Новые сосединайду, разыщу, где б ты ни был, в раю иль в аду,
найду, если счастлив и если попал ты в беду,
в гудящей толпе навстречу тебе давно я иду,
в гудящей толпе пою о тебе, надеюсь и жду.
(с)
С детства я в совершенстве знал три фактически мертвых языка: необходимую при составлении заклинаний латынь, древнее наречие, на котором гоблины передавали секреты своего мастерства, и говор наяд и русалок, в наших краях водившихся лишь в черном озере. Мой отец, человек твердых убеждений и строгих правил, не стал откладывать знакомство с семейным ремеслом в долгий ящик. Сколько я помнил себя, меня всегда окружали зеркала и оборудование для их производства. Для разговоров же с клиентами достаточно было самого примитивного английского, на котором я говорил с сильным акцентом.
Я не изучал ни гербологии, ни зельеварения, ни арифмантики, зато с закрытыми глазами мог объяснить, чем чары, скрепляющие бронзовую оправу, отличаются от чар, предназначенных для золота, или как использовать при трансфигурации стекла воду, переночевавшую полнолуние в сосуде без крышки под открытым небом. Завещанная дедом палочка была торжественно вручена мне в подарок на девятый день рождения, и с тех пор я исправно помогал отцу в лаборатории, ни разу не вызвав нежелательного интереса министерства. Писем из Хогвартса я тоже не получал. Наша соседка, вдова мистера Уркхарта, пришла однажды поговорить с отцом о моем образовании. Случилось это на десятый день после похорон мамы. Помню, она долго спорила с отцом и ушла она от нас весьма раздосадованная. Оказалось, она преподает в этой самой школе.
Меня зовут Эсмонд. Эсмонд Фредерик Бранди. Если верить семейным преданиям, наша родословная восходит к самой Равенкло. Бранди, старожилы магического оазиса Британии – туристического рая под названием Хогсмид, – по праву гордились тем, что веками не покидали волшебной деревни и презренных магглов в глаза не видели. Увы, чем древнее становился наш род, тем более непосильное бремя ложилось на плечи его главы. Зеркальная фабрика почти не приносила дохода: клиентов становилось все меньше, отец едва сводил концы с концами, выполняя немногочисленные заказы в импровизированной лаборатории в подвале ветхого дома. В Лондоне единицы когда-либо слышали о Бранди – зеркала наши отличались редкостным чувством собственного достоинства и никогда не позволили бы себе хвалиться своими создателями. Однажды мне предстоит взять дела в свои руки – как старшему сыну и счастливому брату двух пятилетних спиногрызов с врожденной тягой к хаосу.
~~~***~~~
Так бывало уже не раз: тот, о ком думали, как о погибшем в первой магической войне, объявлялся спустя несколько лет живым и здоровым. Обстоятельства вынуждали людей проявлять истинную виртуозность в искусстве маскировки. Мы удивлялись нечасто. Папа так и вовсе с сожалением отмечал, что с того света некому явиться, чтобы сказать ему пару ласковых: все его враги процветают. Мама хмурилась – подобные шутки были ей не по душе. А для меня эти гости из прошлого значили не больше случайных прохожих на улице. Уверена, родители и сами замечали их неискренние улыбки.
Двери дома Гастона Паркинсона всегда были открыты для непримиримых противников официальной власти. Затаившиеся в годы произвола Крауча, они возвращались и приводили за собой хвост проблем и недоброжелателей, охотно записывающих нас в число своих врагов. Разумеется, никто в здравом уме не посмел бы обвинить Паркинсонов в сотрудничестве с оппозицией. До тех пор, по крайней мере, пока статьи папы не отказался печатать «Ежедневный пророк». Маггловская пресса не отличалась особенной разборчивостью, а за вымышленными образами отчетливо проступали знакомые каждому волшебнику фигуры. Балансируя на грани нарушения Статута о секретности, за последние три года до своего отравления папа нажил себе врагов больше, чем послевоенное министерство за весь срок своей каденции.
А потом мы остались одни. Я, не слишком удачливая ученица закрытой маггловской школы, и мама, потерявшая значительную часть магических способностей после моего рождения. Она часто шутила, что передала мне лучшее, что в ней было. От папы же я унаследовала сочетание определенного таланта с поразительной невезучестью, невыносимых родственников, даже не соблаговоливших появиться на похоронах, и дом в Хогсмиде. Магглы оказались удивительно неблагодарны, поспешно приписав папе репутацию сумасшедшего провокатора. Магическая деревня оставалась единственным местом, где мы могли укрыться от вереницы слухов.
