Глава 1Признаю. Я немного ненавижу дни рождения. Нет, не только свой, ваш тоже, и вашего лучшего друга, и вашей матери, и даже вашей собаки. По-моему, нелепо праздновать чье-то рождение, как величайшее событие во всей вселенной. Я был, простите великодушно, свидетелем последствий многочисленных родов. Они каждый семестр носятся по коридорам Хогвартса, в их пустые головы попадают лишь крупицы знаний. Какое расточительство! Эти
драгоценные сокровища дрейфуют в бескрайнем океане посредственности, и каждый из них считает себя чем-то особенным, по крайней мере, раз в год. …И их друзья, или еще хуже наставники… потакают им!
Нельзя, я сказал!
Увольте, не буду участвовать в этом. «Но, профессор, у меня день рождения, может, сделаете исключение?» - спрашивают они, их маленькие влажные глазки светятся надеждой. Если я прощу одному расплавленный котел, невыученное домашнее задание, буду вынужден поступать подобным образом для всех. И что мы получим? Хаос! Я отказываюсь открывать врата для школьного порока. Со временем свет, поярче этих тусклых огней, выявит их благо и сохранность. Никто и никогда не устроит на мой день рождения народных гуляний, и я исключаю…
Но не в этом дело.
Боюсь, только не сегодня. Понимаете, день рожденья у меня. Как уже говорилось раньше, не особо важный повод праздновать тот грустный день, когда я имел несчастье появиться на свет.
Когда я был маленьким, моя мама время от времени находила возможность побаловать меня сладостями. Не то, чтобы она не любила меня, она любила. Честно. Но у нас было слишком мало денег на причуды, а быть ребенком, как говорил мой папа, уже достаточная роскошь.
Лили тоже, признаю, пыталась сделать для меня этот день особенным, но после нашего… то есть… после несчастного случая, воспоминания стали еще более невыносимыми.
Потом был Альбус, неугомонный массовик-затейник. В ночь моего рождения каждый год служения ему, он заставлял эльфов приносить именинный торт - ужасно сладкую конструкцию, слишком роскошную для этих скромных комнат. Конечно, за ужином он объявлял всем, что «Сегодня у профессора Снейпа особенный день». Я находил это унизительным. Конечно, он так же поступал и с другими учителями. Это было неизбежно, но им-то нравилось! Учителя терпели и подозревали меня, ученики же просто ненавидели. Несомненно, подобное объявление никогда не встречали фанфарами и звуками горна. Минерва всегда делала колкие замечания по поводу моего неумолимого старения, но в действительности, это было только частью наших непрекращающихся словесных перепалок. Возможно, попыткой поздравления. Она ограничивалась укоризненными взглядами и официальными извинениями с того времени, как… впрочем, многое поменялось. Как же утомительно! Но, по крайней мере, позволяет не упоминать о главном.
Предпочитаю не ворошить старое. Хвала Мерлину, с того времени, как стал директором, я не должен терпеть этих изощренных пыток. Директором, ха! Причем законно! Вот какой крутой поворот судьбы-злодейки. Думаю, Минерва почти подавилась имбирным тритоном, когда совет обнародовал свое решение. Не потому, что она была столь недоброжелательна ко мне, а потому, что я согласился. Да, согласился, назло. Попечители и я – все знали, что это жест доброй воли, но кто я такой, чтобы отвергать подобную любезность? Честно, само воспоминание о том, как выглядели тогда их лица, поднимает мне настроение.
Возможно, чуточку попраздную. «Пропущу стаканчик», как говорят молодые магглы, немного выдержанного портвейна будет в самый раз. Да, сложу свои кожаные крылышки и напьюсь до блаженного забвения.
Ваше здоровье!
Но сейчас время ужина, и я должен быть там. Это одна из многих тягот, которую обязан нести на своих плечах директор. Я никогда не признавал, что иногда скучаю по бормотанию старого чудака за трапезой, протестам против официальной политики и рассказам о вкусовых качествах недавно открытых им маггловских сладостей. Альбус всегда устраивал из ужинов представления.
