Единственная игра

Глава 1

Против света – не иначе – я ловил свою удачу,
А она летела по наклонной вниз...

Лора Бочарова "Игра"



– Пап, а я стану самым крутым квиддичным ловцом? Ну, когда вырасту?

– Почему бы и нет? Станешь, конечно, если захочешь.

– Ух! Я очень-очень хочу, еще бы! А ты подаришь мне новую метлу? Вот бы «Раш-416», на такой сам Стэнли Прайм летает!

– М-м-м... Возможно.

– Ну па-ап... А ты расскажешь мне самый главный секрет, как стать крутым ловцом?

– Скорпиус, успокойся: если мама увидит тебя таким взбудораженным, на квиддич она нас больше не отпустит.

– Ой, ладно-ладно, я не буду вопить при маме… Только ты тогда расскажи самый главный секрет! Расскажешь? Ты же был крутой ловец, пап, правда?

– Я был хорошим ловцом, Скорпиус, и я знаю только один секрет, который тебе надо как следует запомнить и никогда не забывать.

– Ну? Какой, пап? Ну скажи же!

– Квиддич – это только спорт, малыш. Ничего, кроме спорта... И не делай такое разочарованное лицо, это самый важный секрет. Просто поверь мне.

***

– Почему ты его так ненавидишь?

– Ну, я же – не ты. Это ты у нас всем готова найти оправдание, ты же – как это... – буд...дианка?

– Буддистка, неуч. И я – не она, просто пытаюсь понять.

– Я не неуч. А Поттер – придурок.

– А по-моему, – только не злись! – ты ему завидуешь.

Только Чанг могла заявить такое вслух безнаказанно.



Те, кто считал, что у Драко Малфоя нет совести – а таких в Хогвартсе было подавляющее большинство, – ошибались. Ибо она у него была: обладала экзотичной внешностью и носила экзотичное имя – как и положено совести Драко Малфоя. И училась на Райвенкло.

Чжоу Чанг была тайным козырем Малфоя в неравной борьбе с Поттером – борьбе с переменным успехом и неизменной победой последнего. Поттер присмотрелся к ней лишь на третьем курсе, Драко – на втором. Тогда он и она стали ловцами своих квиддичных команд, Поттер же к тому времени успел стать звездой. Самый юный ловец за последнюю сотню лет, а то как же.

– Смотри-ка, Драко: Дэвис своего ловца к чемпионату мира готовит, точно, – гоготнул Гойл, подтолкнув Малфоя локтем, и они с Крэббом заржали в унисон. Драко, досадливо поморщившись, вгляделся в юркую фигурку, заходящую на очередной круг над полем.



– Эй, Чанг! – окликнул Малфой девчонку в форме ловца. Насмешка в голосе была призвана скрыть волнение, но Чжоу, похоже, услышала, остановилась и обернулась, не заметив недовольного лица Роджера Дэвиса. Симпатичная девчонка: раскосые темные глаза, румянец на скулах, черные волосы собраны в растрепанный ветром узел, удерживаемый двумя странными палочками. От нее веяло какой-то сказкой – иначе Драко выразиться не сумел, – а он любил все необычное.

– Поздравляю, – он оценивающе оглядел ее метлу.

– Спасибо. – Сдержанно-настороженная улыбка ей очень шла.

– Поиграем, – резюмировал Драко, считая ритуал завершенным.

– Поиграем, – легко согласилась Чжоу. – Только держи метлу покрепче.

– Удержу, не беспокойся, – оскалился Малфой.

Разворачиваясь, он постарался взмахнуть полой мантии, как профессор Снейп, но чуть не споткнулся и поспешил прочь в компании набыченных "оруженосцев" и собственного бешенства. В спину несся тихий смех Чжоу и невнятное бормотание Дэвиса.



– И в чем же мне завидовать бедняжке Поттеру?

– О, Драко, ну ты ведь и сам все понимаешь.

– Я могу понимать извращенно, не забывай: я испорченный мальчишка...

– Не такой испорченный, каким тебе нравится казаться. Ну хорошо, я объясню. Во-первых, Гарри умеет то, чего не умеешь ты, хотя в этом не виноваты ни ты, ни он...

– К примеру?!

– Не перебивай. К примеру, парселтанг.



