Глава 1Безошибочное ведунье чутье разбудило его сразу после полуночи: тварь, всю седмицу державшаяся поодаль, подошла почти к самому дому. Впрочем, он был почти рад ее появлению: сегодняшние сны, как и всякую ночь с прошлого новолуния, были наполнены тоскливой, дурной, нездоровой мутью.
Ведун поднялся с тюфяка и бесшумно скользнул к окну, не став зажигать свечу: свет только помешает. Выглянул в щель между ставнями. Бледный силуэт твари почти светился в лунных лучах, она медлила на дальнем берегу ручья, будто в нерешительности, но ведьмарь уже знал, что ни бегущая вода, ни семь охранных кругов у дома ей не помеха. Он всматривался в темноту снаружи, но несколько томительных минут ничего не менялось: так же журчала вода, светила луна, неподвижно стояла тварь. Наконец она шевельнулась, будто от глубокого вздоха, и одним шагом пересекла ручей. Дерево под пальцами ведьмаря вдруг стало холодным и шевельнулось как живое, он отшатнулся, готовясь защищаться, но все успокоилось также внезапно, как пришло в движение. Ведун осторожно коснулся ставни, и его проняло жутью: вместо простого грубого дерева рука ощутила холод причудливого металлического кружева. Ни одно существо – живое ли, мертвое ли – не способно так менять суть вещей…
Ведун стряхнул оцепенение: страх - не лучший советчик. Если ни одна нелюдь так не может, значит и эта не сподобилась. Значит, это только морок – но что ж это за тварь такая, у которой достало силы заморочить голову ведуну?
По крайней мере, у него есть время, чтобы приготовится побороть. Ведьмарь вернулся на тюфяк, закрыл глаза и направил мысли, как учил Янош. Ставни – это не опасно, значит не важно. Отбросить все лишнее, найти якорь… Привычное упражнение, тысячу раз проделанное в годы ученичества. Ведун чувствовал приближение твари – вот она прошла пятый охранный круг… третий… подошла к крыльцу… Он открыл глаза, сжал в руке загодя приготовленное лезвие – а дверь тихо заскрипела, отворяясь.
Тварь пришла в обличье ребенка: простоволосая девочка в одной длинной рубахе, даже не бледная, а какая-то белесая, без проблеска цвета, только глаза горят лиловым даже в тусклом лунном свете. Он бы принял ее за мавку - но та не пойдет по доброй воле к дому ведуна, не переступит охранного круга и точно не наведет даже самого простенького морока. Тварь просто стояла за порогом, не пытаясь войти, но блюдце под свечой вырастало в резной подсвечник, балки под крышей с тихим шорохом менялись местами, проступали на стенах едва различимые в темноте знаки.
Ведун знал, что нельзя встречаться взглядом с нелюдью – так же как с медведем или волком, случайно встреченным на лесной тропе, - но чутье оказалось быстрее разума. Он поднял голову и посмотрел твари прямо в глаза.
- Уходи.
Та вздрогнула, пошатнулась, подалась вперед, на лице ее отразилась не то обида, не то разочарование. Голос ее был тихим и каким-то безнадежным:
- Помоги, ведун…
Но он только повторил, вложив в слово всю свою власть над нелюдью:
- Уходи.
И тварь ушла. Сгорбившись, повернулась спиной и вскоре растаяла в темноте, а ведьмарь остался сидеть где был, думая, что сходит с ума: он уже давно не чуял тварь, но ставни все еще были обвиты металлом, подсвечник не стал снова плошкой, а от открытой двери веяло сиренью, тогда как еще вечером около дома росли одни только осины. Это был не морок, и что-то нашептывало ведуну, что вовсе не потому тварь осталась за дверью, что не могла войти без приглашения.
...
Еще до зари ведьмарь отправился в лес: искать следы, толковать с лесной нелюдью – вдруг знают что о незваной гостье. Недалеко от дома, на месте недавно еще непроходимого ельника, обнаружился ключ и крошеный пруд, больше похожий на лужу, но других следов не было, а лесные либо не знали ничего, либо сбегали, едва услышав вопрос. Возвращаться пришлось ни с чем.
Около дома его ждал человек – явно сельский парень, уже не мальчишка, но еще и не заматеревший мужик. Увидев ведуна он вскочил на ноги, сделал пару шагов навстречу, но тут же остановился под тяжелым взглядом.
