Глава 1Когда человек не может определить то, как он себя чувствует, то это плохой признак. И игра "счастье в неведении" тут не пройдет. Плакаться и жаловаться на то, как тебе тяжело в какой-то степени хорошо. Не то что бы своим бедам стоит радоваться. Просто проблему лучше видно, когда говоришь о ней вслух. А значит, она становится решаема. Говоришь – значит, знаешь.
Только неизвестно, сколько еще можно терпеть состояние этой депрессии. Даже если это не она, а простой синдром "обратите-на-меня-внимание". Люди привыкли загонять себя в рамки и превращать все определения в эдакий сленг . Депрессия - это почти модно. Удовольствия от этой моды никакого, но зато звучит идеально для самовнушения.
Родители, выбирая имя ребенку, зачастую понятия не имеют, какой характер будет у их дитятки, какое любимое число, как он бы сам хотел себя назвать, что он будет предпочитать делать вне дома, как будет учиться любить. Да и вообще - когда выбирают имя ребенку, то многого не учитывают. В детях не то что бы со временем возникает дух бунтарства от несогласия с выбором. Кто-то из них смиряется с недовольством, кто-то родителям признателен, кто-то просто меняет имя. Но, в общем, дети растут независимо от своих имен.
Ее вот зовут Риа Торрес. Знакомясь с кем-то, она обязательно ждет, что человек протянет руку для рукопожатия. И только тогда можно будет улыбнуться в ответ. Риа считает, что люди - любопытнейшие экспонаты к которым принято прикасаться с их разрешения. Но только, при всем при этом, она не испытывает особого интереса, хоть и ждет протянутой руки, хоть и улыбается. Ее личная и рабочая жизни слились в одну. Вот, что это такое. Рутина. То, чувствуют люди, когда пробираются сквозь мишуру "деятельности" - скука.
Ей двадцать четыре года. Это то самое время, когда пора начинать что-то делать, если ты до этого сидел в луже. То время, когда тебе уже не шестнадцать, но еще не тридцать пять. Время, когда все еще смотришь вперед, но уже сопоставляешь рейтинги желаний и возможностей. Даже если еще этого не осознаешь. Ну, что считается морем по колено в двадцать четыре, все равно имеет глубину гораздо меньшую, чем в банальные двенадцать.
- Я повстречал шлюху Санни, представляешь, - Торрес подслушивает абсолютно пустой рассказ какого-то парня, который рядом с ней сидит у стойки бара и вещает бармену про свои любовные похождения. - Она работает не одна. Даром, что ее имя такое солнечное (это точно ее псевдоним, ну, ты же знаешь этих порочных баб). Мужик в приличном костюме лифтера предложил за нее мне пятьдесят долларов. Я, что, похож на идиота, который откажется?
Риа не могла заткнуть уши и поэтому, чтобы дать понять, что тут есть еще свидетели этого личного рассказа на весь бар, повернулась к нему лицом и опустила руку на столешницу, трубочкой легонько помешивая свой коктейль. Но до нее все равно никому не было дела, парень самозабвенно рассказывал:
- В итоге она пришла ко мне в номер. Я выпил, и когда мы закончили, то она давай требовать денег вдвое больше. Такая молоденькая, хитрая, наглая. Я заплатил ей столько, сколько был на самом деле и должен, да выставил за дверь. Она не брыкалась и не орала. Но через час пришел тот мужик, с которым я ехал в том чертовом лифте и давай требовать остальную половину деньжат, которых я не был должен! Он полез на меня с кулаками, когда я пошел в отказ, а эта Санни его упрашивала остановиться. Мне кажется, тогда она была сама не рада, что ввязалась в дело, эта Санни.
Бармен все чистил стаканы. Они все были такими одинаковыми, что создавалось впечатление, будто бы от этой нудной речи бармен протирает один и тот же стакан, представляя, что там, на дне, этот самый неудачливый парень, которого похоже все-таки обокрали. Торрес так и не узнает, что случилось после. Потому, что она повернула голову и увидела Локера, который стоял за ее спиной, внимательно всматриваясь в лицо глупого рассказчика.
- Куда деваются утки зимой?