По крайней мере, на какое-то время.
~~~***~~~
Свое второе имя я получил в честь деда по отцовской линии. От него я усвоил несколько нехитрых истин: настоящий Бранди не тратит время на дешевые хогвартские фокусы, не занимается политикой и не имеет дел с грязнокровками. Эсмондом меня назвала мать, питавшая слабость к старомодным именам, популярным в лучшем случае во времена короля Артура. Урожденная Бэрк, она рассчитывала придать, таким образом, хотя бы немного блеска пошатнувшейся семейной репутации. Галлахад и Эльфард не меньше меня пострадали от буйной материнской фантазии.
Решение отца оставить меня дома ни для кого в деревне неожиданностью не стало. Хогсмидские дети впитывали магию с молоком матери, она окружала их во всех проявлениях жизни и воспринималась, как продолжение самих себя. Салли, девчонка из дома номер шесть по нашей улице, еще толком не научилась читать, однако превосходно знала, как сварить сводящую синяки настойку. Пол, сын аптекаря, разбирался в лекарственных растениях не хуже кентавров, а дети мистера Хиллиарда, совладельца «Зонко», стали в нашем доме притчей во язытцах, демонстрируя сразу с десяток способов нестандартного применения волшебства к вящему раздражению деда. Традиционная школьная программа для большинства из нас стала бы беспощадным убийством времени: для чего, скажем, в нашем ремесле мне пригодятся танцующие ананасы или хроника восстаний гоблинов? Нет, как бы ни улещивала нас миссис Макгонагалл, сказочный замок не манил меня своими башенками и коридорами – ведь я вырос, видя изо дня в день его никогда не меняющиеся каменные стены.
Каждый выходной мы имели сомнительное удовольствие наблюдать за студентами Хогвартса, вырывающимися, наконец, из-под опеки профессоров и старост. Не сказать, чтобы эти дети вызывали у меня положительные эмоции. В наш магазин избалованные маменькины сынки и дочки никогда не захаживали и вообще едва ли подозревали о его существовании, вместо этого оккупируя заведение мадам Паддифут или то же «Зонко», снискавшее неподдельную ненависть школьного завхоза. Завхоз, к слову, был сквибом, и моя мама, светлой памяти, боялась Филча, как огня, искренне считая его состояние следствием заразной болезни. Мне, как и отцу, куда более нездоровым казалось поведение отпрысков известных чистокровных семей, устраивавших посреди улицы дуэли с применением позорных, унижающих соперника детских заклятий. До последнего вздоха дед протестовал против такой бездумной растраты магического потенциала. Впрочем, даже вмешайся мы, никто не стал бы нас слушать.
В моей жизни, видит Мерлин, не было места неожиданностям. Война, вспыхнувшая было в годы моего раннего детства, почти не коснулась Хогсмида. Отцу даже удалось тогда продать несколько десятков переговорных зеркал и заменить отслужившие свое котлы в лаборатории. После того, как дед раскопал где-то факты, ставящие под сомнение чистоту крови лорда Волдеморта, Бранди не смогли бы заставить принять его сторону даже под Круциатусом. Но, похоже, мы были одинаково неинтересны и темным, и светлым волшебникам. Маленький Гарри Поттер победил Волдеморта и в одночасье стал национальным героем, Ноктюрн аллея пережила несколько облав, не лучшим образом отразившихся на наших конкурентах. Я же взрослел среди закипающих чанов с водой, металлического блеска витых обрамлений, непонятных заговоров на грубых, лающих языках, вечно мрачных фестралов в намордниках, тянущих за собой ярко-красные повозки, и десятка маленьких взрослых, носящихся по пыльным деревенским улицам.
~~~***~~~~
Если вы учитесь в маггловской школе и носите при этом имя Лея Кинни, едва ли останетесь незамеченным. Мое второе имя мама позаимствовала в культуре древних кельтов – девочки в ее семье получали блестящее образование и ориентировались в учении о традициях на должном уровне. Помню, однажды я потрясла учителя истории, чисто автоматически заговорив о малоизвестных подробностях быта варваров. Впрочем, он списал мои успехи на обыкновенную начитанность. Неудивительно, если речь идет о второй ученице в классе.