Теперь на ужинах тихо. Никто не говорит со мной, кроме Грейнджер. Девчонка всегда болтает без умолку, когда садится возле меня. Хоть и утверждаю обратное, она - квалифицированный педагог. Когда по настоянию Минервы я нанял Грейнджер на пост преподавателя ЗОТИ, мне казалось, что ад решил поменять свое местоположение. Мы часто замерзали зимой, и это казалось вероятным. Но она стала - уверяю вас, меня тошнит от поэзии, - лучом света в нашем темном царстве.
Моя бледность отнюдь не является признаком нелюбви к солнцу. Впрочем, ищу его чаще, чем следовало бы. Я, знаете ли, могу обгореть, если задержусь на солнце. И да, кажется, не способен уберечься от него. Это моя кара - однажды обжегшись, остаюсь настолько глупым, что не отступаю в тень. Конечно, не допускаю мысли, что мы больше, чем друзья. Помутнение рассудка здесь не причем. Это всего лишь мечты мужчины.
Его мечты.
Наверное, я должен сказать, что не питаю иллюзий о Грейнджер, но тогда буду сам себе противен за столь ужасный каламбур. Зарождающиеся чувства к ней ошеломили меня. Поверьте, я был уверен, что давно запечатал свое сердце и схоронил его в бесплодной пустыне, но, как оказалось, оно все еще бьется у меня в груди.
Предатель.
Предатель, без сомнения. Гермиона не пыталась привлечь моего внимания. Я не вынашивал свои чувства к ней годами, как к Лили. Когда нанимал, думал о Грейнджер только как о своей бывшей ученице. Ее не назовешь писаной красавицей, от одного взгляда на которую мужчины теряют головы, но я ни в коем случае не утверждаю, что она непривлекательна, просто не выделяется из толпы. Гермиона не может соперничать с Еленой Прекрасной или Афродитой, но, думаю, мне будет с каждым годом все более и более приятно смотреть на нее. Что породило эту ужасную лю… привязанность? Мысль, просто глупая мысль, и я не буду клеветать на свой мозг, если скажу, что она появилась в этом органе. Нет, я действительно верю, что чувство зародилось именно там, а не в моем заброшенном сердце.
Во время завтрака несколько месяцев назад меня посетило виденье. Грейнджер сидела поодаль, и я бросил на нее взгляд украдкой. Она уткнулась носом в старый пыльный том, повествующий гоблинских войнах, ее локти лежали на столе, а рука с вилкой и наколотой на нее надкушенной сосиской недвижимо зависла в воздухе, капли соуса медленно стекали по зубчикам. Грейнджер сияла в утреннем свете, на ней не было макияжа, и, очевидно, ей не удалось поспать. Я был почти уверен, что у нее на губах остался кусочек яичницы.
И тогда все произошло.
…Я видел ее в своих руках, ее полуприкрытые глаза смотрели в мои, ее грудь прижалась к моей, ее руки сжимали мою мантию.
«У вас кусочек яичницы на лице, мисс Грейнджер, позвольте слизнуть его»…
Меня никогда не били кулаком в лицо, но, предполагаю, шок был бы сходный тому, который я испытал в тот момент. Подавился беконом, перевернул кувшин тыквенного сока и, вставая, так сильно отодвинул стул, что на плитах остались бороздки. Я никогда не рассматривал ее как объект вожделения, но за эти несколько секунд – не больше, чем мгновенье, представил себе, как делаю с ней такое...
И мне понравилось!
Наверное, приболел. У меня вообще хорошее здоровье, в больничном крыле бываю исключительно, если только Поппи или Слизнорту требуется моя помощь. Вот и решил пойти к хогвартской медиковедьме для быстрого осмотра. Я был уверен в том, что у меня лихорадка или что-то такое, вызывающее столь драматичные мысли. Поппи редко обедала с нами, когда в госпитале были пациенты, предпочитая наблюдать за ними и позвать с кухни эльфа с перекусом. В школе свирепствовала ветрянка - болезнь не столь опасная, как драконья оспа, но могла вызвать серьезные осложнения. Помфри всегда была внимательной и гордилась тем, что могла обеспечить быстрое и эффективное лечение для множества больных. Конечно, она поможет справиться со странностями, которые наводнили мою голову.
