Глава 1A-Hole
When I came home my stuff was on the lawn.
I thought she was happy, but I was wrong.
The note she left it took me by suprise,
Said I’ve turned into, some other guy.
The things she said she gave up for me
She says it was a waste of her time.
Путь по Нью-Йоркским улицам был тяжел, приходилось то и дело уворачиваться, поспешно сходить с намеченного пути. А по-другому и нельзя, когда тебе на встречу несется какой-то ненормальный, теряя на пути, наверное, важные бумаги, держа между щекой и плечом сотовый и все время поглядывая на наручные часы. Современный Белый Кролик, да и только. Наверняка ведь тоже куда-то опаздывает. С этими пробками успеть куда-то просто нереально.
А, вот, наконец, и родной газон, ухоженный, с несколькими клумбами и раскидистыми фруктовыми деревьями. Мои мучения все же закончены, и я смогу отдохнуть от этих сумасшедших офисных тараканов, желающих поживится остатками моего терпения и хоть какой-то любви к работе.
Насвистывая что-то себе под нос, успешно игнорируя недовольный взгляд какой-то старушки на такое, я уже замечтался о вкусном ужине, несомненно, уже приготовленном для меня Ольгой. Беспечно протянув ладонь к дверной ручке, я только тогда заметил всей своей близорукой остроглазостью странные яркие пятна на траве под окнами и даже на деревьях. Инопланетяне все же прилетели, что бы забрать Тони? Но он ведь остался в моем доме в Вашингтоне. Для верности сняв очки и протерев их, я ещё раз осмотрел двор, но существенных изменений не наблюдалось. Подойдя к первой попавшейся красочной кляксе, я внезапно застыл, глупо уставившись на новенькие джинсы, которые только неделю назад купил себе из-за профнепригодности старых. Пока я не мог сдвинуться с места, на мою голову, красиво расправляя рукава-крылья, спланировала яркая толстовка, окончательно лишив меня возможности хоть что-то видеть. Интересное, однако, кино.
Решив собрать вещи позже, а сначала разобраться с эпицентром катаклизма, а для начала и выяснить, кем или чем он является, я уверенным шагом направился в свой собственный дом, который, похоже, решил меня выжить.
Медленно войдя в жилище, словно опасаясь, что ещё что-то чего доброго свалится мне на голову, я уже направился к лестнице, как вдруг громко хлопнула дверь на втором этаже. Спустя несколько секунд на ступеньках показалась Черненко с каким-то, с виду дорожным рюкзаком и, одарив меня усталым взглядом чуть прищуренных голубых глаз, пустилась вниз и на миг остановилась.
— Записку найдешь наверху в своей комнате. Извини уж, не имею желания с тобой разговаривать, — украинка передернула плечами и опрометью выскочила на улицу, прикрыв за собой дверь. Все становилось ещё более ненормальным, все более не похожим на идеальный вечер влюбленной пары в моем представлении.
Необъяснимое чувство, интуиция, наверное, которая никогда у меня исправно не работала, подсказала не идти вслед за девушкой, а направляться в указанное ею же место. Потирая виски, что бы заглушить головную боль и рассеять сумасшедшие мысли, я медленно зашагал на второй этаж, то и дело обминая различные предметы гардероба. Преимущественно, мои.
В комнате было не лучше, если не хуже. Шкафы все открыты, полки вытянуты, кровать разворочена, окно распахнуто настежь, впуская словно оживший ветер, который сам выбирал какую футболку шарпнуть и делал ситуацию только хуже. Мимо меня внезапно пролетела какая-то бумажка, точнее жалкий её обрывок, исписанный чьим-то размашистым почерком. Кто-то явно спешил.
Проворно поймав записочку, я начал небрежно читать, считая, что это очередное мое творчество с одного из собраний Большой Восьмерки. На них ведь так скучно. Но почерк оказался не мой, да и содержание…
Что бы слышать свой голос, уверяясь, что я ещё не окончательно обезумел, потерял рассудок, начал читать вслух:
«Дорогой Альфред.
