да какая разница, как он составлен? Главное, что я выбил нужные сведения, разве нет?
Ремус смеется и обнимает ладонями чашку. Лучи солнца путаются в его русых волосах, выбеленных сединой. Гарри знает, что непозволительно, невозможно наивен для своего возраста — но лучше быть наивным, чем циничным, как профессор Люпин. А Люпин именно циничен; он боролся за правое дело, ни капли не веря в победу, но зато поверил в предательство лучшего друга; все хорошее, что происходило с ним, он считал насмешкой, троянским конем судьбы. На деле Ремус Люпин попросту боялся признать, что жизнь, в сущности, не такая плохая штука — пусть ты и одинокий стареющий оборотень в латаной-перелатаной мантии. Страшно подумать, что если бы не упорство Тонкс, твердо решившей бороться за сердце своего соратника по Ордену Феникса, всего этого могло не быть: розовых кустов в саду, разломанной плитки подтаявшего шоколада на блюдце, детских каракулей в рамке на стене. Фиолетовое пятно — мама, зеленое — папа... и красное — Гарри. Это Тонкс в прошлый раз объяснила, сияющая от гордости Тонкс в вязаной шали.
Гарри тогда чуть не заплакал. Тедди что-то лопотал, размахивая помятым листком бумаги, и возбужденно дергал крестного за штанину — а Гарри слезы застилали глаза и царапало в горле. Его признали членом семьи.
- Помню, Джеймс был в ужасе, когда ему впервые пришлось писать отчет. Он тоже терпеть не мог возню с бумажками.
Гарри больше не льстит сравнение с отцом. Он, может быть, ни капли не похож на Джеймса, но почему-то все вокруг только и делают, что восхищаются их удивительным сходством — они считают, что это обрадует несчастного сироту?
Гарри хочет быть собой, но все вокруг так стараются урвать себе кусочек знаменитого Гарри Поттера или приписать ему то, чего нет. Это, оказывается, так сложно — быть настоящим.
- Ммм. Угу.
- Ты же знаешь, что по-другому никак. Во всем должен быть порядок — прости меня за эту банальность.
Гарри не считает, что совершил подвиг — он просто не мог поступить иначе. Гарри хочет, чтобы его наконец оставили в покое. Хочет жить так, чтобы каждый день был как две капли воды похож на предыдущий — и чтобы ничего важного, достойного быть упомянутым в учебнике по Истории Магии, с ним больше не происходило. Никогда. Скучная, однообразная жизнь, состоящая из бесконечного подстригания газонов и чаепитий с семьей — вот о чем он мечтает.
- Бюрократы, - бурчит Гарри себе под нос, припоминая лекцию, прочитанную ему тщедушным человечком с жиденькими волосами. Человечка прислали из Архива; он примостился на краешке стула в крошечном кабинете Гарри и начал свой нудный монолог, под конец которого молодой аврор вовсю клевал носом. Разумеется, Гарри не слушал, справедливо полагая, что если у него возникнут какие-то вопросы, то Гермиона непременно просветит его, пусть и поворчит немного для виду. И вот этот самый лысеющий типчик уже сунул под мышку туго набитую бумагами папку и взялся за ручку двери, собираясь наконец избавить от своего присутствия изнывавшего от скуки Гарри, как вдруг обернулся и тонким извиняющимся голосом произнес: «Кстати, мистер Поттер, чуть не забыл. Боюсь, ваше заявление на отпуск не будет подписано, пока вы не выправите все отчеты в соответствии с правилами, с которыми я имел честь вас ознакомить. Если что-то будет непонятно — обращайтесь, буду рад помочь. И не волнуйтесь насчет отпуска, вряд ли такие пустяки отнимут у вас много времени. Приятно было побеседовать, мистер Поттер». Напоследок служащий Архива льстиво улыбнулся и шмыгнул в коридор, а Гарри ошалело уставился на дверь. Затем он перевел взгляд на аккуратную стопку отвергнутых отчетов и тихо застонал. Послезавтра днем Уизли в полном составе и Гермиона будут уже в Румынии — а ему предстоит тухнуть здесь, в этой крохотной тесной клетушке, гордо величаемой кабинетом, и вечером возвращаться в пустой дом, чтобы в одиночестве есть свой ужин из трех блюд, приготовленный для него заботливым Кикимером.
- Не переживай, ты привыкнешь к этому, - успокаивающе говорит Люпин. - У любой профессии есть свои плюсы и минусы. Через некоторое время втянешься, и все войдет в свою колею. Не горячись так.
