Глава 1"Осень вновь напомнила душе о самом главном,
Осень, я опять лишен покоя."
"Что такое осень", ДДТ
Осень в этом году выдалась неприветливая, как скупая хозяйка при виде нежданных гостей. Тяжелое низкое небо, затянутое грязно-серыми, похожими на мокрую пыльную вату облаками, будто бы давит на плечи. Бесконечный моросящий дождь и густые туманы по утрам, в которых, как в болоте, вязнут по самые крыши дома. В такую осень здорово сходить с ума или тихо умирать от старости. Я бы предпочел второе, если бы меня спросили.
***
- Добрый вечер, Хирако-тайчо.
Шинджи вздрогнул и обернулся. Он и сам не заметил, как, задумавшись, добрел до казарм Четвертого отряда.
- Кому добрый, Унохана-тайчо, - буркнул Хирако. - А кому и не очень.
Рецу понимающе улыбнулась.
- Вы не любите осень, - она не спрашивала.
- А что в ней хорошего? Сырость? Грязь?
- Она бывает красивой, - возразила Унохана. - И теплой. Просто это другая красота.
Хирако не ответил. Согласиться он не мог, а спорить не хотел. В конце концов, может быть, ей действительно нравится вся эта слякоть.
Молчание затягивалось, и Шинджи уже готов был попрощаться и отбыть восвояси, но Унохана, чуть склонив голову набок, произнесла:
- У вас нездоровый вид.
- Спасибо, - уныло протянул Хирако, - за комплимент. Назначите мне какое-нибудь лекарство? Или кидо-терапию?
Шинджи не хотел грубить. Просто нервы были ни к черту. Да и... он действительно ненавидел осень.
- Всего лишь травяной чай. Он успокоит вас.
Хирако нарочито расслабленно оперся плечом о стену казармы. Может, ему и паршиво, но показывать этого он не собирался.
- Почему вы считаете, что мне нужно успокоиться?
- Вы поджимаете губы, - ответила Рецу.
Шинджи удивленно моргнул. Только после ее слов он почувствовал, что мышцы лица будто одеревенели от постоянного напряжения.
- Зайдите в восемь, я попрошу Исане помочь вам, - Унохана улыбнулась на прощание. - До вечера, Хирако-тайчо.
***
Вы удивительно проницательны, Унохана-сан. А может, это я как открытая книга? Жаль, если второе.
Знаете, я всегда хотел быть загадочным и туманным, как блуждающие огни на болоте. Хотел быть хитрым и изворотливым, видеть людей насквозь и всегда чувствовать опасность. А что же на самом деле? Скажите, Рецу-сан, удалось ли мне приблизиться к идеалу?
Конечно, я не пошел в Четвертый отряд сам, я послал туда Айзена. А потом почему-то об этом пожалел.
Соуске принес маленький бумажный сверток, от которого до сих пор пахнет лесом и августом. Аромат сушеных трав приводит меня в благодушное настроение, и я сам завариваю чай. Где-то в запасниках у меня еще оставалась баночка кленового сиропа и контрабандный генсейский шоколад.
А я ожидал запаха лекарств и больничной безнадежности. Вы удивили меня, Рецу-сан.
***
- Спасибо за чай, Унохана-тайчо, - искренне поблагодарил Хирако.
- Не за что, - улыбнулась капитан Четвертого отряда. - Ваша бессонница отступила?
Шинджи дернулся, как от пощечины.
- Как вы?.. А впрочем, - Хирако досадливо отмахнулся, - это ваша работа, верно?
Унохана чуть склонила голову, то ли соглашаясь, то ли извиняясь.
***
Как вы безнадежно правы, Рецу-сан! Эта сиплая душная бессонница, что приходит ко мне осенними дождливыми ночами. К рассвету она становится похожа на агонию. А потом вдруг ненадолго отступает, позволяя проваливаться в неглубокий изматывающий сон, пока не наступит позднее осеннее утро, не менее скверное, чем ночь.