Нет. Альфред Джонс,
Прости, конечно, что ухожу так, но мне это все, знаешь ли, осточертело. Не знаю, почему так или из-за кого, но ты превратился в жалкое паразитирующее существо, питающееся моими нервами, не желающее ничего делать, а взамен получать все земные блага. Я не кухарка и не уборщица, как ты, похоже, считаешь, и поэтому работать прислугой у тебя я не нанималась. Я жертвовала временем и качеством общения с братом и сестрой ради твоей ленивой личности, но я вижу, что это никому не нужно. Так и я не намерена продолжать. Мне надоело, Америка.
Bye, sincerely somebody others, Olga*».
Guess I don’t really know, what I was thinking.
Would’ve thought we would float, but we kept sinking.
Things were so good.
But you were in love, with some other guy.
He looked just like me, but I make you cry.
You know I don’t mean to, no
You know I don’t mean to.
I’m just an asshole sometimes.
Странное ощущение. Никогда бы не подумал, что буду впутан в такую неприятную историю, как эта. Ещё вчера все казалось таким радужным, правильным, хотя брешь в «идеальном мире» была уже четко видна. Всем, да только не мне. Воспоминания моих обидных слов в её адрес, на счет её прошлого и Олиных слез по этому поводу как-то слишком быстро исчезали с моей памяти, стираясь её радостными улыбками утром. Ещё стремительней исчезали с головы сцены крепких пощечин Черненко и бунтов, когда она уезжала к себе или к Беларуси. Знала ведь, что я туда и шагу не ступлю.
Эти наши отношения, похоже, ещё с самого начала были пропащими. Ей после всего нужен был кто-то надежный, преданный, ответственный, способный сдержать себя. И все это черты характера прямо противоположные моим. И нечего разводить нюни и распространятся об этом с таким философским пафосом, который и любит-то в таких случаях лишь Бонфуа. Эта украинка была чем-то светлым в моем прогнившем мире, а я сам выжил её отсюда, оттолкнула, причем весьма болезненно, от себя.
Бросаю бумажку, к которой у меня внезапно возникло какое-то отвращение, подхожу к все ещё распахнутому окну. Не для чего, правда. Может, что бы уверится, что вещи не улетели вслед за птицами, а, может, что бы освежить пылающее от гнева и обиды лицо. Но не помогло. Взгляд сам, заметив что-то определенно мне необходимое, сфокусировался на тротуаре сразу возле калитки из дома. К ней подъехал черный автомобиль и из него, кто бы мог подумать, совершенно глупо улыбаясь, как умеет только он, выходит мой ненаглядный братец. По моим меркам, это совершенно неинтересный экземпляр мужского пола подвида – хилые, к тому же, на самом деле, совершенно не похожий на меня, красавца и героя. Но он безо всяких препятствий целует мою девушку, правда, уже бывшую, на что она отвечает, обхватив руками его шею. Затем он забирает Олины вещи и кладет их в багажник. Украина, позволив ему все это сделать, оборачивается к дому и как-то рассеяно смотрит. Наверняка меня заметила. Но Черненко тут, же приходит в себя и, пожав плечами, небрежно махнула мне, садясь возле Мэтта на передние сидение. Замечательно. Я, конечно, понимаю, от меня она много натерпелась, да и с Канадой её много чего связывает, но что бы так… Похоже, я в очередной раз проиграл и падает мое геройское самолюбие все ниже.
I never saw myself as being alone.
And maybe that was my problem, cuz now she’s gone.
And I can’t help but think of how things could be.
And I hope she’s happy, happy without me.
And all the things she gave up for me,
I took for granted time after time.
От какой-то необъяснимой тяжести во всем теле мне захотелось сесть и желательно не двигаться до конца дня. Но, спустившись обратно на первый этаж и включив в гостиной телевизор, я медленно, не в силах нормально шагать и соответственно безбожно шаркая по новенькому линолеуму, поплелся на кухню. Наверное, холодильник у меня больше, чем весь шкаф с одеждой, так как вкусно поесть – это моя таенная слабость. Но, только я успел заглянуть в него, меня тут, же перекосило, а глаза жадно уставились на цветастую тарелку со щавелевым борщом, сваренным Ольгой ещё утром. Желание вообще есть окончательно пропало, так и толком не сформировавшись после всех событий. Нет, нужно отдать украинке должное, готовит она очень вкусно, а, что для меня главное, сытно, но мне было крайне обидно и неприятно смотреть на то, что сделала она.