Гарри благодарен Люпину за эти простые слова — ничего другого он и не ожидал услышать. Предсказуемость профессора помогает юноше обрести шаткое душевное равновесие; словно Люпин протягивает руку и вытаскивает Гарри из топкой жижи, в которой тот беспомощно барахтается. На таких, как Ремус и Тонкс, всё и держится — и нет здесь ничего сложного. Сумей разглядеть красоту в простом и будь доволен тем, что имеешь; перестань искать во всем тайный смысл и радуйся тем мелочам, из которых складывается счастье.
Но до чего же сложно привыкнуть к спокойной жизни!
- Я по-другому себе представлял работу аврора. Такое ощущение, что все вокруг вставляют тебе палки в колеса. Неизвестно, сколько еще Пожирателей Смерти осталось на свободе, а люди уже расслабились и слышать не хотят о мерах предосторожности. Хмури занят каким-то безумным проектом, сидит целыми днями у себя и никого не впускает. Многие в министерстве считают, что он окончательно свихнулся, и не сегодня-завтра его заменят кем-нибудь другим. А популярность Отдела падает. Быть аврором уже не престижно.
Люпин хмурит брови.
- Вы не вышли на след Лестрейнжей?
- Нет, - цедит Гарри. Под столом его руки сжимаются в кулаки. - Я просил об ордере на повторный обыск в поместье Малфоев, но мне отказали.
- В первый раз вы ничего не нашли, - осторожно возражает Люпин. - Никаких доказательств того, что они практикуют темную магию...или укрывают кого-нибудь из Пожирателей. Насколько я помню, вы с Хмури обшарили все поместье. Чем тебе так не угодили Малфои? Неужели старая вражда с Драко?
«Еженедельный Пророк» был весьма и весьма лоялен к Гарри Поттеру; ничем другим объяснить отсутствие на первой полосе скандального репортажа незабвенной Риты Скитер объяснить было нельзя. Хмури, конечно, перегнул палку, когда начал тыкать палочкой в малфоевских павлинов, утверждая, что это заколдованные Пожиратели. Люциус прикусил изнутри щеку, чтобы не рассмеяться — в кои-то веки выдержка изменила скользкому мерзавцу — а Нарцисса принесла свою кошку и предложила мсье Хмури (она так и сказала, "мсье", Гарри чуть не блеванул) проверить Флаффи.
- Во-первых, я не верю, что они исправились, - чеканит Гарри. - Если бы ты видел рожу Малфоя...Драко, когда мы сталкиваемся в Министерстве, ты бы меня понял. Во-вторых, Беллатриса Лестрейндж наверняка жаждет отомстить мне за гибель Риддла — но прошло два года, и за все это время не было ни одного покушения на мою жизнь. Значит, кто-то удерживает ее от необдуманного поступка. А людей, которые способны убедить ее повременить, можно пересчитать по пальцам. Возможно, Лестрейнджи и Малфои готовят ответный удар, пока в министерстве рассуждают о неприкосновенности частной собственности и готовят очередной праздник в честь Великой Победы.
- Гарри, тебе нужно отвлечься от всего этого. Я разделяю твои опасения, но ты не должен позволять прошлому мешать тебе жить настоящим.
Юноша долго смотрит в распахнутое настежь окно. Там, во всем своем дурманящем великолепии, цветет июль — но не для него. Приспешники Волдеморта должны предстать перед судом. Пока хоть один из них гуляет на свободе — Гарри не будет покоя. Кто, если не он? Другие не понимают; даже Гермиона не помогает ему в его поисках, устав от неудач.
Гарри Поттер ни за что не признает, что ему почти нравятся его проблемы на работе — ругаться с начальством и жалеть о неудавшемся путешествии в Румынии не в пример приятнее, чем сидеть в палатке посреди леса и вздрагивать от каждого шороха, ожидая атаки врага и недобрых вестей. Проблемы на работе — это нормально, и Гарри скорее согласится написать сотню тысяч отчетов, чем уничтожить один-единственный крестраж. Но сколько бы юноша ни стремился забыть обо всем том, что мучило его на протяжении стольких лет, ничего не выходит; рваная чёлка скрывает знаменитый шрам, но Темный Лорд словно пустил корни в душе Поттера и там, на дне ее, в спасительной темноте, дожидается своего часа. Гарри боится, что наступит черный день, когда шрам взорвется болью, а чужая ярость хлынет раскаленным потоком, выжигая изнутри — все случилось так просто и быстро... И даже то, что Гарри своими глазами видел бездыханное тело Тома Риддла, не прибавляет юноше уверенности в том, что кошмар однажды не вернется — чтобы во второй раз разрушить его хрупкий мирок.
