Глава 1Если кто-то спросит меня, зачем я остался жить, я отвечу просто - чтобы сохранять жизнь и отбирать ее ежедневно... Странный ответ, не правда ли? Но никто не спросит об этом, просто не успеет, даже если и возникнет подобный интерес. Те, с кем я имею дело, узнают, кто я есть, лишь в момент, когда уже ничего не в силах изменить.
Я вампир. Да, я самый настоящий вампир. Не тот, о котором вы подумали. Все эти нелепые выдумки о бессмертных кровопийцах, сгорающих под лучами солнца и спящих в гробах - полная чушь! Смешно даже представить себе существо, прокусывающее выступающими изо рта клыками шею жертвы и сосущее из образовавшихся ран кровь. Так поступают только южноамериканские упыри... Нет, не человеческие существа, а летучие мыши. Кстати, прокусывают они кожу жертвы не верхними, а нижними зубами. И кровь пьют в основном из животных, обезболивая ранку своей слюной, не позволяющей крови свернуться. Как комары. Разница лишь в размере. Собственно, это и есть одно из отличий вампира от обычного человека. Яд, содержащийся в моей слюне, является естественным анестетиком, проникая в человеческий организм через слизистую, он полностью парализует нервную систему, оставляя при этом жертве возможность осознавать происходящее.
Тридцать два года я каждый вечер приезжаю из пригорода в центр Нью-Йорка в поисках источника утоления моей жажды. Неторопливо иду сквозь толпу, прислушиваясь к звукам и эмоциям окружающей меня человеческой массы, ищу черную дыру в этом космосе повседневных мыслей и забот, радостей и тревог. В мегаполисах, подобных этому монструозному городу, всегда найдется человек без будущего. Всегда!
Я никогда не трачу на поиски более сорока минут. Есть! Попадаю в струю стремительно вытекающей из чьего-то сознания энергии и иду против этого течения к ее источнику.
Передо мной стоит девушка лет двадцати. Она нерешительно топчется на месте, думая о том, что весь мир ополчился против нее, родители, ее парень, подруги. Она считает, что жить незачем, что мифическое завтра не принесет облегчения, а лишь усугубит ее боль и отчаяние. Мысли ее смешались и превратились в тончайшую сеть, медленно сжимающую разум, разрывающую капроновыми нитями нейронные связи в ее мозгу. Такие кончают жизнь либо самоубийством, либо, если не успели, в психиатрической клинике.
Я вижу безысходность в ее смятенной душе. Если я сейчас не увезу эту девочку с собой, она поднимется на крышу здания и спрыгнет вниз. Это будет очень больно, к тому же может пострадать кто-нибудь еще. А я подарю ей спокойное, мягкое, безболезненное забытье. Она просто уснет. Я никому не причиняю вред. Приняв решение покончить с собой, она сама превратила себя в расходный материал. За мной никакой вины, я – чист. Я эстет, избавляющий обывателей от жуткого зрелища разбрызганных по асфальту мозгов.
Подхожу и беру ее за руку. Девочка вздрагивает, поднимает на меня взгляд огромных серых глаз и… она уже не отнимет руку, ее сознание принадлежит мне.
Не произнося ни слова, я неспешно веду ее к автомобилю, припаркованному у обочины. Открываю переднюю дверь и помогаю ей забраться на пассажирское сиденье. Через секунду я уже за рулем. Поворот ключа, педаль газа, тихий рокот мотора - и мы едем прочь из города. Я держу девочку за руку, так ей будет проще привыкнуть к моим прикосновениям. Мне необходимо завоевать ее доверие, но вряд ли она сейчас услышит какие-либо слова. Ее оцепеневший разум постепенно оттаивает, поднимая на поверхность ощущение эйфории. Поворачиваю голову вправо – девушка смотрит на меня, не отводя взгляда. Eе радужка сейчас - лишь тонкий ободок вокруг расширившегося зрачка.
Я включаю "Casta Diva". Именно эта композиция подготовит мою гостью к чудесному вечеру, который мы проведем вместе. Постепенно слух девушки начинает внимать звукам восхитительного сопрано Марии Каллас. Вот ее лицо приобретает более осмысленное выражение, и через несколько минут его освещает счастливая улыбка. Да, я всегда действую, как истинный настройщик чужих душ, умело подбирая мелодию, которая завладевает сознанием слушателя. На секунду я снова жалею, что классика сейчас не в чести, ведь ее звуки способны вернуть заблудшую душу к жизни. Но в этом нет моей вины, я не спаситель, а всего лишь исполняю роль Харона на пути к вечности, взимая при этом совсем небольшую плату за переправу. Зачем мертвым кровь? Она не является частью души, а, следовательно, обернется прахом. С моей же помощью она послужит сохранению жизни.