- Мир тебе, ведьмарь.
Ведун неохотно кивнул в ответ, ожидая продолжения.
- Я пришел помощи просить. Сестра вчера слегла…
- Я тебя в Яшенках не видел. – перебил ведун.
- Из Речки я, - ответил селянин, явно забеспокоившись, - затемно вышел, чтобы к утру поспеть.
- Зачем ко мне пришел? Старик Янош с порога прогнал?
Ведуна обуяло дурное предчувствие. Парень растерялся и, кажется, даже слегка испугался, затеребил рукава рубахи.
- Ты не знаешь? Помер старик, четыре дня уже.
Ведьмарь помрачнел еще больше, уставился в землю, выдохнул длинно, недолго помолчал.
- Как?
Парень отвел взгляд:
- Попы проезжие у нас были. Городские, на лошадях, с солдатами, теперь в вот в Яшенки твои поехали... Говорили, по селам ересь да колдовство гоняют. Ну старик им и попался, они его быстро на костер…
Ведьмарь разом побледнел, зло глянул исподлобья, процедил сквозь зубы:
- Да что ж ты тогда к бесовскому отродью за помощью притащился, верный раб божий?
Селянин взгляда не поднял, но ответил спокойно:
- Ты, брат, гнев при себе побереги. Не выдавали мы старика твоего, сам перед попами соловьем разливался, никто его за язык не тянул. Мы его отправить подальше хотели, пока беду на свою голову не накликал, – так его разве заткнешь, когда болтать начал! Рассказывал попам сказки свои, мол, не нужно богу молиться, Бог спит, и вся земля со всем людом ему снится. Ну они его и повязали. Жалко старика, да сам же себе дурак…
Ведун промолчал, бессильно ругая про себя старого пройдоху. Сколько раз он отмахивался да посмеивался просьбам не дразнить церковников?
А парень добавил тихо:
- Я вот что думаю - если ж такие как ты по земле ходят да дела делают – значит и на то тоже божья воля есть. Поп молиться обещал, да только пока он свечи в церкви жгет, сестра на лавке дома криком орет, помирает. А ты, ведун, если не вылечишь, так хоть травку какую дашь, чтоб… тихо-мирно… все лучше чем так.
Ведьмарь тяжелым усилием воли отодвинул мысли о старике. Время для мертвых еще наступит. Позже, когда он не нужен будет живым.
- Раньше срока сестру не хорони. По дороге расскажешь толково, что с ней.
...
Деревенской девчонке, к которой привели ведуна, повезло только в одном – церковники уехали вовремя.
Задержись они в деревне еще на день, и помочь ей можно было бы только «мирной» травкой, а так – жить может и будет, да детей собственных ей уже не иметь...
Хмурое небо к вечеру разразилось бурей, но заночевать в деревне ведьмарь отказался: с души воротило от местного люда, настороженного молчания, шепотков за дверями и кривоватых улыбок благодарной родни. Непогода в лесу не так страшна, а до дома дойти он сможет и в кромешной тьме.
Он сам бы не мог сказать, как узнал о человеке в лесу, и как его нашел - не иначе чутье вывело к большому дубу, под которым трясся от холода промокший до нитки деревенский ребенок. То ли леший его запутал, то ли сам заплутал, но умаяться успел так, что ничего не соображал и еле волочил ноги. Ведьмарь, устало ругаясь, закутал безголовую недоросль в свой плащ и потащил домой едва не волоком – гроза злилась все больше, и приходилось торопиться.
Когда ребенок, немного отогревшись, высунул нос из-под вороха одеял и плащей, ведун признал в нем младшую дочку яшенского рыбака, мельком виденную пару раз в деревне. Любопытства в девчонке явно было больше, чем следовало, она вовсю таращилась по сторонам и исподтишка разглядывала самого ведьмаря. Тот морщился, прекрасно чуя чужой взгляд, и решал, не пора ли уже шугнуть ребенка. По всему выходило, что пока не за что. Ведун оставил чай настаиваться, стукнул перед потеряшкой чашку с отваром травок от простуды – не хватало еще потом таскаться в деревню ее лечить – и сел за стол с другой стороны. Ему есть не хотелось, и он решил, что ребенок тоже как-нибудь перебьется без поздней трапезы. Девочка перестала громко дуть на воду в своей чашке и осторожно начала:
- Дядя Ведьмарь… - ведун глянул на нее в упор, девчонка запнулась, втянула голову в плечи и закончила уже совсем тихо – …спасибо.
