Знаешь, Арес...Габриель упрямо настаивала на том, что у меня девять жизней. Она вообще всегда отличалась невероятным воображением и зачастую неуместным красноречием. Этого у нее не отнять. Да и не очень-то хочется, чтобы она менялась: такой я ее узнала, такую полюбила. Но один факт всегда ускользал от ее внимания…
Если мои подсчеты верны (а они верны, я в этом не сомневаюсь), то сейчас мой мир стремительно рухнул в шестой по счету раз.
Выходит, жизней осталось всего три, не так ли?..
***
Ровно в тот миг, когда испуганная улыбка Афины сменилась триумфальной, я поняла, что погибла. И вовсе не оттого, что богиня занесла надо мной свой меч. Отнюдь.
Доли секунды хватило мне, чтобы осознать, почему данная мне сила себя исчерпала. Еще секунда, чтобы резко развернуться. И пару секунд, показавшихся мне вечностью, чтобы понять, что и Габриель, и Ева мертвы.
Я давно живу на этом свете. И точно знаю: не все решает судьба. Многое решают люди. Эту простую истину мне объясняли многие, начиная от Бориаса и заканчивая, как это не парадоксально, все тем же Аресом. Каждый твердил это по-своему. Габриель и Геракл чтили выше остальных устные нравоучения, Арес и Бориас предпочитали показывать мне все на примерах. Моих собственных.
Но сейчас?.. Я виной произошедшему? Или все же пресловутая судьба?
Наверное, в этот самый момент, Атропос, что минутой раньше без сожаления перерезала нити жизни Габриель и Евы, наверняка занесла ножницы над моей. Я прекрасно знаю, что она равнодушная к людям особа, но что-то мне подсказывает, что старую Мойру переполняет злорадное довольство. Еще бы, столько раз судьбоносная рука спотыкалась о мое вездесущее везение. И, наконец, все закончится.
Если, конечно.
Не случится.
Чудо.
И ножницы вновь сломаются о серебряную нить.
***
Знаешь, Арес…
Я ведь только сейчас поняла.
Единственным, кто раз за разом удерживал меня от смерти…
Был ты.
1.
Живы. Глубоко вздохнуть и рухнуть перед ними на колени.
Они живы. Грудь сжимает тугой узел, боль струится по всему телу, не оставляя ни одной крупицы силы, чтобы хотя бы слово вымолвить. По щекам текут слезы, руки дрожат, а из горла вырывается едва различимый стон. Только что смирившаяся с неизбежным и полная решимости попрощаться и с ними и с самой собой, сейчас я отчаянно цепляюсь за свалившийся на меня дар. Перевернувшись, мир в который раз вернулся на круги своя.
Габриель смеется мне в шею, и, судя по ехидной интонации, думает она о девяти жизнях. На сей раз своих.
Ева плачет, сжимая мою ладонь, и я готова поклясться, что мысли ее сейчас не Элаем заняты. Не судьбой. А людьми.
Знаешь, Арес. Я счастлива.
2.
Ну не дурак ли я? Лет этак через двадцать (если, конечно, доживу, теперь это обязательная оговорка), расскажу эту историю такому же пропитому, как и я к тому времени, трактирщику. Посмеемся вместе.
Думал ли я вчера, что отдам свое бессмертие (свое драгоценное бессмертие!) за жизни этих двоих? Три раза «ха». Даже бы в мыслях не заикнулся. Хотя кого я обманываю? Рыжая и наш раскаявшийся римский головорез здесь решительно не причем. Больно надо было их с того света вытаскивать. А вот ее туда отправлять…
Тартар! Или что там от него осталось…По ее же милости нога насквозь прокола и нестерпимо болит. Кажется, я уже говорил, что смертность мне не к лицу. Как и Зене, впрочем. Но это мое субъективное мнение.
Слушать она его, разумеется, не станет.
Да и занята она сейчас.
И как это не странно – слезами.
1.
Вдруг откровение ударяет мне в сердце, в голову. Так резко, что я вздрагиваю. Кожу покрывают мурашки, все существо тревожно сжимается. Спиной чувствую взгляд теплых, карих глаз, и первый раз (тут я лукавлю) боюсь в них взглянуть.
Медленно поднявшись, я так же нерешительно разворачиваюсь. Стыдно признаться, но первым делом захотелось рассмеяться, столь странно выглядел отряхивающийся, взмыленный Арес. Но вот он поднял взгляд, и всякий намек на веселье пропал. Смотрит…с испугом? Нерешительно? И вовсе…устало?