Казалось, медиковедьму встревожили мои липкие ладони, болезненный цвет кожи и слишком частое сердцебиение. Я рассказал ей о своих «необычных галлюцинациях», и что у меня, похоже, лихорадка или ранение от коварного заклятия. Диагноз Поппи был таков: следов вредной магии нет, да и лихорадки тоже. Протянув мне успокаивающее зелье и одарив улыбкой, которую я квалифицировал как нежную материнскую, мадам Помфри отпустила меня, сказав, что болезнь от нервов. Излишне говорить, что это не очень утешило меня.
Конечно, выйдя из больничного крыла, первой я увидел профессора Грейнджер. Практически врезался… в ее тело… «Перестань, Северус!» Она справилась о моем здоровье, припоминая «удивительное» поведение за завтраком, и уставилась на меня своими влажными, как у лани, глазами. К счастью, мне удалось взять себя в руки и напустить на себя надменный вид (тот, который так мне помогал во время войны). Я прорычал, что со мной все в порядке, и пронесся мимо нее, надеясь, что моя мантия зловеще развевается. Сердце, казалось, билось в горле, рискуя вместе с содержимым желудка вырваться наружу. Пожалуй, не стоит полагаться на знания Поппи. Я прописал себе несколько порций горячительных напитков. Хотел бы сказать, что это улучшило мое состояние и избавило от видений, но те несколько стаканчиков привели к саморефлексиям, что было не самым лучшим.
Я заставил себя задуматься, почему застрял на этой необычной фантазии. Что побудило думать о ней в столь плотском ключе? Правда, мне уже давно хотелось товарищеских отношений, но ни это, ни вынужденный целибат не заставили бы меня обдумывать отношения с любой другой женщиной до и после прибытия мисс Грейнджер. Хм… Сибилла годами за мной увивалась. О, она устраивает отличные спектакли, делая вид, что обижается на меня, но не могу даже сосчитать, сколько раз ее рука пыталась найти путь к… назовем это, сокровищем короны Принцев. Но отчаяние никогда не убеждало меня воспользоваться ее предложением! Учитывая вышесказанное, моя реакция на Гермиону не могла быть просто желанием заняться сексом… но секс воистину был бы прекрасным утешением.
Я попытался убедить себя, что она вела себя развратно, одевалась вызывающе, используя свои чары (не в магическом смысле этого слова), чтобы овладеть моими мыслями. Но было же совсем не так! Ее непослушные волосы, благопристойная мантия и кусочек яичницы на губах не кричали: «Возьми меня, Северус!». Даже не могу сказать, что сосиска, которую она ела на завтрак, была соблазняющей, скорее отталкивающей.
Значит, проблема внутри меня. Прекрасно.
Я заставил себя признать, что одинок. Поверьте, есть разница между затворником и одиноким, и ваш покорный слуга пересек границу между первым и вторым. Также я понял, что нахожу эту женщину интересной. Она очень изменилась со времен своего студенчества. Грейнджер - все та же зубрилка, уткнувшаяся носом в книжку, библиотека – ее второй дом, ответ всегда у нее на языке, и все такое, но теперь она более уверенна и не такая раздражающая в своих попытках заручиться всеобщим одобрением. Кажется, она стала собой. А я никогда и не был по-настоящему. Напился до поросячьего визга и решил, что большая доза лекарства должна помочь. Не признаю пьянство способом решения проблем. Так делал мой папа, и было хорошо, когда мы с мамой обходились синяками под глазами… он умер рано от цирроза печени. Драма, конечно, но мне так лучше.
