Глава 1Было странно столько лет подряд не бояться того, перед чем трепещут остальные. Впрочем, странно было бы стать врачом и бояться этого. Профессия медика учит по крайней мере одной житейской мудрости – смерть, это то, что случается со всеми поголовно. А умереть от старости по сути то же самое, что и от пули или гранаты. Только старость в разы мучительнее.
Такие мысли блуждали в голове у Джона Уотсона на протяжении всех трёх лет службы, такими же мыслями он щедро делился с солдатами, пытаясь подобным образом дать им прививку от страха. Получалось далеко не со всеми, но многие старались отучать себя бояться и чувствовать. Чтобы остались только рефлексы: исполнять приказы и всегда держать палец на спусковом крючке.
Одна только истина оставалась нетронутой в этой мешанине из разрушенных городов, людей, тел и разнообразных боевых единиц: нельзя нападать на безоружных и невиновных. Армия на армию – это честно. Местное население на боевиков – тоже. А вот наоборот уже нет. Посему, когда летом талибы уничтожили несколько десятков людей на нейтральной территории, Джона охватила дичайшая ярость. С подобными проявлениями бессмысленной жестокости он свыкнуться принципиально не мог. Эти смерти – никому не нужные, - он ненавидел больше всего, и в том числе по этой причине через несколько дней оказался в группе, которая проводила ответную операцию по уничтожению отряда талибов.
Целая вереница машин, нашпигованных оружием, ехала по узкому каменистому ущелью, крайне подозрительному даже на первый взгляд. Вокруг были только серые камни, под небом звенела тишина, и у Джона внезапно и резко сжалось сердце от паршивого предчувствия. Неужели никто не замечает как удобно это место для засады? Зачем было идти на риск и ехать короткой, но опасной дорогой? Остальные тоже, видимо, ощущали атмосферу угрозы: все ехали притихшие, не было слышно ни привычных шуток, ни даже отдельных фраз. Лишь дрожащий воздух да шелест шин по грунту. И всё бы хорошо, еще пять минут, и Джон бы с облегчением выдохнул застоявшийся в легких воздух, когда дорога вздыбилась и окрасилась оранжевым, с темными мазками алого. Ущелье было заминировано. Первые семь машин буквально слизало с пути, еще несколько перевернулись, а остальным суждено было превратиться в решето. С неба полился свинец, пули шли с неприметных серых скал, где засели люди – такие же люди, с такой же бурой кровью, как и та, что стекала сейчас по камням на дорогу.
Укрыться было негде, с обеих сторон ждала смерть, и Джон, стиснув зубы, даже не думая о тех, кому можно было оказать какую-то помощь, вместе с другими отстреливался из-под брезентового кузова машины. Их отчаянное барахтанье не имело никакого смысла, и все это прекрасно понимали. Но сдаться было нельзя, и это они понимали не хуже. Так продолжалось до того момента, пока машину не начало заваливать набок от очередной взрывной волны. Джон чувствовал, как её жар прошил тело насквозь.
Автомобиль упал очень удачно, вплотную к скалам, и у них, нескольких человек, получилось некое подобие укрытия, из которого они продолжали свою маленькую борьбу, стараясь отключить периферийное зрение и не смотреть, ни в коем случае не смотреть на тех, кто ложился навсегда буквально в нескольких шагах от них. Они не знали, сколько прошло времени, и много ли осталось людей. Рука Джона устала передергивать затвор, а уши совсем перестали слышать – до него доходил только монотонный шорох.
Внезапно земля резко скакнула в лицо, и он упал, неловко прижав голову к плечу.
Он, по неясной ему причине, совершенно не мог пошевелиться. Из такого положения головы было видно металлическое дуло упавшего оружия и развороченную дорогу.
…Интересно, куда попала пуля?
***
Вдох-выдох-вдох-выдох-вдохвыдохвдохвыдох. Выдох.
