Глава 2. Фрэнк Лонгботтом, конец 1950-х. Музыкальная болезнь- Дорогой, я все же настаиваю, что мы не Малфои, чтобы устраивать прием на пятьсот персон, - озабоченно сказала Августа. – И, кстати, я не вижу в списке Малфоев, хотя точно их упоминала.
- Почему я должен терпеть всю эту публику еще и на собственном празднике? – возмущенно спросил Руперт. – И не нужно преувеличивать, в списке вовсе не пятьсот персон.
- Дорогой, не обязательно превращать юбилей свадьбы в филиал Визенгамота…
- Кстати, Тиберий очень просил, чтобы на ближайшем заседании были все наши. Будет слушаться проект регламента о членстве, и нужно провалить поправки радикалов и по возможности провести наши.
- Сходи ты, - ответила Августа. – Все равно от нашей семьи один голос. Я хочу заняться мальчиком, боюсь, как бы не было что-то серьезное.
- Ты делаешь из мухи слона, - недовольно заметил Руперт. – Обычная стихийная магия и детские капризы…
Августа отошла к окну. Руперт не выносил болезней, боялся говорить о них и до последнего делал вид, что все нормально. Даже странно, что в политике он при этом придерживался очень трезвой линии и отдавал себе отчет в том, как текущая ситуация повлияет не только на судьбы страны, но и на частные интересы семьи Лонгботтом. Видимо, у каждого свое слепое пятно, вздохнула Августа. Она бросила последний взгляд на черновой список приглашенных – предмет споров последних дней. Руперт обнял жену, подойдя сзади.
- Послушай, я обещаю, что на следующий год не будет никакой помпы. Тихо посидим в кругу друзей и родных.
Фрэнк лежал, уставившись в одну точку на стене, находившуюся чуть выше кровати. В ушах у него звучала едва слышная сбивчивая музыка – несколько тактов и молчание. Ему казалось, что стоит потрудиться еще немного, и мелодия сложится.
Впервые это неотвязное чувство возникло почти месяц назад. Тогда он неподвижно просидел в саду несколько часов, пока не потерял мотив окончательно. Потом целый день был взвинчен и раздражен, не разговаривал с родителями и разломал несколько игрушек. Через пару недель случилось второе пришествие мелодии, на этот раз подольше. Весь день он пролежал у себя, безуспешно вслушиваясь в свое воображение или воспоминание. Когда оно погасло, вновь началась полоса раздражения, только куда сильнее. Павильончик в саду разлетелся на куски под влиянием его стихийной магии, другие проявления были менее разрушительны, но радости не добавляли. С людьми Фрэнк был враждебен и агрессивен.
Целитель провел в комнате больного несколько часов.
- Похоже на осколки какого-то старого заклятия, - сказал он родителям. – Я буду наблюдать мальчика ближайшие недели. Оставляю целебное зелье, давайте его с пищей раз в день.
Больше приступы музыкальной болезни не повторялись, зато ребенок сделался вялым и нелюдимым. Через месяц целитель предложил для эмоционального восстановления завести ему домашнее животное, с которым надо было бы проводить время: собаку, гиппогрифа. А по магической части – обратиться к стихии воды. Родители объединили оба рецепта, устроив Фрэнка в подводное хозяйство на Северном море обучаться верховому плаванию на гиппокампах 1.
Завели многоразовый портал до места. Там Фрэнк спускался в раздевалку, оставлял вещи и отправлялся в стойла. Сперва детей приучали ухаживать за своими животными. Фрэнку досталась старая кобыла малоприятного нрава. Впрочем, с гиппокампом это не составляло таких проблем, как с сухопутной лошадью – если под водой тебя и сбросят, то костей не переломаешь. Потом ожеребилась одна из молодок. Дети, которых обучали в хозяйстве, толпились у яслей с двумя прозрачными огромными яйцами, в каждом – по маленькому жеребенку. Вскоре малыши вышли на свет. Мать подпускала к ним, и Фрэнк все время норовил проводить рядом с новорожденными. В конце концов он к обоюдной радости бросил свою прежнюю подопечную и на официальных началах стал заниматься Коньком.
Юбилей свадьбы наконец состоялся, стоив Лонгботтомам изрядных денег и нервов.
- Ты обещал на следующий год никаких торжеств, - напомнила Августа. Они сидели среди розовых клумб, там, где раньше стоял павильон, который недавно пал жертвой стихийной магии Фрэнка. Теперь на этом месте поставили столик под тентом.
- Да, так никаких средств не напасешься, - озабоченно кивнул Руперт. – Надо хотя бы старую беседку отреставрировать, а то в саду уже негде поужинать.
- Попробуй отремонтировать ее своими руками, - предложил Альфард. – Можно позвать друзей и устроить из этого развлечение.
- Я против, - внушительно сказала Августа. – Я знаю, как ты понимаешь развлечения, Альфард Блэк, и в моем доме ты их не будешь устраивать!
- Перестань, сестрица, - засмеялся Альфард. – Я безопасен для любого семейного крова, кроме родительского.
