Новая парадная мантия Рона Уизли не шла, конечно, ни в какое сравнение с предыдущей, но в ней он все равно ощущал себя кем-то вроде бэк-вокалистов Селестины Уорлок, которых ему как-то раз посчастливилось встретить живьем во время визита на ярмарку в компании матери: надушенные, прилизанные пижоны в дорогих шелках, три самых наглядных воплощения термина «альфонс», какие ему только доводилось видеть. Нельзя сказать, что Рон так уж четко представлял себе значение этого слова, но что-то подсказывало ему, что в настоящий момент подобный ярлык можно навесить и на него самого: расхаживает в вычурной мантии по коридорам Хогвартса, причем направляется не куда-нибудь, а на вечеринку главного сноба школы – в Клуб Слизней, да еще и примазавшись к приглашению Гермионы Грейнджер. Можно ли пасть еще ниже? Разве что одолжив у Малфоя гель для укладки волос.
– И зачем я вообще согласился? – возобновил Рон свое нытье, которое этим вечером прерывалось только на временные отрезки, необходимые для сосредоточенного изобретения новых и новых его мотивов. По правде говоря, разнообразием эти полеты мысли не отличались. – Есть же прорва других способов угробить субботу, правда? Учредить банк для лепреконов, открыть салон красоты для вейл…
– Знаешь, дружеские, а тем более романтические отношения подразумевают, как правило, желание идти на уступки друг ради друга, – терпеливо ответила Гермиона, которая, похоже, испытывала особое удовольствие, во всеуслышанье напоминая о своем новом статусе. – Кто-то дает списывать историю, а кто-то идет на квиддичный матч, кто-то вступает в шахматный клуб, а кто-то помогает с зельеварением. Кто-то…
– Ты сейчас специально перечисляешь только свои уступки, чтобы меня пристыдить? – осторожно перебил ее Рон.
– Я сейчас специально даю понять, что мои уступки – это пока односторонние уступки. Без обид.
– Эй, ну хорошо, хорошо, понял я все, нет никаких обид, – поспешно заверил ее друг, на всякий случай сжав покрепче руку девушки. – Просто я не понимаю, зачем нужно непременно начинать со Слизней. Там же редкостная скукотища!
Гермиона тяжело вздохнула, безмолвно демонстрируя, как подумалось Рону, свое отношение к недавнему посещению домашнего стадиона «Пушек Педдл» и увлекательнейшему рассказу спутника обо всех пятидесяти семи сезонах, которые команда провела в высшей квиддичной лиге. Спорить она, тем не менее, не стала:
– Да-да-да, бесконечная болтовня о высокопоставленных родителях и легендарных бабушках, снобизм изо всех щелей, предания о каждом из воспитанников с этой его «стены почета», утомительное обсуждение светлых перспектив и безграничных возможностей в волшебном мире, которые открываются по мановению его, профессора Слизнорта, пальцев – согласна, звучит как самые бездарно проведенные два часа в нашей жизни.
– Но?.. – поторопил ее Рон, давно привыкший к стремлению подруги разложить все по логическим полочкам через противопоставления.
– Но помимо всего этого профессор в последнее время взял за правило проводить интеллектуальную викторину, – сообщила Гермиона, и лицо ее, неподражаемо очаровательное в полумраке вечерних коридоров, словно осветилось изнутри. – Мы разбиваемся на команды, а он задает крайне занятные вопросы из абсолютно разных областей знаний. Представляешь? Мне всегда казалось, что было бы неплохо проводить нечто подобное на более высоком, общешкольном уровне: да, квиддичные соревнования – это давняя традиция, но, во-первых, сборная состоит всего из семи человек, а во-вторых, как быть тем, кто хотел бы постоять за честь факультета, но не имеет такой возможности из-за, эм-м, непредрасположенности к спорту? Я считаю…
Гермиона углубилась в долгие и пространные рассуждения вслух, которыми, видимо, ей давным-давно хотелось с кем-нибудь поделиться, а Рону в очередной раз подумалось, что Слизнорт был не таким уж и самовлюбленным простофилей, каковым стремился выглядеть. Если стопроцентную явку избранных им честолюбцев с трех факультетов и всех до единого слизеринцев (вот уж где в избытке честолюбия можно было не сомневаться) можно было обеспечить фирменными льстивыми разговорчиками и живописаниями будущего успеха, то талантливые и способные скромники, вроде хоть той же Гермионы, тратить время на пустопорожнюю светскую болтовню ни за что бы не пожелали. Конечно, Слизнорт не мог допустить, чтобы эти умники и умницы просочились сквозь его пухлые пальцы, но чем же можно заинтересовать кучку перспективных ботаников? Ну конечно же, поигрыванием интеллектуальных мускулов в кругу себе подобных…
– Учеба по субботам? Как увлекательно, – произнес Рон вслух.