Шорох пулеметной ленты смешивался с пульсацией крови в голове, у Джона перед глазами гнулись редкие пыльно-зеленые стебли травы, и под палящим солнцем ему казалось, что над ухом стрекочут цикады. Их пронзительные голоса ввинчивались в череп, всё нарастая, пока не оборвались в один момент, вместе с неудавшимся вдохом.
***
- Ну, парень, тебе просто невероятно повезло! – жизнерадостный человек в белом халате хлопнул рукой о металлическое изголовье кровати, рядом с плечом Джона. – Ты, видно, в рубашке родился!
Джон Уотсон попытался проморгаться и уставился на мужчину напротив. У того было простое лицо, армейская стрижка и табличка на халате: Родни Метьюз, хирург.
Значит, военный госпиталь.
- А… э-э-м, - натужный кашель, непослушное горло, - что с-кх-кх-клучилось?
Собственно, что случилось в общем и целом, он прекрасно помнил – и засаду, и взрывы, и собственную отчаянную защиту. И то, что упал – тоже. А дальше шла кристальная и гулкая пустота, в которой он слышал почему-то лишь хищный лязг ножниц и неторопливый голос: «Погоди, Атропос. Этому еще не время». Или это был Эйсопос, молодой грек, служивший врачом вместе с ним? Только и образ ножниц, и звук голоса были нечеткими, стертыми, как будто ему это всё просто почудилось в бреду.
- О-о-о, тут такое было! – Родни усмехнулся. – Как только вас там подорвали, кто-то из ваших успел связаться со штабом. К вам в ту же секунду выслали подкрепление на вертолетах, они быстро разогнали тех черножопых и подобрали раненых. Тебя взяли в том числе, ты хоть был и полудохлый уже, но еще трепыхался. Пуля попала на два сантиметра выше и левее сердца, травматический пневмоторакс, и это не считая кучи осколков в голове. Два раза подыхал на столе. За*****сь тебя реанимировать, - врач хохотнул. – Но ничего, зато живой и почти здоровый. Скоро бегать будешь, коллега.
Джон ничего не ответил, только поудобнее пристроился на подушке и тронул пальцами перевязанную грудь.
Следующие несколько дней Джон только и делал, что спал. Слава богу, ему почти ничего не снилось – лишь несколько раз в темный обволакивающий вакуум сновидений врывались голоса и блики. Никаких изображений, одни блуждающие пятна.
- Погоди, Атропос. Этому еще не время.
Звук трущихся друг о друга лезвий.
- Он закончился. Разве ты не видишь – его нить закончилась.
- Я-то вижу... Его собственная нить – да. Но она теперь ему не принадлежит.
Тихое, долгое шуршание. Низкий смешок.
- Ах да, Лахесис. Сейчас и я вижу. Двое, говоришь?
- Да. Двое. Это обещает быть… интересным.
Пауза.
- Они всё равно, рано или поздно попадут ко мне, ты это знаешь. Теперь уже оба. И теперь только вместе.
- Да, сестра. Однако, над остальным ты пока не властна. Это уже наша с Клото забота. Правда, Клото?
Долгое молчание, затем звук поворачивающегося колеса, ритмичный скрип и уже непрекращающееся шуршание.
И только потом – невесомо-тихое, на грани сна и слышимости:
- Правда.
***
После того как его выписали, а следом за этим и списали, он не слишком хорошо понимал, что ему делать. Возможностей по сути было масса, но по факту – ни одной. Потому что… Собственно, всяких «потому что» было особенно много, и ни одно из них Джону не хотелось вспоминать.
Несколько месяцев спустя он почувствовал, что в его жизни наступил момент, когда что-то должно произойти. Вернее нет – что-то просто
обязано произойти, иначе он просто-напросто сойдет с ума от однообразной будничности и бессмысленности. Даже алкогольные вечера на пару с Гарри его не спасали, от них потом становилось только хуже и в разы тоскливее. Как будто внутри него зажгли лампу, дали ей погореть час-другой, и быстро погасили.
