Куклы

Глава 1

Игрушечный медвежонок жалобно смотрел потускневшим чёрным пуговичным глазом, едва держащимся на одной ниточке. Второй глаз был утерян безвозвратно, лапа висела, грозя оторваться при малейшем прикосновении, набивка вылезала из распоротого живота, левое ухо отсутствовало. Миранда, привычно бережно держа медвежонка на руках, проткнула иголкой ткань и осторожно протянула её, крепче соединяя лапу с телом.
Наверное, давно бы уже было пора оставить это глупое занятие, но она не могла. После «детской комнаты» Роад ей казалось, что она в жизни не сможет смотреть на игрушки, особенно на кукол. Ошибалась. Брошенные игрушки по-прежнему вызывали чувство какой-то странной близости. Даже сейчас. Особенно куклы. Созданные по образу и подобию человека, они и напоминали ей людей, особенно маленьких детей. И невыносимо было смотреть, как маленькое изломанное тело валяется в грязи, пусть и оно было кукольным. Однако кукол было уже не починить…
Миранда вздрогнула. Старая детская история вновь всплыла в памяти.
Хмурая измученная женщина с забранными в строгий пучок светло-русыми волосами тянула за руку маленькую девочку, застывшую перед витриной магазина игрушек. При этом она что-то говорила дочери, но та не слышала. Строго говоря, она и сама неплохо знала всё, что скажет мать: «Всё равно тебе нельзя покупать такую куклу». И дело было даже не в цене, хоть игрушка и была довольно дорогой. Дело было в самой Миранде – мать боялась, что девочка быстро сломает куклу, ведь она так неосторожна… Но Миранда даже и не думала мечтать об этой игрушке. Ведь она была уверена, что игрушки живые, что у них есть свой характер, своя душа… И вряд ли такая кукла захотела бы жить у неё…
Не глупая красавица с выпученными голубыми глазами и золотистыми локонами в отвратительно-нежном розовом платье с бантиками и рюшечками. Нет. Кукла словно была живой, и девочке даже казалось, что она едва заметно улыбается, задумчиво глядя вдаль тёмно-зелёными глазами из-под игрушечных ресниц. Тёмные локоны были уложены в простую причёску – скреплены сбоку заколкой в виде бордовой розы в тон длинному бархатному платью. Аристократка, настоящая принцесса. Разве такая могла принадлежать такой девочке, как Миранда?
Этот вопрос был чисто риторическим. Поэтому девочке даже и не приходила в голову мысль, что вот однажды на Рождество она откроет подарок, а там… Поэтому всё, что ей оставалось – любоваться, да и то редко, под подгоняющие окрики матери…
А потом кукла исчезла с витрины и появилась у Сьюзен – девочки из дома напротив, одноклассницы Миранды. И не было зависти – ведь Сьюзен так красива, бледное лицо, большие голубые глаза, золотистые волосы… И две такие леди найдут о чём поговорить. И Миранда не завидовала – только бросала восхищённые взгляды на эту пару красавиц… И, сама не зная почему, дала чужой кукле имя – Эльза.
А однажды осенью, возвращаясь из школы, Миранда нашла Эльзу в одной из грязных городских луж. Разорванное и измазанное платье, сломанные рука и нога, отбитый нос, взлохмаченные и местами оторванные волосы… Но взгляд стеклянных глаз оставался по-прежнему гордым и задумчивым. Даже сейчас Эльза оставалась аристократкой. Хотя, быть может, просто у подобравшей её девочки было чересчур большое воображение…
Миранда прятала Эльзу от матери, да и вообще от всех. Конечно, руку и ногу уже было не восстановить, но под новым платьем, сшитым из купленного на карманные деньги атласа, недостатки не были так уж и заметны. Были у Эльзы и другие платья, сшитые из простой дешёвой ткани, но за них Миранде всегда было немного стыдно. Волосы куклы были вымыты, слегка подстрижены и убраны так, чтобы недостающих прядей не было заметно. Вот только нос невозможно было никак спрятать, за что девочка даже просила у Эльзы прощения. Она никак не могла относиться к ней как к собственной кукле, хотя, по сути, Эльза теперь принадлежала ей. Пусть Миранда всегда обращалась с игрушками, как с живыми, но эта аристократка была особой. Словно принцесса в изгнании, перенесшая много страданий и нашедшая приют у своей верной и покорной подданной…
Всё закончилось ранней весной, когда Миранда имела неосторожность вынести Эльзу на улицу. Ведь та так долго не была на свежем воздухе… Куклу заметила Сьюзен. И хоть она сама выбросила безнадёжно испорченную вредными мальчишками игрушку, такой поступок Миранды показался девочке возмутительным. И после непродолжительных дразнилок «Выбросили, а ты подняла!», «Помойщица!», «Неудачница!» те же самые мальчишки вырвали Эльзу из рук Миранды. Впервые в жизни девочка полезла в драку, но соперников было больше, и все они были сильнее… И всё, что оставалось Миранде – сквозь пелену слёз смотреть, как мальчишки разбивают Эльзе голову…
Детская память цепка на поразившие моменты. И даже через много лет они легко всплывают в памяти… Но ведь это только глупая детская история, ведь порой игрушки для нас – вовсе не игрушки, и порой… Но это детство, это только детство, а память погаснет так же, как и вспыхнула… Ведь из коридора уже зовут – пора идти. Взрослая жизнь не даёт времени вспоминать ничтожные детские проблемы.