Паренек замирает с открытым ртом, а бармен прекращает казавшееся бесконечным и почти механическим действие со своими стаканами. Риа переводит взгляд на Локера, он улыбается и все глядит на рассказчика, который начинает понимающе улыбаться в ответ. Затем он вскакивает с места и в одно мгновение оказывается рядом с Элаем хлопая его по плечу. Риа удивленно поднимает брови, но потом до нее доходит то, что возможно Элай и этот парень знакомы, а все предыдущее - что-то вроде дежурной шутки. Выходит, несколько монотонное повествование так ее загипнотизировало, что она и не заметила того, как Локер все это время стоял за ее спиной. Только какой тогда смысл пареньку рассказывать все это еще и скучающему бармену? Видимо, иногда лучше не искать ответов. Действительно, без ответов многое будет логичнее выглядеть.
- Он забавный, - говорит Торрес, когда она вместе с Элаем выходит из бара.
На улице горят фонари. Особенно красиво они светятся, когда человек несколько пьян. Риа держит Локера под руку: не то что бы это необходимо, но ей просто приятно. Свечение от фонарей перестает расползаться по мере приближения к каждому из них. Хорошо, что они не мерцают, потому что если бы их еще и заклинило, атмосфера превратилась бы в сцену из дурного ужастика. И без того сильный ветер заставляет вспоминать отдельные шедевры жанра. Торрес придерживала левой рукой воротник своего серого пальто, будто бы это хоть в какой-то мере защищало от холода. Ветер пробирал до костей.
Уши Элая были красными. Риа раньше и не замечала, что от выпитого у него розовеет не лицо, а уши. Локер вообще не выглядел пьяным. Он шагал очень быстро и ничего не бормотал себе под нос. Только уши его и выдавали.
Он страдал болезненной честностью, глупым желанием окружать себя фальшивой искренностью, которая была всего лишь грязной правдой. И его синдром "Радикальной честности" дает о себе знать прямо сейчас. Торрес нетрудно об этом догадаться даже в нетрезвом состоянии. Догадки всегда были ее коньком. Только потом она добавляла к ним факты связанные с языком тела и, собственно, языком дела.
Кажется, что Элай пытается молчать потому что ему хочется сказать очень много из того, о чем он в данный момент думает. И размышляет он явно не о хорошем. Совсем нет. Нетрудно догадаться по его резким движениям, быстрому шагу и напряженности в руке за которую ухватилась Торрес. Кажется, что у нее открылся дар телепатии или третий глаз. Но это всего лишь отпечатки, которые оставила на ней работа. Вокруг этого все крутится. И уже кажется, что так было всегда. Будто бы судьбой ей было это уготовано, словно каждая нить Ариадны привела бы Рию к этому месту. К своеобразной точке отсчета. Из-за чего она, собственно, и будет встречаться с Элаем в барах, напиваться там, а потом смиренно тащиться с ним рядом до своего дома и, не раздеваясь, ложиться спать.
Торрес интересуется:
- Ты хорошо себя чувствуешь? - она не может молчать, она не хочет.
Они подходят к ее дому. Риа нарочно замедляет ход, и Локеру приходится поубавить собственную скорость. Он вечно смотрит вперед, никогда - под ноги. Почти всегда задирает голову так, что эта поза кажется высокомерием или пародией на взлетающего Гермеса. Спрашивая у Локера о его самочувствии, Торрес мимоходом пытается оценить свое. Она выпила три коктейля и познакомилась со старым другом Локера - вот все ее состояние. А в кошельке у нее есть еще несколько долларов. Это тоже можно назвать состоянием. Правда, уже финансовым. Но и это не совсем важно.
- Мне кажется, что я схожу с ума, - признается Элай.
Он говорит это медленно и с расстановкой, будто бы смакуя каждый слог и ожидая своей собственной реакции на слова, наконец-то произнесенные вслух. Торрес вынуждена признать, что когда человек сжигает себя заживо только лишь в твоем присутствии, быть единственным свидетелем приятно. Вот он пафосно ставит на себе клеймо и, кажетася, оставил все шансы не разрыдаться прямо здесь, рядом с ее домом, посреди этой улицы.
- Ты пытался отыскать в этом смысл? - участливо спрашивает Риа.
