Глава 1Америго Кребб всегда знал, что он чересчур мягкосердечен. Об этом ему не раз напоминала его наставница, леди Хельга. Она так и говорила:
- Кребб, вы слишком уж мягкосердечны с этими малолетними преступниками! Их надо пороть, пороть, и еще раз пороть! – как вам всем, наверное, известно, леди Хельга предавалась любому занятию с чрезвычайным упорством. В данном случае, несомненно, ее упорство было достойно лучшего применения.
Но сейчас леди Хельги не было рядом, и некому было попрекнуть Кребба в его мягкосердечии. Вот уже десять лет он исполнял обязанности декана факультета Хаффлпафф, и за это время ученики умудрились совершенно отбиться от рук. Ох, до чего же недовольна была бы леди Хельга!
Признаться честно, будь в школе хоть кто-нибудь из Основателей – пусть даже Годрик, закрывающий глаза на любые проделки представителей своего факультета, – ситуация не достигла бы такого размаха.
Но, увы, после смерти Елены Равенкло, наступившей при весьма загадочных обстоятельствах, все, что составляло раньше незыблемую основу существования Хогвартса, пошло наперекосяк.
* * *
Первой ушла Ровена.
Сначала ее исчезновения никто и не заметил – чудаковатая колдунья уже давно не спускалась в Большой Зал на совместные трапезы и не вела обязательных лекций. Те же счастливчики, которым выпала честь заинтересовать леди Равенкло и стать ее учениками, всегда получали уведомления о предстоящих занятиях (крайне нерегулярных, надо сказать) с личным вороном преподавательницы.
Но когда выяснилось, что никто не встречал ее в коридорах замка уже больше месяца, оставшиеся трое Основателей отправились в ее покои – проверить, не случилось ли чего непоправимого. На двери, к великому удивлению волшебников, не обнаружилось никаких защитных чар – равно как и на окнах, стенах и предметах мебели, – а вот записка, обнаруженная на столе, была прямо таки нашпигована разнообразными заклятьями, над которыми величайшие маги современности промучились почти полдня.
Записка коротко и лаконично сообщала: «Я устала и ухожу. И не надо меня искать – все равно ведь не найдете». Лица руководителей Хогвартса в момент чтения сего послания не поддавались описанию (вот если бы тогда существовали колдокамеры…), и потому в историю инцидент не вошел. Равно как и последовавшие за ним гневные отповеди вышеозначенных субъектов.
На следующее же утро студенты имели возможность наблюдать за ссорой Основателей: мастер Салазар грозно заявил, что его целью было создание величайшей на свете школы магии и приумножение знаний, а терпеть постоянный шум, беспорядок и невежество учеников он не подписывался. Затем добавил, что отправляется на поиски новых знаний (проигнорировав бурчание Годрика «Ну и катись куда подальше!»), пока у него еще осталось хоть какое-то здоровье. Вместе с Салазаром уехали его жена, сын, дочь и зять, а также пятеро внуков. Таким образом, хоть мастеру и удалось сбежать от учеников-невежд, вряд ли он обрел долгожданное одиночество и покой.
Примерно через неделю Годрик решил последовать примеру своего друга. Злые языки утверждали, что он не теряет надежды его догнать и признаться, наконец, в любви, за что были безжалостно (и весьма умело) побиты представителями дружного факультета Гриффиндор. Основатель даже прослезился, видя такую заботу, и, наскоро простившись со студентами да кое-как собрав пожитки («Если что забуду, домовики потом донесут»), отправился в путь.
* * *
Леди Хельга продержалась дольше всех (вы ведь помните, что она отличалась невероятным упорством?). Она назначила самых ответственных преподавателей на посты деканов факультетов, ввела должность директора, которую сама же и заняла. С высоты своей новой, крайне ответственной должности она связалась с одним из наиболее миролюбивых кланов гоблинов и заказала у них чашу, меч, диадему и медальон (чаша нужна была ей самой – в качестве подставки для грифелей, а остальные предметы она отослала своим коллегам-Основателям к 70-ой годовщине основания Хогвартса).