- Надеюсь, в следующий раз подумаешь, прежде чем идти в лес в такую погоду, - проворчал ведун почти беззлобно. Потеряшка смущенно уставилась в стол, царапая ногтем доску. Ведьмарь зацепился взглядом за это движение, и от волны знакомой жути у него разом захолодели руки: в рисунке трещин под пальцами девочки он увидел кривобокого петушка: вот он переступил лапами, хлопнул крыльями, тряхнул гребешком…
- Довольно морочить мне голову, нелюдь! – рявкнул он, нащупывая оружие. Девчонка испуганно отшатнулась в сторону, и ведьмарь мог поклясться, что она ничего не понимает... если бы рукоять ножа, лежащего на лавке у его руки, не расцветала сейчас хрупкими белыми цветами, - Хватит притворяться.
- Я? Я не… - в глазах у нее стояли слезы, и ведун не чуял обмана. Перед ним был обычный ребенок – но в то же время тварь, и от мысли, что чутье подводит, его замутило.
- Нелюдь. Тварь. Дух. Ты знаешь о чем я.
- Дух? Я… Точно. Я дух. - девочка вдруг успокоилась, и как-то осунулась. Цвет будто стек с нее вместе с чужим обличьем – побелела макушка, лицо, руки, выцвела до белизны рубашка. Она подняла взгляд – глаза при свете оказались неправдоподобно яркими – и торопливо заговорила, - Ведун, пожалуйста, послушай, мне очень…
Но он не стал слушать – слишком легко это тварь меняла извечные законы мира, слишком напугала ведьмаря его собственная ошибка, чтобы оставить разум холодным. Страх – дурной советчик, но отогнать его не было времени.
- Убирайся. И больше никогда не переступай этого порога.
И тварь послушалась – кивнула, прикусила губу, и просто исчезла, будто никогда и не было. Ведун уронил голову на руки и длинно выдохнул, пытаясь успокоится. Ничего не знать о нелюди, с которой повстречался – что может быть хуже? Наверное, Янош слышал что-нибудь об этой твари – старик вообще много знал, - но он уже не расскажет. Остается только надеяться, что тварь и правда больше не появится.
Ведьмарь встал и все-таки налил себе горячего чая. Подумал, что с утра стоит наведаться в деревню, узнать, что на самом деле с дочкой рыбака.
…
Он вскочил еще до восхода – толком не проснувшись, шарахнулся в дальний от лавки угол, ссадив ногу о край стола и сбив на пол котелок с остатками чая. Прислонился к стене, дожидаясь пока сонная дурь осядет и присмиреет в памяти. Перед глазами все еще мелькали отражения в мутной воде, все эти чужие лица - старушечьи, детские, крестьянские, девичьи – вместо его собственного. Ни вспомнить себя, ни проснуться. Не суметь отличить сон от яви, как во сколько, – в пять весен? В десять?
Ведьмарь зло одернул себя, и вышел из дома, стараясь не смотреть в попадающиеся на дороге лужи. Его явственно мутило от себя самого. Как есть бестолочь, Янош всегда прав.
…
А в Яшенках его уже ждали. Видимо кто-то по пьяни сболтнул лишнего, а церковники даром времени не теряли. Очнулся он уже привязанным к столбу, с хворостом у ног – с лихвой положили, не пожалели. Селян ведун, в общем-то, не винил – если людям предлагают выбирать между мертвым колдуном и красным петухом в деревне... Узнать бы кто намекнул церковникам, что колдун вообще есть.
Ослабить веревку на руках не получалось ни у него, ни у пернатой, пытающейся незаметно развязать узел. Куда ей, этой синичке… Ворона бы справилась, но ее и близко не подпустят. Сюда бы мышей или крыс, да только местная стая скорее в охотку загрызет самого ведуна, после прошлогодней-то лисьей охоты… Яшенский мельник тогда за ним седьмицу неотступно таскался, под порогом дневал и ночевал – и разжалобил же, уговорил поперек правил пойти. Вот так и жалей людей…
Босоногую ребятню, пока еще жмущуюся к углу ближнего дома, он заметил только когда камень ударил в плечо - едва задел его на излете - у первого смельчака не хватило задора подойти поближе, но очень скоро детвора осмелела, и камни засвистели подряд. Птицу пришлось прогнать - вместе с последней надеждой на спасение.