Миссии с Кандой, пожалуй, были одной из самых неприятных вещей в Ордене. Хотя нет, скорее, самыми неприятными. Порой Миранде казалось, что она лучше бы ещё десяток раз побывала в удушающих «объятиях» Страсти Ноя, чем пять минут рядом с мечником. Нет, в бою с ним было довольно просто, против того, чтобы сражаться одному, брюнет вовсе не возражал, а неудачница пусть защищает других, главное, чтобы под ногами не путалась, и чтобы её защищать не пришлось… Если последнее всё-таки случалось, Канда просто зверел и находил не один повод наорать на немку, и бедная Миранда втайне жалела, что акума не успел раньше японца… Ведь она никогда не просила об этом – Канда сам, матерясь, бросался ей на помощь, после высказывая всё, что о ней думает. Наверное, пора бы было уже привыкнуть, как привыкли все остальные, но она не могла. Измениться было не так-то и просто…
Однако в этот раз «досадного недоразумения» не произошло, и Канда пребывал пусть и не в лучшем, но хотя бы в молчаливом настроении, а Миранде большего и не надо было. Однако разозлить японца легко было практически в любой миг, поэтому девушка прилагала все усилия, чтобы не раздражать мечника. Просто тихо сидела в углу у окна, ни о чём не спрашивая и стараясь не привлекать внимания японца. Канду это вполне устраивало, поэтому в этот раз он не обращал никакого внимания на неудачливую спутницу. А Миранда, делая вид, что дремлет, сквозь полуопущенные ресницы тайком наблюдала за мечником.
Честно говоря, подобное поведение казалось ей немного нескромным с её стороны, но она просто не могла удержаться. Японец завораживал её всем своим видом, казался ей не человеком, ведь разве могла породить обычная земная женщина такое совершенство? Идеальное тело, огромная сила, невообразимая ловкость и гибкость, холодная и чарующая красота… Разве мог он быть создан из того, из чего и все остальные люди, она, например? Конечно, подобные мысли всегда казались ей невообразимо глупыми, но разве она не идиотка, разве…
Но оторвать взгляда она всё равно не могла.
Но слова «любовь» не существовало.
Любила, к примеру, Линали. Тайком сбегая по вечерам в библиотеку, варварски даря свой изумительный кофе ещё кому-то, кроме брата, отбирая книги и притворно сердясь на преувеличенные ухаживания. Даря свои первые поцелуи и признания. Она любила.
Любовь несовместима со страхом. Любовь всегда предполагает взаимность. Любовь – это не преклонение и не покорность. Иначе она становится бессмысленной и бесплодной. Иначе она получает другое имя – страдание.
Хотя, строго говоря… «Любовь» — навязшее в зубах слово, неизвестно что обозначающее.
— Какого чёрта ты пялишься на меня?!
Вздрогнула и сжалась, уткнувшись взглядом в пол. Хотя какого чёрта она вообще смотрела на него, старательно стараясь это скрыть?
Вопрос был чисто риторическим. Она всё равно не ответит, только и будет лепетать какие-то извинения и оправдания, стараясь скрыть так не вовремя показавшиеся предательские слёзы. Хотя… не всё ли ему равно?
Нет, не всё равно. Бесит.