– Мерлин, Рон, при чем здесь учеба? – отмахнулась Гермиона. – Это полноценное развлечение – да-да, существуют развлечения, включающие в себя и некую мозговую активность. Ну, конечно, профессор Слизнорт в конце каждого вечера намекает, на какие темы будут вопросы в следующий раз, чтобы мы при желании могли подготовиться…
– Ну конечно, - передразнил ее молодой волшебник.
– Ой, вот давай только не будем спорить. – Щеки девушки чуть порозовели. – Все равно выучить все на свете невозможно…
– Кто ты, о чудовище, и что ты сделало с моей Гермионой?
– ...и ты либо знаешь ответ на вопрос, либо нет. В этом-то и весь интерес. Это все-таки соревнование эрудитов, а не заучек.
Рон с огромным трудом проглотил остроумный ответ, в котором собирался использовать звучное словечко «синонимы», и вместо этого предпочел вспомнить, что, вообще-то, идти на вечеринку ему по-прежнему не хочется. В конце концов, Хогвартс доверху набит укромными коридорчиками и закоулками, нишами и мрачными тупиками, словно созданными для исследования на пару с любимой девушкой. А также для исследования самой девушки: зачем отрицать очевидное?
– Ну ладно, хорошо, но я-то тебе зачем на этом празднике жизни сдался? – тяжело вздохнул он. – Я ведь совершенно точно не знаю ответа на вопрос. Вообще ни на один. В смысле, если тема сегодняшней игры – не «Квиддич в Великобритании», в чем я сильно сомневаюсь.
– А мне бы все равно хотелось поиграть с тобой в одной команде, – упрямо возразила Гермиона. – Вечно ты себя недооцениваешь. Между прочим, зачастую правильный ответ там добывается смекалкой, а не энциклопедическими знаниями.
– Да опозорю я твою команду, только и всего…
– Рон, – строго сказала девушка, внезапно остановившись и крепко сжав его ладонь в своих руках. – Тебе не обязательно участвовать в игре, если ты этого не хочешь. Но мне было бы очень приятно, если бы ты попробовал, потому что мне нравится думать, что мозаика наших с тобой общих воспоминаний будет состоять из самых разных фрагментов, а не только, гх-м, обжиманий по углам.
Тут обиделся даже Рон: нет, он был вовсе не против обжиманий по углам (он решительно ничего плохого не видел в обжиманиях по углам), но это вовсе не означало, что его представления об отношениях с Гермионой ограничивались самыми примитивными вещами. Освободив руку, он бережно обнял девушку за талию и крепко прижал к себе:
– Эй, ну ты что? – вопросил Рон у ее затылка. – Я же обожаю с тобой где угодно время проводить. Черт, ведь даже лекции Биннса быстрее пролетают, если ты сидишь рядом. Просто мне не хочется сейчас выставлять себя – а значит, и тебя заодно – посмешищем перед какой-нибудь когтевранской элитой.
– То есть, тебе больше хочется выставить себя посмешищем передо мной, не решившись даже попробовать? – невинно уточнила Гермиона, оторвав голову от его груди.
– А это вообще нечестно, – фыркнул молодой волшебник. – Знаешь, что, а мне все равно! Что ж, если отказ тебя разочарует больше, чем непроходимая тупость... и если ты клятвенно обещаешь, что за плохую игру твои товарищи не заклеймят меня Пожирателем Смерти и не сбросят с Астрономической башни – хорошо, поучаствую я в этой твоей забаве для заучек и даже сделаю все, что в моих силах, чтобы наша команда выиграла.
– Ого, да ты – человек крайностей, – широко улыбнулась девушка и привстала на цыпочки, чтобы чмокнуть своего человека крайностей в щеку. – Не подумай только, будто я ставлю какие-то ультиматумы. Хочется просто, чтобы ты иногда в себя верил.