Силясь улыбнуться, я с трудом приподнимаю уголки губ. Все тело, как назло, нервно дрожит, и улыбка выходит больше кривой, чем благодарной. Ноги сами собой открываются от пола, и я делаю единственное, что сейчас могу себе позволить. Кроме того, так он не увидит моих глаз…
- Спасибо,- шепчу я, прижимаясь к его груди и вдыхая родной запах,- спасибо тебе.
Его руки нерешительно обнимают меня, и я утыкаюсь носом ему в шею. Он кивнул, все так же молча.
Знаешь, Арес. Мы, наверное, могли быть счастливы.
2.
Плечи то и дело заходятся мелкой дрожью. Сейчас она более чем когда-либо похожа на смертную.
О чем это я? Зена смертна. Это так, как бы сильно это меня порой не пугало.
Признаю, ее смертность любима мной ровно в той же степени, сколь и ненавидима. Мне нравится быть ее силой (вернее, считать, что я ее сила). Мне нравится ее взгляд, каким она одаривает меня каждый раз, когда я из совершенно корыстных целей позволяю себе дать ей ощутить свою власть.
Я Бог Войны, а это отнюдь не огненные шары и умение пересекать эфир в угоду своей прихоти. Это больше. Богом Войны не становятся, им нужно родиться. Война, Стратегия, Мужество, Отвага, Хитрость, Огонь, Сила,- все это моя суть. Это мои многочисленные воплощения, и я ничего не могу с этим поделать. А Зена всегда была хрупкой смертной, которая делала меня похожим на человека. Хотя бы чуть-чуть.
Но она никогда этого не понимала, а я и не пытался этого ей объяснить.
Не поймет.
Во всяком случае не сейчас.
Все еще дрожит. Обреченно вздохнув, прижимаю ее крепче и провожу ладонью по спутанным волосам. Я даже, кажется, сказал что-то неразборчиво-утешительное и неуклюже поцеловал ее в висок. А она не пытается вырваться, не сопротивляется. Лишь сильнее прижимается ко мне и смешно всхлипывает мне в шею. Может и хорошо, что плачется она мне в жилетку. Ведь кто бы подошел Королеве Воинов на эту роль больше, чем опальный Бог Войны?
Габриель и Ева, поймав мой взгляд, одними губами шепчут слова благодарности.
А мне остается лишь отвести взгляд.
1.
Последний всхлип выдался каким-то судорожным и даже истеричным. Отстранившись от него, я, продолжая неуверенно, но упрямо сжимать сильную ладонь, поворачиваюсь к Габриель и Еве. С губ срывается неожиданный смешок, и вот мы, все трое, смеемся. Габи поворачивается к Еве и с почти материнским облегчением обнимает ее. Затем хитро заглядывает мне в глаза, будто бы спрашивая: «Везение заразно?»
Но в этот раз мне хочется ей возразить. Ведь это было не везение.
- Что ж, нужно уходить отсюда,- охрипшим голосом говорю я.
Габи и Ева синхронно кивнули и поднялись. Я же с наигранным энтузиазмом поворачиваюсь к Аресу, и слова застревают у меня в горле. Когда он вытащил свою ладонь из моей? Когда успел повернуться к разрушенному тронному залу? И почему мне кажется, что сейчас он меньше всего похож на Бога? Оттого ли, что он смертен?..
Сделав несколько шагов, он остановился, нагнулся к упавшей и чудом не разбившейся вазе. С неуместной, педантичной аккуратностью поставил ее на место. Плечи его расслабились и чуть поникли.
Тут-то я и понимаю, что он потерял.
Сделав несколько шагов, я остановилась позади него. Рука, неуверенно дернувшись, мягко опустилась на его спину. Арес вздрогнул и едва заметно повернул голову в мою сторону.
Знаешь, Арес. Мне жаль.
2.
- Прости,- прошептала она.
И что на это ответить? Что она не виновата? Что я сам сделал свой выбор? Что я только что, пронаблюдав, как умерли родители и Олимп родственников, ее руками убил свою сестру? Все это очевидно, и она сама все знает. Теперь уже и не важно, кто нанес решающий удар. Факт остается фактом: Олимпийцы мертвы. А те немногие, кому удалось выжить, долго не продержатся.
Покачав головой, пытаюсь показать ей, что со мной все в порядке. Минутная слабость, свидетелем которой она не должна была стать. Повернувшись к ним лицом, я почувствовал, как ее рука сиротливо упала с моей спины и тут же сжалась в кулачок, не решаясь вновь ко мне прикоснуться.