На самом деле, у Малфоя была не одна причина завидовать Поттеру. Для начала – тот стал героем раньше, чем узнал, кто он есть. И в этом была чудовищная несправедливость: статус звезды свалился на очкарика в качестве бесплатного приложения при поступлении в Хогвартс – наверное, выслали вместе с письмом. Драко ничего не имел против такого статуса для себя – какой мальчишка не мечтает стать героем?..
Дальше – больше. Разумеется, Чанг попала в больное место с парселтангом. Ну разве не логичнее было Малфою обнаружить в себе редкое умение? Отпрыск древнего рода, потомственный слизеринец – он и так почти сгрыз по локоть руки оттого, что наследником Салазара оказался кто-то другой. Хорошо хоть не Поттер...
Но больше всего Малфоя доставала жгучая обида – за его протянутую руку, отвергнутую дружбу и прилюдное унижение. Отказавшись быть его другом, Поттер мог стать только врагом, и никак иначе.
И вряд ли во всей школе нашелся бы человек, который мог почти дословно изложить это Малфою в лицо – и не получить в ответ злобную отповедь, а то и более весомый ущерб... А Чанг даже смеялась необидно.



– Черт, а вот не поиграем, ты в курсе? Квиддич запретили – из-за открытой Комнаты и чудовища наследника.

– О, как жалко! Но если подумать, Дамблдор прав...

– Почему, Чанг? Почему ты так ему веришь? Вы все? А что, если он просто выживший из ума старикан...

– Тише, Драко!

– Хорошо, хорошо. Что, если так? Сколько ему лет – сто? Двести?

– Я не знаю точно, но если не верить профессору Дамблдору, то кому?



К тому, что верить стоит только себе, Малфой пришел много позже. А тогда... тогда хотелось, но верить одним было страшно, другим – противоречило всему, чему его учили полжизни. Тогда ему просто хотелось сыграть с Чанг. Еще не будучи в команде, Драко имел четко оформленное отношение к игре. С Гриффиндором это всегда – всегда – была война, неизменно и неизбежно. A la guerre comme a la guerre*: вырвать победу любой ценой, доказать свое превосходство, не гнушаясь грязными приемами и обманками. Так было до него и будет всегда, думал он, не испытывая на этот счет ни малейших сомнений. С Хаффлпаффом... да ладно, ну кто воспринимает Хаффлпафф всерьез? А с Райвенкло – это был спорт. Состязание – кто кого; сильнее, выше, быстрее. Азарт – здоровый азарт, будоражащий кровь, захватывающий дух... игра по правилам. И Малфой хотел этой игры, и Чанг хотела тоже – он видел. Тогда почему же, черт возьми, она так смиренно одобряла решение Дамблдора насчет отмены квиддича? Чанг не разделяла его искренней убежденности, что это нечестно, ведь угроза нависла над полукровками, в Больничном крыле набор маглорожденных: придурок Финч-Флетчли, маленький псих Криви, Грейнджер – которой больше всех надо, и шизанутая Филчева кошка для компании. Так почему же они – волшебники по праву крови – должны страдать заодно? Драко бесила такая уравниловка... а ее – нет.
А еще его терзали размышления: что они скажут друг другу потом – и скажут ли – после первой игры? После первого пойманного снитча...

Первая игра состоялась лишь на третьем курсе – первый матч после зимних каникул. Идя на поле, Малфой думал, что, в отличие от ноябрьского матча с Гриффиндором, которого слизеринцы избежали под предлогом его, Малфоя, поврежденной руки, на эту игру он вышел бы даже с переломанными ногами, невзирая на погодные условия. Драко ждал ее слишком долго, чтобы позволить чему-то помешать.



– Ты ведь был неправ, Драко, ты знаешь это. Ты сам виноват, что Клювокрыл на тебя напал!

– Да что ты? Я вообще впервые в жизни видел чертову зверюгу, а этот… лесник половины слов не выговаривает – я мог просто не разобрать ключевых фраз, допускаешь такой вариант?

– Допускаю, конечно. Только это не твой вариант, ты все прекрасно разобрал, я уверена. Просто у Гарри все так хорошо получилось…

– О, разумеется, у Гарри получилось хорошо! Кто бы сомневался! А я вот не готов пресмыкаться перед безмозглой тварью, чтобы только…

– Драко, гиппогрифы не…

– Перед безмозглой тварью! Чтобы только покататься у нее на спине. Потому и получил травму. И Поттер же за это поплатился, кстати сказать…

– Ох, Малфой, ну откуда в тебе столько злости? Ведь ты можешь быть другим, я знаю!

– Я такой, какой есть…

– Неправда: ты всегда стараешься казаться кем-то. А знаешь ли ты, что маска может прирасти к лицу? И ты забудешь, какой ты – настоящий, кто ты на самом деле… знаешь?