– Ну уж нет, – обратный путь закрыт. - Рон тряхнул лохматой головой, едва не двинув Гермионе подбородком по макушке. – Вот увидишь: «Уизли – наш король» будут распевать еще и в гостиной Слизнорта. Остается только узнать, какую версию.
– К слову, о квиддиче… – припомнила девушка, когда они вновь продолжили путь, и тут же поправилась: – Ну, не совсем о квиддиче, но ты понимаешь… В общем, Кормак МакЛагген играет за наших соперников – никогда бы не подумала, что в этой… голове могут уместиться хоть какие-то знания, так что представь мое удивление: он в этой команде, ни много ни мало, сейчас ведущий игрок.
– Хочешь сказать, у тебя появится шанс еще раз его колдануть, чтобы я потом смог «победить его в честном поединке», так, что ли? – мгновенно насупился Рон.
– Я хочу сказать, – Гермиона закатила глаза, – что у
тебя появится шанс успокоить свою совесть, волнения которой раз за разом провоцируют тебя на подобные заявления, по-настоящему честным поединком.
– Ой, ты все слишком усложняешь, – с нарочито небрежным видом отмахнулся молодой волшебник. – Хотя, если «совесть» означает желание увидеть, как его уродливая физиономия вытянется после очередного поражения – все верно, я очень совестливый тип. В любом случае, чего ты от меня сейчас-то добиваешься: мне во второй раз согласиться?
– Просто довожу до твоего сведения. А еще могу из тебя и третье согласие выбить: ты ведь еще о призах не слышал… – намекнула Гермиона.
– Ого! – Рон оживился. – И что же
мы можем выиграть?
– Право на бесплатную бутылку сливочного пива в «Трех метлах» каждый выходной в течение месяца и, э-эм, книгу профессора Слизнорта «Власть и величие: мои мемуары» с авторским автографом.
Рон фыркнул:
– Дай-ка подумать: сам он наверняка считает главным призом именно книгу, верно?
– Ты добьешься больших успехов в сегодняшней игре, если будешь мыслить так же конструктивно, – с донельзя серьезным выражением лица сообщила другу Гермиона, и они дружно прыснули.
Все сомнения Рона по поводу уместности его наряда как-то вмиг сошли на нет, стоило им с Гермионой появиться в просторном помещении, которое Слизнорт переоборудовал под гостиную своего клуба. Взгляду молодого волшебника предстали знакомые и незнакомые ученики школы, разодетые еще более кошмарно и вычурно, чем он: пуффендуйка Присцилла Пристли, например, отыскала в своем гардеробе нечто такое, что по сравнению с ней Гермиона в простой, но элегантной темно-синей мантии казалась валлийским шахтером после долгого трудового дня.
– Мерлиновы подштанники, – чуть слышно пробормотал Рон. – Дамы и господа, спонсор сегодняшней вечеринки – мадам Малкин и ее зимняя коллекция «Snobistique»…
Впрочем, уяснив, что он представляет собой далеко не самый смехотворный экспонат на этой выставке павлинов, Рон тут же набрел на другую проблему: абсолютную неспособность себя занять. Гарри этим вечером очень предусмотрительно отсутствовал. Бо́льшая часть талантов, отобранных лично Слизнортом, поглядывала на него свысока (за редкими исключениями вроде Эрни МакМиллана, с которым все равно говорить было не о чем), ученики же, пробравшиеся на вечеринку по приглашению друга, были слишком заняты обхаживанием профессора или флагманов своих факультетов, будь то когтевранка Эми Глоддер или, Мерлин упаси, Драко Малфой. Не особенно радовала Рона и перспектива таскаться шлейфом за Гермионой: девушка пусть и избегала пустого трепа, но тем не менее постоянно останавливалась обсудить учебные, организационные или, хуже всего, личные вопросы со знакомыми старостами или партнерами по команде, а он при этом чувствовал себя пятым колесом.
В общем, можно сказать, что ссора с МакЛаггеном в этих условиях стала абсолютно естественным развитием событий.
