Почему Гарри убил Тома

Глава 1

Меня во многом упрекали. И в том, что был марионеткой Дамблдора, и в том, что не умел настоять на своём, и в том, что повёлся на дешёвую пропаганду и патетику. Но знаете что? Пошли вы все... куда подальше. Потому что никто из вас, ни один гриффиндорец или слизеринец, ни один Феникс или Пожиратель, никто в вашем грёбанном волшебном мире и понятия не имеет, почему я на самом деле так мечтал грохнуть старину Риддла.

Вы что же, всерьёз поверили, что тощий очкастый неудачник, не видевший от этого мира ничего хорошего, так уж хотел сразиться с величайшим чёрным магом своего времени? Что он ринулся защищать «добро» и «справедливость»? Или, может, вы поверили одной немытой носатой скотине, утверждавшей, что я жить не могу без дешёвой славы? Помилуйте! Для того, кто десять лет был изгоем и вечным козлом отпущения, самое большое желание – больше никогда и никаким образом не привлекать к себе повышенного внимания.

А, постойте, кажется, я догадался… Вы, должно быть, решили, что я верил в свои силы и избранность? Вынужден вновь вас разочаровать. Я прекрасно понимал, что не может быть ничего выдающегося в пареньке, который и после недели упорных тренировок не мог превратить спичку в иголку, тогда как даже пустоголовая блондинка Браун осилила этот элементарный трюк.

Итак, я не стремился стать защитником справедливости, не желал восхищения окружающих и не верил в свои силы. Что вы на это скажите?

О, я предчувствую ваше следующее неуверенное предположение. Месть. Что ж, отчасти это могло бы быть правдой. Ведь, в конце концов, за свою неудавшуюся жизнь во многом я должен благодарить Волдеморта. Так что причины для мести, безусловно, есть. Но если разобраться, я должен желать отплатить очень многим. Дамблдору, за то, что отдал Дурслям и держал меня под плотным колпаком все шестнадцать лет с момента гибели родителей. Хагриду и МакГонагалл, за то, что позволили ему это. Люпину, который не появлялся в моей жизни двенадцать лет, и не собирался объявляться и дальше, если бы не просьба директора. Блэку, который в первую очередь решил отомстить за мёртвых, а не позаботиться о живых. Снейпу, который привёл моих родителей к смерти, а меня к Дурслям, и ещё смел обвинять и ненавидеть Гарри Поттера. Всем тем магам, равнодушным, беспечным, эгоистичным, которые позволили произойти дерьму в моей жизни, и не вмешивались. Которые клеветали, сплетничали, перетирали мою жизнь, и бесконечно чего-то от меня ждали. Да-да, все вы, господа волшебники! Во всяком случае, те, кто радовался исчезновению Того-Кого-И-Т-Д. Вы виноваты. Но я не мщу вам – почему? О, не кривите физиономии, не собираюсь я толкать пафосных речей! На самом деле, всё очень просто – я хочу жить. Когда столько раз находишься на волоске от смерти, начинаешь ценить свою жизнь, такой, какая она есть. И я прекрасно понимаю, что происходит с идиотами, которые решили воевать против всех. Откровенно говоря, я бы с радостью свалил куда-нибудь в Македонию, лишь бы не встречаться и с Волдемортом, но…

Так что, у вас больше нет идей? Я уверен, в самом скором времени появятся – в конце концов, вы всегда были горазды на выдумки про Мальчика-Который-Выжил. Но уверяю вас, едва ли вы приблизитесь к правде, даже если придумаете ещё сотню вариантов. Ведь я умудрился скрыть это и от Снейпа на уроках оклюмменции, и от Дамблдора на задушевных чаепитиях. Ни внимательная Гермиона, ни навязчивый Рон, ни даже сам Его Темнейшество – никто ничего не знает. Но сегодня, сейчас, в это мгновение я распахну завесу тайны. Дробь барабанов…