- Я не могу. Война еще не окончена.
- А что, если Беллатриса мертва? Кто-нибудь из своих...
- Я надеюсь на это.
Люпин прекрасно знает, что его бывший ученик лжет — и потому отводит взгляд. Гарри так ни разу и не произнес смертельное заклятие, но с радостью сделает это, направив палочку на убийцу своего крёстного.
- Ты пей чай, Гарри, - тихо произносит Люпин. - Пей. И все у тебя будет хорошо.
Гарри покорно пьет остывший чай. Ему хорошо с бывшим преподавателем. Несмотря на волчью сущность Люпина, рядом с ним Гарри чувствует себя в полной безопасности. Ремус сложный человек, гораздо сложнее многих; при ближайшем рассмотрении его личность расплывается, как чернила по промокашке. С ним легко и приятно общаться, но вряд ли кто-то осмелится утверждать, что знает его по-настоящему. Улыбчивый и обманчиво-мягкий, почти всегда остававшийся в тени своих друзей — он приехал в Хогвартс, чтобы защитить Гарри, и его бывший ученик верит старому оборотню слепо, без оглядки. И тоже пытается защитить его, как может.
Гарри помнит их ссору в доме на площади Гриммо. Он не жалеет, что был груб с Люпином, что обидел его. Гарри поступил правильно, пристыдив Ремуса и не оставив ему другого выбора, кроме как вернуться к беременной Тонкс. У Тедди должен быть отец, пусть и оборотень — для твоего сына ты всегда будешь самым лучшим. И неважно, что Люпин был нужен Гарри, нужен до дрожи в пальцах. Никто не узнает, чего ему стоило прогнать профессора, и как он плакал потом ночью, вцепившись зубами в наволочку и силясь подавить глухие рыдания, раздиравшие грудь — ощущение такое, будто ты проглотил жаборосли и не нырнул в воду. У каждого должна быть семья: мама и папа, которые любят тебя просто так, ни за что. Гарри никому не пожелает своей участи: быть окруженным близкими, дорогими людьми и чувствовать себя чужим — кукушонком, подброшенным в гнездо другой птицы.
- Угощайся, - Люпин придвигает к Гарри вазочку со сладостями. - Нимфадора не простит мне, если ты уйдешь из этого дома, не попробовав ее кулинарные шедевры.
- Она не простит вам того, что вы называете ее Нимфадорой.
Они как-то незаметно отходят от опасной темы. Образ Беллатрисы тускнеет и съеживается, как пергамент в огне.
Гарри берет вафлю и откусывает маленький кусочек, подставляя ладонь, чтобы крошка не упала на белоснежную скатерть. Люпин улыбается; у него темные глаза, в которых нет ничего волчьего, а в углах глаз — морщинки.
- По-моему, хорошее имя. Очень красивое, - совершенно серьезно произносит он.
- Вам следует сказать это миссис Тонкс, - произносит Гарри с набитым ртом. Клейкое месиво липнет к зубам, и Гарри усердно работает челюстями, пытаясь прожевать вафлю.
- Дора меня убьет за подобный комплимент, - грустно отвечает Люпин.
- А когда она вернется? Я давно не видел моего крестника.
Лицо Люпина светлеет при упоминании о сыне. Гарри думает, что счастье — вот оно, только руку протяни.
- Мы можем связаться с Тонксами по каминной сети прямо сейчас.
- Нет-нет, - поспешно говорит Гарри. Похоже, Дора переборщила с сахаром — после ее кулинарных изысков во рту приторно сладко, и Гарри допивает чай несколькими большими глотками. - Я ведь пришел поговорить с вами, профессор. Это очень важно для меня.
- Ремус, - мягко поправляет Люпин. - Мы же договорились.
- Хорошо...Ремус.
Гарри никак не может привыкнуть к подобному обращению; он чувствует себя неловко, словно называет по имени отца, которого никогда не знал.
Юноша набирает в легкие побольше воздуха.
- Я сделал Джинни предложение.
По какой-то неведомой Гарри причине Люпин не спешит поздравлять его. Не встает, чтобы обнять или похлопать по плечу. Не рассыпается в похвалах невесте. Старый оборотень смотрит внимательно и почти скорбно, будто не одобряет чужой выбор.
- Я очень рад. Конечно, Джиневра дала тебе свое согласие — она ведь с детства была влюблена в тебя, не так ли?
Гарри вдруг становится не по себе от этого цепкого взгляда — профессор молчит о большем, чем говорит.
- Да.