Да, я был… да, я и сейчас одинок, и да, секс был бы более чем приятен… Но действительно, моя проблема в той смелой мысли: если бы она дала мне шанс, мы были бы счастливы вместе. Я начал уважать Гермиону, когда она пришла работать ко мне, уважать ее преподавательские умения, живую энергию, любовь к знаниям, и даже манеры и причуды, которые смягчали мой ежедневный гнев. Ее особенная красота так притягательна. Она мне нравится. И рядом с ней я становлюсь школьником, краснеющим в самые неподходящие моменты и заикающимся, как дурак. Похоже, мое бессознательное просто решило, что мне нужен пинок под зад, ведь по-другому просто не пойму.
Уже много месяцев я испытываю к ней и ее причудам нежные чувства. У Грейнджер редкое изящество. Я говорю не о том, что она парит в воздухе и всегда использует правильные вилки за едой. Гермиона может быть действительно неуклюжей в вопросах этикета. Я говорю о ее доброте и великодушии, столь редких в наше время. Мы говорим. Мы довольно много говорим, но она слушает. Не просто делает вид. У меня много лет не было возможности просто сидеть и говорить с другим человеком. Тема не имеет значения, достаточно того, что нам уютно вместе. Я рассказываю ей то, чего никогда бы не сказал ни одной живой душе… и она поступает так же. Даже когда мы спорим - это бывает довольно часто, Гермиона никогда не бывает жестокой, не припоминает моего прошлого, не говорит того, что может задеть меня. Она – одна из немногих, кто может почувствовать разницу.
Наконец, после длительных размышлений и двух пинт лучшей болгарской водки, я решил привлечь ее к созданию возможностей к взаимодействию, то есть общению на моих условиях. Тогда пошел бы за ней на край земли, в ад и обратно в любое время. Но вернусь к теме, от которой очень отдалился. Протрезвев, я все еще находил свой план хорошим, и потому застрял на нем. Часто надеялся, что поймаю ее по пути в Большой зал, найду какой-то момент, который мы сможем обсудить за столом, и тем самым обеспечу, что она сядет рядом со мной, чтобы продолжить разговор, конечно. Также, как директор, я счел своим долгом проверять своих преподавателей на уроках, потратив на каждого немного времени. Но не на Грейнджер. Учитывая мои исчерпывающие знания ее предмета, я позволил себе задержаться на ее уроках. Конечно, как щедрый человек, давал советы и даже подсказывал. Кажется, Гермиона понравилось, но она была немного сбита с толку моим великодушием. Наши занятия, должен сказать, были довольно познавательными… для меня.
Она так чувственно держит палочку. Просто погружена в магию. В ее движениях нет ничего неприличного и нечестивого. Нет, эти движения только в моей голове, но ее сладострастные изгибы... Она - как музыка. Она ласкает воздух, дотрагиваясь до струн вселенной, чтобы та играла для нее. Она кружит меня в танце.
А теперь мне нужно остановить этот водопад цветастых выражений, чтобы не отравиться его сладостью.
Сегодня странно тихо. Обычно шум от ужина слышно во всем замке. Несколько сотен подростков не могут есть в тишине. Честно, это настораживает. Сегодня мой день рождения, хотя сомневаюсь, что ученики осмелятся массово устроить какую-то шалость, любое отклонение от нормы приводит меня в состояние повышенной готовности. Хвала Мерлину, дети Джорджа Уизли еще не достигли одиннадцати лет.
Мне нравится эффектно появляться на ужине. У меня есть некоторые склонности к драматургии, и, как директор, я могу себе позволить небольшой спектакль. Редко использую двери для штата, предпочитая входить, когда студенты уже расселись. Немного мистики не помешает, правда. Однако то, что происходит именно сейчас, немного странно. Как только я открыл двери в Большой зал, признаю, несколько громко, все повернулись ко мне. Конечно, мое появление обычно привлекает внимание, гул голосов немного утихает. Но сейчас я иду, и слышно только стук моих каблуков о плиты и шелест развевающейся мантии, и больше ничего… ни шепота, ни разговорчиков, ни звона столовых приборов. Каждый их этих пустоголовых болванов просто смотрит на меня. И преподаватели тоже. Кроме… я не вижу ее.