А она так и была куклой. Игрушкой дешёвого уличного театра, которую за верёвочки дёргал умелый кукловод. Дёрг, дёрг, дёрг. Увольнения, Роад, Орден. Миссия, миссия, миссия. Дёрг, дёрг, дёрг. Сама ли она управляла судьбой? Да был ли хоть когда-нибудь у неё хоть какой-то выбор?
Только один – жить или умереть. Миранда выбирала первое. А больше ничего. И неведомый кукловод вновь дёргал за ниточки страха, долга и неуверенности. И, покорные невидимым нитям, подкашивались ноги…
Порой в буквальном смысле.
Что случилось в этот раз, чёрт знает. То ли пол был слишком скользким, то ли какой-нибудь искатель уронил дурацкую корку, то ли просто нелепый страх чёрной кошкой бросился под ноги… Но Миранда упала совсем рядом с Кандой, направлявшимся к столу с подносом в руках. Инстинктивно пытаясь хоть за что-то уцепиться, девушка умудрилась ухватиться за этот самый злосчастный поднос…
Удар подноса об пол, дребезг разбитой чашки, глухой стук палочек, мягкое шлёпанье разлетевшейся лапши и гробовое молчание…
— П-простите, пожалуйста, простите! Я сейчас… Я уберу… Я… Простите, пожалуйста, я не хотела… — Миранда поспешно бросилась собирать осколки и рассыпанную собу, неловко бросая всё на поднос. – Простите…
Занесённая над головой девушки рука дёрнула за привычные ниточки: Миранда сжалась в комок и зажмурилась в ожидании удара… Однако почувствовала лишь лёгкое прикосновение к волосам. Несмело приоткрыв глаза, девушка увидела, как Канда бросает горсть собы на поднос к осколкам, и почувствовала, как по лицу течёт что-то холодное, похожее на остывший бульон… Несмело подняв руку, девушка нащупала на своей голове ещё пару полосок лапши…
— Идиотка.
Ещё одна ниточка, заставившая склонить голову. Он прав. Что может быть глупее и нелепее, чем опрокинуть чужую лапшу себе на голову?
Удаляющиеся шаги. Чьи-то ещё, рядом. Голос, даже не узнаваемый сейчас:
— Успокойся, Миранда. С кем не бывает? Давай помо…
Но неведомые нити с безумной силой тянут прочь, подальше отсюда. Уйти, запереться и зареветь, подальше от чужих глаз.
Тук-тук.
— Миранда, я знаю, что ты здесь. Открой… — Пауза. – Миранда, хватит. Ты ни в чём не виновата. – Ответа нет. – Перестань прятаться, выходи. Миранда! – Тишина. – Ну это же Канда, ты что, не знаешь его?
А ведь не знает. Ничего не знает.
Ещё пять минут уговоров, каких-то слабых угроз, упрашиваний… Но дверь остаётся запертой. И Линали уходит, так и не добившись ничего. Ещё раз… Ещё… Но из комнаты целый день – ни звука.
Проходит ещё полчаса и раздаётся резкий стук в дверь и сильный толчок. Но дверь заперта, по-прежнему. По другую сторону двери раздаётся холодный и резкий голос:
— Хочешь, чтобы я выбил дверь?
Нет, он не при чём. К двери Миранду по-прежнему ведёт ниточка страха.
Канда входит, грубо оттолкнув её, и прислоняется к стене, скрестив на груди руки. Миранда закрывает дверь, но так и боится повернуться к нему лицом.
— Я пришёл только потому, что Линали не отвязывалась.
Ах, ну да. Почти как сестра, единственная, пожалуй, кто может уговорить Канду хоть на что-то… Даже на тот идиотизм, который сейчас происходит в комнате Миранды. Она вообще требовала извиниться, вот только непонятно, за что. Хотя Канда делать этого не собирается.
— Какого хера ты целый день торчишь в комнате, и с какой это радости я должен заниматься тобой и упрашивать тебя выйти? – кипевшее ещё с утра дикое раздражение наконец-то находит выход.
И услышать тихое:
— Простите…
— Ты хоть знаешь какие-нибудь другие слова?! – хочется сорваться и наорать на эту дуру, послав её ко всем чертям. – Мне абсолютно плевать, можешь жалеть и унижать себя хоть неделями, но нахрена меня в это вмешивать?!
Он не причём, он совсем не при чём… Но страх не даёт Миранде ответить, сказать то, что действительно важно…
А Канда… Да он и сам не знает, какого чёрта он пришёл. Ведь ему плевать. Нет, не плевать. Бесит. Даже не её неуклюжесть и неловкость. Бесит вот этот забитый взгляд, эти слезинки в уголках глаз, этот дрожащий голос… Бесит.
— Я не хотела… Извините…
Господи, как же страшно… Ниточки обвились вокруг тела, сжимая, не давая двинуться…
— Прекрати трястись. Бесит уже. Я ничего тебе не сделаю, не бойся.
— Я не боюсь…
Мда, такого Канда точно не ожидал… Но как противоречат эти слова этой сжавшейся в страхе фигуре.
— Да неужели? – вкрадчивый ехидный голос. И в следующую секунду сильные руки крепко прижимают Миранду к стене, разрывают ткань платья… А она только крепче зажмуривает глаза, чтобы не видеть этого холодного, откровенно презирающего взгляда, только сжимается в страхе перед болью… Горячее дыхание непозволительно близко, над самым ухом раздаётся голос:
— Дура. Всё ты врёшь. Не боялась бы – вмазала бы уже давно. Коленом между ног. Хоть бы не обманывала…
И руки отпускают её, даруя свободу, а она изо всех сил пытается восстановить дыхание… А Канда уже у самой двери бросает, не оборачиваясь:
— Ещё раз Линали прибежит с такой просьбой – убью. Поняла?
— Поняла.
Японец удаляется, а Миранда, вновь заперев дверь и снимая разорванное платье, вдевает иголку в нитку и принимается за шитьё, стараясь не думать…
Нет, она не может принадлежать ему. Слишком разные они. Она не нужна ему.
О том, что он нужен ей, она даже не подумала.