Таким серым промозглым утром не хочется вылезать из постели. Сразу чувствуется усталость, и мысли, такие же серые и промозглые, лениво перетекают одна в другую, выстраивая иногда весьма причудливые цепочки ассоциаций.
Мой лейтенант приходит рано, принося мне стопки бесполезной отчетной макулатуры. Айзен отлично знает, как я ненавижу утро, и поэтому старается заходить пораньше. Я уверен, он делает это специально!
Меня тошнит от одного его вида: от уродливых очков на классически правильном лице, от приторности голоса, от неторопливых движений, когда он перебирает листы бумаг, от всегда безупречно чистых рук, в то время как я вымазываюсь в чернилах по локоть, едва беру в руки кисть. Есть во всем этом какая-то фальшь, червоточина.
Моя реяцу лимонного цвета и сильно кислит. Реяцу Айзена холодная и липкая, как осенний туман. Готов поспорить, что родился он в ноябре.
***
- Эй, Айзен! - окликнул лейтенанта Хирако, когда тот уже был в дверях.
Соуске обернулся. Он стоял, чуть ссутулив плечи, будто всегда готовый кланяться, и прижимал к груди стопку отчетов. Вся его поза, от легкой улыбки на губах до полуприкрытых глаз за толстыми стеклами очков, выражала тихое смирение с судьбой, пославшей ему сумасбродного капитана.
Айзен прекрасно знал, как это бесит Хирако, но не мог отказать себе в удовольствии лишний раз позлить и без того раздражительного от бессонницы капитана.
Шинджи скрипнул зубами, но сдержался.
- Какого числа у тебя день рождения?
- Простите? - Соуске удивленно вскинул брови.
Хирако прикрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти. Он терпеть не мог попадать в глупые ситуации, а сейчас чувствовал себя идиотом.
- Какого числа, - повторил Шинджи, намеренно делая между словами паузы, - у тебя день рождения?
- Двадцать девятого мая.
Хирако тихо выругался. Весной! На самой границе с летом!
- Что ж, значит, и в мае бывают хреновые дни, да? - пробормотал Шинджи себе под нос, и уже громче, обращаясь к Айзену, бросил: - Свободен.
***
Что скажете, Унохана-сан? Я предвзят?
Я грею руки о кружку с чаем, вдыхаю горько-пряный аромат трав и думаю о вас. Сегодня я снова пойду прогуливаться к казармам Четвертого отряда. Быть может, мы снова случайно встретимся.
***
- Холодно сегодня, - поежился Хирако. - Хоть бы закурить, согреть легкие.
Дождя не было, но порывистый ветер то и дело норовил бросить в лицо пригоршни колючей водяной пыли. Шинджи уже порядком промок, и волосы неприятно липли к щекам, но уходить он не спешил.
- Осмелюсь сказать банальность: курить вредно, - мягко возразила Унохана.
- И отлично, - отмахнулся Хирако. - Может, хоть это угробит мой бессмертный организм.
- Вам скучно, - покачала головой Рецу. - Только и всего. Я вас уверяю, смерть едва ли вас развлечет.
- А что развлечет?
- Жизнь.
- Здесь не живут. Здесь служат, - буркнул Хирако. - На благо Сейрейтея.
Унохана улыбнулась, может быть, соглашаясь, а может быть, просто не желая спорить.
***
Эта осень лениво обгладывает мои эмоции. Я вижу сны наяву, потому что не могу спать по-настоящему. Я смотрю своего лейтенанта, как пьеску в театре но: Айзен пронзает мне спину мечом, Айзен поджигает казармы, Айзен крадет онигири в столовой.
А иногда я вижу вас, Рецу-сан. Ваши волосы мокрые от дождя, и одна выбившаяся из косы прядка прилипла к виску. Как чернильный развод на белой бумаге.
Я болен, Унохана-тайчо. Болен бессонницей, паранойей и манией преследования. Болен кленовым сиропом, моросящим дождем и джазовой музыкой по вечерам. Я болен травяным чаем, что вы мне прописали, нашими полуслучайными встречами и полуслучайными разговорами. Я болен вами, Рецу-сан.