Он не мог не притворяться. Чанг была права: Драко постоянно носил маски. Даже дома, в кругу семьи, он давно не был самим собой… разве что с мамой – в те редкие моменты, когда рядом не было других. Особенно отца – перед Люциусом Драко всегда робел и пасовал; все школьные происшествия он преподносил в несколько ином свете, чем было в реальности. И все равно: отец дознавался до правды, и, пережив в очередной раз его снисходительное презрение, ощутив себя ничтожеством, Драко в дальнейшем старался еще искуснее завуалировать факты, не в силах вырваться из замкнутого круга лжи.
С Чжоу он тоже пытался сохранять маску – но с ней не выходило продержаться сколько-нибудь долго, Мерлин знает почему. Она не то чтобы видела его насквозь – она его непостижимым образом чувствовала. Может, потому, что была старше на целый год? Эту странную связь трудно было назвать дружбой – оба не сговариваясь скрывали свои встречи, постоянно спорили и пререкались. Какой-нибудь романтик мог бы назвать их «лед и пламя», подразумевая подо льдом бледного, надменного Малфоя, однако в их странном тандеме тот, скорее, был пламенем. Но и Чанг не была льдом – водой, прохладной, целительной живой водой, гасившей бесконечные малфоевские вспышки, утишая жар, бушующий в его смятенной душе. Зачем и почему? Что тянуло их друг к другу, хотя каждый искренне полагал, что очередная встреча – последняя? Ответ мог бы дать, наверное, лишь Альбус Дамблдор, но не Драко Малфой был объектом его пристального внимания, и не Чжоу Чанг вызывала тревогу и сердечную боль. Поэтому, предоставленные самим себе – и друг другу, – два ловца пытались свести общение к спорту, и ничему, кроме спорта… и снова приходили к условленному месту в условленное время.


Январский матч закончился победой Слизерина – с небольшим перевесом. Чанг оказалась достойным соперником, Малфой ловил себя на том, что наслаждается поединком. Азарт овладел каждой клеткой его тела – острый, бодрящий, как морозный воздух, в котором они носились, подныривая, обходя, уворачиваясь от бладжеров, выдавая обманные маневры. Он даже не слышал рева трибун – где болельщики распределились, как обычно, три к одному, – только свист ветра в ушах; солнце снитчем бликовало в защитных очках Чжоу, заставляя сердце вздрагивать и трепыхаться. Они двое парили в высоте, оставив охотников, загонщиков и вратарей внизу; у них – ловцов – была своя игра, не зависящая от цифр на табло и вколоченных в кольца квоффлов, от криков зрителей и комментариев судьи… Важна была только цель: золотая, крылатая, трепещущая неуловимым призраком на периферии зрения. И в этот последний отчаянный рывок – почти наугад, почти вслепую – Драко вложил все свои силы, умение и желание, все ожидание этой первой игры… и победил. Снитч, крепко стиснутый его занемевшими от мороза пальцами, пару раз дернулся и смирно опустил бахромчатые крылышки. Чанг зависла на метле в паре метров от Малфоя, тяжело дыша – за очками не угадывалось выражение глаз, – молча кивнула и круто ушла вниз.
Драко проследил за тем, как стремительно уменьшалась фигурка на метле, и тут только до него донесся восторженный рев – с родной зеленой трибуны; победе Слизерина радовалась только четверть школы, но радовалась так бурно, что Драко не стал задерживать благодарных фанатов и, довольно ухмыльнувшись, устремился вслед за Чжоу.


– Спасибо за игру! – бросил он по дороге с поля, вывернувшись на миг из маленькой ликующей толпы в зеленых шарфах и не обращая внимания на угрюмых райвенкловцев. Чанг подняла на него насмешливые глаза и тряхнула головой, отбросив со лба мокрую челку.

– Всегда пожалуйста! Удачи с Гриффиндором, – так же игнорируя своего раздосадованного капитана, пожелала она. Не оставляя сомнений насчет цветов, которые наденет в день игры, собираясь на стадион.


Вечером того же дня, поддавшись минутному порыву, Малфой подарил Чжоу снитч – крохотный золотой шарик с еле заметными серебряными крылышками – просто брелок, на удачу. Она усмехнулась, но подарок приняла, любуясь красивой вещицей.

– А не боишься, что удача сбежит? Она тебе понадобится, – снова намекнула Чанг на его следующую игру.

– Не боюсь, – фыркнул Драко, все еще воодушевленный сегодняшней победой. – Пусть Поттер боится.

