Глава 1[i]Англия, Малфой-мэнор, 24 декабря 1998 г.[/i]
Группа молодых магов в тёплых зимних мантиях аппарировала к воротам Малфой-мэнора. Извещённый о неприятном визите, молодой хозяин поместья снял охранные заклинания, и массивные кованые ворота распахнулись, пропуская нежеланных гостей внутрь. От группы отделилась невысокая стройная девушка с выбивающимися из-под капюшона непокорными каштановыми локонами. Пройдя чуть вперёд, она огляделась. Её внимание привлёк лёгкий шорох в невысоких розовых кустах, и, крепко сжав в руках волшебную палочку, она подошла к источнику шума.
Заглянув за куст, девушка обомлела:
– Павлин… С ума сойти, павлин!
– Гермиона, нам приказали провести ревизию малфоевской библиотеки, а не павлинами любоваться, – ворчливо сказал невысокий парень, поправляя ворот мантии. – Сегодня сочельник, и Рождество я хочу встретить в кругу семьи, а не сдувать пыль с черномагических свитков. Кто вообще придумал проводить обыск в этот день? Не полгода назад, не месяц назад, а именно сегодня?
– Иду, Терри. Не кипятись. – Гермиона, бросив последний взгляд на экзотическую птицу, кинулась догонять своих товарищей. – И ты прекрасно знаешь, почему Кингсли… мистер Шеклболт просил нас провести ревизию в сочельник. Потому что…
– В этот день защитные чары поместья ослабевают, – хором произнесли сразу несколько унылых голосов, – и книги можно не только взять с полки, но и забрать с собой.
– Но почему мы? – продолжал бубнить Терри Бут. – Я вот на этот крестовый поход не подписывался, и что значит: «Не пойдёшь – уволю!»?
– Но, Терри, ты только представь: личная библиотека Малфоев! Говорят, там даже дневники Морганы есть… Ты же рэйвенкловец, Терри, неужели тебя не охватывает трепет от одной мысли о том, что через несколько минут мы прикоснёмся к вечности? – восторженно воскликнула Гермиона, в поисках единомышленников переводя взгляд с одного мага на другого. Но остальные члены группы восторга Гермионы явно не разделяли. Все невесело и даже несколько озлоблено покосились на неё, пожимая плечами. Они явно предпочли бы теплый глинтвейн и рождественский пудинг перспективе порыться в бесценных экземплярах малфоевской библиотеки.
Тем временем юные стажёры успели миновать аллею и выйти к дому. Никто, даже мрачный Терри Бут, не смог сдержать возгласа восхищения при взгляде на белокаменное величественное здание.
– Это не Малфой-мэнор, а настоящий Малфой-палас! – восхитилась Чжоу.
Гермиона согласно кивнула.
– Неудивительно, что Малфой такой… – она на секунду задумалась, подбирая нужное и желательно цензурное слово. – Такой высокомерный. Как не увериться в том, что ты пуп земли, когда ежедневно созерцаешь такое великолепие и понимаешь: вот это всё – твоё!
– Одна радость от всего этого – полюбоваться на физиономию Хорька, когда мы конфискуем его коллекцию эльфийского порно, – с больше похожей на оскал улыбкой произнёс Майкл Корнер, нажимая золотую кнопку звонка.
– Майк! – возмутилась Чжоу, сморщив хорошенький носик, и шлепнула его перчаткой по руке.
Когда массивная дубовая дверь отворилась, а на пороге возник молодой эльф, никто, даже Гермиона, не смог сдержать улыбку: недавнее высказывание Майка и молодой обходительный эльф-дворецкий вызвали определенные ассоциации и, как следствие, приступ неконтролируемого хохота большинства пришедших. Проявив чудеса невозмутимости, эльф вежливо принял у посетителей зимние мантии и проводил в библиотеку.
Никто из хозяев дома так и не вышел поприветствовать незваных гостей.