Хотя к лидерству я никогда не стремилась, завистников у меня было почти так же много, как и у папы. Правда, в отличие от него, я ничего не предпринимала для того, чтобы их завести. Просто с самого начала меня считали ведьмой. В эту безумную теорию учеников нашей школы с легкостью укладывались все происходящие со мной странности.
Я всегда знала, что мое пребывание среди бестолковых маггловских детей – лишь дело времени. К Хогвартсу меня готовили с трехлетнего возраста. Папа так и не дождался письма о моем зачислении. Мечтам о совместных прогулках по Диагон аллее суждено было остаться лишь мечтами. До моего первого курса оставался целый год, который мы планировали провести, затаившись в хогсмидском доме, право на владение которым папа и дядя оспаривали всю свою сознательную жизнь. Книги и ингредиенты, необходимые для продолжения учебы, мама заказала совиной почтой.
Мама слишком злилась на отца, чтобы рассуждать объективно, а меня будто погрузили в некое подобие транса. Не хотелось даже выходить к соседям. Сквозь зачарованные окна я видела, с каким любопытством они наблюдают за эльфом Гринграссов, доставлявшим коробки с нашими вещами прямо к порогу. Одного из них я даже запомнила – не по годам взрослым он казался в своей черной залатанной мантии, явно с чужого плеча. Каждое утро я видела, как он бегает на почту мимо нашего дома, нагруженный тяжелыми свертками или левитирующий перед собой грубо сколоченные ящики.
~~~***~~~
Мимо дома Паркинсонов я проходил почти каждый день, отправляя по почте извещения и мелкие заказы или делая закупки в мастерской мистера Тернера. Традиционный для Хогсмида особняк с черепичной крышей и вызывающе ярким фениксом на шпиле уже много лет не навещали хозяева. О мистере Паркинсоне ходили разные слухи. Кто-то говорил, что его отлучили от рода и изгнали из страны, кто-то делился сплетнями о маггловской женщине, с которой тот живет в Лондоне. Если верить наиболее достоверному источнику информации – Розмерте – Паркинсон все же сочетался законным браком с чистокровной ведьмой, вот только в Хогсмиде не знали даже ее имени. Паркинсоны – большая семья, уследить за всеми не могла и вездесущая Розмерта.
Через пару дней после разговора отца с миссис Макгонагалл меня в очередной раз послали к Тернерам. В обычных условиях мы бы не смогли приобрести алмазную пыль, даже если бы заложили дом со всеми членами семьи в придачу, однако давнишняя договоренность с гоблинами, в которой Тернер выступал посредником, позволяла нам оставаться на плаву, пусть даже ценой лучших экземпляров каждой партии, перекочевывающих в подземелья Гринготтса. Возвращался я в приподнятом настроении: Гаррет, средний сын торговца, с утра пораньше был на хогвартской кухне, и на обратном пути нарвался на группу магглов, для которых одна из преподавательниц проводила экскурсию по школе. Магглов даже всеядные Тернеры видели нечасто, и теперь Гаррет захлебывался от восторга, высмеивая их необычную одежду и удивление при виде самых простых вещей. Мысленно поблагодарив отца, избавившего меня от необходимости якшаться с грязнокровками, я чуть было не пропустил самое главное: перед домом Паркинсонов стояла целая батарея коробок и чемоданов, а за зашторенными окнами периодически мелькали темные силуэты. Эльф в наволочке с гербами проводил меня подозрительным взглядом.
До поздней ночи у новых соседей горели свечи. Вид на их дом открылся из окошка чердака, куда я поднялся за новой упаковкой тщательно выделанного пергамента. Отец категорически не признавал бумаги, и хотя свитки были изрядно поедены мышами, он умудрялся даже среди следов от острых зубок вписывать цифры и расчеты. Разгребая небрежно сваленные коробки, я на несколько минут задержал взгляд на доме Паркинсонов. Невысокая женщина тащила за собой громадный пакет мусора. Странно, что они не поручили уборку своему домовику.
Окрик отца отвлек меня от посторонних наблюдений, и я заторопился в мастерскую.
~~~***~~~
Мама понятия не имела, на что подписалась, переезжая в деревню, население которой на сто процентов состоит из волшебников. Эльф, которого нам одолжили Гринграссы, добросовестно перетащил в дом почти всю нашу лондонскую обстановку и помог придать необжитым комнатам относительно пристойный вид. Показательно, что сама миссис Гринграсс так и не навестила нас, прислав лишь несколько ободряющих писем. Установить в Хогсмиде телефон оказалось невозможным, да и не ждали мы звонков от друзей-магглов. Я еще на похоронах папы поняла, что вижу их в последний раз.