Нельзя бояться. Нельзя. Нужно порвать эти ниточки. Хотя бы страх, хотя бы его. Ведь всё страшное уже закончилось. И Миранда выходит от Чаоджи, продолжая пытаться не смотреть на его руки, где ниже локтя – ничего. А Кроули – на кровати рядом, и всё ещё не пришёл в себя… И, остановившись перед дверью, пытается унять колотящееся сердце. Ведь не страшно. Ведь она только хочет взглянуть, всё ли в порядке…
Он всё так же сидит на кровати, глядя в одну точку. Лишь чуть скашивает глаза на вошедшую, но взгляд остаётся неизменно безразличным. Бинты с правой руки сползли, обнажая жуткую, до сих пор не закрывшуюся рану. Хуже, теперь они закрываются гораздо хуже.
Миранда не может на это смотреть. Она осторожно присаживается рядом и тихонько берёт его руку.
«Не бойся».
Разматывает бинты и накладывает повязку по новой, предварительно обработав рану. Матрона, конечно, рассердится, но раз уж Миранда на ногах, то почему бы ей не помочь тем, чем она может?
Канда не сопротивляется, только слегка шипит, когда рану начинает щипать. Но — не двигается. Но – молчит.
Порой Миранде кажется, что это не он. Не тот человек, которым она так самозабвенно любовалась, подвергая себя риску. Словно что-то безвозвратно сломано внутри него…
Куклу починить сложно. А возможно ли починить человека?
— Канда…
Не удостаивает ответом. Впрочем, как и всегда. Но… не так.
А волосы спутаны и сбиты, не расчёсаны уже несколько дней. Пожалуй, это самое непривычное – не видеть привычного аккуратного хвоста… И Миранда, чуть несмело улыбнувшись, достаёт расчёску и пытается провести ею по спутанным волосам…
— Сам в состоянии, — и расчёску вырывают из рук.
Девушка заливается краской и выскакивает из палаты, а Канда задумчиво вертит в руках расчёску, думая о… ней, этой неудачнице.
Какого, казалось бы, чёрта? Теперь уже всё равно. Теперь уже тупик. Война закончилась, тот, кого он искал, найден… Теперь уже всё равно. Пусто. Плевать.
А она… какого чёрта она приходит сюда каждый раз, пытается чем-то помочь, что-то сделать, говорит о каких-то глупостях…
Бесит.
И это, пожалуй, единственное, что осталось от прошлой жизни. Что напоминает, что он ещё жив.
Бесит.