Стажёры работали четыре часа, просматривая древние и не очень древние книги, рукописи и свитки, иногда перешёптываясь друг с другом, а иногда и восклицая в голос, если им на глаза попадался особенно редкий и ценный экземпляр. В зачарованный сундук, который стажёры планировали забрать с собой, уже легло пятнадцать темномагических книг, сто двадцать девять свитков с древними запрещёнными заклинаниями и обрядами, уникальный и бесценный подлинник дневника самой Морганы и учебник по чёрной магии, написанный Салазаром Слизерином.
– В целом – выше ожидаемого, – резюмировал Терри, ставя на полку последнюю книгу обширной библиотеки. С трудом разогнув спину, он повертел головой и, привстав на цыпочки, потянулся. – Я вас поздравляю, коллеги. До Рождества ещё шесть часов, осталось только выбрать добровольца, который доставит наш улов в министерство, и можно отправляться по домам.
Взгляды всех присутствующих непроизвольно упали на явно перевозбуждённую Гермиону, чьи глаза с расширившимися зрачками жадно блестели, на скулах горел румянец, а в дрожащих руках она держала испещрённый рунами лист папируса. И хотя каждый из присутствующих был поражён увиденными и вскользь прочтёнными книгами из этой библиотеки, но ни на кого это не повлияло так сильно, как на Гермиону.
– Знаете, а ведь она единственная гриффиндорка здесь, – заметила Лиза Турпин. – Я, конечно, тоже потрясена, но не так же…
– Эй, Гермиона, мы тут решили устроить оргию и пригласить Малфоя и его эльфов. Ты с нами? – крикнул Майкл, обращаясь к Гермионе, но та, утвердительно кивнув, даже взгляда не оторвала от своего листа.
– Грейнджер, мы закругляемся. Или кидай свой свиток в сундук, или возвращай на полку, – сказал Терри, подходя к ней. – Гермиона?.. – Терри потряс её за плечо. – Ты отнесешь сундук в архив?
– А? Что? Какой сундук? – Девушка вздрогнула и подскочила, как ужаленная, когда рука Терри коснулась её плеча. – Ах, сундук!.. Конечно, ребята, вы идите, я все сделаю.
– А ты не с нами?
– Я только на пять минут… Этот свиток – он не темномагический, но очень занятный… Пять минут… вы идите… – Гермиона снова погрузилась в чтение и последние слова уже произнесла, склонившись над папирусом.
Покачав головами, стажёры покинули библиотеку и, тихо переговариваясь, направились к выходу. За всё время, пока они находились в доме, хозяева так и не вышли. Но когда последний из группы покинул поместье, с верхнего этажа послышался хлопок закрываемой двери, и очень скоро стройный молодой человек стал спускаться по широкой мраморной лестнице. На бледном, немного болезненном лице юноши играли желваки, холодные серые глаза были презрительно прищурены, а тонкие бескровные губы плотно сжаты. Спустившись вниз, он гневно посмотрел на дверь, за которой скрылись люди в серо-голубых мантиях министерских «принеси-подай», и, навешав апперкотов воображаемым противникам, кинулся в библиотеку.
***
Гермиона была озадачена.
Она повторно проверила заинтересовавший её свиток из необычного бирюзового папируса на наличие заклинаний. Ничего. Даже обычное сохранное заклинание наложено не было, хотя папирус был как новый. Но чутье подсказывало, что что-то тут не то. Сам текст был весьма тривиален: какая-то любовная ода, немного даже пошловатая, даром что рунами написанная, но непонятное тревожное чувство не покидало девушку.
– Открой свои тайны… – коснувшись свитка палочкой, шепнула Гермиона и вновь взглянула на текст. Ничего не произошло. – Ладно, я тобой ещё займусь…
Девушка скатала свиток и направилась к сундуку, но, поравнявшись с висевшим на стене зеркалом, замерла. Действуя по наитию, она развернула свиток, стоя лицом к зеркалу.
– Не советую тебе этого делать, Грейнджер.
Знакомый голос с раздражающей манерой растягивать слова раздался совсем неожиданно. Драко Малфой вырос за её спиной, материализовавшись буквально из ничего. Вздрогнув, Гермиона выронила свиток и, выхватив волшебную палочку, резко повернулась на голос.
– Откуда ты взялся?
