Впервые он слышит о молодом Вонголе, когда выбирает себе тело для небольшой прогулки – кандидатов двое, и они сидят в пентхаусе пятидесятиэтажного отела в Нью-Йорке; мужчина развалился в кресле, покачивая в ладони бокал с коньяком, женщина, глядя в зеркальце, наводит макияж. Если бы их услышал какой-нибудь полицейский, из отеля им бы пришлось переселиться в тюремную камеру. Мукуро думает, что это ужасно легкомысленно – рисковать вот так; он не любит, когда портят хороший материал прямо у него на глазах.
- Этот новый Вонгола, – говорит женщина, поправляя подводку под глазами, – совершеннейшая тряпка. Девятый совершенно обезумел, если выбрал его преемником.
- Нам же лучше, – лениво отвечает мужчина. Голос у него густой и вальяжный, под стать представительному костюму. – Время Вонголы уходит, не мне тебе об этом рассказывать.
- Я знаю, знаю, – женщина раздраженно морщится, разглядывая себя в зеркальце. – Но мне не доставляет удовольствия смотреть на чужую глупость.
Мужчина или женщина, задумывается Мукуро, пока смертные продолжают обсуждать свои незначительные дела. Женщина была в прошлый раз, но мужчина не в его вкусе. К тому же ему хочется чего-нибудь яркого, лирического и эффектного; женщина, высокая брюнетка с длинными ногами и губами алыми, как кровь, подходит под описание почти идеально.
- …не вздумай выкинуть ещё что-нибудь в этом роде, – повышает голос мужчина. – Если ты поставишь под удар эти переговоры…
- Тогда что? – женщина захлопывает зеркальце и разворачивается к нему, в ее голосе слышится презрение. – Что будет тогда?
То, что надо, решает Мукуро. Значит, в этот раз будет женщина.
Дальше он не слушает, а когда женщина выходит из номера, мурлыкая себе под нос навязчивую песенку, ее правый глаз отливает алым. Она вдыхает струящийся из-за двери аромат крови и улыбается, одевая солнцезащитные очки.
*
Он вспоминает об услышанном три или четыре тела спустя; на этот раз он выглядит как мальчишка лет девятнадцати, и на том приеме, где он коротает время, невыносимо скучно. Он уже почти решает уйти оттуда, когда до него вдруг долетают обрывки разговора:
- Просто неслыханно, этот юнец… дорвавшийся до власти провинциал… наглость, наглость и ничего, кроме наглости!..
Заинтересовавшись, Мукуро подходит ближе и видит толстого потного усача, вещающего что-то группе мужчин, слушающих его с вежливой скукой. Вытерев лоб платком, усач продолжает:
- Он подрывает все наши устои. Мало того, что иностранец, мало того, что воспитывался не в нашем обществе, – он ещё и хочет ввести это… эти… эти вещи, которые даже оружием назвать нельзя!
- Пламя Посмертной Воли использовалось Вонголой в качестве оружия много десятилетий, – возражает один из мужчин. – К тому же интуиция Вонголы…
- Интуиция Вонголы!.. Да кто поверит этим досужим сплетням? Кто-нибудь ещё кроме них может подтвердить ее существование? А? Нет, говорю вам: это все ложь, призванная застлать нам глаза и…
Мукуро повторяет про себя: пламя Посмертной Воли, интуиция Вонголы; он перекатывает слова на языке, наслаждаясь новым, неизвестным раньше звучанием. Все это чрезвычайно интересно, решает он. Вопрос о том, чтобы уйти, уже даже не поднимается.
Разговор окончательно скатывается на Десятого Вонголу, и мужчина, возражавший усачу, замечает:
- Он не так прост, как кажется. Ещё семь лет назад ходили слухи, что он победил Занзаса, лидера Варии…
- Именно что – ходили слухи, – фыркает усач. – Сколько ему тогда было? Четырнадцать? Пятнадцать? Да в таком возрасте его бы любой боец Варии завалил, не то что их босс. Вы сами-то верите тому, что говорите?
- Не бывает дыма без огня, – пожимает плечами мужчина, явно не собираясь спорить.
Усач, увидев брешь в обороне, набрасывается с удвоенной силой:
- Это вы так думаете! На самом же деле это все происки Вонголы, пытающейся оправдать слабость их босса…
Мукуро думает, что слушать дальше смысла нет; ещё он думает, что время определенно потрачено не зря. Когда он уходит с приема, все его мысли заняты новым развлечением.
Через несколько часов случайные свидетели находят рядом с домом иссушенный труп, на губах которого все ещё видна улыбка.
*
Добраться до Десятого Вонголы оказывается даже проще, чем он думал, – приходится сменить всего несколько тел, располагающих нужной информацией, и оказаться в нужном месте в нужное время. Теперь он не без удовольствия играет роль одного из доверенных лиц Вонголы, личного шофера Десятого; Мукуро нравится театр. Мукуро думает, что ни один спектакль не сравнится с теми ощущениями, что он испытывает каждый раз, когда включается в игру.
