Глава 1Why did you have to come to Casablanca? There are other places.
Casablanca
Я открываю дверь и вижу на пороге своей квартиры Ильзу.
- Чего? – спрашивает она в ответ на мой обалдевший взгляд. Спрашивает с притворным удивлением, явно заготовленным. – В этом доме ерундовый код домофона, я со второй попытки подобрала.
Я молчу. Разглядываю Ильзу. Веки у неё лазорево-чернильные, губы ярко-розовые, в такой раскраске она выглядит моей ровесницей. Её крашеные в рыжий волосы вызывают странные ассоциации с медными микросхемами.
Мне не удается нарушить молчание первой; я только рот открыла, а Ильза уже, подкатив глаза, манерно бубнит ответы в обход моих вопросов:
- Нет, ничего не случилось, да, я просто соскучилась, да, дедуля в курсе, нет, из школы меня не выперли, я не беременна, все окей. Мне войти можно?
- Для тебя это все как поездка на барбекю, - говорю я, отступая на шаг. – Захотела – заявилась.
Нормальные ровесницы моей кузины поздно вечером спят, сидят в сети, или - ну хорошо! - читают книжки. Вылезают в окно и сбегают на свидание с мальчиком, ссорятся с родителями и сбегаю т к подругам на другой конец города.
Когда Ильзе хочется приключений, когда ей становится скучно, когда она ссорится с теми, кто заменяет ей родителей, она сбегает в параллельную вселенную.
Уолтер как-то объяснил мне, что именно случается с человеком, слишком часто исполняющим сей трюк. Вообще, это не то знание, что поможет вам поступить на факультет естественных наук и не та история, которой принято делиться за чашечкой чая. Но Уолтер рассказал мне все, когда я попросила.
Короче говоря, если вы умеете путешествовать из одного мира в другой и делаете это регулярно, ваше тело потихоньку изнашивается изнутри. Веревочка вьется, вьется, и вот уже виден её конец: очередной ваш вояж окажется последним, и вы умрете. Рано или поздно. Подобное случилось с Уильямом Беллом, с моей тетей Оливией и с другой Оливией, матерью Ильзы.
(Моя мама никогда не пересекала вселенных, она погибла в автокатастрофе).
Но если сама Ильза от чего-то и умрет, пускай даже молодой, то прогулки между альтернативными реальностями причиной не станут. Так уж получилось, что для неё они просты и безопасны, как прыжки через скакалочку. Прыжки через скакалочку на лужайке, поросшей мягкой травой.
Ильза живет «на другой стороне», в шикарном доме у моря, где её воспитывают бабушка и дед, другой Уолтер. По словам Ильзы, он использует все достижения тамошней медицины, чтобы оставаться на ногах. И по-прежнему занимает высокий пост, пусть больше и не участвует в войне против нашего мира. И я честно пытаюсь не думать о том, что он успел совершить за годы, когда эта война шла.
Но другой Уолтер, безусловно, любит Ильзу, а вот она его вряд ли. Вряд ли она вообще хоть кого-то любит, социопатка со скверным характером. Если вселенные снова начнут трескаться как старые елочные игрушки, она и бровью не поведет – найдет способ уйти в какую-нибудь более цельную реальность, оставив нас позади. Ильза похожа на не вполне положительную героиню марвелловского комикса: свои способности она тратит на дурацкие забавы, унаследованный по отцовской линии ай-кью – на бесполезные аферы, к своему природному обаянию относится как радужным мыльным пузырям. Такие, как Ильза, всегда вызывают раздражение у людей вроде меня. Может, это потому что мне никогда ничего просто так не доставалось – взять, например, новенький университетский диплом, который я тщеславно повесила на стену, и мимо которого Ильза проходит абсолютно равнодушно.
И все-таки она моя двоюродная сестра. Хорошо, пусть не совсем по крови: альтернативная двоюродная сестра. Но иной ни мне, ни ей не светит.
Ильза, тем временем, продолжает расхаживать по моей квартире.
- Ух ты! – она наклоняется и щелкает по застекленной рамке на журнальном столике. – Я не видела твоих детских фоток.
- Я показывала тебе раньше, - отвечаю я, складывая руки на груди. Наверное, надо предложить ей кофе и чего-нибудь поесть.
- А я и не помню. Ты была такая куколка, вылитая Коломбина. Обалденные щечки.
Я разворачиваюсь и иду на кухню, едва не споткнувшись по пути об рюкзак Ильзы, брошенный возле дивана.
- Ты и сейчас ничего! – кричит она из гостиной, пока я разогреваю мясо и гречневую лапшу. – Просто постоянно жутко мрачная!
Микроволновка у меня старая и греет медленно. Если верить Ильзе, вспоминаю я, у наших миров с каждым годом все меньше общего, учитывая, какими шагами «на другой стороне» ступает прогресс.
«Если верить Ильзе». Но как можно верить девчонке, которая у меня на глазах однажды рассказывала посторонним, что её назвали в честь бабушки-немки?
У неё никогда не было бабушки-немки, а имя мать ей выбрала в честь главной героини «Касабланки».
- Как дела у папочки? – спрашивает Ильза у меня за спиной. – У моего папочки. Со своим ты ведь до сих пор не общаешься.
Я внимательно наблюдаю за вращением миски с едой в микроволновке. И говорю: у Питера, насколько я знаю, все в порядке.
Ильза невинно интересуется:
- Он, случайно, не придет?
- С чего бы? – спрашиваю я, оглядываясь. Возможно, чуть резче, чем надо было. Она хлопает глазами и поясняет:
- Ну, вы же с ним всегда отлично ладили. А когда я в последний раз у вас гостила, то заметила, что вы поладили совсем хорошо.
Так вот она, цель очередного визита Ильзы: развлечься, задав мне этот вопрос, полюбоваться моей реакцией.
- Чушь ты несешь, - сообщаю я, а микроволновка, наконец-то, тренькает.
- Элла, зайка, ты не думай, что у меня какие-то фрейдистские комплексы, и что я ревную, - не унимается Ильза, буквально лучась от счастья. Подходит к холодильнику и достает оттуда пиво. Отбирать у неё банку смешно.
- Мы можем поговорить о чем-нибудь вменяемом? – прошу я, чувствуя, как горят лицо и шея. Питер как-то сказал мне: «Жаль, что Ильза не похожа на тебя, Элла». Ему всю жизнь казалось, что его родственники могли быть получше. А потом Бог позволил Ильзе вырасти. Тогда-то Питер и познал все в сравнении.
(Другой вопрос – а я-то почему не смогла найти никого получше Питера?)
Ильза насмешливыми зелеными глазами смотрит на меня поверх банки пива. Я замечаю, что на Ильзины джинсы нашиты лоскуты яркой ткани в горошек. Видимо, в её мире так модно.
- По-моему, это нормально, и даже по-своему красиво, - продолжает она, облизываясь после очередного глотка. – Тебе сколько, двадцать один? А моему папаше полтинник?
- Сорок восемь, - машинально говорю я.
- Прости, я никогда на его дни рождения не попадала. Слушай, милая, все нормально. Возможно, ты однажды станешь моей мачехой. Ну, или хотя бы родишь мне сестренку или брата.
Я молчу. Ильза допивает пиво и беззаботным шагом устремляется обратно в гостиную. Её длинные серьги позвякивают.
- Я позвоню папочке? – бросает она на ходу она. – Он же есть в памяти твоего телефона?
Если бы у Питера и другой Оливии родился сын, его бы, конечно, звали Рик.
fin 