- Пойдемте. Олимп рухнет с минуты на минуту. Есть способ уйти быстрее.
Голосом себя не выдал. Хотя получилось излишне серьезно. Не по-аресовски, как бы сейчас сказала Рыжая. И я бы не стал с ней спорить.
Но Зена видит слишком многое, иначе почему так внимательно смотрит мне в спину? Пытливо, пристально. Как еще никогда не смотрела. До сей поры я удостаивался лишь вялого интереса.
Вот она, ирония.
Сказанные мной слова, наконец, до Зены доходят, она берет под руки этих двух и ведет их вслед за мной. Стоило ей, наверное, помочь, но я даже не заметил, как успел двинуться вперед и выйти из зала. Так хотелось оттуда убежать. Видеть, как Олимп рушится во всех смыслах этого слова, ни капли не хотелось.
Впрочем, как и Зену сейчас.
Меньшее, чего мне хотелось, это жалости.
1.
Весь путь от Олимпа до подножья горы он молчал. Удивительная молчаливость для Ареса. Вот уж скажи мне кто-нибудь еще вчера, что я буду испытывать такое чувство вины и нежности к нему, рассмеялась бы. Желание – да. Страсть – да. Но не нежность. Силу любить нельзя, ее можно лишь желать, ею же можно владеть.
А можно ли любить Ареса? Не Бога Войны, а Ареса? Или это одно и то же?..
На улице гремит гром. Яркие вспышки гроз освещают черное небо. Ледяные струи дождя тут же проникли под доспехи, и я зябко передернула плечами. Краем глаза замечаю, что мы дошли до старого дома Джоксера.
Растерянно посмотрев на Габи, я неуютно переступила с ноги на ногу. Переведя взгляд с меня на Ареса, Габриель кивнула и повела явно сопротивляющуюся и озадаченную моим поведением Еву внутрь. И я ее не осуждаю: она вряд ли когда-нибудь сможет понять, каким неоднозначным может быть чувство, вызываемое им во мне.
А сейчас он зол. Не утверждаю, но моя хваленая интуиция говорит именно это. Не раз я видела его раздраженным. Столь же много раз разозленным. Но вот такой сдерживаемой, злой боли…Таким он был передо мной впервые.
Арес скрестил руки на груди и повернулся ко мне. Нужно что-то сказать. Сказать правильно, а не так, как у меня обычно получается.
- Куда ты теперь?- неправильный вопрос, Зена. Совсем неправильный.
Арес пожал плечами, безучастно оглядываясь вокруг.
- Пойду куда-нибудь. Мир большой.
Я задумчиво кивнула.
Рана на ноге болезненно засаднила.
Знаешь, Арес. Я ошибалась раньше.
2.
- Ты мог бы остаться здесь,- еле слышно сказала она. Странно, что я вообще ее услышал: шум дождя заглушал практически все.
Я коротко кивнул. На это только и следовало – кивнуть. Даже сейчас ее «здесь» для меня все равно что «нигде». Здесь Габриель и Ева. А я лишь раньше был «везде».
- Мог бы.
Зена попыталась улыбнуться, но это даже с натяжкой улыбкой было не назвать.
- Но не останешься?- совсем прошептала она.
Головой покачал молча. Мое привычное ехидное красноречие уж точно было неуместно, но и начинать серьезный разговор желания не было. Она не объективна, и говорит и делает сейчас то, что сделал бы на ее месте любой другой человек. Всего лишь поддалась эмоциям, а я крайне удачно попался ей под руку.
Она вновь невпопад кивнула, и именно в этот момент выглядела совсем юной, беззащитной и хрупкой. Почти такой же, какой я увидел ее впервые. На грязном фермерском дворе с двумя братьями. Она тогда бегала с тонким кнутом и пыталась сделать изящные пасы, то и дело проскальзывая на мокрой грязи. Тут же весело хохотала и зазывала братьев играть в пятнашки.
Но та девушка уже очень давно не имеет ничего общего с женщиной, что стоит передо мной.
- Тогда…- голос ее сорвался. Она сглотнула, собралась с силами, и продолжила.- Тогда, прощаемся?
Она подняла ко мне свои большие, великолепные, до одури голубые глаза. Рассчитывая на темноту, я на секунду прикрыл глаза, чтобы избавиться от наваждения. Когда же я снова посмотрел на нее, то к своему смущению, понял по ее красным глазам, что Зена плачет. И плачет видно давно, а я, из-за обильного дождя, этого и не заметил. Через силу пожав плечами, я отвел взгляд.