Следующим утром он ждет Вонголу у входа в особняк, рядом с его личным автомобилем; Десятый сбегает по ступенькам ровно в девять утра, на ходу просматривая документы. Из воспоминаний шофера Мукуро знает, как тот должен выглядеть, и, в общем, не происходит ничего неожиданного, пока Вонгола внезапно не останавливается в нескольких метрах от Мукуро и не поднимает на него глаза.
Взгляд у него оказывается выжидающим и настороженным, а ещё – полным странной силы, природу которой Мукуро объяснить не может.
- Кто ты? – тихо спрашивает Вонгола, и Мукуро удивленно склоняет голову набок:
- Вы не помните меня, Десятый?
Настороженность в глазах Вонголы усиливается, и он перехватывает документы так, чтобы в случае чего их можно было бы швырнуть в лицо нападающему.
- Я помню моего шофера, – медленно говорит он, – однако ты – не он.
Мукуро не может скрыть восторженной улыбки, да и не хочет ее скрывать, – развлечение получается куда забавней, чем он думал; этот смертный видит его-настоящего, в этом нет никаких сомнений, и Мукуро не встречал такого уже очень, очень давно.
- Крайне любопытно, – вслух говорит он.
- Кто ты? – повторяет Вонгола, и его глаза меняют оттенок с коричневого на янтарный. – И зачем ты пришел сюда?
- О, я не собираюсь тебя убивать, Савада Тсунайеши, – имя прыгает на язык так легко, что Мукуро удивился бы, не будь он столь поглощен происходящим. – Тсунайеши… Тсунайеши-кун? Ты ведь родом из Японии, не так ли?
Кто-то из охраны уже был бы здесь, не будь двор так пустынен, – Мукуро позаботился о том, чтобы не привлекать внимания до тех пор, пока он сам не захочет этого. Он умеет правильно готовить декорации и расставлять фигуры по своим местам.
- Ты можешь звать меня Рокудо Мукуро, – говорит он прежде, чем Вонгола повторяет свой вопрос в третий раз. – Шесть миров – как раз то, что нужно, – он улыбается.
Вонгола не выглядит удовлетворенным этим ответом. Он озирается по сторонам, хмурясь, и снова пристально смотрит на Мукуро:
- Где все? Что ты с ними сделал?
- Знаешь, Тсунайеши-кун, ты в некотором роде аномалия, – говорит Мукуро, как будто не замечая его вопроса. – Я бы даже сказал феномен.
- Если с моими людьми что-то случится, – в голосе Вонголы появляются ледяные нотки, – я…
- Не нужно так нервничать, Тсунайеши-кун, – говорит Мукуро. Драка не входит в его планы. – С ними все в порядке.
После его слов двор наполняется бегущими людьми, которые быстро окружают его – у них всех в руках оружие, направленное, конечно же, на Мукуро. Однако Вонгола все ещё продолжает смотреть на него, на этот раз с каким-то удивлением.
- Мы ещё встретимся, Тсунайеши-кун, – улыбается Мукуро.
Вонгола собирается что-то сказать, но его окликают со спины и он рефлекторно оборачивается; когда он поворачивается назад, на земле перед ним лежит лишь иссушенный труп.
- Десятый! – к нему подбегает Гокудера, его правая рука и по совместительству начальник охраны. – Десятый, с вами все в порядке?
- Да, – медленно отвечает Тсунайеши Савада, Десятый босс Вонгола, глядя на тело, – со мной – все в порядке.
*
Мукуро следует за ним везде – в отражениях зеркал и луж, в лицах случайных прохожих и иллюстрациях на передовицах газет; он улыбается Вонголе тысячью улыбок, смотрит из миллиона глаз и говорит ему миллиард ничего не значащих реплик.
- Ваш кофе, Десятый, – когда Вонгола поднимает глаза, Мукуро улыбается ему ярко-алыми губами секретарши; Вонгола не вздрагивает, встречая его взгляд, и только коротко благодарит, возвращаясь к своим документам. Секретарша уходит для того, чтобы больше никогда не возвращаться.
- Эй, мистер, следите внимательней за своим кошельком! – кричит Вонголе вслед уличный торговец на одной из узких улочек Венеции, и один из телохранителей, следующих за Десятым, оглядывается через плечо – правый глаз у торговца кроваво-алый, как кровь; в следующий момент он растворяется в толпе туристов. На утро его находят в одном из каналов.
- Будет сделано, Десятый, – склоняет голову подчиненный, и его голос плоть от плоти голоса Мукуро. Миссия выполнена идеально, но героя дня так нигде и не находят; семье выплачивают большую денежную компенсацию, сопровождаемую личными благодарностями от Десятого и всем тем, что положено говорить в таких случаях.