Я останавливаю автомобиль на подъездной дорожке моего дома. Да, я люблю уединение, поэтому живу на окраине Вест-Пойнта, на самой границе леса, вот уже тридцать два года безмолвно хранящего мои секреты. Я люблю это местечко, до сих пор сохранившее вечный дух Эдгара По. Какое занятное совпадение, не так ли? Палеонтологи не так давно покинули эти края, считая, что поиски исчерпали себя. Возможно, через пару веков новые партии археологов смогут обнаружить в этих лесах много интересного. Но меня здесь уже не будет.
Плавно припарковавшись у дома, я заглушаю мотор и выхожу из машины. Обойдя ее кругом, открываю пассажирскую дверь и подаю девушке руку. Она, глядя на меня широко распахнутыми глазами, молча вкладывает пальцы в мою ладонь. Слова излишни. Они могут развеять это наваждение.
Мягко сжимая ее ладонь, я открываю дверь и провожу ее внутрь. Мой дом, снаружи выглядящий обычным коттеджем, внутри довольно старомоден. Мне нравится классическая и антикварная мебель. Некую эклектичность стиля дополняют отдельные современные детали, такие как плазменная панель и музыкальная система. Благо недостатка в средствах я не испытываю. Анонимная перепродажа антиквариата через аукционы вполне удовлетворяет мои потребности в деньгах.
Мы неслышно ступаем по толстому ковру, я веду мою гостью за руку. Рассеянный взгляд девушки заворожено сопровождает каждое мое движение, когда я усаживаю ее на диван и приступаю к подготовке к трапезе. На миг в ее глазах мелькает недоумение. Я замечаю. Плавно, без резких движений, протягиваю руку к музыкальному центру и звуки "La Mamma morte" наполняют комнату. Подойдя к девушке, я глажу ее по волосам, провожу ладонью по щеке и, приподняв лицо за подбородок, заглядываю в глаза. Ее взор вновь принимает отрешенное выражение. Хорошо.
Я закрываю плотные темно-зеленые шторы и включаю несколько бра, разбрасывающих по столовой тусклые пятна света, отражающиеся в наполированной до блеска мебели. Корешки книг у библиотечной стены отсвечивают тусклой позолотой. Зажженные свечи подчеркивают романтично-таинственную атмосферу. Красиво.
Вновь подойдя к девушке, я склоняюсь над ней. Запускаю руку в волосы, ее голова безвольно склоняется на ладонь. Я провожу по ее губам пальцем, а следом дарю ей поцелуй – последний, который случится в ее неуверенной, шаткой жизни. Гладкие, упругие губы раскрываются, пропуская меня глубже. Она слабо отвечает на поцелуй. Сладкая. Яд проникает в ее кровь за секунды. Тело девушки расслабляется, она ничего не чувствует. Глаза остаются открытыми, она все понимает, но не боится. Правильно.
Я укладываю ее на диван. Левая рука безвольно повисает. Я беру со стола приготовленные заранее хрустальный бокал, автоматический жгут и скальпель. Металл тускло поблескивает в пламени свечей. Подойдя к девушке, накладываю жгут выше локтя и аккуратным, четким движением вскрываю пульсирующую голубую вену. Ослабив жгут, я наблюдаю, как кровь тонкой струйкой стекает в бокал, наполняя его до краев. Затем перекрываю кровоток, поднимаю бокал и направляюсь к столу.
Кровь плещется в бокале, как хорошее выдержанное вино. Тяжело стекая по хрустальным стенкам, она оставляет на них тусклый темно-красный налет. Густая, еще теплая, в мерцании свечи ее поверхность кажется глянцевой. Мне нравится ужинать при свечах. В этом есть что-то старомодное, чуть манерное, слегка романтическое.
Еще глоток. Тягучая жидкость солоновато щекочет рецепторы языка. Я перекатываю ее во рту, наслаждаясь оттенками вкуса. Если вино приобретает тонкости запаха и вкуса в зависимости от сорта винограда и от количества солнечных дней, согревающих упругие ягоды, то кровь - в зависимости от образа жизни ее носителя и даже от его характера. У женщин с легкой натурой она сладковатая, у капризных и обидчивых - с легкой кислинкой. От многолетней скуки я разработал целую теорию на этот счет. Сегодняшняя порция оказалась терпкой, как молодое невыдержанное вино, с грубыми гранями. Видимо, у моей жертвы нрав истеричный, несдержанный. Но сейчас эта девочка тихонько лежит на кожаном диване и смотрит на меня кротким немигающим взглядом. Скоро для нее все закончится. Сейчас она - колодец, из которого я утоляю свою жажду. Я еще несколько раз наполняю свой бокал и наслаждаюсь этим вечером. Легкость и эйфория наполняют меня при мысли, что я помог еще одному человеку уйти в мир иной, не испытав предсмертного ужаса.