Попутно волшебница упросила гоблинов помочь ей усовершенствовать старую шляпу Годрика, в которую они вчетвером по молодости (или по пьяни, это уж как посмотреть) вдохнули некое подобие жизни. Благодаря гоблинской помощи шляпа, и без того весьма неглупая, сделалась необычайно проницательной и получила крайне ответственное задание – распределять новеньких учеников по факультетам.
Годрик вернул меч с коротенькой запиской, где пояснял, что тот ему не подходит по причине недостаточной длины. Диадема Ровены так и не добралась до адресата – оставалось только гадать, по какой причине: то ли из-за ее смерти, то ли заклятья, которыми она окружила себя, получились слишком мощными.
Зато Салазаров медальон свою задачу выполнил сполна: в ответном послании волшебник сердечно поблагодарил за подарок, посетовал, что не имел возможности отправить ответный презент, и в оправдание пустился в описание собственных странствий. Ох, чего только не было в этом длиннющем свитке! И дальние страны, с их удивительными традициями и порой непонятными нравами, и невероятные приключения, которые выпали на долю Салазара и его спутников, и разнообразнейшие заклинания и магические обряды, описания которых ему удалось заполучить.
В общем, за время чтения Хельга успела миллион раз пожалеть, что не покинула Хогвартс одновременно с друзьями.
* * *
Леди Хельга всегда заявляла, что ценит в людях трудолюбие, верность и честность. В свою очередь, Салазар ценил хитрость, целеустремленность и готовность «любыми из средств своих целей достичь», Ровена – острый ум и стремление к знаниям, а Годрик – отвагу и благородство. Именно по этим критериям первая директриса Хогвартса взялась назначать деканов.
И Креббу не повезло попасть под раздачу… должностей.
Он вернулся в школу после окончания своего седьмого курса, так сказать, по семейным обстоятельствам. Как младший сын небогатого дворянина, он не имел права на титул и родовое поместье, а со своим старшим братом он умудрился поссориться незадолго до его вступления в наследие. Теперь Америго Кребб не имел определенного места жительства и средств к существованию, а потому пришлось ему наступить на горло фамильной гордости и занять место простого учителя травологии – благо, этот предмет еще в школе давался ему без особых трудностей.
Проработав так около года, Кребб даже начал получать удовольствие от процесса преподавания, но его мечтам о спокойной и однообразной жизни не было суждено сбыться – трагическая гибель Елены Равенкло повлекла за собой цепочку описанных выше событий. А затем Кребб стал деканом факультета Хаффлпафф.
Подобная беда приключилась не только с ним: в то солнечное утро в кабинете директрисы собрались также Антарес Гойл, Лира Блэк и Натайр Уизли.
Гойла, преподававшего трансфигурацию и обожавшего заумные книжки, Кребб считал практически приятелем. В мисс Блэк, обучавшую детей чарам, он, как и большая часть мужской половины Хогвартса, был немного влюблен. И, наконец, Уизли, подозрительно жизнерадостный зельевар, был ему откровенно несимпатичен.
Солнечные лучи, проникавшие сквозь удивительной красоты витраж, окрашивали стены разноцветными бликами. В таком освещении леди Хельга казалась чуть ли не воплощением легендарной волшебницы Морганы – прекрасной, мудрой и необыкновенно злокозненной.
- …разумеется, никто уже в подлунном мире не сумеет заменить этой школе тех, кто создал ее. Я так устала пытаться совершить невозможное, удержать Хогвартс в равновесии… От сегодняшнего дня и пока за вами не придет смерть, эта задача переходит к вам. Вы четверо становитесь наследниками Основателей, слышите, вы, дети!
Кребб понимал, что для леди Хельги они всего лишь дети. И навсегда останутся детьми, сколько бы подвигов не совершили. В конце концов, по сравнению с созданием Хогвартса все это было так мелко!
- Прошу простить меня, миледи, но разве Вы видите перед собой детей? – Уизли выглядел удивленным. – Я, например, уже разменял четвертый десяток, да и мои коллеги, исключая, конечно, мисс Блэк, вряд ли намного младше меня.
- Что есть полвека по сравнению с вечностью? – с усмешкой спросила леди Хельга. – Да и человек, в сущности, меньше песчинки на весах истории… Это бессмысленный спор. Вы не отступитесь от своего мнения, и я останусь при своем. Вы можете приступать к своим обязанностям – а их, поверьте, немало.