- Но вы еще так молоды...ты непременно хочешь узаконить ваши отношения?
- А...
Гарри близок к тому, чтобы расхохотаться. Это можно назвать настоящими отношениями с большой натяжкой — скорее, это жалкая карикатура на них. Просто Гарри почти все свободное время проводит в Норе, где их с Джинни традиционно считают парочкой и сажают рядом за столом. На выходных — оба работают сутками — они выбираются в Хогсмид или в Лондон. Джинни нравится ходить в кино; ее восхищают шикарные машины и вызывающе разодетые женщины. Гарри нравится, что никто его не узнает и ледяная кола в больших стаканах. Обоим, кажется, становится не по себе от постельных сцен и шумных подростков на последнем ряду. Стыдно признаться, но их собственные объятия напоминают родственные, а поцелуи отдают безысходностью. Гарри почти ничего не чувствует, когда проникает своим языком в рот Джинни: никакого восторга, никаких бабочек в животе. Он открывает глаза и видит, как подрагивают веки девушки, как она вжимается в него — и ему становится смешно и горько.
Он любит Джинни. Просто в нем что-то сломалось.
- Да. Так...правильнее. Мы уже почти три года вместе.
Они занимаются сексом не чаще, чем два раза в неделю, и всё происходит совсем не так, как в кино. Неправдоподобно, скомкано. У Джинни худое и поджарое, почти мальчишеское тело. Она громко кричит и поджимает пальцы на ногах, когда кончает. Гарри всегда помогает партнерше дойти до оргазма; он нежен и предупредителен, но никакой страсти нет и в помине. Джинни хороша как собеседница и подруга, но вовсе не вызывает желания завалить ее на пол и трахнуть или долго любить на шелковых простынях. Секс с ней — разве что приятное дополнение. Гарри с таким же успехом мог бы спать с кем угодно, хотя сравнивать ему, в общем, не с чем. Гарри верен Джинни, но это скучная верность из разряда «мне все равно, с кем».
- И где вы собираетесь жить? На площади Гриммо?
- Нет, в Норе.
Вместе с мистером и миссис Уизли, Роном и Гермионой, Фредом и Джорджем. Впрочем, близнецы теперь мало времени проводят дома — бизнес идет в гору. Недавно они открыли новое отделение в Хогсмиде и там же снимают небольшую квартиру.
- Разве Джинни не хочет быть хозяйкой в собственном доме? Я полагаю, каждая женщина мечтает об этом.
- Она очень привязана к семье, - недоуменно мямлит Гарри. По правде говоря, это не приходило ему в голову.
- Поговори с ней об этом, - советует Люпин. - Или, может быть, ты сам не готов к этому?
- К чему?
- Жить вдвоем с Джинни. Проводить с ней все свободное время. Спать с ней в одной кровати. Молли не слишком современна в таких вопросах, это должно угнетать тебя, в твоем-то возрасте, - Люпин спокоен и деловит, как на уроке; Гарри чудится школьная доска, на которой белым светится надпись: «Семейные отношения».
Молли действительно все чаще заводила разговоры о браке. Ее тщательно скрываемое недовольство двусмысленным положением дочери было одной из причин, по которой Гарри наконец решился сделать то, чего от него все ждали — жениться на сестре своего лучшего друга и жить с ней долго и счастливо.
- Вы предлагаете и дальше морочить Джин голову?
- Гарри, не все отношения заканчиваются браком. Это очень серьезно. Ты должен сто раз подумать, прежде чем совершить такой важный поступок. Разводы в магическом мире — огромная редкость. Наши браки нерасторжимы. Любого, кто осмелится...
- Знаю, - перебивает Гарри. - Двоюродная тетка Артура Уизли ушла от своего мужа-тирана, и ее перестали принимать в приличных домах. Все это отдает средневековьем, конечно... Но я еще не успел жениться, а вы толкуете мне о разводе!
Солнце нещадно печет голову. Гарри встает и отодвигает стул, движения деревянные, нервные.
- Потому что ты понятия не имеешь, что творишь. Ты был с кем-нибудь, кроме Джинни?
Гарри злят эти вопросы, но на душе у него тревожно, и слова Люпина — как семена, попавшие на плодородную почву, они обязательно прорастут, но позже. А сейчас Гарри маятно и тоскливо, и необходимость выбора пугает.
- Нет, - бурчит он.
Можно искать любовь и не найти. Можно умереть одиноким и несчастным, упустившим свой шанс, как Снейп, а можно — в своей постели, окруженным заботой. Гарри где-то слышал, что любовь приходит со временем. Верно, как мудрость.