После хмельного света темнота внутри становится еще гуще.
В общем, он подозревал, что с ним непременно что-нибудь случится: хроническая болезнь, алкоголизм, возможно даже счастливая семейная жизнь и большой мохнатый пес в доме… Но вместо этого с ним случился Шерлок.
***
Джон катит инвалидную коляску по бесконечно длинному больничному коридору. В коляске, закутанный темно-коричневым пледом, сидит Шерлок.
Шея у него вывернута под таким углом, что кажется, будто он смотрит на окружающий мир вопросительно, периодически дергается левая половина лица и рот при разговоре тоже кривится влево; руки скрючены, их трясет, а пальцы не разгибаются. Джону невыносимо смотреть на такого Шерлока, особенно когда того конвульсивно потряхивает, корпус непроизвольно подается вперед и голова на согнутой шее тоже дергается. Этот новый Шерлок настолько беспомощный, что боязно отходить от него даже на шаг – а вдруг действительно… А еще очень страшно думать, что такое с ним могло бы произойти на самом деле. Ведь состояния, схожие по клинической картине с церебральным параличом, могут возникать вследствие черепно-мозговых травм, а с Шерлоком таковые случаются постоянно – специфика работы.
В дальнем конце стерильно-зеленого коридора обнаружилась дверь с табличкой «Дороти Арлей, М.Д.». Им сюда. Постучав, Джон вкатил коляску внутрь. Доктор Арлей оказалась пожилой женщиной с тщательно уложенными буклями седых волос и прохладным взглядом голубых глаз.
- Мистер Уотсон, - она приветственно ему кивнула. – Присаживайтесь. А это мистер Холмс, я полагаю?
- Да. Но я постою, спасибо. – И Джон остался стоять позади кресла Шерлока. Так ему было спокойней. Словно бы он таким образом мог контролировать ситуацию.
- Хорошо, - она не высказала удивления, только подвинула к себе чистый листок бумаги и с деловито взяла ручку. – Тогда начнем. Что повлекло за собой такое его состояние? Это не врожденный дефект, я полагаю: ваша история болезни насчитывает едва ли десять страниц. Джон кивнул:
- Вы правы, это последствия травмы головы, полтора месяца назад.
- Расскажите обстоятельства травмы?
Они проговорили еще около получаса, обсуждая «анамнез» Шерлока. Один раз миссис Арлей попыталась обратиться к Шерлоку напрямую. Тот напрягся, плечи повело в сторону, правая рука судорожно затряслась, а из кривящегося рта вылетел набор бессвязных гласных.
- Он не разговаривает после этого, - отводя глаза, пояснил Джон и полез за платком, чтобы вытереть ниточку слюны в углу губ детектива. Доктор в это время что-то сосредоточенно записывала в свой листок и не заметила, как Шерлок под бумажным платком и пальцами Уотсона улыбнулся этим самым уголком губ, обозначая, что он узнал всё, что хотел. Также она не заметила глубинную сосредоточенность, скользившую всё это время под расфокусированным взглядом мнимого пациента.
Правильно поняв намек, Джон стал сворачивать разговор и, договорившись прийти через два дня и обсудить условия госпитализации мистера Холмса, выкатил инвалидное кресло вместе с Шерлоком обратно в коридор. Весь путь до заполненной людьми и транспортом улицы, они проделали в молчании, но как только коляска завернула за угол больницы, Шерлок вскочил на ноги и с победным видом провозгласил:
- Теперь-то мне всё понятно!
От недавнего болезненного состояния ничего не осталось, его словно смыло водой. Движения моментально вернули былую порывистость и координацию, и Джон в который раз подивился актерским способностям Шерлока, которому понадобилось всего десять минут, для того чтобы идеально сымитировать состояние церебрального паралитика.