– Вообще-то я тут живу, – усмехнулся Драко, пряча руки в карманы. – Оставь ты этот свиток в покое, Грейнджер, и иди домой. Вы уже нашли всё, что хотели, – дёрнув подбородком, Драко указал на набитый книгами сундук.
– Что это? – Не опуская направленной на Драко палочки, Гермиона подняла бирюзовый лист.
– Это фамильная реликвия, Грейнджер. Никакой ценности она не имеет. Просто свадебная речь основателя нашего рода, – ответил Драко как можно более беззаботно.
– Свадебная речь? – переспросила Гермиона и вдруг начала хихикать. – Кровь – любовь, никогда – навсегда… Это свадебная речь? Малфой, ты серьёзно?
– Я же говорю, никакой ценности…
– Художественной – точно, – разразившись хохотом, перебила его Гермиона.
– … этот свиток не представляет. Так что милости прошу: идите вон, Грейнджер, – указывая на дверь, закончил Драко и протянул руку за свитком.
Но Гермиона, опять поддавшись непреодолимому желанию, развернула свиток, встав лицом к зеркалу.
– Грейнджер, нет! Не вздумай! – Драко кинулся к ней, но она быстро, даже не взглянув на него, выставила перед собой щит и посмотрела на отражённые в зеркале руны.
– Чтоб меня…
– В кои-то веки я с тобой полностью согласен, Грейнджер, – сквозь зубы произнёс Драко, в бессильной злобе ударяя кулаком в щит Гермионы.
[i]Эллада, Фессалия, гора Олимп, одно из мгновений вечности[/i][1]
– У меня четкое ощущение дежавю… – закатывая глаза, сказала Афина[2], глядя на приближающуюся к столу Эриду[3].
– Яблока я не вижу, – сощурив прекрасные очи, проворковала Афродита[4], кокетливо поглаживая каскад шелковистых волос. – Но что-то в руке она явно держит.
– Зевс[5], дорогой, сделай что-нибудь, – с едва различимыми истеричными нотками воскликнула величественная красавица Гера[6]. – Второй Троянской мы не выдержим!
Тем временем Эрида уже шла вдоль пиршественного стола, направляясь к Верховным богам с таким воинственным видом, что даже Аресу[7] стало понятно – дело пахнет перебродившим нектаром.
– [color=blue][b]Гермес[/b][/color][8]… – обреченно вздыхая, начал Зевс. – Кажется, для тебя халтурка подворачивается. Только, умоляю, выбери на этот раз смертного поумнее и не столь падкого на женскую красоту. Ты же помнишь, что было в последний раз: тот царевич так ошалел от развернувшихся перед ним перспектив… Ну, ты помнишь.
– А что Гермес? Опять Гермес! Халтурка?! Да у меня таких халтурок по сто миллиардов на дню. Гермес, слетай туда, Гермес, слетай сюда, принеси то, отнеси это! Да я уже забыл, когда у меня секс был в последний раз! – взвился Гермес, нахлобучивая на глаза петас и грозно раскручивая над головой кадуцей[9].
При слове «секс» Афродита встрепенулась и озабочено посмотрела на бывшего ухажера. Что ни говори, но это её промах. Как-никак любовь – её сфера влияния. А ведь и правда: в последний раз к Гермесу она посылала Эроса[10] в далеком… ой, давно! И вот полюбуйтесь: похудевший, дерганый и агрессивный. Афродита пообещала себе позаботиться о Гермесе завтра же. У неё на примете была одна смертная, как раз в его вкусе.
Гермес уже раскрутил кадуцей до невероятной скорости, совсем не подозревая о планах Афродиты на свой счет.
– Осади, вертолётчик! – рявкнул Зевс, своим однозубцем выбивая посох из руки почти взлетевшего Гермеса.
Только убедившись, что пришедший в себя от внезапной истерики Гермес уже не пытается ретироваться, громовержец сам быстро успокоился и даже вернул сыну его атрибут.
– Так, так, так, – нараспев произнесла Эрида, вплотную подойдя к столу и вставая между Аресом и Афродитой.
– Плохая примета – к ссоре, – наматывая на палец золотистый локон и бросая косой взгляд на Эриду, шепнула Аресу Афродита. – Ты, пожалуй, не приходи ко мне сегодня.