Люпин вздыхает.
- Гарри, я ничего не имею против Джиневры. Она прекрасная девушка, но ты не любишь ее. Подобный брак не принесет вам обоим ничего, кроме боли. Я не знаю, на что надеется Джинни, или она вовсе слепа, но мой долг — уберечь тебя от ошибки. Умоляю, не будь таким легкомысленным.
- А разве у моей мамы был кто-нибудь, кроме отца? - Гарри изо всех сил цепляется за мечту. Большой дом, красавица-жена и дети — вот за что он воевал, вот к чему стремился. Но почему же он чувствует себя так, словно ступает по тонкому льду? Почему внутренний голос упрямо шепчет о том, что еще не поздно расторгнуть помолвку и прекратить обманывать себя и окружающих?
Становится душно, и Гарри расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке. Кожа на шее липкая от выступившего пота, и прикасаться к себе — неприятно. Гарри неосознанно кривит губы.
- У них все было по-другому. Между ними...искры проскакивали. Джеймс с ума сходил по твоей матери, ни о ком другом даже думать не мог. Гарри, ты еще такой ребенок. Ты ведь женишься не на Джинни, а на Роне, Джордже, Молли, Артуре... На пирогах с патокой и вампире на чердаке. Ты забываешь, что твоя фамилия не Уизли, а Поттер.
- Что вы имеете в виду?
Гарри чует неладное. Горячий, плотный воздух, насквозь пропитанный магией, давит со всех сторон.
- Ты так боишься разочаровать тех, кто десять лет назад подал тебе руку, что с радостной улыбкой на лице сломаешь себе жизнь — все что угодно, лишь бы не слышать упреков. Гарри, ты никому ничем не обязан. Это все мы должны быть вечно тебе благодарны. Прекрати жертвовать собой. Побудь немного эгоистом.
Бархатный голос тягучим потоком льется прямо в уши, заставляя жадно внимать ему, лишая воли к сопротивлению. Тело не слушается; собрав последние силы, Гарри резко подается назад и неуклюже валится со стула на пол, сжимая голову руками. Ремус применяет к нему легилименцию, внушая ужасные, ужасные мысли, которые отравляют всю его сущность, заставляя корчиться от невыносимой боли.
В следующую секунду Гарри открывает глаза и видит светлые полосы на потолке. Судорожно выпутываясь из сбитых простыней, юноша тянется к тумбочке за очками. Его бьет мелкая дрожь, во рту сухо и горько, и тянет сплюнуть. Он не сразу замечает Тедди Люпина, который стоит возле его кровати босиком, в пижаме и смотрит на крестного своими блестящими карими глазами.
- Тедди? - хрипло спрашивает Гарри. Он все еще плохо осознает, что произошло. Сын — точная копия своего отца.
- Мне приснился кошмар, - мальчик застенчиво переступает с ноги на ногу и прижимает к груди плюшевого медведя. - Можно? Бабушка всегда позволяет мне...
Гарри лишь бессильно откидывается на подушки и хлопает рукой рядом с собой.
- Сон...всего лишь сон... - бормочет он себе под нос. Неуместный смех всхлипами вырывается наружу, но Гарри вовремя обрывает себя. - Конечно, малыш. Залезай.
Тедди недолго ворочается, устраиваясь поудобнее, затем крепко обнимает медведя и почти сразу засыпает. Гарри лежит и слушает мерное дыхание крестника. «Teddy...teddy bear», - шепчет Гарри и улыбается. Часовая стрелка близится к семи, когда он осторожно, стараясь не разбудить ребенка, встает с кровати и идет в кабинет. Гарри мучают сомнения; он собирается написать письмо Гермионе — самой благоразумной из тех, с кем он знаком. Странный сон, необъяснимо похожий на реальность, не дает покоя. Рука уже привычно выводит имя подруги, когда Гарри вспоминает, что Гермиона теперь — миссис Рональд Уизли, а секретов между супругами нет. Рука замирает на полпути; капля чернил срывается с кончика пера и падает на пергамент, расплываясь неряшливой кляксой. У Гарри в голове не укладывается, как так получилось, что ему теперь не на кого положиться.
Скомканный пергаментный шар летит в мусорную корзину, и лишь ответственность за Тедди удерживает...бог знает, от чего удерживает. Гарри сидит за дубовым столом полуголый и бездумно наблюдает за тем, как глупый шмель настойчиво стучится в стекло.
За окном цветет июль. И Ремус из сна был прав настолько, насколько можешь быть прав лишь ты сам.
Под пение птиц Гарри пишет письмо Джинни.