- Говорят, не только. Игнатиус рассказывал, как Вальбурга тебе отказала от дома после шутки, что ты сыграл с Орионом.
- Ну уж и отказала, - беззаботно ответил Альфард. – Ты, братец, преувеличиваешь. Это обычная еженедельная семейная размолвка. Они у нас бывают по расписанию.
- А что за шутка? – Августа пыталась сохранять осуждающий вид, но получилось плохо.
- Ты не безнадежна, сестрица, - одобрительно заметил Альфард. – Я расскажу, если ты снимешь вето на ремонтную вечеринку. Допусти вопрос к голосованию.
- Тьфу на тебя, разбойник. Не сниму.
- Заметь, я даже не делаю непристойных комментариев. Давай, Густа, я же знаю, какой у тебя зуб на Ориона.
- Все-таки Альфард очень утомляет, - недовольно сказала Августа вечером. – Вечное пересмешничество и каламбуры на грани приличия, а потом Фрэнк подходит и спрашивает, почему у мальчиков может быть только одна палочка, а у девочек сколько угодно … И если ты думаешь, что это смешно, Руперт, то ты ошибаешься, - резко добавила она, заметив, как дрогнули губы мужа. – Альфард подает мальчику дурной пример.
- Это недопустимо, - поспешно согласился Руперт. – Я сам ему должен подавать дурной пример.
- И ты туда же, - вздохнула Августа.
- Ладно тебе. Альфард беззлобный. И потом, с ним полезно сохранять контакты, - посерьезнел Руперт. – Из политических соображений.
- Он сколько угодно может держать фигу в кармане и изображать из себя позор благородного семейства, но я не верю, что он способен пойти против экономических интересов семьи. А значит, и против политических.
- По большому счету да, конечно. В каких бы контрах они ни были с родней, он не расскажет об их делах ничего действительно важного. Но мелкие обмолвки тоже могут пригодиться.
- Ну да. И Блэкам тоже могут пригодиться мелкие обмолвки о нас.
- Думаю, пора укладывать Фрэнка, - сменил тему Руперт.
- Ладно уж, сегодня я сама им займусь. Потом вернусь, и мы договорим.
В маленькой спальне горел ночник. Фрэнк не проявлял никаких признаков сонливости, наоборот, похоже, он был настроен на долгую беседу.
- А я тоже буду заседать в Визенгамоте?
- Кто знает, как жизнь повернется. Но думаю, что да.
- А когда?
- Допустим, когда мы с папой умрем.
- А когда вы умрете? – с интересом спросил мальчик.
- Наверное, лет через сто.
- Это долго, - сказал Фрэнк.
- Маленькое чудовище, - улыбнулась Августа. – Ну, отрави нас, если устанешь ждать. Попроси совета у дяди Ориона, он охотно подскажет.
- Это что такое?.. - мальчик забеспокоился, сел в постели. Посмотрел на мать и сказал обиженно: – Ты надо мной смеешься!
- Нет, я просто обратила в шутку неловкую ситуацию. О смерти принято говорить осторожно. Считается, что умирать неприятно, и нельзя этого желать другим людям, по крайней мере, в светском разговоре.
- Я же не говорил, что хочу, чтобы вы умерли! Мне все равно.
- Этого тоже не нужно говорить, - засмеялась Августа.
- Ты сама сказала, что вы умрете, - насупился Фрэнк. – И не расстраивалась. Как будто в этом нет ничего плохого. А потом говоришь, что неприятно…
- Если упоминаешь о своей собственной смерти в будущем, то нужно поддерживать легкий тон. А отвечать положено что-нибудь вроде «вам еще жить да жить», «живите всегда». В подробностях эту тему обсуждают только в важных, специальных случаях, а не в светских беседах.
- Хорошо, я учту, - серьезно ответил Фрэнк.
- Да, - весело согласилась Августа, - мотай на ус, раз уж ты задумываешься о Визенгамоте.
- Расскажи сказку, - кажется, он наконец утомился. Августа обежала взглядом комнату, надеясь, что какой-нибудь предмет вызовет у нее вдохновение.
- Жили-были два муравья, - начала она, придумывая на ходу. – Они жили в разных муравейниках, недалеко друг от друга…
-----------
1. Согласно книге Н. Скамандера "Волшебные твари и где их найти", "происходящий из Греции, Гиппокамп имеет голову и переднюю часть лошади, а хвост и заднюю часть - огромной рыбы. Хотя обычно этот вид встречается в Средиземном море, великолепная синяя чалая особь была поймана русалками в 1946 у побережья Шотландии, и впоследствии одомашнена ими. Гиппокамп откладывает крупные, полупрозрачные яйца, сквозь которые можно видеть жеребенка".
В моей истории гиппокампы одомашнены и выращиваются более массово.
В греческой мифологии гиппокампы служили морскому богу Посейдону. Во время шторма Посейдон мчался среди волн в колеснице, запряженной гиппокампами. Гиппокамп был также античной переработкой коня — возницы Солнца, «напарника» Пегаса, который перевозил Солнце ночью под водой океана на восточную часть небосвода, чтобы к утру оно взошло из моря на востоке вновь.