Уотсон отпихнул ненужное больше кресло к стене здания и выжидающе посмотрел на друга, зная, что он сейчас сам всё расскажет.
- Я был совершенно прав! – воскликнул Шерлок, встряхивая головой, и устремляясь вперед, в сторону Бейкер-стрит. – Арлей действительно занимается транзитами и испытаниями этого нелегального средства на своих пациентах. Ты видел, как она рядом с моими характеристиками проставляла в скобках названия и возможную дозировку препаратов?
Джон мысленно усмехнулся. Конечно, он не видел – различить хоть слово в медицинских каракулях Дороти Арлей, даже он, бывалый врач, был не в состоянии. Тем более, в перевернутом виде.
А еще, он прекрасно понимал, зачем Шерлоку понадобился этот спектакль – ему было банально скучно. Вернее нет, длинное и протяжное «Ску-у-у-учно». Да, именно такое. И было видно, что тот получал от своего «выступления» массу нескрываемого удовольствия.
Джон хмыкнул, поправил воротник куртки, и зашагал вслед за детективом.
Ну что бы он без Шерлока делал, в самом деле?..
***
По сути, вопрос должен был стоять по-другому, с точностью до наоборот, и этот вопрос Джон задавал себе время от времени. Но ни разу – Шерлоку. Хотя иногда ему до ужаса хотелось спросить: «Как же ты обходился без меня раньше и не пропал?». И получить в ответ недоуменное: «Прекрасно обходился. А почему ты интересуешься, Джон?». Да, глупый вопрос – наверняка за Шерлоком во все глаза, причем не только свои, присматривал Майкрофт. Конечно, этим он занимается и сейчас – присматривает за братом посредством Джона. Но всё же, невозможно представить, кто до этого времени находился с Шерлоком денно и нощно, наблюдая за каждым движением, предупреждая весь спектр разнообразных бытовых ошибок и случайностей? Да и был ли такой человек? Или же Шерлоку предоставили самому разбираться со своей жизнью?.. Вполне вероятно, потому что Джон не раз замечал, что у детектива до сих пор дрожат ноздри и полы плаща от концентрированной самостоятельности, особенно когда тот проводит эксперименты первостепенной важности, либо бьется над очередным делом.
У Джона иногда создавалось впечатление, что он назначен свыше персональным ангелом-хранителем Шерлока, да к тому же, санкционирован на эту должность единоличным воплощением британского правительства. Потому что… Ну, потому что слишком много было событий, которые укрепляли его в этой мысли. Взять хотя бы недавнее дело с таксистом – когда он, влекомый очень четким ощущением того, где надо искать Шерлока, лихорадочно взбегал по лестнице колледжа. И его выстрел – обдуманный за долю секунды, совершенный без тени сожаления или колебания. Он тогда знал, что иначе быть не может, что иначе Шерлок умрет. И в мгновение, когда пуля прорвалась сквозь грудную клетку таксиста, под закрывшимися веками, Джон увидел, как оседает принявший таблетку Шерлок, как затихает после спазматического рывка. Навсегда.
Именно так бы произошло, не успей он вовремя. Он знал.
А раздраженный скрип металла и практически неуловимое
«Ах, снова…», прошедшее по касательной сознания, были лучшим тому подтверждением.
Или другое дело – с китайской мафией. Тут уже всё настолько очевидно – если бы они не схватили Джона, настоящий Шерлок был бы безоговорочно убит в течении пяти минут, а у самого Джона банально не хватило бы смекалки разгадать код и добраться до нужного места вовремя.
А это лишь вершина айсберга… Есть и масса других случаев, когда Джон случайно или намеренно спасал Шерлоку жизнь.