– Ну-ну… – Чжоу покачала головой, пряча улыбку. Казалось, ее совершенно не расстроило сегодняшнее поражение, и Малфой догадывался, почему: этот результат вполне устраивал Гриффиндор. Радужное настроение слегка померкло, когда он вспомнил, что до матча со Слизерином играют Гриффиндор и Райвенкло… Поттер, Чанг и снитч. Малфой запоздало пожалел, что ни с того ни с сего отдал Чжоу золотой снитчик, но не требовать же назад.

– Тебе тоже удача не помешает, – поддел он Чанг, напоминая о грядущем матче, и та не стала спорить.

– Повешу твой снитч на шею – будет талисман, – она безмятежно рассмеялась, и Драко немного оттаял… немного, но не совсем.


На исходе зимы случилось неприятное событие: Поттер снова получил подарок судьбы – роскошную «Молнию». Шансы Райвенкло в глазах Малфоя упали почти до нуля: во-первых, Чанг только-только оправилась от травмы, полученной на тренировке вскоре после январской игры, во-вторых – вся ее команда летала на «Чистометах»… включая и Чжоу.
Злость на Поттера кипела и требовала выхода, поэтому матч Гриффиндор-Райвенкло Драко – вместе с Гойлом, Крэббом и Маркусом Флинтом – смотрел не с трибун. Идея напугать Поттера, прикинувшись дементорами, принадлежала, разумеется, Малфою и была не нова, но он рассчитывал на эффект неожиданности. Свалиться с "Молнии" так же легко, как и с «Нимбуса», и тогда Чанг не составит труда поймать заветный мячик... После игры Драко напомнит ей о подаренном талисмане и удаче, а Поттер будет опозорен вторично. Да, задумка была неплоха, да вот исполнение подкачало: кто же знал, что проклятый герой научился вызывать Патронуса? Настоящего, сильного Патронуса – а не жалкое белесое пятно, которое выходило у Малфоя, когда он пытался... Правда, у других вообще ничего тогда не вышло – лишь у Паркинсон получилось некое подобие белки, но всего один раз, а потом они забросили это занятие, не желая забегать вперед.
Так или иначе, но Гриффиндор праздновал победу, Слизерин отхватил пятьдесят баллов в минус, а опозорился в итоге Малфой – недоумок Уизли едва живот не надорвал, наблюдая вместе со всеми, как они выбирались из балахонов. Гойл, кажется, получил от Малфоя ботинком по физиономии, но Драко был слишком зол, чтобы извиняться: ему хотелось добавить, а заодно наподдать и Крэббу с Флинтом. Он понимал, что те не виноваты, но обида от нежданного унижения требовала мщения.



– Зачем ты это сделал?

– Мечтал, чтобы Поттер победил! Решил взбодрить его немного, чтобы не слишком на тебя пялился и вспомнил, зачем на поле вышел...

– О-о, Драко, как глупо!

– Решила заново промыть мне мозг? Не трудись, Чанг, от желающих и так отбоя не было.

– Ну зачем ты так? Ведь действительно – глупо...

– Ну конечно, глупо – я вообще идиот, что ввязался в это...

– Во что – это? Постой, Драко, ты же... ты ведь не из-за того, что Гарри... Ты что, ревнуешь?!

– Я?! Тебя?! Да ты спятила, Чанг?

– Но ты сам сказал, что...

– Я вот что тебе скажу, Чанг: проваливай-ка ты… к Поттеру, вместе поржете, а ко мне не подходи, поняла?

– Я... Да ты... Мне казалось, в тебе есть что-то, чего другие просто не видят, но ты...

– Тебе казалось.

– О да, я здорово ошибалась. Что ж, прощай! Мне жаль, что ты такой... такой...

– Какой есть! Удачи с Поттером, ловец.