Иллюзия спокойствия в нашем доме держалась исключительно на маме, хотя каждый разговор неизменно сводился к тому, какими подлецами оказались покойный Гастон Паркинсон и вся его семейка в придачу. Министерство следило за колдовством несовершеннолетних, и хотя местные дети с легкостью обходили эти запреты, мне, как дочери сквибки, не приходилось рассчитывать на лояльность. Пока я с отсутствующим видом сидела на полу в новой комнате, мама без всякой магии преобразила дом, украсив его живыми цветами и милыми безделушками, перезнакомилась с соседками и средоточием местных сплетен – мадам Розмертой, владелицей «Трех метел», где мы однажды бывали еще при жизни папы.
Неделю спустя маме все же удалось вытащить меня на улицу. Тогда я впервые увидела Хогвартс. Замок завораживал своим величественным видом. В голове мелькнула предательская мысль о том, что стоило пережить все произошедшее ради избавления от унылой жизни среди магглов. В этом году на Слизерин поступила моя дорогая кузина Персефона. В семье все называли ее Панси, и я искренне радовалась тому, что младше, и мы не будем делить спальню на протяжении семи лет. Мне вообще не придется ночевать в замке. Патти Паддифут сообщила маме, что хогсмидские дети редко пользуются школьным общежитием. Вполне разумно, учитывая, что даже без применения магии любой из нас может добраться до дома за пятнадцать минут. Маме понравилась эта идея. Мне, честно говоря, тоже. В ближайший же выходной я столкнулась со старшекурсниками Хогвартса в лавке мистера Дервиша, и короткое знакомство заставило меня серьезно усомниться в том, что эти странные личности чем-то отличаются от выпускных классов моей маггловской альма-матер.
Странный сосед оказался сыном местного чудака-зеркальщика. Мадам Розмерта отзывалась о нем пренебрежительно. После недавней смерти жены он сделался совершенным мизантропом. Мальчишки его в Хогвартсе не учились, как и их деды и прадеды. Двое младших ни слова не знали по-английски и общались на жутковатом гоблинском диалекте. Мистер Бранди и сам походил на гоблина из-за вечно насупленных бровей и крючковатых пальцев.
Хотя мама старалась быть приветливой с каждым жителем деревни, мистера Бранди она сторонилась. Собственно, и я намеревалась следовать ее примеру. Но судьба, по своему обыкновению, решила все за меня.
~~~***~~~
Холодным октябрьским вечером в дверь нашего дома постучался странный гость. Как всегда, немногословный, отец за пять минут собрал ящик с рабочими инструментами и палочкой, поверх сюртука набросил серую мантию и ушел куда-то в компании белобородого старика в фиолетовом колпаке. Вернулся он за полночь, усталый и сердитый. В такие минуты к нему лучше было не лезть с расспросами.
Так состоялась моя первая встреча с директором Хогвартса.
О том, что это Альбус Дамблдор обратился к моему отцу за помощью, я догадался много позже, в «Сладком королевстве». Каждая третья шоколадная лягушка содержала вкладыш с его биографией. Зачем самому великому волшебнику современности понадобился мастер волшебных зеркал, даже такой талантливый, как мой отец, я знать не мог. Однако с тех пор отец нередко отправлялся в Хогвартс, оставляя меня за старшего в мастерской. Поскольку возвращался он с кошельком, туго набитым галеонами, я и думать не смел проявлять недовольство. Иногда отец пропадал в замке даже по четвергам – этот день был нашим единственным выходным, ведь в субботу и воскресение улицы кишели праздными зеваками. Тогда мне оставалось только читать уже вызубренные наизусть тома о магии стихий, элементы которой использовались в нашем ремесле, или слоняться в одиночестве по деревне, попутно присматривая за болванами-братьями.
Собственно, тогда я и познакомился с Леей. Разумеется, когда я встретил ее, она предсказуемо нашла неприятности на свою голову.
~~~***~~~
Мальчишка не носил форменную мантию – да собственно, его факультетская принадлежность была здесь не причем. Земля слухами полнится – а известность папы была такого рода, что, так или иначе, задевала каждого в волшебном мире. Слизеринец ты или хаффлпафец, едва ли ты встретишь с распростертыми объятиями того, кто раскачивает твой хрупкий благополучный мирок. О том, что дети за родителей не в ответе, здесь, как и среди магглов, знали только понаслышке. Это Гринграссы умели устанавливать хорошие отношения даже с призраками своих врагов, Паркинсонам на роду было написано находиться в эпицентре скандала.