Фантастика. Могу добавить разочарование к своему растущему недовольству этим вечером.
Хорошо. Я и не ожидал ничего хорошего от этого дня. Но не могла она в самом деле… Гермиона знает, что сегодня мой день рождения. Я знаю, что она знает. Каждый день рождения отмечен ярко-красным в календаре в учительской. И мой тоже, она знает. Она знает! Я думал, видимо ошибался, что мы хотя бы… друзья. Глупая надежда. Я - ее работодатель. И ничего больше. Она добра ко всем, а я дурак.
Ненавижу сидеть в кресле Дамблдора. Это всегда будет его место. Да, Минерва, я тебя слышу. Знаю, что опоздал. Знаю, что самое время хлопать в ладоши, чтобы дать сигнал эльфам. Если бы не мой…
Ох, мой…
Что за? Зеленые знамена, серебряные блестки, слишком большой торт… такой же, как Альбус всегда заказывал. Видимо, я только что нахлопал себе вечеринку-сюрприз. Судя по взглядам учеников и вялым аплодисментам, их участие принудительное. Филиус и Минерва нацепили свои маски «правда, это забавно». Да, Минерва, спасибо, я рад быть здесь и праздновать. Да, каждый год хороший. Да, слезы, замечательно.
Черт.
Нет, Минерва, спасибо, но я не хочу ничего говорить. Очевидно, студенты не желают слушать мои речи. Преподаватели ерзают на своих стульях. Мне не по себе. Всем не по себе. Ненавижу сюрпризы, вечеринки, дни рождения, особенно свой. Торт? Если это ускорит процесс. Конечно, похож на тот, что любил Альбус. Ах, подарки от преподавателей… настолько безличные, насколько возможно. Да, Филиус, я уверен, это захватывающее чтиво - книга о зельях, которую я мог бы написать в 15 лет. Коробка пригодится мне сегодня вечером, когда вырежу свое сердце. Подходящий гробик для бесполезного органа.
Конечно, еда просто невыносима. Терпеть не могу лука, и каждое блюдо на этом столе щедро приправлено им.
Гермиона.
Гермиона.
Простите. Да, мне надо идти. Я забыл, что мне срочно нужно связаться по каминной сети с советом попечителей. Это не может ждать, простите. Спасибо за праздник, подарки и свежую дозу отвращения.
Я должен выбраться из этого зала. Ненавижу этот вечер. Ненавижу эту школу. Ненавижу всех и вся.
Гермиона…
Я не могу заставить себя ненавидеть тебя. Хоть мне и жутко интересно, где ты сейчас пропадаешь. Наверное, у тебя горы непроверенных эссе, последний срок подачи статьи в журналы, или ты, пока я иду этим, кажется, бесконечным коридором, удобно расположилась под молодым задыхающимся магом с ровным носом и накачанными бицепсами. Но мне без разницы. Где бы ты ни была, ты не со мной. Не со мной…
Предательница! Дай мне пройти, адская горгулья. Все, чего я хочу сейчас, - холодное одиночество моих комнат и стаканчик чего-то покрепче. В такие времена скучаю по своим подземельям, идеальным убежищем для мазохиста.
К черту стакан! Сегодня выпью всю бутылку!
- Северус?
Мерлин! Гер… Гермиона? Это галлюцинация или мечта? Или кошмар: она собирается сказать мне, что увольняется и уезжает за границу с игроком в квиддич? Черт! Я на нее палочку нацелил… старые рефлексы. «Опусти, старина».
- Я не хотела испугать тебя. Не ожидала, что ты так быстро придешь. Полагаю, сюрприз Минервы…
- Что ты здесь делаешь?
Ох. Она выглядит прекрасно. Потрясающе! Такой красотой и сердце можно разбить.