Скандалист-семикурсник невзлюбил Рона за то, что младший Уизли обошел его в конкурсе вратарей, а тот, в свою очередь, ненавидел МакЛаггена за безупречную обоснованность его претензий: лишний раз вспоминать о роковом заклинании Гермионы Рону крайне не нравилось. Оба молодых человека были достаточно вспыльчивы, оба не знали, куда приткнуться на этой вечеринке, оба испытывали сильную привязанность вполне определенного характера к той старосте своего факультета, которую не звали Гарри Поттером – конфликт был воистину неизбежен. Бокал сливочного пива, по неосторожности пролитый МакЛаггеном на брюки Рона, стал в прямом и переносном смысле каплей, переполнившей метафорический сосуд.
– Да на твоей жирной шее вратарская мантия даже не застегнулась бы, тупица! – Именно за произнесением этой реплики Гермиона Грейнджер и застала своего кавалера, заглянув в дальний угол гостиной, чтобы узнать, чем было вызвано царившее там оживление. При взгляде на нее становилось понятно, что подобное поведение вовсе не продвигало Рона Уизли в ее собственном рейтинге Самых Желанных Молодых Людей Школы. Утешить того могли разве что…
– Убирался бы ты в свою вонючую нору, подлый свинтус!
…еще более низкие показатели в этом чарте Кормака МакЛаггена.
– Так, что за шум? – строго вопросила девушка у обоих гриффиндорцев, передвинув до максимума воображаемый рычажок, отвечающий за авторитет старосты.
– Это МакЛагген испортил мои брюки, сейчас – самозабвенно портит воздух, а потом – испортит всем нам вечер, – незамедлительно пояснил Рон, неодобрительно поглядывая на оппонента.
– Да заткни ты хлебало свое, жулик!
– Сам заткнись, унылый жиртрест!
– Стоп! – устало вздохнула Гермиона, занимая стратегически выгодную позицию между спорщиками. – Мы, если кто не заметил, не у себя в гостиной, хотя поверьте мне, там я эти петушиные бои поощряла бы ничуть не больше. Кормак, если ты пролил что-то на Рона, извинись, пожалуйста, и покончим с этим.
– Как бы не так, – отозвался тот, неприязненно косясь на младшего Уизли через ее голову. –
Этот почему-то передо мной до сих пор не извинился за конкурс вратарей. Да и не нужны мне его лицемерные оправдания.
Рон со странным и хорошо скрываемым чувством злорадного удовлетворения заметил, что девушка при этих словах едва заметно порозовела, но сейчас речь шла о них с МакЛаггеном, а не об извечном соперничестве с Гермионой.
– Мне извинения этого урода тоже ни к чему, – объявил он мрачно.
– Ах, урода, значит? Ты у нас, конопатое чучело, сам далеко не глянцевая картинка, знаешь ли!
– Мне с вас начать очки снимать, что ли? – угрожающе завела девушка, поочередно сверля глазами нахохлившихся гриффиндорцев. Нельзя сказать, чтобы эта угроза хоть сколько-нибудь остудила их пыл.
– Да на твоих колдографиях обычно один только фон и видно: твои портреты предпочитают из-за него не высовываться!
– А у тебя и колдографий-то раз, два и обчелся – это, как-никак, слишком дорогое удовольствие для таких, как ты!
– Ну, знаешь, что? – рассвирепел Рон, традиционно отреагировавший острее всего на намеки о своем печальном материальном положении. – Хочешь получить – получишь! Дуэль!
– Дуэль! – охотно рявкнул МакЛагген в тот же самый момент, как Гермиона перевела на своего кавалера пронзительный взгляд, весьма недвусмысленно предвещающий лишение того очень и очень многих привилегий, вплоть до статуса кавалера как такового.
Сглотнув комок, Рон поспешно добавил:
– Но, конечно, не на палочках.
– Чего? – не понял семикурсник, и даже Гермиона удивленно подняла брови. – Кулаками тебе, что ли, физиономию начистить?
– Вовсе нет, хотя я могу понять, как тебе не терпится применить свой единственный талант, – ехидно отозвался Рон и, заложив руки за спину, двинулся по часовой стрелке вдоль невидимой окружности с Гермионой в роли центра, точно ленивый боксер или борец. – Я предлагаю тебе померяться, э-э, эрудицией.
Тут прыснули все, кто подошел понаблюдать за конфликтом, даже – с несколько виноватым видом – Гермиона, а что до МакЛаггена, то его неудержимый гогот привлек внимание самого профессора Слизнорта, вовлеченного в беседу в другом конце зала.