Великий круговорот в природе. Такими вечерами мне нравится размышлять о моем месте в этой вечной цепи. Каждый живой организм является его частью. Производители, потребители и разрушители – какая ниша определена мне самому? Я разрушаю жизнь, чтобы поглотить ее соки. Я пью соки жизни, чтобы приумножить их и отдать ради сохранения других, совсем юных существ, которые, возможно, смогут сделать этот мир лучше. Всегда есть надежда, что новая жизнь принесет с собой свет, который не растеряет по пути к взрослению.
А замершие существа, готовые разрушить себя из-за того, что в какой-то миг оступились и не смогли удержать равновесие, являются чудесным перегноем, удобряющим почву для молодых побегов.
С тихим щелчком музыкальный центр меняет диск и через секунду волшебные звуки вновь наполняют комнату.
Глядя на угасающий взор девушки, я замечаю легкое движение губ, дрогнувших в едва угадываемой улыбке, и слышу шелест беззвучного «спасибо», произнесенного ею за миг до того, как сознание погружается в блаженную темноту небытия.
Вслушиваясь в бриллиантовый голос Каллас, я отдаюсь на милость воспоминаниям о моей семье. Первые несколько лет они заставали меня врасплох. Но затем боль притупилась, и в душе осталась только призрачная тень того счастья, которым одарили меня когда-то моя любимая и наша дочь. Не удивляйтесь тому, что я говорю о душе. Я такой же, как и все люди, только более долговечный. За годы, проведенные в одиночестве, моя внешность нисколько не изменилась. Но я не бессмертен. Меня можно убить, если приложить некоторые усилия, как это сделал однажды я, сломав шею вампиру, убившему мою жену и укусившему меня самого. И сплю я в постели, как и все остальные люди, а не в гробу подобно выдуманным персонажам Брэма Стокера. Я питаюсь кровью, и это еще одно отличие вампира от обычных людей. Я могу поглощать белки, углеводы и клетчатку, но они не переварятся в моем желудке и не наполнят тело витальными элементами. Меня насытит только кровь.
Попав однажды в организм человека, яд вампира производит полную внутреннюю перестройку. Именно поэтому я не оставляю свои жертвы в живых, иначе они станут такими как я. Но у меня нет никакой уверенности, что они выберут, подобно мне, гуманный образ жизни. Я не хочу порождать монстров. Я лишь избавляю обывателей от их мучений, как пристреливают лошадь, сломавшую ногу.
***
Я тоже не желал такой жизни, но мне не предоставили выбора. Более трех десятков лет назад я был счастливейшим из мужей и самым любящим на свете отцом. Счастье длилось шесть лет: два года до рождения нашей малышки Джулии и четыре после... И оборвалось в один день нелепым кошмаром. Я вернулся домой с пакетами, набитыми подарками к Рождеству. С трудом выбравшись из лифта со всем этим скарбом, увидел настежь распахнутую дверь нашей квартиры. Сперва я решил, что Кэролин выглядывала в окно, и сейчас навстречу мне с диким рычанием выпрыгнет Джул, изображая маленького забавного тигренка. Я аккуратно поставил пакеты на пол и, громко проговорив: «Охотник пришел в джунгли!», стал крадучись входить в квартиру. И действительно услышал рык, но гораздо более низкий, чем тот, что способен был издать тонкий голосок Джулии. То, что произошло дальше, я сперва истолковал, как рядовое ограбление. Из темноты прихожей на меня бросилась тень. Не успев сообразить, что происходит, я оказался распростертым на полу. Сила у напавшего на меня существа была нечеловеческой. Какое-то время мы молча боролись, пока первый шок не схлынул, и я не испугался за моих девочек. Оттолкнув чужака изо всех сил, я на четвереньках кинулся в комнату. На полу, привалившись спиной к дивану, полулежала Кэролин, бледная, как смерть. Ее руки и шея были во множественных порезах, а на полу я заметил пятна крови. На то, чтобы вызвать помощь, времени не оставалось. Грабитель сшиб меня с ног ударом в спину. Я распластался на полу, и только одна мысль пульсировала в мозгу – где Джул? Чужак схватил меня за ногу и потащил в сторону ванной. Думая о моих женщинах, я не мог позволить