- Не знаю.
Снова кивок. Только теперь какой-то напряженный, нервный.
Зена, перестань. Мне нужно просто уйти.
1.
Он же не может вот так просто уйти? Это неправильно, не так все должно было закончиться. Это же Арес, не может быть так, чтобы он уходил, когда я хочу, чтобы он остался. Что это за странное, саднящее чувство в груди? Почему так хочется схватить его за руки и не дать ему уйти? Несправедливо.
Он смотрит на меня не то мрачно, не то с сожалением. Мне же горло сводят болезненные спазмы, я вот-вот зарыдаю в голос. Какой удар по репутации. Стою под ледяным дождем, и жду, пока он сделает хоть что-нибудь, что даст мне какую-нибудь, даже самую малую надежду. Но он не торопится мне помочь.
Когда я уже собралась обратиться к нему, я почувствовала, как он подошел ко мне и приподнял мое лицо так, чтобы видеть мои глаза.
Дождь пробирает до костей. А руки у него все равно теплые.
Он не стал Богом.
Он им родился.
Знаешь, Арес. Я невероятно глупа.
2.
Последний рывок, Арес, и ты сможешь уйти. Тебе всего лишь нужно справиться с этим, не опуститься еще ниже и уйти. Она смотрит, хочет отвести взгляд, но сдерживает себя, пытаясь удержать последние крупинки своей репутации, которую передо мной уже разрушила в пух и прах.
А я всегда знал, что кроется под этой ледяной маской, под этой силой и величием. Я ненавидел ее за эту ее сторону. Ровно столько же, сколько и любил. Это ее слабость, человеческая слабость, которую она сумела превратить в силу. Без моей на то помощи.
- Пообещай, что мы еще встретимся,- прошептала она.
Умница моя, моя храбрая девочка. Ты все делаешь правильно, можешь в этом не сомневаться. Ты знаешь, что я ухожу, и не пытаешься меня остановить. Это потому, что знаешь меня? Или оттого, что пытаешься узнать? Во второе мне хочется верить куда больше.
- Обязательно.
Вот она чуть улыбнулась, радуясь, что идет дождь. Шумно втянула воздух, вытерла лицо, и попыталась посмотреть на меня непринужденно и легко.
- Тогда, до встречи.
Не нужно ее обнимать. Нужно тут же развернуться и уйти. Но я, дурак, что поделать, прижимаю ее к себе, целуя напоследок в лоб. Мягко высвободив свои руки из ее, я резко развернулся и пошел прочь. Еще немного, и мне не хватило бы сил уйти.
И это моя слабость. Человеческая слабость.
1.
Ушел. А чего еще я ожидала? Не этого, за это я могу ручаться.
Хочется закричать в голос, но молчу.
Кричать бесполезно. Теперь он не услышит.
- Зена?- слышу робкий голос Габриель за спиной и нехотя возвращаюсь в реальность.
- Иду,- глухо отвечаю я, бросаю последний взгляд на смытые проливным дождем следы и захожу в теплый дом.
Знаешь, Арес. Ты должен простить меня. Я не смогла сказать тебе того, о чем думаю и что чувствую, потому что не хотела. Не хотела, или просто не смогла. Я пережила смерть подруги и дочери, затем их воскрешение. Но ведь не только свою благодарность хотела я выразить тебе. Ты ведь не этого хочешь. Тебе была нужна моя любовь? Так вот она, бери! Вся, полностью, всецело, безраздельно. Я к этому готова теперь. С утра еще была не готова, а теперь нет ни малейшего сомнения!
Ты всегда возвращаешься. Злишься, бывает, в ярости делаешь то, за что я порой не могу тебя простить. Но возвращаешься. А я, недолго споря с разумом, прощаю, стоит только взглянуть в карие, лукавые глаза.
Ты всегда возвращаешься, неся за собой войны и разрушения. Восторженно наблюдаешь, как я выхожу сухой из очередной устроенной тобой передряги, а затем вновь исчезаешь, уставая выслушивать мои обвинения в свой адрес.
Ты всегда возвращаешься, спасая меня из учиненного мной же беспорядка.
Ты возвращаешься, и вот уже очень давно не требуешь ничего взамен.
Знаешь, Арес…Ах, да.
Ты же ничего не знаешь.