***
В один из вечеров у Уотсона дико разболелась голова. Едва ли не впервые в жизни его одолела мигрень. Боль грызла неистово, глаза не могли смотреть на свет, Джона ломало и мутило. Дрожащими руками, почти вслепую, он полез в аптечку, но обнаружил, что болеутоляющих там не оказалось. Черт, он же еще на прошлой неделе думал зайти и купить, да разве с Шерлоком что-то упомнишь? Он стиснул руками голову. Так, стоп… Шерлок! У него в спальне вполне могут быть таблетки. Джон знал, что не его одного мучают головные боли, а раз так, то у Шерлока наверняка припрятано хоть что-то. Не будет же он, в самом деле, молча страдать и ждать пока само пройдет.
Сделав над собой огромное волевое усилие и прикрыв ребром ладони глаза от яркого коридорного света, он ввалился в комнату к Шерлоку и, присев на край постели, запустил руку в верхний ящик тумбочки. Пальцы почти сразу наткнулись на баночку. «Вигрейн»… Странный выбор – препарат достаточно дорогой и нечасто употребляемый, но Джону в данный момент было всё равно, сойдет всё, что угодно – лишь бы только прошла боль.
Одинокая таблетка гулко стукнулась о пластиковую стенку.
…Плевать, когда Шерлок вернется, он ему купит еще три банки.
Проглотив, даже не запивая, лекарство, Уотсон побрел обратно к себе – отлеживаться, ждать возвращения детектива и, по возможности, спать. И страдать. Молча.
Вот только откуда было знать Джону, что вместо «Вигрейна» в банке лежала таблетка обычного анальгина – единственного средства, вызывающего у Шерлока моментальную аллергическую реакцию, анафилактический шок и отек Квинке. На всё про всё чуть менее двух минут – и никто бы не успел, кроме реанимационной бригады. А за это время ей взяться на Бейкер-стрит было неоткуда.
Точно так же совершенно неоткуда было знать доктору, что в доме сегодня побывала незаметная юркая тень, заменившая одно лекарство на другое. Ведь последняя во всех смыслах таблетка это так забавно…
Доктор и не знал. Он спал, положив многострадальную голову на сгиб локтя, и ему снился звук вхолостую щелкнувших ножниц.
***
Джон не помнил, он не мог бы вспомнить, даже если бы постарался, как много лет назад в больницу, где он работал, привезли еще одного пациента. Очередной наркоман – бритая голова, впалые щеки, длинный нос и острые-преострые скулы. А еще – невероятная худоба и «пропаханные» вдоль и поперек вены. Парень корчился в судорогах, привязанный к специальной кровати, его тело выгибалось под немыслимыми углами, а ругался он так, что Хана, дежурная медсестра, наотрез отказалась заходить в палату.
С пациентом приехал брат – определенное портретное сходство угадывалось, несмотря на деформированные наркотиками черты первого. У брата была суровая линия губ, жесткий взгляд, властный голос и странное имя.
- Спасите его, чего бы вам это ни стоило. Интенсивная терапия, лекарства любой стоимости – всё, что угодно, но он не должен умереть.
Джон вздохнул. Желание родственников – закон. Жизнь – наивысшая ценность. Этому их учили в университете… Но в глубине души он не понимал, зачем спасать того, кто не хочет быть спасенным: наркоманы хотят лишь еще одну дозу и немного самодеструкции. Это уже не люди, а их жалкое подобие. И как бы общественность не пела дифирамбы наркотической реабилитации, Джон считал, что восстановление невозможно. Психика этих людей повреждена уже необратимо.
- Хорошо. Я сделаю всё, что смогу.
И сделал. Действительно всё, что смог. Только одного не делал намеренно – не смотрел в карточку имени. Незачем персонифицировать еще одно воплощенное несчастье, брать новую тяжесть на душу.
…Джон не вспомнил бы, даже если бы и захотел. Его память никого не сохранила из того времени: он старался не смотреть в лица тех, кто были обречены, в глаза родственников больных, потому что их участь не лучше. Он считал, что тот парень рано или поздно умрет от передозировки, от ломки, в канаве, притоне, от ножа, от чего-нибудь еще… Рано или поздно, но обязательно скоро. И больше он его никогда не увидит, точно так же как и странного брата.