К воротам особняка Вонголы доставляют большую корзину белых лилий, и в цветах скрыта карточка с надписью «Милосердие, правосудие и сострадание, Тсунайеши-кун». Вонгола долго смотрит на них, прежде чем приказать раздать присланные цветы беднякам в ближайшем городке; прохожий, которому отдают первую лилию, улыбается улыбкой Мукуро.
Он думает, что за последние недели Вонгола точно должен был подхватить паранойю по меньшей мере, и, возможно, Мукуро даже немного его жаль. Он не может не уважать чужую храбрость, когда сталкивается с ней вплотную.
Мукуро меняет свои тела так давно и так часто, что по большему счету смертные ему теперь безразличны, – для него все они на одно лицо, и в последнее время это лицо Савады Тсунайеши.
*
Он приходит к Вонголе следующей ночью, миновав охрану с легкостью, достойной призрака; впрочем, он сейчас и есть призрак, – все же без неповоротливых человеческих тел намного проще, думает Мукуро. В том, что этот смертный может видеть его-настоящего, есть и свои плюсы.
Вонгола на удивление не спит, расхаживая по кабинету при тусклом свете ночника; он замирает, почувствовав присутствие Мукуро, и медленно оборачивается в его сторону. Мукуро с любопытством наблюдает за его реакцией, зная, что тот сейчас видит, – в конце концов, это иллюзорное тело он долго и тщательно создавал сам.
- Я брежу, – наконец говорит Вонгола. – Я сошел с ума и мне нужен хороший психиатр.
- Как невежливо, Тсунайеши-кун, – обижается Мукуро. – Принять гостя за плод своего воображения? Ужасно, просто ужасно.
Вонгола давится истерическим смешком; он выглядит каким-то усталым и – совсем немного – раздраженным.
- Теперь ты готов разговаривать со мной, Тсунайеши-кун? – спрашивает Мукуро.
Вонгола садится за стол и подпирает голову рукой, глядя на него с каким-то странным интересом.
- Что тебе нужно от меня? – спрашивает он в ответ.
- Ничего, – улыбается Мукуро совершенно искренне. – Абсолютно ничего.
- Я не понимаю тебя.
Улыбка Мукуро становится шире.
- Я уже говорил тебе, Тсунайеши-кун, – ты в некотором роде аномалия. А для любого мыслящего существа нормально интересоваться всем необычным, не так ли?
- Необычным, вот как, – говорит Вонгола. – И в чем же заключается эта… необычность?
- Ты не задумывался, как я сюда попал? – Мукуро делает небрежный взмах рукой. – Или что случилось с твоим шофером? Да, кстати, извини за тот труп – к сожалению, мои сброшенные тела выглядят не слишком эстетично.
- Что ты сделал с ним? – Вонгола резко поднимает голову и смотрит на него в упор. – И что значит «мои сброшенные тела»?
- Лишь то, что я сказал, Тсунайеши-кун, – теперь Мукуро не улыбается.
Внезапно он оказывается совсем рядом со столом и склоняется близко-близко, так, что будь он здесь во плоти, Вонгола обязательно бы почувствовал его дыхание; смотрит сверху вниз, и голос его падает до интимного шепота:
- Ты знаешь, Тсунайеши-кун, в любой момент я могу сделать то же самое с тобой. Захватывать ваши тела так легко, – не сложнее чем чихнуть для любого из вас, смертных, и приблизительно с таким же результатом. Кто-то из вас держится неделю, кто-то две, кто-то дотягивает до месяца, но в любом случае не слишком долго; вы такие хрупкие создания, Тсунайеши-кун, о, если бы ты знал, какие хрупкие… Но ты – это совсем, совсем другое дело; я мог бы сохранять твое тело почти вечно – вечная жизнь, вечная юность, разве не об этом мечтают смертные?
- Не знаю, кто здесь из нас сумасшедший, – тихо говорит Вонгола, – но сейчас брежу точно не я.
Мукуро выпрямляется и присаживается на краешек стола, почти касаясь бедром локтя Вонголы; он снова улыбается, и глаза его горят почти вдохновенно.
- Я мог бы оставаться в твоем теле годами, десятилетиями, я мог бы сделать все, о чем ты мечтаешь, и даже сверх того; я мог бы переписать твою жизнь заново, мог бы разрушить ее до основания. И ты смотрел бы на то, что я делаю с твоей жизнью, и, возможно, тебе бы это нравилось; а возможно, что нет, и скоро ты бы сошел с ума. Но в любом случае не смог бы мне помешать.
Вонгола встает так резко, что будь у Мукуро сейчас настоящее тело, он бы свалился со стола. Он смеется, глядя на разгневанного Вонголу, – глаза у того сейчас как два куска расплавленной смолы, и ожоги от его взглядов тоже остаются почти физические.