Это звучит так правильно и так смешно, что у неё возникает острое желание сжать плечо Локера покрепче и заглянуть ему в глаза. Просто посмотреть на его лицо и увидеть то, что показывают в сериалах. Попытки надуть бесконечность и обмануть телезрителей. Зрителей спектакля в лице Торрес. Ведь ничего не происходит. Сходить с ума от безделья очень сложно. Сходить с ума вообще очень тонкая наука. Тут нельзя переигрывать.
Риа в детстве ставила эксперименты. Пыталась создать то, чего не было. Закрывала глаза и представляла, как слепые люди передвигаются. Сидела на холодном полу и представляла людей, лишенных возможности ходить после того как их ноги отказали. Или не работали с самого рождения. Еще она ложилась на кровать и представляла, что когда-нибудь она в такой же позе будет лежать в гробу. Ей как-нибудь неудобно скрестят руки или просто вытянут их по бокам. Тогда на удобство уже будет плевать, но все же - вечность лежать так даже трупам, наверное, несладко.. Торрес представляла, что сходит с ума и сидит в какой-нибудь психиатрической лечебнице. Ей там вкалывают уколы и дают цветные таблетки. От этого она кажется отрешенной, а когда про нее забывают - буйной.
Ей были интересны такие игры. Хотя она считала что все это глупые, бесполезные эксперименты - когда пытаешься быть тем, кем ты не являешься.
Локер наконец-то встречается с ней глазами и ухмыляется. Он не забирает свои слова обратно и не пытается тут же убедить Торрес в том, что обманул её. Он просто ухмыляется. Это получается так мило, и Торрес понимает, что для Локера ухмылки - единственный выход не попасть в комнату с мягкими стенами. И она чувствует, как ее губы растягиваются в улыбке. Риа протягивает руку, чтобы, наконец, сжать плечо Элая.
- Что-то вроде того, - отвечает он на вопрос , который Торрес задала ранее.
Риа кивает.
- Это нельзя объяснить и как-то оправдать, - продолжает он.
Риа снова кивает.
- Все навалилось и... - Локер тянет это "и" одновременно разводя руками в разные стороны.
Риа понимающе кивает.
- Сложно. Очень сложно, - заканчивает он.
Риа чувствует, что пора прощаться. Она придумала себе парочку правил о которых никому не рассказывает. Этот свод секретных законов прост, как радуга после дождя. Он так же бесполезен, как незаполненная записная книжка в ее квартире.
"1. Не сомневайся.
2. Не вмешивайся.
3. Уходи.
4. Улыбайся."
Если это и пародия на что-то, то слишком жалкая. Но, что удивительно - Риа действительно придерживается этих правил. Они уже у нее под кожей, слишком привычно, она уже и не замечает, что когда-то зубрила их и пыталась соответствовать. Теперь это вокруг нее. Так удачно опутало, что вообще не заметно. Абсолютно.
- Спокойной ночи, - говорит Торрес и делает два шага назад. Она отходит как можно дальше от него.
Эта дистанция выработалась уже очень давно. Риа не лезет в чужие дела, головы, мысли. Это правильно. У нее нет желания и причин выяснять что-то и оставаться потом в смятении. Для нее существуют только цели и их достижения. И Элай никогда ни под одно из этих определений не подходил. Хороший приятель, сотрудник, товарищ.
Торрес желает приятных снов и проводит этим осязаемую черту. Локер хмурится и поднимает руку в знак прощания. Его взмах получается резким. Он быстро разворачивается и сует руки в кармы. Он уходит.
Они спали вместе иногда. Это действительно временами нужно обоим. Не от безысходности, а из-за того странного морального состояния, которое длится у них обоих достаточно давно и никак не проходит. Это не родство душ или что-либо из похожей оперы. Такое сложно описать. Просто им бывает это нужно. Элай в такие дни очень долго лежит на кровати Торрес и смотрит, как она собирает волосы в хвост, чтобы те не мешались. Смотрит, как она одевается , совсем не смущаясь его, а просто отворачиваясь и смотря куда-то в окно. Она никогда не закрывает шторы. Солнечный или лунный свет всегда освещает ее комнату. В этом - часть Рии, считает Локер.
У него есть маленький секрет. Такой сумасшедший большой-маленький секрет. Эмили часто забывает свои заколки у него дома. Он часто находит их на своей тумбочке или где-то на полу рядом с кроватью. Эмили совсем не Торрес. Даже если они были бы чем-то похожи, то Элай все равно бы этого не замечал. Эмили особенная. Он не считал себя романтиком и соплежуем априори, но термин "особенная" всегда был в его мыслях намертво припечатан рядом с именем Эмили. Она была больше, чем нужна ему. Он ненавидел произносить это вслух.
