Прости меня

Глава 1

Название: Прости меня
Автор: Nagini
Направленность: джен
Персонажи: Северус Снейп, Петунья Дурсль
Рейтинг: G
Жанр: лирическая драма
Размер: мини
Примечание: В фике использованы стихи Николая Некрасова.
Дисклеймер: Спасибо Дж. К. Роулинг за заботливо предоставленных в пользование героев.
Размещение: с разрешения автора.



Я посетил твое кладбище,
Подруга трудных, трудных дней!
И образ твой светлей и чище
Рисуется душе моей.
…
Теперь мне дороги и милы
Те грустно прожитые дни, -
Как много нежности и силы
Душевной вызвали они!
Твержу с упреком и тоскою:
"Зачем я не ценил тогда?"
Забудусь, ты передо мною
Стоишь – жива и молода:
Глаза блистают, локон вьется,
Ты говоришь: "Будь веселей!"
И звонкий смех твой отдается
Больнее слез в душе моей...



Дождь перестал моросить как раз в тот момент, когда начинающий учитель зельеварения Хогвартса, чертыхаясь, выпал из бурно разросшихся кустов лещины на открытую поляну, сразу за которой начиналось кладбище, что поблизости от Годриковой Впадины. Он всегда приходил в это место со стороны леса, а не по протоптанной дорожке, что ведет мимо церкви, а ранее петляет по всему поселку, отбрасывая тропки к домам таких известных и часто таких одиноких людей. Но дело было даже не в возможности встретить кого-то знакомого – Северус Снейп не мог себя заставить еще раз взглянуть на тот памятник, что поставили здесь около года назад ребята из Министерства. Северус был на его открытии, инкогнито, разумеется, никем не замеченным, и, убедив себя в том, что работа скульптора ужасна, он всего однажды посмотрел в каменные глаза навеки запечатанной в мраморе Лили Эванс – да-да, именно Эванс, не Поттер, так называть свою Лили он не сможет никогда.

Дернув подбородком, зельевар словно попытался стряхнуть с себя неприятные воспоминания, вновь и вновь поселяющие обиду и боль в его душе и жгучее чувство вины где-то под ложечкой. Не сказал, не ценил, не успел. Быть может, именно поэтому он приходил сюда так часто, пытаясь объясниться с белым надгробьем, пытаясь сбросить тот камень, что намертво, кажется, припечатал его сердце к позвоночнику. Первые пару месяцев ему всегда приходилось прятаться в этих самых кустах лещины дотемна, дожидаясь пока кладбище покинут праздношатающиеся волшебники и ведьмы, которые с чего-то вдруг посчитали необходимым явиться на могилу Поттеров – Северус опять невольно скривился от применения, пусть даже только мысленного, этой фамилии к его Лили – и поблагодарить их за мир во всем мире. Дожидаясь своей очереди, он тогда часто думал о том, что понимает, почему Дамблдор отдал их сына той маггле, Лилиной сестре – страшно подумать, что могло бы вырасти из ребенка, если бы ему так же поклонялись, как вот этому надгробью. Но волна посетителей сначала схлынула, а потом и вовсе сошла на нет, и вот теперь, год спустя, могилу не посещает никто, кроме Северуса.

Погруженный в тяжкие раздумья, Северус приблизился к месту своего назначения, как вдруг остановился как вкопанный. Около могилы была женщина. Худая и высокая, она стояла к зельевару вполоборота, давая возможность разглядеть свое лицо, давая возможность узнать себя, несмотря на прошедшие годы. Это была она – тетя Гарри Поттера, сестра Лили, Петунья Эванс. Хотя она, наверное, тоже не Эванс теперь – Дамблдор говорил, что эта отталкивающе некрасивая женщина все-таки ухитрилась выйти замуж, и Северус тогда еще подумал, что этот маггл должен быть еще ужаснее, если взял в жены столь уродливую стерву. В том, что Петунья стерва, зельевар не сомневался – ничего иного из озлобленной девочки, которую он так хорошо запомнил, вырасти не могло. Впрочем, видит Мерлин, не ему судить.

Петунья, тем временем, прижала ладонь к лицу и попыталась пальцами оттереть слезы. Слезы? Северус не поверил своим глазам: ему всегда казалось, что старшая сестра ненавидит младшую настолько сильно, насколько это вообще возможно. Но сегодня она стояла здесь – живая, осязаемая – и плакала над могилой сестренки, руша в душе Северуса Снейпа с десяток стереотипов одновременно. Он еще мог бы подумать, что Петунья способна заплакать картинно, напоказ, но вокруг не было не души, а маленькие капли влаги все катились и катились по впалым щекам, и она решительно ничего не могла поделать с ними без носового платка.

– Возьми это, – зажимая в руке свой застиранный и выцветший платок, Северус приблизился совершенно бесшумно, заставив девушку вздрогнуть. – Не хотел напугать, – отрывисто попытался оправдаться он, наблюдая с интересом исследователя за нервными движениями худых рук Петуньи, поданным платком вытирающей щеки, а затем глаза – аккуратно, стараясь не размазать остатки туши. Он должен что-то сказать – это будет правильно, вежливо.

– Ты часто здесь бываешь?

– Нет, – он снова всхлипнула. – Как я могу? Вы же нас в это место не пускаете, – выделив интонацией эти «вы» и «нас», она сначала взглянула воинственно, но увидев неприкрытую боль в глазах собеседника, осеклась и мгновенно остыла. – Я год боролась с собой, но все-таки написала Дамблдору. Отправила письмо обычной почтой и не думала, что оно дойдет, но уже к вечеру от него прилетела сова. Он написал, что сегодня я смогу пройти, объяснил как добраться и просил, чтобы всегда, когда захочу повидаться с сестрой, я писала ему. Но я не буду больше просить, я больше не приду сюда.

– Почему? – глухо спросил Северус.

– Потому что это слишком больно. Видеть ее имя на надгробье больно, но еще больнее осознавать, какой сукой я была по отношению к собственной сестре, – она прижала платок к ярко напомаженным губам, и Северус решил, что теперь он точно оставит его ей на память. Но в то же мгновение, он подумал, что, быть может, Петунья права, и, быть может, приходить на эту могилу и заниматься моральным самоуничтожением – не совсем верный курс на дальнейшую жизнь.

– Почему у тебя нет платка? – невпопад спросил он.

– Вот, – она посмотрела на него как-то беспомощно и растеряно, достала из кармана плаща грязный комок и перевела взгляд на надгробье. Белое. В то время как все остальные могилы вокруг были темно-серыми после пары дней дождей и ветров.

Северус, кажется, впервые в жизни увидел ее настоящую – молодую женщину с растерянным взглядом, вытирающую накрахмаленным носовым платочком могилу сестренки – и холодок пробежал у зельевара по позвоночнику. Внезапно он впервые понял, что Петунья – истинная сестра Лили. Он не понимал, почему именно сейчас почувствовал это с такой силой, но вдруг осознал, что есть на свете человек, перед которым ему, Северусу, можно извиниться – и это будет не пустой звук.

– Прости меня, – прошептал он, сжав на мгновение ее ледяную руку. Она все равно не поймет.

Но она все поняла. Сдержанно кивнула и погладила его по плечу, легко, словно стряхивая несуществующие снежинки.

– И ты меня прости.

fin.