Ведун вгляделся в лица – сплошь знакомые, в дом любого из них его хоть раз, звали помочь. Взрослые хоть глаза отводят… Один из мальчишек помладше вдруг застыл на месте. Камень выпал из безвольно повисшей руки, лицо опустело, в широко распахнутых глазах мелькнул знакомый лиловый отблеск… Все виденное и слыханное в эту последнюю седьмицу вдруг смешалось и проросло в разуме ведуна, с треском пуская корни, сплетаясь в единое знание. Оно было немыслимо – но ведун чуял, что только так и может быть. Он впился взглядом в бессмысленное детское лицо – мальчишка что-то бормотал одними губами, слепо глядя перед собой.
- Это сон, - ведун даже не знал, говорит вслух, или нашептывает мальчишке мысли, - Слушай меня! Это сон. Сон! Сон, слышишь!
Он не видел, как кладут последние вязанки ему под ноги и не чувствовал долетающих камней. Где-то на другом конце улицы заголосила баба: «Люди! Люди! Он же Васятку чарует, треклятый!», но селяне будто приросли ногами к земле, не двигаясь с места.
- Сон… - наконец, эхом отозвался мальчишка, и в следующий миг разом выцвел. Упали на спину тяжелые белые волосы, расплылось лицо, собравшись уже совсем другими чертами.
Ведун не видел, как к хворосту подносили огонь, он глядел на тварь… на ту, что он привык звать тварью, и думал, что прогнал ее дважды – она не поможет. Но все равно попросил – теперь уже точно вслух, почти неслышно – нашептать не хватило воли:
- Пожалуйста…
Подумал, что если выживет, то впредь будет выслушивать всякого, к нему пришедшего, будь то человек или нелюдь. Он еще видел, как бледное лицо исказил ужас, прежде чем весь мир поглотило пламя.
Где-то там, за огненной стеной, девочка рухнула на колени, зажмурившись и вцепившись руками в землю, закричала, срывая голос:
- ЭТО ТОЛЬКО СОН!
...
- Ну что хнычешь? – пробормотал ведун, не открывая глаз. Девочка встрепенулась, вытирая мокрые щеки рукавом:
- Проснулся! Я пыталась, но не могу тебя вылечить, прости… совсем не слушается…
Собрать мысли и отгородить боль ему удалось только с третьего раза, но и после этого скверно было даже говорить. Поделом, подумалось ему. Столько дров наломать... От мысли о дровах передернуло.
- Спасибо, что вытащила. За мной долг.
- У меня едва получилось, и деревня, кажется… - девочка прикусила губу, старательно не глядя на ведуна.
- Погибла?
- Исчезла… наверно… я не знаю. Я просто хотела, чтобы всего этого никогда не случалось! Было так страшно… Как они могли так поступить с человеком…
Ведьмарю вдруг стало муторно. Все вокруг смазалось, силуэт девчонки расплылся перед глазами… Или - просто расплылся? Он резко окликнул ее, потянув за рукав рубахи, и мир снова стал ясным. Девочка вцепилась ведуну в руку, глядя перепуганными глазами.
- Я почти… Он меня не слушается! Я опять стану кем-нибудь и все забуду, это всегда так, я не знаю что делать…
- Тссс, тише, тише, - ведьмарь, морщась, приподнялся на локте и стянул с шеи кожаный шнурок, к которому был привязан маленький желудь, то ли настоящий, то ли искусно вырезанный из дерева, не разберешь, - это поможет вспомнить. Потом найдешь меня.
- И ты меня научишь?
- Научу, - вздохнул ведун. Девчонка улыбнулась, снова накатила недавняя муть, и, когда он открыл глаза, рядом уже не было ни души.
Он полежал еще немного, собираясь с силами и наслаждаясь сумрачной лесной прохладой, потом с трудом поднялся и побрел искать место, откуда можно кликнуть лешего. Он почти не думал о том, что его дом, а может и весь его лес пропали бесследно – как-нибудь справится. Многое становится неважным, когда тебя снимают с горящего костра…. когда бог снимает тебя с костра, чтобы попроситься в ученики.