- Тебе не нравится то, что я говорю, Тсунайеши-кун? – мурлычет Мукуро. – Сталкиваться с правдой всегда неприятно, не так ли?
- Ты так и не сказал, зачем пришел, – резко говорит Вонгола. Мукуро не сомневается, что если бы тот знал, как избавиться от непрошеного гостя, то он бы это уже сделал.
- Ты невнимательно слушал, Тсунайеши-кун, – Мукуро тоже встает и отходит от стола на несколько шагов, оглядывается через плечо. – Я сказал.
Помедлив, он с усмешкой добавляет:
- И тебе лучше подумать над тем, что я сказал, Тсунайеши-кун.
Тело его медленно тает в воздухе, и когда он договаривает последние слова – «…сказал, Тсунайеши-кун», – в комнате уже никого нет.
Оставшись в одиночестве, Вонгола замысловато ругается; ему кажется, что он слышит чей-то смех.
*
Когда до переговоров с Бьякураном остается один день, Мукуро приходит к нему снова.
Кафе на набережной пустынно в столь ранний час, – впрочем, рассеянная цепь телохранителей тоже способствует нежеланию редких прохожих заглянуть на чашечку кофе; переговоры состоятся в Токио, и через час у Вонголы чартерный рейс. Он не удивляется, когда Мукуро садится напротив, – только морщится и поправляет пиджак на спинке стула. Над головой у них хлопает тканью большой пляжный зонт; ветер с моря сегодня особенно сильный.
- А я все думал, когда же ты появишься, – на удивление спокойно говорит Вонгола, когда пауза затягивается. Опершись локтями на стол, он мелкими глотками пьет кофе, подчеркнуто не глядя на Мукуро.
- Ты ждал меня? Польщен, Тсунайеши-кун, польщен.
Напротив Вонголы сидит невысокая девочка лет тринадцати – черные волосы и фиалковые глаза, один из которых скрыт черной повязкой, и длинное белое платье без рукавов; она улыбается, примерно сложив руки на коленях и склонив голову немного набок.
- Ты слишком долго наматывал круги рядом, – говорит Вонгола и ставит чашку на блюдце. – И вдруг бесследно исчезаешь. Это не могло меня не насторожить.
- Неужели ты привык ко мне, Тсунайеши-кун? – девочка смотрит на него с любопытством.
Вонгола ничего не отвечает, и она негромко смеется. Эхо ее смеха гуляет по всему кафе, переплетаясь с шумом волн.
- Для твоей семьи настали тяжелые времена, не правда ли? – неожиданно почти сочувственно говорит Мукуро. – Мильфиоре, Бьякуран, аркобалено… Рано или поздно ты допустишь ошибку, и тогда кто-нибудь из твоих близких пострадает.
Вонгола наконец переводит на него взгляд, и только теперь становится видно, насколько же он устал – под глазами видны темные круги, у рта залегли упрямые складки; он по-прежнему ничего не говорит, только смотрит, и Мукуро продолжает вкрадчиво:
- Для меня все твои проблемы – ничто; я мог бы решить их в течение одного дня, даже быстрее. Тебе стоит сказать всего лишь «да», Тсунайеши-кун. Одно слово, и твоя семья окажется в безопасности.
- Зачем тебе мое согласие? – тяжело спрашивает Вонгола. – У всех остальных ты тоже спрашивал? У этой девочки?..
- Нет, конечно же нет, – улыбается Мукуро. – Тебе нравится моя милая Наги, Тсунайеши-кун? Ее сбила машина, она чуть не погибла; можно сказать, я ее даже спас. Жаль, что через несколько недель она все равно умрет… Вы такие хрупкие, Тсунайеши-кун, это просто ужасно. Я не хочу случайно что-то в тебе повредить.
Над столиком повисает тишина, слышно только крики чаек над морем и негромкий плеск волн, разбивающихся об берег; ветер явно идет на убыль, и редкие тучи время от времени заслоняют солнце.
- Нет, – наконец говорит Вонгола. – Мой ответ – нет.
- Жаль, – Мукуро не выглядит удивленным; его стул отодвигается с таким скрежетом, что Вонгола невольно вздрагивает. – Жаль, Тсунайеши-кун. Потом может оказаться слишком поздно.
Белое платье девочки развевается на ветру, когда она уходит; Вонгола не смотрит ей вслед, и ее легкие шаги постепенно тонут в шуме моря.
*
За мгновение до выстрела Вонгола оборачивается и смотрит на него – у Бьякурана разноцветные глаза, и он улыбается так знакомо. Он зовет его – «Тсунайеши-кун», – и мир проваливается во мрак, пахнущий почему-то лилиями и морской солью.