— Миранда!
— Да, Смотритель, вы что-то хотели?
Тяжело смотреть ему в глаза. Впрочем, смотреть на младшего историка было не легче. Но у рыжего есть ещё путь – забыть всё ненужное, лишнее, ведь они всего лишь строки… И она была всего лишь строкой, вот только сердце болело… Но теперь он ушёл, и наверное, ему легче на очередной войне в чёрт знает каком углу земного шара… А Комуи привязан. Тоже, как кукла, за ниточки. К Ордену, к научному отделу… А что одна ниточка порвалась…
— Миранда, — шёпотом говорит Комуи. – Слушай внимательно. Я сам не могу сказать, меня не пускают к Канде… Но его собираются устранить, возможно, совсем скоро. Сама понимаешь, ему не дадут уйти, он единственный второй экзорцист, единственный, кто действительно что-то знает обо всём этом… Никто не хочет, чтобы это выплыло наружу. Передай ему, что ему нужно уходить, пока его не заперли где-нибудь… или не убили, что, пожалуй, было бы даже лучше, чем первое…
— Хорошо, — кивает Миранда, всё-таки находя в себе силы поднять взгляд и читая в глазах Смотрителя такое знакомое беспокойство за своих «детей»… И только несколько седых прядей в чёрных волосах напоминают о том, что и у него есть личная боль. Что он остался один.
Канда выслушал её внимательно, коротко кивнул, показав, что принял к сведению. Однако своим решением делиться с ней он не был намерен, поэтому просто грубо спровадил её из комнаты. Всё-таки она бесила.
Конечно, теперь уже было всё равно. Теперь уже было плевать. Но… до сумасшествия, до одури хотелось выбраться отсюда, чтобы не видеть их. Конечно же, его никто не выпустит. Он ценен, он слишком много знает…
Он кукла, созданная людьми во имя Бога. Идеальная, универсальная машина для убийства. Вот и всё. Поломанная, покорёженная, но ещё живая игрушка…
Игрушка.

— Какого чёрта? – Канда старался говорить как можно тише, хотя так и хотелось орать. – Нахрена ты за мной увязалась?!
— Я не хочу оставаться, — тихо, но твёрдо ответила Миранда. – Я пойду с тобой. Обузой не буду. К тому же ты был сильно ранен, и если что, я могу помочь…
— Я не нуждаюсь в твоей помощи. Уходи! – в ход пошёл более весомый аргумент – Муген, но Миранда только печально улыбнулась, скосив глаза на острие, приставленное к горлу:
— Я не боюсь.
Бесит. Другая. Изменилась. Выросла. Но по-прежнему бесит.
И теперь она действительно больше не боялась. Поэтому и пошла за ним.
Не для себя. Для него.
Она ему нужна. Нужна хоть немного.
А он, наверное, тоже ей нужен. Только думать об этом некогда.

Их всё-таки нашли.
— Уходи.
Который раз она слышала эту фразу…
Спрятаться уже было невозможно – они были уже совсем близко. Бежать уже было некуда.
— Ты им не нужна. Уходи быстрее, пока тебя не заметили.
Он спокойно стоял посреди поляны, обнажив меч. А она пряталась за одним из деревьев по его приказу. Но больше слушать его она не собиралась.
— Нет.
— Дура. Всё равно ничем не сможешь помочь.
— Пусть.
Сейчас она не уйдёт. Нелепо, глупо, отвратительно быть такой эгоистичной, но... Ведь она и вправду не может ничем помочь. Это сильнее её. Кукловод всё-таки довёл свою непутёвую героиню до последней сцены её пьесы. Нет, двух. Двух кукол из разных историй свели в конце ниточки судьбы, перепутавшись между собой при помощи слов «Не боюсь» и «Бесит».

Всё закончилось ранней весной. Кукловод обрезал последнюю ниточку, и прямая и гордая фигура, покачнувшись, рухнула в снег. Взгляд тёмно-синих глаз упал на изломанную женскую фигурку, неподвижно лежавшую на уже не тающем вокруг неё снегу. Карие глаза были устремлены в небо, словно в надежде отыскать там того самого кукловода, однако, видимо, так и не нашли его, не поняли… А может, она опять видела над собой тяжёлый сапог одного из мальчишек, разбивающий ей лицо, в то время, как остальные пытались вырвать куклу из её рук… Осталась. А ведь он её предупреждал…
Бесит.
Взгляд тёмно-синих глаз остановился.
Две тёмные фигуры. Две изломанные куклы на рыхлом снегу. И совсем скоро от них останется лишь пепел… Сломать куклу просто, уничтожить – тоже. Починить – сложно.
А эти ниточки… распутаются ли они или так и останутся навек связанными… Или наконец-то исчезнут, освободив две души…