Как показало будущее, он ошибался.
***
Когда Джон в четвертом часу ночи спустился вниз попить воды, Шерлок был мрачен. Собственно, мрачен он был уже третьи сутки подряд. Проблема была в некоей формуле, которую тот безрезультатно пытался вычислить. Вернее, вышеупомянутая проблема была не только в формуле, но и в тщеславии – Холмсу бросили вызов, который он не мог не принять.
Кухня была пропитана въедающимися даже в посуду парами, тапки Джона наступали на хрустящие осколки колб и палочек, а Шерлок не вставал с места уже около шестидесяти часов.
- Поспал бы ты, что ли, - буркнул Джон, отыскивая в дальнем углу шкафа нетронутый стакан.
- Бесполезно… Я так и не нашел ничего!
- И не найдешь в таком состоянии. – Джон наполнил стакан из-под крана и бедром прислонился к краю стола. – Ляг хоть на два часа.
- Невозможно. У меня осталось всего четыре.
- Боже, бред какой. Ну не найдешь ты за четыре часа формулу, и что? Убьют нас всех к чертовой матери, что ли?
- Нет. – За весь диалог Шерлок так и не отвел взгляда от невидимой точки на микроскопе, и продолжал на неё смотреть. – Я проиграю.
- Ты сейчас похож на чертового пуделя! – начал раздражаться Уотсон. Ему хотелось спать, и он беспокоился. – Тебя поманили пальцем, и ты тут же побежал. Малахольный.
Шерлок сжал пальцами виски и затряс головой.
- Ты ничего не понимаешь. Совершенно.
- Вполне может быть. – Джон уже разозлился. – Только ведь ничего не изменится, совершенно НИЧЕГО. Кроме какого-то дурацкого осознания в твоем мозгу! А за два часа сна голова хоть немного отдохнет и, возможно, ты найдешь то, что нужно.
- Джон.
- Что?
- Иди спать. Ты меня отвлекаешь. – Шерлок показательно отвернулся в другую сторону, к ноутбуку и холодильнику.
- Ну знаешь! – Джон грохнул стакан об стол, стремительно развернулся и с очень прямой спиной исчез в дверном проеме.
От толчка из стакана расплескалась на стол вода, а ближайшие, достаточно неустойчивые колбы покачнулись и завалились набок. По столешнице стремительно потекли две жидкости – бесцветная и желтоватая. За долю секунды они добрались до оставленного Джоном стакана и там, где вода соприкоснулась с содержимым обеих колб, появилась тепловая реакция – шипение и легкий пар.
Глаза Шерлока моментально расширились, а зрачки сузились.
- О! – воскликнул он. – Оно! Гидротация, ну конечно. Джон, ты гений! – на порядок громче крикнул он в пустоту.
Пустота предсказуемо и обиженно не ответила.
Но Шерлок уже стремительно строчил на клавиатуре и через восемь с половиной минут отправил формулу по оставленному заказчиком имейл адресу.
А еще через пять минут стрелок на крыше здания напротив, получив указания по телефону, разочарованно прятал винтовку в чехол.
***
Оказывается, звуки, отражающиеся от стен пустого полуночного бассейна – это воплощенное звучание смерти. Гулко, как во сне, очень много пространства и бликов, плеск воды и возможный плеск крови вместе с водой.
Они с Шерлоком думали, что избавились от Мориарти. Они даже почти успели уйти.
Почти.
Только теперь Джим стоит спиной к доктору, всего в нескольких шагах от Шерлока, а пистолет Холмса направлен на заминированную куртку.
Джон поднимается на нетвердых ногах. Секунды не двигаются с места. Джон лихорадочно думает.