– Это почему это? – насупив брови, прорычал Арес. – Куда это ты сегодня собралась? Давно со смертными не развлекалась, да? Поди, опять в Голливуд?! Ты смотри, Кипа[11], я из Бандераса твоего фарш сделаю, – сжимая рукоять меча, сердито проговорил Арес. – Ещё раз увижу на холмах, убью!
– Ну вот, я же говорила – плохая примета, – вздохнула Афродита, мысленно ставя в голове галочку: подарить Тони охранную фенечку, а то от буйного Ареса можно чего угодно ожидать.
– А у вас тут весело! Амброзия горой, нектар рекой, – тем временем продолжила Эрида, всё так же растягивая слова и подозрительно дружелюбно улыбаться. – Знала бы, пришла бы вовремя, но, увы, приглашение затерялось. Гермес, душка, я понимаю, ты у нас бог крайне занятой: и души с «Боинга-767» к Аиду проводить надо, и хакерам секретный код Пентагона подсказать надо, и индексам Доу-Джонса, NYSE Composite и NYSE ARCA Tech 100[12] не дать взлететь надо, и Федора Конюхова от антропофагии[13] спасти надо. И всё ты один, нет твоим крыльям покоя. Замотался, бедный, вот и забыл про Эриду. Но Эрида сегодня добрая, она всё понимает. Поэтому пришла с подарком…
При слове «подарок» вздрогнули все олимпийцы, кроме, пожалуй, размечтавшейся Афродиты, продолжающей мысленно ставить галочки, рисуя их на воображаемом обнаженном теле её смертного любовника.
– Вот, Гермес, лови! – Эрида вскинула руку, и из её раскрытой ладони выпорхнул золотой [color=blue][b]мандарин[/b][/color] с серебряными крылышками. Облетев вокруг пиршественного стола и демонстрируя богам надпись «Величайшему», украшающую его бок, мандарин опустился на ладонь Гермеса.
– А почему это Гермес у нас величайший? – подал голос сребролукий Аполлон[14], вожделенно глядя на трепыхающийся в ладони Гермеса золотой плод.
– Молчи, пастух несчастный! – замахала на него руками Афина. – Забыл, что произошло в последний раз? Ваши, между прочим, продули тогда[15]. И сына ты своего не сберёг, а какой был герой, какой герой! – сокрушенно вздыхая, закачала головой волоокая богиня, вспоминая Гектора[16] – единственного со всех сторон положительного героя, не только храброго могучего воина, но и верного мужа, что для героев вообще свойственно не было.
– Да, Феб[17], ты на «величайшего» рот-то не разевай, – вставая со своего места и кладя ладонь на рукоять меча, пробасил Арес. – Гермес, дай-ка мне этот цитрус. – Протягивая руку к мандарину, другой рукой кровожадный бог стиснул рукоять меча ещё сильнее.
– И этот туда же! – вскипела Афина, тоже поднимаясь и хватаясь за меч. – Забыл, как мы вам под Троей люлей надавали[18]? Мало было? Могу повторить!
Прекрасная воительница в гневе была так бесподобна, что на мгновение Арес потерял дар речи, но пинок по лодыжке от Афродиты вернул его обратно на небеса.
– Сядь, а, дурень. Мы под Троей половину электората потеряли, не хочу повторения. – Дёрнув любовника за тунику, Афродита усадила его обратно за стол.
– Не дуйся, босс. Я тебе подгоню такой же с надписью «Кровожаднейший, сильнейший и сексуальнейший», – склонившись к уху Ареса, шепнула Эрида.
– Три, – обижено выпятив нижнюю губу, буркнул бог войны.
– Не поняла… – насупила брови Эрида.
– Три мандарина хочу: «Самый сильный», «Самый кровожадный» и «Самый сексуальный».
– Да не вопрос, босс. Ты, главное, не вмешивайся. Кассандра не даст соврать, сейчас Зевс подключится – будет жарко.
– А еще «Самый красивый» хочу. Чтоб Аполлон и Дионис[19] кудри жевали от зависти.
– Всё сделаю, ты только не ввязывайся в эту заваруху, а то, сам понимаешь… Нам же ещё работать вместе.