Сказать по правде, в словах старшекурсника не было ни капли вымысла. Это и задевало сильнее всего. Мгновенно нарисовавшаяся рядам мадам Писарро из магазина перьев и чернил, конечно, была достаточно весомым защитником – во всех смыслах этого слова – но даже ее суровая отповедь не могла вернуть улыбки на мое лицо. То, от чего мы бежали в мире магглов, настигло нас и в Хогсмиде. Не то что бы я хотела с кем-то здесь подружиться, но беспардонные вопросы убивали. Мне хотелось домой.
Эсмонд заговорил со мной первым. Странное имечко, вполне в духе моей обожаемой мамы. И не сократить до чего-то удобоваримого. Смешно вспомнить, но меня расположило к нему признание в том, что он не читает газет, ни магических, ни маггловских. Кажется, на настоящий момент он именно то, что нужно.
~~~***~~~
Тот эльф, конечно, им не принадлежал. Покойный мистер Паркинсон освободил своего домовика, едва вступив в права наследства. Тогда его жена еще могла колдовать, и до рождения Леи оставалось больше двух лет.
Статей отца Леи я не читал. Мой отец, как выяснилось, тоже. К нашему знакомству он отнесся на редкость спокойно. Минут пятнадцать что-то прикидывал в уме, бормотал себе под нос незнакомые фамилии, а потом торжественно провозгласил, что родословная моей новой подруги безупречна, что трагедия миссис Паркинсон не ставит клейма на ее репутации, и что с такой хорошей девочкой непременно следует поддерживать добрососедские отношения. Это было не так просто, учитывая, что мать Леи смотрела на отца так, будто в своей мастерской он приносит человеческие жертвоприношения.
На следующий год Лея собиралась в Хогвартс. У нее, конечно, не было другого выхода. Если миссис Паркинсон и помнила что-то из своего магического прошлого, научить этому дочь, даже не владея волшебной палочкой, он не могла. Неприятно было обнаруживать в себе такие мысли, но на долю секунды я ей позавидовал. Пусть даже выпускники Хогвартса без специальной подготовки не в состоянии трансфигурировать самое простое говорящее зеркало, что я умею уже сейчас, для меня школа так и останется замком у кромки леса, а о происходящих там чудесах я узнаю только из рассказов подруги да пьяных историй лесника Хагрида в «Кабаньей голове». Несколько раз отец брал меня с собой в это место на встречи с клиентами. Не скажу, что мне сильно хотелось вернуться в этот трактир.
Лея, напротив, иллюзий насчет школы не питала. Выходка этого высокомерного гриффиндорца, Маклаггена, лишь укрепила ее в убежденности: ни один человек в радиусе ближайших ста километров не стоит ее внимания. И насчет своей исключительности я не был уверен до сих пор.
~~~***~~~
Эти Бранди интересовали меня с каждым днем все больше и больше. Взять хотя бы тот вечер, когда в их дом наведался сам Дамблдор. Иногда в моей привычке сидеть у окна и следить за прохожими определенно есть польза. Не знаю, что старику понадобилось от Бранди-старшего, но едва ли он решил обновить зеркала в своих апартаментах. У одной мамы набралось с десяток предположений, одно невероятнее другого.
Директор мне не понравился. Я наблюдала за тем, как мистер Бранди вышагивает чуть впереди своего спутника и сдержанно кивает, периодически вставляя короткие реплики в разговор, и почему-то думала о том, что не стоит ему никуда идти с Дамблдором. Таким, как Бранди, успех ни к чему. Лучше всего эти люди чувствуют себя, сидя в своей норе, вращаясь в своем круге. Хорошо, что им хватило ума не отправлять Эсмонда в Хогвартс. Я была уверена в том, что он непременно попадет там в ситуацию. А ведь у него еще и младшие братья...
Сейчас эти братья сидели на нашей кухне и уминали за обе щеки песочное печенье с молоком. Моя мама с легкостью говорила на латыни и, кажется, стала их первым собеседником, не считая отца. Конечно, беседой их диалог можно назвать с большой натяжкой – мальчики обладали интеллектом трехлетних детей, и знать ничего не знали, кроме своих зеркал. Что бы я ни думала об Эсмонде, если у кого в этом доме и были шансы стать настоящим волшебником – так только у него.