Они погибнут в любом случае. Совершенно в любом – какой вариант действий не выбери. Либо Шерлок стреляет в бомбу, и в бассейне они будут плавать втроем, вперемешку, либо он убивает Мориарти, и они оба падают вслед за ним. Либо… Нет, глупо и совершенно бессмысленно. Но… У Шерлока ведь нет плана – Джон знает это, чувствует каждой клеточкой мозга, видя показательно твердый взгляд детектива. Тогда… Они же в любом случае умрут. В любом?
Джон отчаянно втягивает носом воздух и бросается вперед. Мориарти стоит слишком близко к бортику – неполных полтора шага. От сильного толчка он не удерживается на ногах и, взмахнув руками в тщетной попытке сохранить равновесие, валится в хлорированную воду. Задним числом Джон надеется, что он если не захлебнется, то свой костюм от Вествуд загубит бесповоротно.
Джон знает, что в Шерлока не будут стрелять, каким бы ни был исход. Он слишком драгоценен. Для Мориарти он - любимая игрушка, а не успевшие надоесть игрушки никогда не уничтожают. Джон резко подается назад, надеясь уйти от возможной пули. В него стрелять как раз будут – это наверняка. Он не представляет никакой ценности. Но, может, был приказ стрелять только в случае непосредственной опасности для хозяина? Тогда, возможно, обойдется – опасности никакой нет, всего лишь вода, там не сильно глубоко, а за две секунды им хватит времени унести ноги…
Область живота расцвечивается темно-красной болью, и Джон понимает, что приказа не было. Значит, всё. Только бы успел уйти Шерлок.
Но Шерлок не уходит. Он кидается к нему, закрывает спиной от всех возможных пуль и, подхватив так быстро, что Джон даже не успевает коснуться кафельного пола, утаскивает прочь, в дверной проем, потом по коридору, вниз по лестнице, на улицу.
Шерлок держит его на руках, молчит, и Джон хочет что-то сказать, открывает рот, даже пытается пошевелить губами, но ничего не выходит, в голове только скрип, словно на ржавых осях вертится трухлявое деревянное колесо.
А потом в глазах начинают плясать красные, синие и белые огни кареты Скорой помощи, и в руку впивается игла.
Джон понятия не имеет, когда очнулся и сколько времени прошло. За окном больничной палаты светит яркое солнце, а рядом с койкой на стуле сидит Шерлок и читает газету.
Глядя на невредимого и спокойного Холмса, Джону становится крайне неловко за свою выходку и немного страшно от того, как шатко было стоять на краю. Он и тогда прекрасно понимал, насколько рискованная была задумка, и что у них был один шанс на миллион. Только, оказывается, один на миллион - это иногда очень много… Ему надо как-то оправдаться. Что-то сказать, чтобы объяснить своё безумие. Сказать так, чтобы Шерлок не понял, какие сны он видел в отключке, и как Шерлока в этих снах пулями разрывало на части, как обагривались брызгами крови кудри, воротник рубашки и лицо вынырнувшего Джима.
Неловко пробуя сесть, Уотсон резко охает от боли. Шерлок тут же откладывает газету и подходит к кровати.
- Не стоит. Лучше лежи и не шевелись. – Рука ложится на правое плечо.
Джон не следует совету, а смотрит на детектива и пытается заговорить:
- Шерлок?.. Я… - Слов по-прежнему нет, одно стремление.
Четыре удара сердца, прежде чем следует реакция.
- Молчи, Джон. – Внезапно лицо Шерлока наклоняется, и губы на мгновение прижимаются к рыжеватой макушке. – Я и так знаю.
***
Еще об одной вещи, помимо времени прихода в сознание, не имеет ни малейшего понятия Джон Уотсон. А именно, что Шерлок тоже слышит звон затачиваемых лезвий неутомимой Атропос, кожей чувствует смех Лахесис, а в голове у него мелькают нити пряхи Клото.
Шерлок действительно знает. Как знает и то, что этот раз – далеко не последний.