А между тем на Олимпе и правда стало жарковато. Со своего трона поднялся сам Зевс и, обведя олимпийцев величественным взором, произнёс:
– Надеюсь, ни у кого нет сомнений, что мандарин по праву принадлежит мне?
– Папа, нет! И ты туда же! – прикрывая ладонями рот, воскликнула Паллада, но, увидев решительное выражение лица громовержца, в отчаянии махнула рукой. – Да передеритесь вы все! Я вон сейчас Аиду и Посейдону весточку пошлю. Пусть тоже примут участие.
– Милочка, выпей нектарчику, – протягивая ей золотой кубок, участливо предложил уже изрядно хмельной Дионис. – Ну их, сами разберутся. Ты бы проветрилась, пару революций устроила на Ближнем Востоке. На тебе же лица нет.
– И правда, чего это я? – с благодарностью принимая кубок, произнесла Афина. Сделав пару глотков, она поднялась с места. – Так, в этом цирке я участвовать не хочу. Пойду проветрюсь. Да и дельце есть одно, давно руки чешутся.
– Вау! Ты будешь бомбить Америку?! Если что, начни с Эмпайр Стейт Билдинг, мне из-за него Калифорнию не видно. Да и Гелиос жалуется, он по пьяни вечно в этот небоскрёб врезается. На колеснице уже ни одного не помятого места нет.
– Как скажешь, – улыбнулась Афина, беря в руку копьё и растворяясь в воздухе.
А между тем Зевс и Аполлон вступили в открытую конфронтацию:
– Ой, Фебушка, не гневи отца. Не заставляй брать грех на душу. Мой это мандарин! Царь я или не царь? Я самый великий бог, я отец богов и людей, я сверг титанов, я…
– Ой, папа, будет вам! Когда это было-то? Пора уступать дорогу молодым. Красота спасет мир! Я самый великий бог! Я один из немногих, кого ещё помнят смертные. Со мной сравнивают прекраснейших из людей. Моим именем называют космические корабли и сигареты! Меня все знают, твоё же имя на слуху только у библиофилов. Это я – величайший из олимпийцев. Мой это мандарин!
Арес, с налитыми кровью глазами и хищно раздувающимися ноздрями, напрочь забыв о словах Эриды, тоже вскочил со своего места.
– И мной! Мной тоже ракету назвали! Я самый великий, самый кровожадный и самый сексуальный! Меня выбрала прекраснейшая из богинь, отвергнув вас всех! Даже тебе, Зевс, она не дала! Мой мандарин!
– Это кто тут у нас вякает?! Да по тебе давно Тартар плачет! Ой, дождёшься у меня! – рявкнул на нелюбимого сына Зевс, задетый упоминанием о самом большом любовном фиаско в своей жизни.
– Так, – подал голос молчавший до этого Гермес, своим кадуцеем разводя в разные стороны сцепившихся богов. – Даже не буду напоминать вам, что Эрида дала мандарин мне. Тщеславие во мне не столь велико, как самомнение. Я и без этой безделицы знаю, кто тут самый великий. Но раз уж вам он, – Гермес подбросил мандарин в воздухе и тут же его поймал – траектория полета была сопровождена вожделенным взглядом трех пары глаз: Зевса, Аполлона и Ареса, – так нужен, будем действовать по старой схеме. Пусть смертный решает, кто из вас величайший.
– Ты уверен, что решение правильное? В прошлый раз это закончилось войной, потому что кто-то, – Гера грозно взглянула на Афродиту, – пообещал Парису прекраснейшую из смертных, забыв при этом упомянуть, что та давно замужем!
– Так, – вновь заговорил Гермес, – молния дважды в одно дерево не попадает, так ведь, папа? Поэтому если мы полностью воспроизведём события Первого Раздора, выберем то же место, тот же час, то авось пронесёт. Третью Мировую эта планета не выдержит. Перспектива эмиграции на Альфу Центавра меня лично не прельщает, там ветрено и загазовано. Я сейчас со скоростью мысли слетаю на Иду[20], посмотрю, что там да как, и чтоб без меня ни-ни!
