Глава 1- Пожалуйста, сэр, - скулишь ты, но я не выпускаю твою руку из пальцев. Я сжимаю твое запястье, я прекрасно понимаю, что тебе больно – моя хватка может быть ( и часто бывает) очень жесткой. Тебе больно. Ты боишься. Но эта боль и этот страх – ничто перед тем, что тебе предстоит, верно, Драко? Тебе, да и мне тоже.
Лорд ведь не рассчитывал, что ты действительно убьешь Альбуса Дамблдора. Что, Драко, твой мир перевернулся? Ты дрожишь мелкой дрожью, так где же твое хваленое фамильное хладнокровие? Твое лицо покрылось испариной, щеки осунулись.
Ты не смог стать убийцей, не смог сделать последний, самый важный шаг. Что скажет тебе Темный Лорд, а, Драко? Я не знаю, точнее – не могу пока определить, какое из моих предположений верно, ну а у тебя и предположений нет. Твой пульс просто бешеный, я это чувствую. Мое же сердце бьется ничуть не быстрее обычного. Черт побери, оно билось быстрее, когда я бежал, преследуемый по пятам гиппогрифом, чтобы аппарировать из Хогвартса.
Ты боишься, Драко. Ты боишься Лорда, и, возможно, ты боишься меня. На твоих глазах я убил человека, с которым не мог справиться сам Темный Лорд – как же не бояться? Ты боишься, и мне не нужно применять Легилименцию, чтобы понять это. Ты боишься – и ты чувствуешь себя непричастным. Последний шаг сделан не тобой.
Мне хочется вломиться в твою память, взглянуть на то, что произошло чуть больше часа назад твоими глазами. Что ты видел, а, Драко? Мне чертовски хочется вывернуть твою память наизнанку, как это сделал один записной враль из книги маггловского писателя – сунул руку волку в рот, схватил за язык, да и вывернул того наизнанку.
Знаешь, Драко, когда я был в твоем возрасте, мне ужасно хотелось проделать такую штуку с Люпином. Наверное, это была единственная вещь из детских книг, которую мне когда-либо хотелось повторить.
Записной враль вывернул наизнанку волка, а мне хочется вывернуть наизнанку тебя, Драко. Я тоже записной враль, более того, вздумай тот герой детской книги соревноваться со мной, он выбыл бы в первом раунде.
Тебе придется еще многому научиться, а, Драко? Мне тоже. В частности, тому, каково это: чувствовать себя непричастным к убийству, которое сам совершил. Чем бы ни это было обусловлено – это все же убийство. Мой мир снова перевернулся, точнее – занял привычное положение, и все, что мне остается – не дрыгать слишком ногами, чтобы не выглядеть очень уж нелепым. К этому тоже можно привыкнуть. Привыкнуть к тому, что над (под) моей головой – земля, а ногами я топчу чертово равнодушное небо.
Но твой мир, Драко, перевернулся впервые. Я точно знаю это: чуть больше года назад ты был одним из тех подростков, чья жизнь устроена и безбедна, можно даже сказать – успешна. Ну а теперь, теперь, Драко, кем ты теперь станешь? Боюсь, я уже знаю ответ.
Скучно. Предсказуемо. А ты, Драко, сам это знаешь?
Знаешь, наверное. Ты умнее, чем тебе следовало бы быть для того, чтобы быть счастливым. У тебя глаза человека, который видит и понимает, что вокруг происходит, понимает куда лучше, чем ему бы самому хотелось.
Ты боишься. Это правильно. Более того, это разумно. Только не привыкай к страху. Или ты уже успел это сделать? Не привыкай, если сможешь: если страх поселится в тебе надолго, пройдет время, и ты уже не сможешь себе представить, что это такое – жизнь без страха.
***
Тебе так и не удается высвободить запястье. Я сам убираю руку. На твоем запястье остались синяки. Смотри на них, Драко, смотри, если ты действительно умен, смотри на них, когда с тобой будет говорить Лорд, и ни на минуту не забывай – та боль, что я причинил тебе, - лишь песчинка по сравнению с той, что может причинить Лорд. Но ты и так это знаешь.
Давай, иди. Пришел Петтигрю и зовет тебя. Ты не сразу откликаешься на его зов, а только тогда, когда я слегка тебя подталкиваю. Я не встаю, я вообще не делаю ни единого движения к двери – моя очередь придет потом. Возможно, Лорду тоже хочется оттянуть момент встречи со мной.
Иди, Драко. Не оборачивайся на пороге. Петтигрю смотрит.
Иди. Рано или поздно ты вернешься в эту комнату и спросишь, куда нам теперь идти. Будешь смотреть на меня и ждать, что я отвечу. Как будто я все еще твой учитель.
«Нарцисса уже здесь»,- отвечу я.
«Нет, - скажешь ты. - Куда нам ТЕПЕРЬ идти?»
«Нам?» – спрошу я.
«Нам, убийцам», - ответишь ты. Ты не убийца, зато тебе одиноко, и одиночество это ты готов разделить даже и со мной. Тебе одиноко: ты чувствуешь себя непричастным, а это почти одно и то же. Возможно, я просто хочу в это верить – в отличие от тебя, я чувствую себя причастным. Палочка горит в моей руке, и все, чего мне в этот момент хочется – это направить ее на себя и произнести два коротких слова, те самые, что я произнес, чтобы убить Альбуса Дамблдора.
Одного из тех немногих, кто еще доверял мне. Более того – пожалуй, единственного, кто верил мне. Эта мысль стучит в голове, будто желает проточить мне череп, словно капелька воды, падающая на голову – как в китайской пытке. Падает, и уже ни о чем не нельзя думать, кроме как о том, когда эта чертова капля упадет в следующий раз.
В следующий раз эта капелька упадет, когда ты, Драко, снова войдешь в эту дверь. Ты обязательно спросишь, я это точно знаю, и знаю, как это прозвучит: «Куда нам теперь идти?»
***
Кажется, я могу ответить, куда.
Туда, где бесконечные ряды одинаковых старых домов с пустыми темными окнами, среди которых лишь изредка мелькает освещенное, наглухо занавешенное окно. Мелькает лишь изредка, а если погаснет и оно – никому не будет до того дела. Туда, где большинство фонарей разбиты, где пятна света и тьмы чередуются так причудливо, что на расстоянии нескольких футов уже невозможно что-либо разглядеть, где по вечерам тянет сыростью и смрадом от гниющих отбросов.
Туда, где нам самое место, потому что самое худшее уже с нами случилось, и нам ничего теперь не стоит бояться. Туда, где шаги редких прохожих (всегда одновременно торопливые и опасливые) гулким безжизненным эхом отдаются от мостовой и от таких же безжизненных серых стен. Ты сразу поймешь, о чем я говорю, Драко.
Нет, я говорю не о Спиннерс-энд. Туда мне больше дороги нет. Да ты и не знаешь ничего о Спиннерс-энд: сомневаюсь, что Нарцисса рассказывала тебе, где я жил. Но ты поймешь меня сразу, когда я отвечу тебе на вопрос, куда же нам теперь идти.
Куда? Да туда, где тьма. Где на всю улицу не найдется ни одного светящегося в темноте окна. Туда, где темнота и разбитые окна.
- конец-