***
- Вам нужен соперник, Хирако-тайчо. Вы ищете его во всех, кто вас окружает, и находите в тех, кто не способен стать вашим другом. В вас слишком много жизненной энергии для мира мертвых, и вы не успеваете ее растрачивать. Поэтому вы потеряли сон, поэтому не доверяете своему лейтенанту. Вам нужно дать выход энергии, Хирако-тайчо. Вам нужен враг.
- Мне нравится ваш диагноз, Унохана-тайчо, - лениво усмехнулся Шинджи. - Но будь вы правы, мне бы не помог травяной чай.
- Едва ли он в силах спасти вас, - возразила Рецу, чуть нахмурившись, отчего между бровей пролегла морщинка. - Вы ведь по-прежнему плохо спите?
- Если когда-нибудь ваша теория подтвердится, я клянусь, я отрежу волосы и принесу их в жертву вашей проницательности. - Хирако склонился в легком шутливом поклоне. - Вы великий доктор, Унохана-тайчо, но я... просто болен этой осенью. Я приду в себя, когда выпадет первый снег.
***
Вы много улыбаетесь, Унохана-сан. И много хмуритесь. В ваших глазах больше жизни, чем во всем Сейрейтее, вместе взятом.
Я вновь случайно оказался у казарм Четвертого отряда, хотя погода не балует теплотой. Холодный ветер, моросящий дождь и испещренная мелкими оспинами дождевых капель поверхность луж - вот и все декорации на сегодня. Воздух тяжелый, прелый от опавшей листвы, и ему тесно в легких. Паршиво.
Такие дни люди проводят дома, закутавшись в одеяло и слушая шум дождя, который, говорят, усыпляет. А я в своей комнате, как в тюрьме. За ночь я успеваю пересчитать стада овец, выучить каждую трещину на потолке и, по крайней мере, сотню раз подумать о вас. Под утро стены уже, кажется, готовы задавить меня, и я едва способен дышать. У меня клаустрофобия на ранней стадии, боязнь собственной комнаты и туман в голове. Допишите это в мой диагноз, Унохана-сан.
Желто-красная листва под ногами, и кажется, что это части мозаики рассыпаны по земле, и если постараться, можно собрать горячий летний закат во все небо. Жаль, у меня не хватит терпения.
Эта осень меня убьет, Рецу-сан. В ней слишком много безнадежности и сырости. Я проржавею, как старый клинок.
Однажды вы сказали, что меня спасет жизнь. Взвесьте мне триста грамм, пожалуйста, и заверните в бумажную упаковку. Вечером мой лейтенант заберет ее вместе с чаем.
***
- Вам очень идет коса, Унохана-тайчо. Научите меня плести такую же?
Рецу улыбнулась одними глазами. Для Хирако осталось загадкой, поняла ли она его настроение или приняла сказанное за насмешку.
- Ваш травяной чай, должно быть, кончился. Я оставлю новую порцию у Исане.
***
На этот раз я сам отправился в Четвертый отряд. Не все же Айзена гонять, каким бы подозрительным гадом он мне ни казался!
На сердце у меня был туман похлеще, чем над Руконгаем по утру в ноябре. То мне хотелось идти быстрее, то, наоборот, повернуть домой. Я одновременно желал и боялся вас встретить: почему-то не отпускала мысль, что вы обижены за мои слова. Черт возьми, как же я не люблю чувствовать себя идиотом!
На пороге меня встретила Исане и с улыбкой вручила небольшой бумажный сверток. И все.
Мне едва ли хватило бы мужества извиниться перед вами открыто, так что прошу прощения сейчас. Я не хотел вас обидеть, я просто... не умею быть обаятельным.
У меня есть должность капитана, банкай и еще три или четыре достоинства. Выходите за меня замуж, Рецу-сан.
Я... Кажется, я научился чувствовать ту осеннюю красоту, о которой вы мне говорили.
Я влюблен, Унохана-тайчо. Влюблен в свою бессонницу, в кленовый сироп и моросящий дождь. Я влюблен в джаз, травяной чай, что вы мне прописали, и в наши полуслучайные встречи. Я влюблен...