Малфой не мог не замечать, какими взглядами обмениваются Чанг с Поттером, встречаясь в коридорах и на занятиях. Не то чтобы его это всерьез волновало, но бесила мысль, что и Чанг может достаться чертову полукровке. Это было несправедливо: их встречи, споры, разговоры, даже последняя разгромная ссора – это было только их, Драко и Чжоу, с самого начала; почему и это немногое Малфой должен уступать без боя? Мысль сидела в мозгу занозой и не давала покоя. Ожидание предстоящей игры с Гриффиндором – игры с Поттером – подогревало неприязнь, доводя до градуса ненависти. Однако это совершенно не бросалось в глаза: в преддверии решающего матча вся школа словно сошла с ума. Драко, не в силах справиться с собой, преследовал Поттера до тех пор, пока Вуд не запретил тому появляться где-либо в одиночестве. Флинт произвел некоторые перестановки в команде и до полусмерти загонял игроков на тренировках. И тем не менее, эта игра запомнилась скандально…
Драко чувствовал себя больным, дойдя до крайней точки нервного напряжения. Всем его существом овладела одержимая мысль: не дать Поттеру победить – любой ценой. Слизеринцы играли грязно, так грязно, как никогда еще не играла команда на памяти Драко. Но это был Гриффиндор – а значит, война: решающее сражение. Когда сам он в отчаянии ухватился за «Молнию» Поттера, не давая тому дотянуться до снитча, то смутно осознал, что Макгонагалл больше не одергивает возмущенно вопящего Джордана, а трибуны просто ревут. Малфою было плевать – на все и всех, – лишь бы не дать Поттеру поймать снитч. В итоге последний закипел и устроил Драко такую осаду, что тот ударился в панику и судорожно заметался над полем, совершенно забыв о разработанных на изнурительных тренировках стратегиях…
В какое-то мгновение, пролетая перед трибунами, он умудрился поймать взгляд Чанг – в красно-желтом шарфе, в красно-желтой толпе. Сознание отметило момент, как снимок колдокамеры, и потом, после игры, Драко вспомнил его детально: в ее глазах не было ненависти или отвращения – только брезгливая жалость.
Разгром слизеринцев праздновала вся школа, а Гриффиндор гулял неделю, отмечая первую победу за восемь лет.
Ловцы Слизерина и Райвенкло делали вид, что никогда не были знакомы.


На четвертом курсе вместо квиддича случился Турнир Трех Волшебников, и Малфой, наверное, был единственным, кто не удивился, что Поттер и тут исхитрился пролезть в чемпионы. Ненависть, достигшая точки кипения после весеннего поражения, мрачно крепла. Увидев Поттера в окружении семейства Уизли на Чемпионате мира по квиддичу, Драко не удержался от язвительного комментария, и хотя отец одернул его, но сам добавил несколько многообещающих слов, пролившихся бальзамом на раненое самолюбие сына. Если бы еще Драко не ловил себя на том, что ищет в многоликой толпе раскосые черные глаза под блестящей челкой, жизнь можно было назвать вполне сносной.
Однако в школе все усложнилось. Чанг постоянно маячила где-то неподалеку – в окружении хихикающих подружек, безумно раздражая; а вдобавок к Турниру грянул Святочный бал. По школе снова носилось безумие – но совершенно иного толка: всех переполняло волшебное ощущение праздника, кровь бурлила, как шампанское, щеки горели, а глаза сверкали, и всеми поголовно овладела проблема выбора пары для бала. Впрочем, Драко не терзался: Пэнси Паркинсон только и ждала приглашения, отшивая претендентов, и он оправдал ее ожидания. Тем более, что приглашать кого-то еще желания не было абсолютно.
Тот факт, что Чанг начала встречаться с Седриком Диггори, вызвал в Малфое лишь мрачное злорадство. Ну конечно: чемпион, красавчик, удачливый ловец. Не какой-нибудь неудачник с неустойчивой психикой… Малфой бесился от собственных мыслей, от присутствия в них Чжоу Чанг – ведь все лето он о ней и не вспоминал. Но когда Драко стоял в разряженной праздничной толпе – в Большом зале, сказочно преображенном до неузнаваемости, – и смотрел на входящих чемпионов, его внимание вдруг перестали занимать все. Элегантный до идиотизма Поттер и Уизли в траченных молью лохмотьях, поделившие близняшек-индианок, замотанных в национальное... Необыкновенно красивая – нельзя было не признать – Грейнджер под ручку с Крамом... Пришлая фея Делакур с раздувшимся от гордости Дэвисом... Все отошли на дальний план, когда он увидел Чанг: серебристое китайское платье в пол целомудренно прятало шею, открывая руки; блестящие черные волосы уложены в обманчиво простую прическу; улыбка сверкает, добавляя блеска ледяному убранству Зала. Смущенного всеобщим вниманием Диггори было и не видно – по крайней мере Малфою. Сияющие глаза Чанг скользнули по толпе, минуя Драко, как ледяную скульптуру или колонну. Грянувший вальс вернул Малфоя к реальности. Паркинсон подергала его за рукав – чемпионы открыли вечер, – и они пошли танцевать.