Всё дело в шраме. Проклятая отметина! Хотя сейчас, зная о хоркруксах, можно с уверенностью винить кусок гнилой души Риддла. Вы, наверное, слышали о видениях и головных болях Неуравновешенно-Избранного? Если нет, советую почитать Пророк за 95 год – там вы найдёте массу любопытной информации. Так вот, головные боли и видения – это загадочно и интересно. А дикая слабость, липкий пот, кружащаяся голова, непрекращающийся понос и постоянное желание блевать – не очень. Ну, так как вам откровение? Смешно? Или вы недоверчиво качаете головой? Считаете, что я издеваюсь над вами? Отнюдь. И знаете, это совсем не смешно – я говорю вам это безо всякой обиды. Мои приступы начались задолго до возрождения Волдеморта и даже задолго до того, как я вообще узнал о его существовании. Мне тогда было восемь, и я уже достаточно хорошо знал Дурслей, чтобы не идти к ним со своими проблемами. Я тогда сбежал от одноклассников на пустырь за городом, и намеривался скоротать там время до ужина. И где-то в час пополудни меня скрутило. Дикая, просто ослепительная боль в голове – как будто кто-то с размаху всадил в виски по грубому сверлу и немедленно стал прокручивать. Прошло это минут через двадцать, и я обнаружил себя лежащим на земле, всего в слезах и соплях, громко подвывающим. Мой собственный вой напугал меня до полусмерти – я вспомнил, что так выла чья-то собака, которую облил кипятком пьяный старшеклассник, – но заставить себя замолчать я не смог. Так и рыдал ещё минут десять, пока не обрушилась новая напасть – неудержимо потянуло блевать. Я сдерживался изо всех сил, зажимая рот обеими руками, и смог таки успокоить желудок. Не знаю почему, но во время этих приступов я всегда пытаюсь сдерживать рвоту, хотя ничему другому не противлюсь – просто сил не хватает. Тогда, в первый раз, я сдержался, и даже отчасти горжусь этим. Хотя это не помогло. Теперь-то я знаю, что ничего не может помочь – никакие таблетки, зелья или заклинания. Ну а в тот первый раз меня стало морозить, и накатила дикая слабость – я не мог подняться, всё кружилось перед глазами, и казалось, оставшиеся силы кто-то начинал выкачивать насосом. Свернувшись калачиком, я наполовину задремал, наполовину потерял сознание, всё равно продолжая чувствовать одуряющую боль. Пришёл в себя от того, что обделался жидким поносом, и мне было настолько хреново, что я даже не почувствовал смущения или брезгливости…

В общем, это был кошмар. Что бы там не думали мои друзья про жестокое обращение со стороны Дурслей, те никогда меня не избивали. Да, лишали порой еды или запирали в чулане, да, заставляли много работать и порой даже отвешивали пару крепких подзатыльников, но я ничуть не походил на тех искалеченных жертв домашней тирании, которых показывали по телеку. Так что настолько плохо мне было впервые. Более-менее очухавшись часам к десяти вечера, я заставил себя искупаться в небольшом холодном водоёме, который находился неподалёку. В воду я залез прямо в одежде, сняв только старые кроссовки, особенно тщательно прополоскал штаны, и побрёл домой, так быстро, как мог. Надо было видеть разгневанное и чуть обеспокоенное лицо Петуньи, когда ненавистный племянник заявился домой почти в полночь, мокрый, едва стоящий на ногах, и не способный выдавить двух слов в своё оправдание. Короче, поскольку я ничего не рассказал дорогим родственничкам (они бы с большей вероятностью выгнали меня вон, чтобы, не дай Бог, я не заразил какой-нибудь пакостью их Дадлика, чем оказали помощь), Дурсли решили, что я покатился по дорожке отца и уже сейчас становлюсь алкоголиком. Я не спорил, хотя пришлось выслушивать ругань и нотации ещё два месяца. И, разумеется, я был наказан, хотя это тогда меня вообще не беспокоило. Я лишь очень боялся умереть, и надеялся, что такого больше не повториться.

Напрасно. Следующий приступ свалил меня через четыре месяца. Третий – ещё через полтора. А потом это начало происходить каждый месяц. Обычно за три дня я начинал чувствовать приближение приступа. Так что к одиннадцати годам я уже ни раз и не два забирался на самые высокие крыши города, готовясь сброситься вниз, лишь бы не испытывать этого кошмара вновь и вновь. Впрочем, каждый раз мне не хватало на это духу.

Не стоит говорить, насколько обманул мои ожидания магический мир. Со всеми этими чудесами, со столом, в мгновение ока превращённым в свинью, с зельями, «способными одурманивать разум и порабощать чувства»… И Снейп ещё бесился, что я не воспринимал всерьёз его зелья-дурелья! Ни одно из них, купленных в аптеке или в больнице Святого Мунго, или даже из-под полы в Лютном, не помогло. Любой лечебный состав, все обезболивающие, даже дорогие и опасные наркотические зелья, ничто не устояло перед приступами. Более-менее ситуация прояснилась после откровений Дамблдора про шрам и мою связь с Волдемортом. Ну а когда я просмотрел воспоминания Снейпа и узнал, что мне придётся пойти на смерть, то почти не испугался. Почти. Я только чувствовал бесконечное разочарование и тщету всего вокруг и своего существования в первую очередь. В самом деле, Дамблдору вовсе не было нужды так плотно контролировать моё воспитание – к восемнадцати годам я был готов не только подставится под чужую Аваду, но и лично пустить себе взрывное в голову – лишь бы тварь, пытающая меня всю мою жизнь, сдохла, наконец. И теперь, будучи, наконец, свободным, я говорю вам, критики и недоброжелатели – умойтесь своими претензиями. Потому что я – живой, а всё остальное – пыль под ногами!