Ещё с минуту тупо простояв у холодильника, который тут же начал издавать какие-то звуки, предположительно мелодию, оповещая, что его пора бы уже закрыть. Недолго думая, я схватил все ту же кастрюлю, ногой закрыл дверку, лишь бы этот агрегат заткнулся, и, словно никакой слабости и апатии не было, вскочил прожогом в ванную комнату и вылил весь борщ в унитаз. И только тогда осознал, что это была еда, а теперь мне остается давиться гамбургерами. Чертыхнувшись пару раз, я вернулся на кухню, со злостью бросил емкость в раковину, так как посудомойку ещё открывать надо, и, вытащив баночку колы, а затем и ещё одну, из холодильника, поплелся в гостиную. Там телевизор уже вещал о сдвигах почвы в Колумбии и визите Елизаветы II в Дублин. Вот уж старушке не сидится.
Делано хмыкнув, я и сам ощутил всю эту гнусность притворства перед самим собой. Все же, я всегда был конченым эгоистом, и теперь это отобразилось и на моей личной жизни. Никогда не мог даже подумать, что буду один, что не кому будет позвонить. В душе негатив я не держал никогда и выплескивал его на окружающих. Так мне было проще жить. Видимо, Ольге это надоело, её и своих проблем хватает.
А какие же грандиозные у меня были планы! Но я их сам втоптал в землю своей недальновидностью и примитивностью. Надеюсь, хоть с ним она счастлива, хотя я и не уверен, что в случае моей встречи с братом я не разобью ему лицо в кровь. Самобичевание самобичеванием, но СВОЕ я отдавать не привык.
Guess I don’t really know, what I was thinking.
Would’ve thought we would float, but we kept sinking.
Things were so good.
But you were in love, with some other guy.
He looked just like me, but I make you cry.
You know I don’t mean to, no
You know I don’t mean to.
I’m just an asshole sometimes.
Делаю глоток колы слишком резко и захожусь в приступе кашля, склоняясь в три погибели над полом. Черт. На самом деле хочется чего-то покрепче, гораздо. Но завтра у меня нет возможности со страдальческим видом пластом лежать в кровати и хронический алкоголизм на почве неполадок в личной жизни откладывается на неопределенный срок. Какие, черт возьми, пафосные слова я, оказывается, знаю. Нужно будет попробовать выражаться так на собраниях. Может, хоть уважать начнут.
Искривляю губы в неестественной ухмылке и с приглушенным вздохом взгромождаю ноги на журнальный столик, откидываясь на спинку дивана. А кола, следуя моему желанию, приобретает вкус крепкого виски с хмельным эффектом. Знаю, это все самовнушение или же прозаичное безумие, но мне нравится это ощущение отстраненности от внешнего мира и его бренных проблем. Скоро стану таким же старым маразматиком, как мой бывший опекун и буду этому рад. Хорошо хоть Тони все видят.
Но сигнал какой-то машины с улицы выдергивает меня из глубин подсознания и вынуждает вернуться в реальность. Я хмурю брови и со всей злостью и обидой на некую Черненко сжимаю в ладони неповинную ни в чем жестяную банку, что жалобно трещит от такого напора. Как же она осмелилась? Мне всегда казалось, что Ольга не способна перечить, особенно мне, хотя и достаточно часто плакала от моих поступков, слов и неосторожных пощечин. Да, я имел наглость даже поднимать на неё руку в порыве ярости. Это, конечно, происходило раза два и дальше пощечины не заходило, но… Я вечно был ревнивым и любые поползновения Франции или других, а что ещё хуже упоминание её прошлых отношений, заканчивались моими нотациями и её истерикой. Чаще, правда, она отвечала такой же внушительной оплеухой и закрывалась в комнате, но на утро уже готовила мне кофе и целовала в щеку на прощание. Честно говоря, никогда не понимал, когда её сравнивали с малышкой Лихтенштейн. Я в ней видел хитрость, увертливость Бельгии и сопротивление любому натиску или посягательству на самостоятельность Венгрии. А в некоторых случаях не занимать ей и хладнокровия и жесткости Беларуси. Просто она умеет обезопасить себя образом хрупкой и чувствительной и на это ведутся все. Она достойна восхищения.