- Ты со мной? - спрашивала его Эмили.
Это не было равноценно вопросу «мы вместе или нет?». Но ей хотелось быть уверенной в его любви, той, о которой мечтают все девчонки в ее возрасте. Для нее всегда хотелось быть уверенной в чем-то.
- Не говори. Молчи, - перебивала она сама себя и смешно кривилась, когда видела его озадаченное выражение лица.
Не смотря на вопросы, ей всегда было все ясно. Она все знала. Тогда Элай целовал ее и аккуратно проводил рукой по ее волосам, а Эмили крепче прижималась к нему и целовала сильнее. Иногда она чуть ли не задыхалась, и им приходилось прекращать. Она смущалась, а он легко прижимал ладонь к ее щеке и смотрел, как Эмили неосознанно облизывает свои губы. Раскрасневшаяся и смешная. Пальцы Элая аккуратно очерчивали линии вдоль ее шеи, отчего кожа Эмили непременно покрывалась мурашками. Эм неловко отводила его руку и тянулась за очередным поцелуем. Солнечный свет играл в ее волосах. Элай хотел это помнить.
Риа не слишком долго смотрела ему вслед. Она зашагала к подъезду, попутно доставая из сумки ключи от квартиры. Казалось, что алкоголь весь выветрился уже тогда, когда она ехала в лифте и прижималась спиной к стене, расстегивая пальто. Дома ее встретила пустота.
Это считалось бы эдакой сплошной драмой, если бы все её герои спали друг с другом и имели какую-нибудь общую линию пересечения. К счастью, это не совсем не так. К счастью, это еще сложнее и глупее.
- Я обычный человек, - сказал как-то Кэл Лайтман.
Торрес хотелось рассмеяться ему в лицо, обозвать лжецом и влепить звонкую пощечину. Кэл мог быть кем угодно, но только не рядовым гражданином на теле планеты Земля. У него не было ни кучи недостатков, ни огромного количества достоинств. Зато был принцип "все или ничего". Всегда игра по-крупному. Его хорошие качества были совершенны. Отрицательные - соответственно. И всего - много. Слишком много, сильно, невозможно. Это ли попадает под определение "я обычный человек"?
Она уверена, что любит его. Уверена так, что ненавидит Кэла за это. Он постоянно напоминает ей об этом - пускай завуалировано. Но Риа уверена, что он все знает. Знает.
- …Издеваетесь? - спросила она тогда.
Это был вопрос-вызов. Вопрос-разоблачение. Глупый вопрос. Лайтман даже не усмехнулся. Он подошел к ней ближе и сжал ее руки в своих. Таким жестом древние маги передавали силы молодым наследникам, наверняка. Риа смотрела на его расслабленные ладони и с удивлением замечала, что все крепче сжимает кулаки. Она чувствовала себя неправильно. Не так, как нужно. Она действительно видела издевательство с его стороны. И велась на это, как слепой котенок. Лайтман был бы хорошим дрессировщиком в цирке. Хотя почему был бы? У него уже есть свой цирк и вот – одна из клоунесс.
Торрес не могла отвести взгляд от их с Лайтманом рук. В этом моменте было много сокровенного, но только не неправильного. Кэл смотрел на ее наморщенный лоб и молчал. Тишина была повсюду. Казалось, что все вокруг пыталось ее успокоить. Риа закусила губу и разжала кулаки, а потом аккуратно принялась растирать свои виски.
Кэл сел обратно на свой стул и сказал:
- Ты всему научишься.
Он не уточнил, чему именно, но Торрес кивнула и убралась из его кабинета так быстро, как смогла. В тот раз она смогла убежать из кабинета. Но от себя тем же способом уйти не получалось.
Риа смотрела на свою застеленную кровать и расстегивала блузку. Она ложилась спать. Только это не означало, что сон придет как только голова коснется подушки.
Ведь сколько раз Торрес говорила про себя, что ненавидит Лайтмана. Только это абсолютным счетом ничего не значило. Так же, как и мечты о нормальном сне, которые заканчивались ничем.