– Ничего смешного вообще не вижу, – обиделся Рон. – Или ты боишься проиграть?
– Не проецируй… на других людей собственные… комплексы, – отбрил его МакЛагген, еще толком не успевший проглотить смешинку. – Как ты хочешь это провернуть? Может, засчитаем тебе техническое поражение, и делу конец?
– Я так понимаю, на сегодня намечена некая игра, – объяснил его оппонент. – Вы там, вроде как, соревнуетесь в отвечании на вопросы. Почему бы нам с тобой не выступить отдельно от всяких там команд – мано, типа, а мано?
– «Мано, типа, а мано»? – почти по-малфоевски протянул МакЛагген, позволяя собравшейся публике прочувствовать всю беспомощность и непроходимую серость, присущие автору оригинальной реплики, и самой для себя определить, нужно ли тут вообще какое-то соревнование. К нему подбежала взволнованная очкастая семикурсница с Когтеврана и принялась было что-то нашептывать на ухо, но эрудит-гриффиндорец только отмахнулся от нее. – Отлично, Уизли. Публичное унижение – это мне по нраву.
– Ну надо же, какое удачное совпадение, – пробормотал Рон, несколько виновато поглядывая на Гермиону и всем своим видом показывая, что уже успел пожалеть о своем решении. Девушка, впрочем, не стала закатывать ожидаемый скандал, а просто показала ему два больших пальца и лишь потом, чуть подумав, кончик языка: судя по всему, ее наповал сразила смелость молодого человека, который не только обуздал свою агрессию, но и отважился ввязаться в неизбежно обреченное на провал (пусть и благородное) соревнование.
Рон милостиво позволил ей думать все, что в голову взбредет.
– Итак, господа студенты, – загремел над игровыми столами слегка усиленный заклинанием голос профессора Слизнорта (сам профессор для пущей атмосферности где-то спрятался), – сегодня мы проводим пятую интеллектуальную игру в рамках нашего небольшого закрытого общества. И, должен сказать, я был немало удивлен, узнав, что это развлечение не только прижилось в вашем кругу, но и вдохновило на внесение определенных изменений в ее чрезвычайно гибкие правила. Что ж, я рад поприветствовать наших традиционных участников: команду мисс Грейнджер, «Ветви разума», – (гости, не участвующие в игре, сдержанно похлопали пятерке игроков под предводительством Гермионы), – и команду мистера МакЛаггена, которой сегодня в отсутствие капитана руководит мисс Глоддер – «Мозголомы»! – (Аналогичных аплодисментов удостоился и второй столик). – Чем же обусловлено это отсутствие, спросите вы меня, и где же обещанный сюрприз? Ответ очень прост: мистер МакЛагген сегодня участвует в первой в истории Хогвартса интеллектуальной дуэли, где ему противостоит мистер Рональд Уизли!
Малфой, занявший позицию прямо позади столика Рона, только этого момента и ждал:
– Рональд Уизли – наш король, книжный червь – вернее, моль! – нараспев произнес он, и все собравшиеся разразились хохотом, прыснули даже гриффиндорцы и представители «Ветвей разума», невзирая на строгие взгляды их капитана.
– Так, спокойствие, пожалуйста, спокойствие, – призвал к порядку невидимый Слизнорт, вслед за чем добавил со всей строгостью, на какую только был способен: – Не желаете ли учредить в школе поэтические чтения, мистер Малфой?
– Только если Уизли продолжит меня вдохновлять, профессор, – вежливо улыбнулся слизеринец, и на какое-то время в зале вновь воцарился хаос. Одному Рону было в кои-то веки абсолютно все равно: он широченно зевнул, прикрываясь массивной ладонью.
Наконец Слизнорту удалось-таки успокоить своих гостей и добиться от них тишины и внимания. Он потратил несколько минут, чтобы вкратце напомнить всем правила – ответы, записанные на клочках пергамента, предлагалось бросать в специальный сосуд на центральном столе – и предупредить о печальных последствиях любой попытки сжульничать. Затем каждый из четырех столиков был заключен в свою собственную Сферу Звуконепроницаемости (неспособную, впрочем, задержать магически усиленный голос ведущего), чтобы избежать совсем уж откровенных подсказок. Лишь потом Слизнорт чинно откашлялся и объявил:
– Итак, игра ведется до шести правильных ответов любой из команд. Наши, м-м, сольные участники в зачете не участвуют, так что итоги их соревнования подводятся в момент окончания матча. Что ж, без лишних промедлений… Первый вопрос таков. Даты проведения обновленных Кубков Мира по квиддичу традиционно обозначаются четырьмя цифрами, к примеру: «Англия – 1994», «Трансильвания – 1974», «Гренландия – 1950». Когда же – единственный раз за нынешний век! – этих цифр было семь? Время!