- Ну, я… Сегодня твой день рождения. Знаю, что ты желал бы не поднимать шум, но я хотела тебе что-то показать…
- Ты не пришла на ужин.
- Нет.
- И ты здесь.
- Да…
- Что там у тебя на столе?
Гермиона, о боги, мое сердце.
- Минерва рассказала, что спланировала, и это просто… я знала, что тебе не понравится. Просто подумала, может я…
Гермиона.
- …я хотела, чтобы у тебя был счастливый день рождения, Северус.
Просто продолжай дышать. Дыши. Дыши!
- Я заказала торт, такой, как эльфы всегда пекут на Святки, с бурбоновой начинкой, конечно. Знаю, что ты не любишь приторного. И коробку невероятно кислых угрей из Сладкого королевства. Не представляю, как ты можешь их есть.
- Очень заботливо с твоей стороны.
- У меня подарок для тебя. Ничего такого, но, надеюсь, тебе понравится.
Я люблю тебя. То есть, мне понравится.
- Уверен, что мне понравится.
- Тогда открой.
Простая обертка: коричневый пергамент и небольшой наколдованный бант. Довольное легкое. Наверное, книга или хорошие чернила. Все, что угодно, я буду благодарен…
- Северус, скажи что-нибудь.
- Я…
Не понимаю, что сказать ей. Я не могу поверить, что смотрю на это прямо сейчас. Невероятно…
- Мне не надо было, да? Мы говорили о ней недавно, и я знаю, как тяжело было тебе, когда она… Северус, прости. Я лучше пойду.
Могу представить свое выражение. Я просто потерял дар речи. Пойду? Что? Нет, НЕТ!
- НЕТ! Нет… Гермиона, останься. Пожалуйста, ты неправильно меня поняла. Твой подарок… замечательный! Моя мама. Я никогда не видел этой фотографии. Гермиона, как ты нашла ее?
- Ох. Ох, Северус, я так рада, что тебе понравилась. Я боялась показаться бесцеремонной. Долго думала, что тебе подарить… Я уже давно нашла ее, когда училась. Гарри, Рон и я просматривали старые книги и подшивки газет, когда пытались разгадать, кто же этот таинственный Принц-полукровка, конечно, теперь мы все знаем, что это…
- Я.
- Да, ты.
Эта улыбка.
- Мы наткнулись на фото твоей матери, капитана команды плюйкаменщиков. Я знаю, что ты унаследовал ее мастерство. Честно, мог бы позволить мне иногда выигрывать, но сейчас не об этом. Я пыталась придумать что-то особенное на твой день рождения, не могу же дарить ужасно банальные глупости. Потом вспомнила о фотографии твоей мамы. Качество было не очень, но я подумала, что должны быть кадры и получше в годовых отчетах. Когда я увидела этот, поняла, что нашла идеальный подарок. Она выглядит такой…
- Счастливой.
- Да, счастливой, даже сияет. Северус, я… я хочу, чтобы ты тоже так выглядел. Иногда так и есть, но не достаточно часто. Я знаю, что это было… Мерлин, как? Странно? Неправильно? Ужасно неловко? Никто из нас не может оглянуться на то, что случилось, понять, как должно было быть. Прошло достаточно времени, чтобы наши сожаления умерли. Когда смотрю на тебя, не вижу твоих ошибок и прошлых поступков, а ты не судишь меня за мои. Я просто вижу тебя, Северус, и мне это нравится.