После бала Малфою удалось – как он искренне считал – выкинуть Чанг из головы. Ее сияющий взгляд сквозь него на балу прожег в его и без того уязвленном самолюбии необъятную дыру, куда провалилось все: встречи, разговоры, споры и даже последняя ссора. И сама Чжоу Чанг исчезла в этой дыре. В команде Райвенкло осталась безликая величина – ловец, а игра с Райвенкло потеряла очарование чистого, честного спорта. Лишь однажды шевельнулось что-то в душе – когда на квиддичное поле, перестроенное под лабиринт, вышвырнуло победителей Турнира: живого и мертвого. Словно горе, сразившее Чанг, коснулось и Малфоя – слегка, тупой, ноющей болью под ребрами... Но и только.


Лишь однажды ему пришлось еще раз столкнуться с Чжоу лицом к лицу – когда Инспекционная дружина накрыла Отряд Дамблдора в Выручай-комнате. Малфоя странно и неприятно царапнуло то, как предательски дрогнуло его сердце, заставив скрутить именно Чанг... чтобы ее не коснулись грубые лапы Крэбба или Гойла. Драко не хотел, чтобы кто-то причинил ей боль – кто-то, кроме него. Волоча упирающуюся Чанг в кабинет Амбридж, он проклинал и ее, и неуловимый шоколадный запах ее волос – "Какао-масло, балда, строжайший секрет красоты азиатских женщин! Только тс-с-с: никому..." – и собственную дурную память, швыряющую его меж двух миров – до и после.

Покончив с охотой на нарушителей в ту ночь, Малфой выдохнул с облегчением и выбросил Чанг из головы – снова, и на этот раз, как он надеялся, насовсем.


На шестом курсе Драко покончил и с квиддичем. Он был слишком занят совершением ошибок... Его, разумеется, не было в толпе студентов и преподавателей после гибели Дамблдора, но, покидая школу вслед за обезумевшей теткой, в смятении и панике, подгоняемый Снейпом, Драко успел подумать: а какими глазами смотрела бы она на него теперь?.. И прежде, чем его сдавил и закрутил вихрь аппарации, знакомая тупая боль толкнулась в груди, словно живая тварь, требующая свободы.


А потом была финальная битва – битва за Хогвартс: место надежд и разочарований, головокружительных удач и сокрушительных провалов, встреч и расставаний. Драко так торопился воевать, ему так нравилось воображать себя неумолимым карателем в Инспекционной дружине и ощущать себя Избранным, выполняя задание-приговор... Сейчас же, среди руин родной школы, когда все было настолько всерьез, мучительно хотелось вдруг обнаружить, что это – игра. Оказалось, война – вовсе не на квиддичном поле, а враг – не тот, чья мантия другого цвета. Квиддич – только спорт... ничего, кроме спорта.
Так и не сумев выбрать ничью сторону, разуверившись во всем сразу, Малфой выбрал единственное, что, чудом уцелев, у него осталось – семью. И перед развязкой, все еще с дрожью ощущая на плече тяжелую руку Лорда, он в последний раз увидел глаза Чанг.



– А кем ты хочешь стать после школы? Я уже решила, что буду колдомедиком. Буду лечить людей.

– Всех? И грязнокровок?

– Фу, Драко, ну что за выражения? Что еще за грязнокровки?

– Те, у кого нечистая кровь, или чьи родители – маглы! Ты что, не знаешь? И лечить или учить, вообще якшаться с такими – позор для чистокровного волшебника.

– А по-моему, это неважно. Совершенно неважно. Главное – какой ты внутри, есть ли у тебя сердце... Что смешного?

– Ты – смешная, Чанг! Вот увидишь, чистокровные победят. Так мой отец говорит.

– А разве будет война?

– А вот увидишь.

– Ты балда, Малфой! Война была давным-давно, и ее больше не допустят.

– Посмотрим...

– Ты такой забавный, когда важничаешь, Драко. Ладно, не дуйся, пойдем, а то солнце садится. Опоздаем к ужину.

– Ладно, пошли. Но я тебе еще докажу, что я прав.

– Ага. Только не задирай так нос, врежешься в дерево – я тебя к Помфри не поведу...

– Смейся-смейся. Ну-ка, бегом до школы: кто последний, тот – гной бубонтюбера!

– Ах ты... Ну, погоди! Стой, так нечестно! Сто-о-ой!..