себе чувствовать боль или слабость. Собрав все силы, я рванулся, вскочил на ноги и, схватив уже вошедшего в ванную комнату грабителя за волосы, изо всех сил захлопнул дверь, пережимая его шею. Этот мужчина был сильным противником, и до того, как я услышал характерный хруст ломающихся позвонков, он вцепился в мою руку зубами. Через несколько секунд его челюсти расслабились, и лицо потеряло агрессивное выражение. Я понял, что он полностью обездвижен и, скорее всего, парализован. Я сломал ему шею. Отпустив дверь, я позволил телу чужака рухнуть на пол, и сам опустился рядом, привалившись спиной к стене. Жгучая боль в запястье, куда он впился зубами, очень быстро утихала, но вместе с этим я стал впадать в ступор, как будто мне дали наркоз, действующий только на тело и позволяющий четко и ясно осознавать все, что происходит вокруг. Парализованный таким странным образом, я сидел рядом с его головой, расположенной сейчас под неестественным углом к туловищу. Не в состоянии шевельнуться, я еще несколько часов наблюдал его агонию. В этом ступоре я провел всю ночь. Я разрывался от невозможности помочь моим девочкам, я был не более чем предметом мебели. К утру, почти сойдя с ума от бессилия, почувствовал, что мое тело начало гореть. Сперва меня обрадовало это ощущение, оно означало, что паралич оставляет меня. Но жжение становилось все сильнее и невыносимей. Я горел заживо. С трудом подтягиваясь на все еще плохо слушающихся меня руках, я пополз в гостиную, где в последний раз видел Кэролин. Когда я, наконец, оказался рядом с моей любимой, никаких сомнений в ее смерти у меня не осталось. Отчаяние, охватившее меня, привело бы к безумию, но адский огонь, охвативший тело, лишил меня сознания и я погрузился в спасительное небытие.
Спустя долгие часы забвения в огне, я пришел в себя. Я все еще был жив, и совладав, наконец, со своим телом, стал искать Джул. Мертвое тело моей девочки я обнаружил в спальне. Ее глаза были распахнуты и подернуты стеклянной дымкой, а кожа - бела. Светлый ковер рядом с кроватью был пропитан кровью, вылившейся из разрезанных вен на шее и руке Джулии. Прижимая к себе хрупкое тельце ребенка, я смотрел на впитавшуюся в волокна кровь и вдруг с ужасом обнаружил в себе желание припасть губами к ковру и высосать ее остатки… Со временем я осознал, кем стал. И понял, что вампир не успел выпить мою дочь без остатка, и она умерла от потери крови из искромсанных вен.
***
Поместив бокал в посудомоечную машину, я поднимаю коченеющее тело на руки и отправляюсь через задний двор в лес. На опушке меня ждет воткнутая в землю лопата. Сняв слой дерна и аккуратно отложив его в сторону, я зарываю то, что осталось от моей гостьи. Закончив, я возвращаю дерн на место. Уже поздно, пора спать.
Меня будит повизгивание будильника. Открываю глаза и некоторое время смотрю в потолок. Я не любитель нежиться в постели, но в моменты пробуждения ощущение полноты сил в моем организме особенно приятно. Я прислушиваюсь к себе. Вчерашний ужин уже наполнил мои вены, теперь в них бушует обновленная кровь. Пора исполнить то, для чего я остался жить, потеряв все нити, связующие меня с этим миром.
Аккуратно паркую машину у центра приема донорской крови. Легкий укол памяти – именно здесь я впервые встретился с девушкой, ставшей впоследствии моей женой. Она регулярно сдавала кровь на нужды захворавшим детям, а я - всего однажды, когда меня подвигли на акт благотворительности приятели с работы. Это решение стало судьбоносным для нас обоих...
Теперь я бываю в этом и других центрах по всему Нью-Йорку ежедневно. В тот вечер, сглатывая слюну от жажды при виде крови дочери на ковре, и испытывая при этом невероятные душевные терзания, я дал себе зарок – сделать все возможное, чтобы дети не умирали от недостатка крови. Глупо – скажете вы? Возможно. Но другим я не стану. Я мог бы питаться гораздо реже, если бы не ежедневный ритуал донора. Но мне не жаль планктон, годящийся лишь в пищу более интеллектуальным существам.
Улыбаюсь медсестре и закатываю рукав рубашки…