Рон невольно вздрогнул, заметив, как мгновенно заколыхались верхушки «Ветвей разума», а головы «Мозголомов» так резко сдвинулись к центру столика, словно участники и вправду собирались расколоть друг другу черепа – команды приступили к оживленным дискуссиям. МакЛагген же на протяжении некоторого времени чесал нос пером, а потом, бросив через зал самодовольный взгляд на своего соперника, принялся что-то карябать на своем пергаменте. Что же до самого Рона, то он чувствовал, как земля если и не уходит у него из-под ног, то по крайней мере вежливо дергает за штанину: вопрос был про квиддич, а ему даже тут не приходило в голову никаких вариантов! Не могли же они играть в квиддич за… сколько там… миллион лет до нашей эры? Бред какой-то… А может, кому-то понадобилось обозначать не только год, но и месяц с числом? Не меньший идиотизм: все матчи Кубка занимают несколько недель. Мерлин побери, что за кретинский вопрос…
– Время вышло, – сообщил через минуту невидимый Слизнорт, и сосуд в центре зала, до которого Рон так и не добрался, вспыхнул волшебным синим светом. – Итак, уважаемые участники… я, конечно, проверял вашу смекалку и имел в виду Кубок Мира в Италии, состоявшийся в тысяча девятьсот шестьдесят втором году. Дата его проведения обозначалась семью цифрами, и это, конечно… были римские цифры: MCMLXII. Что же ответили наши команды? – Он взял драматическую паузу – а может, попросту испытывал трудности с куриным почерком МакЛаггена. – «Ветви разума» – абсолютно верный ответ. «Мозголомы» – увы, ответ неверный. Мистер МакЛагген – абсолютно верный ответ. Мистер Уизли – … – снова тревожное молчание, – ответа нет.
Рон поблагодарил Слизнорта за идею со звуконепроницаемыми столиками: только насмешливого хохота Малфоя за спиной ему в тот момент и не хватало. А вот вид надрывающего животики МакЛаггена прямо напротив, как ни странно, его только успокаивал. Встретившись взглядом с явно нервничающей и пытающейся подбодрить его Гермионой, Рон только подмигнул ей и успокаивающе помахал рукой, не отрывая запястье от столика.
Как и следовало ожидать, вопросов по квиддичу больше не было, но несчастный соло-интеллектуал так и не определился, сожалеет он об этом или нет: одно дело – не знать ответов на вопросы об астрономии, географии, колдовской моде XV века и теоретической алхимии, и совсем другое – плавать в знакомой и вдоль-поперек изъезженной теме.
– …И правильный ответ – конечно же, Сфера Звуконепроницаемости! Когда я говорил, что вы можете увидеть ответ, не вставая с места, я, ха-ха, слегка иронизировал. – По всей видимости, Слизнорт нашел себя и при желании мог бы сделать отличную карьеру, при поддержке Министерства выведя эту игру за пределы своего привилегированного кружка. Образ невидимого, властного, всезнающего, всемогущего и безмерно остроумного ведущего удавался ему на «П» с плюсом. Определенная театральность также была присуща профессору: как только он сделал паузу, слух Рона внезапно вырвался за пределы крохотного пространства, ограниченного периметром его игрового столика, и он почувствовал легкое смущение, заново открыв для себя перешептывания, скрип перьев зрителей и завывания ветра за приоткрытым окном. – А теперь взглянем на результаты. Для начала сообщу, что мистер МакЛагген в очередной раз дал совершенно правильный ответ, тогда как мистер Уизли вновь не потрудился предоставить хоть какой-то. Счет их очного противостояния: пять – ноль.