***

Накануне Рождества Косой переулок кишел оживленными людьми и гудел от разноголосицы, а в магазине «Все для квиддича» было и вовсе не протолкнуться. Малфой, раздраженно морщась, прикидывал: если изящно и невзначай вклиниться перед необъятной толстухой, что с трудом удерживала в руках примерно полмагазина и все еще жадно озирала полки и витрины, то, пожалуй, удастся сэкономить не меньше получаса. Аккуратно пробравшись по намеченной траектории, он пристроился за симпатичной девицей и от нечего делать залюбовался ее волосами: черные, блестящие, длинные – Драко всегда питал слабость к длинным волосам. Девушка перекинула их на плечо, и ему почудился слабый аромат шоколада. Малфой недоверчиво потянул носом, угадывая то, о чем не успел еще подумать, а она склонилась над коробочкой у кассы, перебирая крохотные сувенирные метелочки. От неожиданности у Драко сбилось дыхание: он занял очередь за Чжоу Чанг. Впрочем, кажется, теперь она была Чжоу Дэвис. И в руках она держала точно такую же метлу, какую выбрал Малфой.

– Эй, Чанг, – вырвалось у него.

Чжоу порывисто повернулась, и на Малфоя растерянно взглянуло детство. Впрочем, у детства не было чуть заметных морщинок возле глаз – но они появляются у улыбчивых людей, так что можно не считать. У самого Малфоя таких не было, но выглядел он лет на десять старше Чанг. То есть – Дэвис.

– Поиграем? – Он кивнул на метлу. Чжоу молча окинула ее взглядом, потом посмотрела на свою и снова – на Драко. У него внезапно пересохло во рту. Что, если она сейчас отвернется? Он бы на ее месте так и сделал… наверное.

Чжоу неуверенно улыбнулась.

– Ну надо же – Малфой.

– Я-то Малфой, а ты – Дэвис, – фыркнул он, скрывая облегчение.

– Так ты знаешь, – прищурилась она. – А на конвертах пишешь…

– Пишу, – согласился Драко, – потому что будь ты хоть Поттер-Корнер-Дэвис, все равно останешься Чанг. Ну какая ты Дэвис, сама подумай?

– А ты по-прежнему наглец, – покачала головой Чжоу, улыбаясь шире. – Послушай-ка, Малфой, ты меня хоть раз в жизни по имени назвал?

– Нет, кажется, – подумав, признался он и улыбнулся в ответ.

– Ну так тебе ультиматум: либо зови меня, наконец, Чжоу, либо я для тебя – миссис Дэвис.

– Хм, предлагаю сделку: я тебя – по имени, а ты со мной – в «Дырявый котел». Угощаю кофе или пивом. Ну?

– Сделка, ну конечно: Малфой, – рассмеялась Чанг, и еле заметные морщинки разбежались лучиками к вискам, странным образом делая ее еще моложе.

– Девушка, вы берете или нет? – Измотанного продавца перекосило в натужно-приветливом оскале.

– О, да, беру-беру, – спохватилась Чжоу и, сложив покупки на прилавок, вытащила кошелек. Драко наблюдал за ее руками, вспоминая, как умело они держат метлу в полете… как цепко хватают снитч – поблескивающий, как кольцо на ее безымянном пальце.

– Ну так что, Чанг?

Расплатившись, она взглянула на него с непонятным выражением – Драко отметил это боковым зрением, разбираясь со своими покупками. Толстуха вздыхала и слегка напирала, демонстрируя нетерпение.

– Договорились – угощай.

– По рукам.

– Драко?..

– По рукам, Чжоу, – нетерпеливо выговорил Малфой, поворачиваясь к ней. – На выход?

– Чжо-оу, – протянула она собственное имя, словно слыша впервые: так оно, в сущности, и было. От Малфоя – впервые. – На выход!


Это было странно: сидеть вот так запросто, не таясь, в баре и болтать – спустя два десятка лет. Время словно двоилось, и Малфой ощущал себя сразу в двух мирах. И Чанг, и его самого тоже будто было по двое. Двадцать лет – немалый срок, и сегодня Драко чувствовал это как никогда остро. И все же двадцать лет уложились в пару часов за кружкой пива. Они не говорили о прошлом, обойдясь без традиционных «а помнишь», ведь они никогда не были друзьями... Зато много говорили о детях: у тех, как ни странно, было больше общего, чем у Драко и Чжоу. В частности, и Скорпиус Малфой, и Генри Дэвис, как оказалось, страстно мечтали играть в квиддич и – ни больше ни меньше – рано или поздно выиграть Чемпионат. И в этот раз получат одинаковые долгожданные подарки под елку – впрочем, такие подарки получит, вероятно, изрядная толпа ребятишек в Лондоне…
Наступающее Рождество и более чем неожиданная встреча кружили голову, словно подростку - глоток огневиски. Однако, дома ждали семьи, и оба засобирались одновременно, испытывая колючее чувство недоговоренности… незавершенности. Пальцы Драко чуть заметно дрожали, когда он расплачивался, но лицо оставалось невозмутимым.
Улица встретила морозной свежестью и легким снежком, красиво оседающим на черных волосах Чжоу. Они неторопливо брели по празднично расцвеченному переулку, не говоря ни слова. Неловкое молчание затянулось, вызывая тихое изумление в душе Малфоя: все как-то неправильно, наоборот, неловкость должна была томить вначале – при встрече, но не сейчас… Повинуясь странному порыву, он остановился и взглянул на Чанг в упор. Снежинки таяли на ее ресницах, превращаясь в крохотные искристые капельки.

