Глава 1- Баффи, куда ты? – доносится изумленный голос Ксандера.
- Прогуляюсь, - она проходит мимо, едва взглянув на него.
- Ночью? – вопрос повисает в воздухе.
Объяснения никому не нужны. Зачем говорить то, что останется непонятым. Сколько ни разъяснять, сколько ни говорить. Можно кричать, махать руками, можно даже ударить.
Они только виновато пожмут плечами, выставляя напоказ легкое дежурное сочувствие и пряча безразличие.
Мстительно усмехнувшись, Баффи садится за руль машины Джайлза: пусть помучается от неопределенности. Резко, с ходу, ударяет по педали газа, и машина взрывает колесами песок. Замок быстро тает в сумраке, лишь редкие огни мелькают в зеркале заднего вида. Совсем как бродячие огоньки, которые заманивают в трясину. А она затягивает.
Баффи отворачивает зеркало в другую сторону.
До города полчаса езды, за это время можно отрешиться от проблем и абсолютно ни о чем не думать.
- Чудесно, Баффи, - бормочет она, - не думай, и ты закончишь свою жизнь в придорожной канаве.
Деревья угрожающе надвигаются на нее и проносятся мимо. Впереди уже сверкают огни города. Баффи останавливает машину у центрального кладбища.
Оно не такое, как в Саннидейле. Не такие памятники, все гораздо ухоженнее, ровнее, свободнее... И нет тени, маячившей позади нее больше трех лет. Дрожь пробегает по плечам, по спине. Истребительница вытаскивает кол и медленно идет вперед, аккуратно огибая могилы.
Ау, вампиры, неужели вы здесь не водитесь? Или вас распугал замок с армией истребительниц? Измельчали вы, а я вот знавала такого, который бы сам полез в этот замок, лишь бы на себя внимание обратить. Или выложил окровавленными человеческими телами поздравление с новым годом под окнами. Или придумал бы что-нибудь еще… Раньше. До того, как в его глазах зажегся свет. До того, как в них отразилась его душа.
Она запрокидывает голову к небу, сглатывая комок, застывший в горле. Одинокая слезинка мерцает в уголке глаза, не решаясь скатиться по щеке. Баффи яростно моргает, упрямо не желая плакать. Она не станет лить слезы. Не станет. Детская выдумка – если его не оплакивать, то можно думать, что он жив. Просто уехал. Надолго. Поэтому она не плачет. Только днем иногда смотрит на дверь, затаив дыхание, ожидая, что она распахнется, а на пороге снова появится он, срывая с себя дымящееся одеяло.
Но проходят секунды, и ничего…
И приходится выдыхать.
Она останавливается, неверяще глядя вперед. Склеп… Его склеп. С губ срывается смешок. Конечно, не его, но точь-в-точь такой.
Она медленно делает шаг, другой, приближаясь к двери. Сколько раз она входила в такую же дверь, срывала ее с петель. Интересно, он сам ее восстанавливал?
Все ближе и ближе. Пальцы почти неуловимо дрожат, когда она поднимает ладонь и протягивает ее двери склепа. Как тогда, давно. Сколько времени прошло? Меньше полугода, а кажется, вечность.
Баффи вздрагивает. Ей слышатся шаги внутри склепа. Как и тогда.
Тогда она убежала, теперь она не уйдет. Она будет ждать, затаив дыхание. Ждать, пока распахнется дверь склепа, и насмешливый голос скажет:
- Истребительница, это ты.
Задержи дыхание, сделай шаг и прижми ладонь к холодному камню. И жди.
* * *
Зачем он пришел сюда опять?
- Идиот, - бормочет он вслух, пиная гордо возвышающийся в центре склепа гроб. Каменный, зар-раза!
- Интересно, эти склепы по шаблону строят?
Он ведь точно такой же, в котором он сам жил в Саннидейле. Точно такой. Разве что у него было гораздо уютнее.
- И у меня был телевизор, - гордо сообщает Спайк лежащему в гробу скелету. – Пока этот фермерский сынок все не взорвал к чертям.
Скелет равнодушно взирает на него пустыми глазницами.
- Вот так и сходят с ума, Спайк, - вампир резким движением накрывает гроб крышкой.
Затем медленно окидывает взглядом темное помещение.
- А может переехать сюда? – рассуждает он сам с собой. – Вернусь к истокам. К черту все эти квартиры, пусть в них Персик живет. Хотя обычной квартирой его сейчас не удивишь, у него теперь люкс.
Спайк усмехается, представив Ангела, поселившегося в склепе. Получилось плохо.
- Поставлю телевизор, кровать, - он говорит сам с собой, пытаясь отогнать мысли, за которыми он и пришел сюда. Мысли о ней. И это у него тоже получается плохо.
- Какой бред, - он, махнув рукой, оставляет свои тщетные попытки и достает из кармана плаща бутылку бурбона.
- За тебя, luv, - короткий приветственный жест в сторону закрытой двери и глубокий глоток. Обжигающая жидкость течет по горлу. – Где бы ты ни была, что бы ты ни делала.
Он смотрит на закрытую дверь и вздрагивает. А вот это уже не лечится. Совсем как тогда, когда он почувствовал ее, когда она пыталась сбежать. Но ее нет здесь, ее не может быть здесь, но как хочется, чтобы была. И разум уступает место душе, когда он медленно поднимается по ступенькам и поднимает руку, проводя ею вдоль двери, легко касаясь и отдергивая, словно обжигая пальцы. А почудившегося дыхания уже не слышно.
Он вдруг пугается до полной паники, до дрожи в руках, до мускулов, сведенных ужасом, что она была там, была и ушла.
И он резко дергает на себя дверь.
Его встречает лишь пустота темного лос-анжелесского кладбища. Спайк кривит губы в усмешке, пытаясь заглушить почти физическую боль, вызванную слишком хорошей памятью и слишком хорошим воображением.
- Это в последний раз, ясно, - непонятно кому говорит он. – Хватит. Ее здесь нет. Она сюда не придет. И ты тоже больше не придешь сюда, Спайк.
Он уходит, чтобы до утра просидеть в баре, мрачно изучая нетронутую рюмку виски, поставленную перед ним барменом. Чтобы утром прийти в офис и портить настроение Ангелу. Чтобы долгие дни и ночи пытаться забыть эту охватившую его дрожь при мысли, что за дверью стоит она.
Чтобы, плюнув на все благие намерения, прийти сюда снова. И ждать.
* * *
Баффи толкает дверь. Та, не выдержав истребительской силы, с грохотом падает на пол, взметнув горсти серой пыли.
Никого. И ничего. Пустота.
Она горько усмехается, переводя дыхание.
- Какая глупость, - шепчет Баффи, быстрыми шагами уходя от склепа. - Ты ведешь себя глупо, Истребительница, чего ты ожидаешь? Что он воскреснет?
Она усилием воли прогоняет от себя ненужные мысли и почти бежит к оставленной машине.
Чтобы через несколько дней вернуться, чтобы снова стоять, прижав руку к двери, с замиранием сердца ожидая легких шагов. Чтобы снова ждать до тех пор, пока слабое человеческое сердце не скажет: «Выдыхай».