Обязанностей, как понял Кребб в первый же день своего деканства, было не просто немало, а очень даже много. Студент Хаффлаффа напортачил с заклинанием? К декану! Взорвал котел? К декану! Подрался с кем-нибудь, нагрубил преподавателю, таскал еду с кухни, ходил по коридорам после отбоя, покинул территорию школы – опять же, к декану!
После недели такой жизни Кребб отправился в Больничное крыло – выпрашивать у медиковедьмы, мадам Шаньи, лекарство от головной боли. Там он застал мисс Блэк, печальную и почему-то еще более очаровательную, чем обычно. Несчастный Америго был до того покорен ее красотой, что едва сумел выдавить из себя приветствие, и даже не осмелился осведомиться о ее здоровье.
Мисс Блэк совершенно искренне улыбнулась и поприветствовала его в ответ. Но тут мадам Шаньи принесла ей чашу с каким-то зельем, и она, поблагодарив женщину («Спасибо, мадам, это так любезно с вашей стороны!»), вышла из кабинета. Кребб вздохнул и, немного запинаясь, изложил свою просьбу медиковедьме.
- О, мсье Кребб, я не ожидала от вас подобной ребячливости! Вы же мужчина, вы должны стойко переносить всяческие невзгоды, а вы из-за какой-то головной боли уже бежите за зельями! Куда катится мир!
- Но, мадам…
- Нет, нет, и не просите! – заявила ведьма категорично. Но под жалобным взглядом Кребба она долго не выдержала. – Что ж, хорошо. Вы вынуждаете меня раскрыть вам страшную тайну – у меня нет зелья от головной боли. Еще вчера я отдала последний пузырек из моих запасов мсье Гойлу.
- Какая жалость, - простонал Кребб, закрывая лицо ладонями.
* * *
В ближайшие два дня декан Хаффлаффа зверствовал. Он отнимал баллы за малейшую провинность, назначал отработки направо и налево, а особо отличившиеся гриффиндорцы были отправлены помогать леснику в Запретный лес.
- Правильно ты их. Эти Прюэты совершенно неконтролируемые, – апатично заявил Гойл, на секунду отрываясь от какого-то древнего трактата. Разговор происходил за ужином в Большом Зале, что не мешало декану Гриффиндора поглощать «духовную пищу». – Сегодня у них громовещатели, а завтра что? Еще начнут, как Поттер, проклятья составлять – одно его Империо чего стоит!
- Замечательно, Кребб, просто замечательно! – похлопал его по плечу Уизли. – Даже если с ними в этом лесу что-нибудь и случится – невелика потеря, двумя грязнокровками меньше!
На Уизли устремились крайне недружелюбные взгляды.
- Да что я такого сказал? – вскинулся зельевар. – И вообще, я ведь просто пошутил! Да что с ними может случится? Они ведь будут с нашим лесником, а на старину Ригеля ни одна зверюга в здравом уме не нападет!
Кребб, тем не менее, не был уверен, что придумал удачное наказание. Итак, эти умники заколдовали пергамент, чтобы тот перечислял свойства корня мандрагоры – эдакая хитроумная подсказка, – но не угадали с громкостью; в итоге «подсказку» услышали даже в Астрономической башне, а вторые курсы Гриффиндора и Хаффлпаффа в полном составе отправились в Больничное крыло. Профессору Уизли пришлось в срочном порядке готовить обезболивающее зелье, а мадам Шаньи – объяснять директрисе, почему этого самого зелья у нее не было. В итоге, близнецы Прюэт стали причиной не самого лучшего расположения духа сразу четырех представителей школьной администрации, не считая уже своих однокурсников. Сейчас они сидели, бледные и несчастные, за столом Гриффиндора, окруженные стеной ледяного презрения, а ведь им еще предстоит отправиться в полное опасностей путешествие по Запретному лесу…
Свои сомнения Кребб высказал директрисе. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего, и впервые сказала:
- Кребб, вы слишком уж мягкосердечны! Ничего с этими оболтусами не случится, – потом она ухмыльнулась и добавила: – А если вы отмените наказание, я назначу его им заново.
Америго вздохнул и смирился.