– Что? – тихо спросила она, не пытаясь вырваться, когда он крепко взял ее за плечи.

– Ничего. Застегни мантию – простудишься.

Чжоу потянулась к застежке, не отрывая глаз от Драко, зацепилась кольцом за тонкую золотую цепочку на шее и нервно задергала рукой, пытаясь выпутаться.

– Подожди, дай помогу, – Малфой наклонился ближе, легонько потянул цепочку и аккуратно освободил кольцо, коснувшись ее шеи теплыми пальцами. Чанг беспомощно смотрела на него, зная, что он сейчас увидит. И он увидел: маленький медальон – недорогая безделушка, брелок квиддичного ловца. Талисман на удачу.

Малфой безотчетно сжал шарик и вздрогнул, прикрыв глаза. Замелькали картинки, лихорадочно сменяя друг друга.
Вот черноволосая девочка срывает с шеи блестящую безделушку и отшвыривает ее прочь; вот, всхлипывая, ищет ее в траве, чертыхается, вытаскивает палочку и призывает медальон обратно; вот смотрит вслед кому-то невидимому – в ее глазах плещется печаль…
…Вот ослепительно красивая девушка в изысканном свадебном платье упрямо возражает кому-то, прикрыв тот же медальон ладонью, отказываясь снять…
…Вот молодая женщина с малышом на руках: тот вцепился в блестящую штучку на шее у мамы и тянет в рот, а она осторожно отнимает золотой шарик, ласково увещевая кроху, и бессознательно поглаживает медальон…
Драко мотнул головой, с усилием открывая глаза и вырываясь из потока чужого сознания. Он не вламывался – это просто хлынуло, это было на самой поверхности, всколыхнувшись с темного дна.

– Прости, – выдохнул он охрипшим голосом. Чжоу качнула головой: не за что. Мокрые ресницы слиплись стрелами – талые снежинки так напоминают слезы… Малфой склонился к ней и приник к теплым губам. Вот, что осталось незаконченным, недосказанным… несделанным. – Я всегда этого хотел, – прошептал он неслышно – одними губами.

– Почему же не сделал? – так же беззвучно спросила она.

– Я не знал, что хотел… – улыбнулся он, заглядывая в такие знакомые раскосые глаза. – Стоило подождать двадцать лет.

– Спасибо за игру… ловец, – прошептала Чжоу, накрывая рукой его пальцы, по-прежнему держащие снитч.

– Счастливого Рождества, Чжоу.

– Счастливого Рождества.

***

– Что там, дорогая? – Роджер подошел со спины и уперся подбородком в плечо, обняв ее за талию.

– Ничего... Просто открытка, – рассеянно отозвалась Чжоу, думая о чем-то своем.

– Просто? – скептически уточнил муж, разглядывая стильный рисунок, сотканный из невесомых бледных штрихов: рождественская елка, украшенная золотыми снитчами. – Оригинальная елка.

– Да, оригинальная, – согласилась она, провела пальцем по золотому обрезу и развернула открытку. Внутри была лишь короткая безликая фраза: "Happy X-Mas & New Year" – такими же золотыми тонкими буквами.

– Опять от него? – в голосе Роджера звучало насмешливое недоумение и лишь чуть-чуть – ревности. Ежегодный ритуал. – И ты опять не будешь отвечать?

– Не буду, – легко улыбнулась Чжоу. – Он и не ждет.

Роджер фыркнул и почесал в затылке.

– Так что между вами было-то в школе?

В школе?

– Ничего... Ничего – кроме спорта.

***

– Мама… Ой, мама-а! Спасибо!!! У меня самая крутая метла в мире! Теперь я точно стану квиддичным ловцом – как ты! Нет, я буду даже круче, точно… И не смейся!

________________________
* A la guerre comme a la guerre – на войне, как на войне (фр.)