Я был слишком уверен в хорошем протекании наших отношений, чтобы заметить её раздражение и усталость всем этим. Она терпелива, но на слишком большое ущемление своих интересов не пойдет. Но это все эта чертова украинка виновата, да. Ольга такая импульсивная, требовательная и не любящая, когда ей указывают! Это она ушла и бросила меня ради этого неудачника-канадца из-за вредности! А я ни в чем не повинен, я, между прочим, пострадавшая сторона! Наверное… И все же я иногда бываю кретином…
And please don’t think I’m complaining,
I was just happy to have her for a time
And if you see her tell her I said
Hello and that I’m doing just fine.
Я не привык упрекать себя в ошибках. Всегда виновата судьба, случай, кто-то другой, но не я. Герои, же не падают лицом в грязь. И поэтому так больно свыкаться с мыслью, что на этот раз не на кого спихнуть. Такое впечатление, что тебя заставляют видеть две абсолютно несовместимые вещи одним целым: Альфред Джонс виновен. И ведь гадко на душе от осознания этого, а особенно от понимания, что это правда. И совесть, внезапно проснувшаяся, подтверждает все это, перечисляя неоспоримые аргументы. Нашла время оживиться, тоже мне. Где же ты была, милочка, когда я вот этими самыми руками рушил самые удачные и приятные свои отношения?
А перед глазами все время упрямо всплывает образ этой славянки. Черт, все-таки она красивая. Не зря же Уильямс не стал тратить время и «спас» её из моих рук. Оперативно так, ничего не скажешь. И как бы ни было противно от того, что она уже не моя, я все же грею свое избитое до полусмерти самолюбие мыслью, что все же некоторое время я обладал ею. И глаза победно сверкают, и подбородок хочется задрать выше, но гнетущая тишина дома, где нет её, охлаждает пыл.
Выбрасываю сплющенную жестянку, которую продолжал держать в ладони, за спину и устремляю усталый взгляд полу прикрытых глаз в белый потолок. И уже представляется мне, КАК она будет смотреть на меня при встрече, а Франциск, присвистнув, скажет: «Да, Альфред, ты, конечно, проиграл отличную партию».
Но она не должна знать, что мне тяжело без её стряпни, вечных проблем с покупкой белья и постоянных телефонных истерик в разговоре с братом, что босс её не разрешает с ним видеться. Да, черт возьми, мне тяжело просто без её присутствия. Но для неё у меня все отлично. Нужно будет только найти новую пассию для отвода глаз.
Guess I don’t really know, what I was thinking.
Would’ve thought we would float, but we kept sinking.
Things were so good.
But you were in love, with some other guy.
He looked just like me, but I make you cry.
You know I don’t mean to, no
You know I don’t mean to.
I’m just an asshole sometimes.
Самокритика и самоанализ это, естественно, хорошо, но что-то легче не становится, а глаза болят от перенапряжения, и тело ломит, ведь я не менял позу больше часа. Ну и черт с ним, я превращаюсь в мазохиста. Говорят, именно им жить в нынешнем мире выгодней всего. Я начинаю в этом убеждаться. Но, все же, ворча и потирая поперек, я вяло поднимаюсь с дивана и, прогнувшись, потираю виски. Я устал. Чувствую, завтра будет уже более активная реакция на произошедшее и братец домой без переломов не вернется. Сегодня я был слишком истощен и не выплеснул свою злость, а вот завтра, как я уже себе пообещал, кому-то будет плохо.
Медленно выхожу из гостиной, закрывая за собой дверь. Но уже через минуту заскакиваю обратно в комнату и бросаю недовольный взгляд на телевизор. Ну что за идиотская песня? Яростно сверкая глазами, с остервенением жму на красную кнопку и с облегчением выдыхаю, но затормозивший аппарат успевает выдать:
Guess I don’t really know
I’m just an asshole sometimes.
Слушай, заткнись, а? Мне неприятно слышать правду.
* Прощай, искренне принадлежащая кому-то другому, Ольга.
Песня: Bowling For Soup — A-Hole
Перевода не нашла, но думаю, что песня очень простая :)