- Знаешь, для многих я Гермиона мозги золотого трио Грейнджер. Да, это часть меня. Но это не я. Утомительно всегда быть сноской, параграфом, страницей и никогда - целой книгой. Я люблю регби. Ты знал об этом? Может, и говорила тебе, не помню. Мой папа часто брал меня на матчи, когда я была маленькой девочкой. Ты никогда не прочтешь об этом ни в одном интервью или статье обо мне. Людям все равно. Это не подходит к моему имиджу, как и то, что я терпеть не могу запах банана, что моя правая нога на полразмера больше левой, что мое тайное увлечение – непристойные любовные романы, чем глупее, тем лучше. Я знаю, что слишком разговорилась, но Северус, но что хочу сказать… Я знаю, что тебе нравится ежевичное варенье, но только без косточек. Ты любишь маггловские кроссворды. Ты думаешь, что они стали сложнее с того времени, как ты отдалился от немагического мира. Ты не любишь лук, и я не могу винить тебя. Он мерзкий. У тебя очень приятный голос, когда поешь, и тебя смущает, что я знаю об этом. Не притворяйся, что это неправда. Когда ты был маленьким, у тебя была птичка – Каспер. Когда он улетел, это разбило тебе сердце.
- И ты… Знаю, ты любишь меня, Северус Снейп. Я знаю тебя. Знаю.
- Я лю.. Как ты узнала?
- Я вижу по твоим глазам, лицу. В том, как ты двигаешься, когда мы вместе, в нежности твоих рук. Знаешь, ты очень скрытный. Но от меня не спрячешься.
- Шпион.
Дурак.
- Нет, не шпион… просто человек. Все думают, что ты все еще убиваешься по Лили Поттер. Никто не произносит ее имени в твоем присутствии, будто это запрещенная тема. Мы говорили о ней, о Джеймсе. Знаю, сначала ты потакал моему любопытству, чтобы на некоторое время закрыть мой рот. Я хорошо знаю, что была просто невыносимой болтушкой. Но потом ты увидел, что мне не все равно, и раскрылся. Мы много говорили. Я рада, что ты освободился от нее, что она тебя больше не держит. Не потому, что я ревновала. Ты любил ее из-за того, что она была хорошим человеком, а не из-за вины, которую ты чувствовал перед ней. Любовь и сожаление – ужасные спутники. Ты всегда будешь любить ее, знаю. Но меня ты любишь по-другому. Не знаю, смогу ли объяснить разницу, но я рада, что она есть. Знаешь, почему я сначала спросила о ней? Потому, что хотела узнать больше о твоем сердце. Это доброе сердце, Северус. Перестань игнорировать его. Оно очень способно на любовь. Оно любило твою маму, Лили и любит меня.
- Гермиона, я… не знаю, что сказать.
- А тебе и не нужно. Это моя гриффиндорская природа берет свое, выдает все мои мысли, как есть, но я такая. Для тебя это не секрет. Ты знаешь меня так же, как и я знаю тебя.
- Да, Гермиона, ты очень открытая, но ты скрыла… О чем я? Мерлиновы любовницы! Просто скажи мне, женщина! Гермиона, ты любишь меня? Пожалуйста, просто скажи. Я сойду с ума, если не узнаю сейчас. Скажи.
- Северус, я подумала... Ты очень долго пренебрегал своим сердцем. Знаю, не можешь обеспечить ему должной заботы. Просто отдай свое сердце мне, и я позабочусь о нем как следует. Оно долго не было любимо, а это нехорошо. У меня довольно любви для твоего сердца и еще больше для остального тебя. Да, Северус, я люблю тебя. Очень люблю. И… Северус! Я обещала себе не плакать. Я знаю, что ты ненавидишь, если Минерва становится сентиментальной. Прости, прости, я просто очень рада, что ты здесь, хоть и ненавидишь дни рождения. Ничего не могу поделать, но люблю тебя!
- У меня правда…
- Что? Похоже, я ужасно выгляжу с красным носом и такими же глазами.
- …правильный день рождения, со всей суетой. Вот почему люди ждут его с таким нетерпением, потому что могут почувствовать себя так, будто все желаемое может сбыться. И нет, ты выглядишь прекрасно. Я так подумал, когда вошел в комнату. Гермиона, чувствую, чувствую…
- Скажи, что ты чувствуешь, Северус.
- Я чувствую себя, как влюбленный мужчина, которого любят. Думаю, нет ничего лучше на свете.
- Счастливого дня рождения, Северус.
- Да, Гермиона, думаю, впервые я могу действительно сказать, что это так.