Бо́льшая часть собравшихся, которая не столько поддерживала МакЛаггена, сколько презирала Рона, встретила информацию почтительными аплодисментами. Семикурсник победоносно воззрился на оппонента, как он делал всякий раз, стоило Слизнорту засчитать ему очко. Рон бодро отсалютовал ему в ответ.
– Но вернемся к командному противостоянию, – продолжил ведущий. – Что ж, мисс Глоддер… – (искусно взятая пауза, заставившая притихнуть весь зал), – ваш вариант, к сожалению, неверен, и на данный момент счет остается прежним: два – пять в пользу «Ветвей разума». Какой же ответ дала нам мисс Грейнджер сотоварищи? – Это был чрезвычайно глупый вопрос: достаточно было мельком взглянуть на столик второй команды, чтобы догадаться обо всем по ухмылкам, игравшим на лицах участников. Рон тоже позволил себе улыбнуться. – «Ветви разума» называют… Сферу Звуконепроницаемости, и это означает, что команда одерживает более чем убедительную победу в сегодняшней игре! Шесть – два! Мои поздравления!
В этот раз аплодисменты были куда громче: Гермиону, может быть, любили далеко не все, но не испытывать определенного уважения к хорошему выступлению «Ветвей» в целом было непросто, тем более что там собрались представители от каждого из факультетов. Когда шум затих настолько, что можно было расслышать энергичное перешептывание Гермионы с партнером по команде, Рон поднялся с места и скромно, но достаточно громко объявил:
– Э-э, если можно, слово проигравшему.
– Да, конечно, мистер Уизли, – несколько удивленно разрешил Слизнорт.
– Во-первых, поздравляю с победой команду «Ветви разума», а также ее очаровательного капитана. – Рон оскалился. Гермиона провела ребром ладони по тоненькой бледной шее: слишком уж сальные он при этом бросал на нее взгляды. – Во-вторых, поздравляю с победой нашего
большого умника мистера МакЛаггена. Жаль только, что ответа на самый главный вопрос он не знает. – Рон выдержал паузу в лучших традициях Слизнорта, бросил выразительный взгляд на мрачнющие лица представителей «Мозголомов», а также очкастую мисс Глодер лично, и лишь затем вновь обратился к насторожившемуся сопернику: – Квиддич, Кормак – это тоже
командная игра.
– Порой мне кажется, что я дружу и даже пытаюсь построить отношения с человеком, которого толком не знаю, – задумчиво произнесла Гермиона на обратном пути из гостиной Клуба Слизней в гриффиндорское крыло. Рон, который вел ее под руку, буркнул что-то невнятное, но в целом, бесспорно, удовлетворенное.
– Я – тупица Уизли, «книжный моль» по версии нашего школьного поэта, – в конце концов напомнил он, – и я проиграл пять – ноль. Не смущай уж несчастного парня, куда дальше-то.
Девушка легонько ткнула его кулаком в плечо, недовольная его попыткой уйти от ответа.
– Ты мало того, что спровоцировал МакЛаггена на этот поединок, чтобы помочь нам выиграть и оставить его в дураках – ты ведь заодно откупился от своей совести, позволив ему одержать над тобой убедительную победу! Я просто сражена наповал такой дальновидностью. Или, скажешь, все не так было?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – отмахнулся Рон свободной рукой. – Я не вижу дальше собственного носа. Я, э-э, не всегда знаю, куда поставлю ногу при следующем шаге. Черт, Гермиона, я ножом-то с вилкой пользоваться толком не умею, ну о чем тут говорить...
Молодая ведьма остановилась, развернулась к нему лицом и строго уставилась ему в глаза, убрав со лба непослушную кудрявую прядочку. Рон прижал ее к себе, довольно-таки смело переместив руки на позицию чуть пониже пояса.
– И все-таки мне правильно казалось, что тебя все вокруг недооценивают, – Гермиона задумчиво покачала головой. – Нельзя же так здорово играть в шахматы и вообще ничему не научиться…
Увидев, что Рон на этот раз и вовсе не собирается ничего комментировать, она тихонько фыркнула и уткнулась лицом в его широкую грудь, мягко обхватив руками его локти. Самый ценный игрок команды «Ветви разума» в ответ на это осторожно прижался щекой к ее волосам и едва слышно пробормотал:
– Шах и мат…
– М-м… Ты что-то сказал?
– Я? – Рон опешил. – Мерлин, тебе послышалось.
