Глава 1Джеймс Поттер очень любил Рождество. Самый лучший праздник, светлый и яркий. Ждать Рождество, мечтать о Рождестве, покупать рождественские подарки – что может быть лучше? Наверное, только сам праздник, когда они садились втроём за столом, горели свечи на ёлке, отец читал Евангелие, а в окно глядела звезда.
Мама Ремуса, смеясь, рассказывала, что магглы считают, будто волшебники не могут верить в Бога. Ведь колдовство – грех, объясняла она. Как будто не верят в Него воры, лгуны и министерские чиновники. И правда смешно.
- В Годриковой лощине сейчас, как в сказке, - сказал Джеймс, чуть поёжившись и глубже засунув руки в рукава куртки. – Дома украшены гирляндами, во дворах стоят ёлки, на ёлках куча игрушек, обязательно самодельных. Над дверьми омела, на окнах плющ. Отовсюду вкусные запахи... Хочу домой поскорее. Там Отец Рождества, индейка в смородиновом соусе и что-то классное под ёлкой. Родители не признаются, что.
- У нас каждый год всё одно и то же, - ровным голосом произнёс Сириус. – Мать наколдовывает ёлку, по-моему, каждый раз одну и ту же. Кричер развешивает старые игрушки, половина из них треснутая, и подаёт рождественский ужин. Ну, знаешь, как положено: гусь, пудинг с монетками, который обязательно поджигают и никто не смеет ничего есть, пока он не догорит, запечённый пастернак... Скучно.
- А подарки? – растерянно спросил Джеймс.
Сириус безразлично пожал плечами.
- Мать говорит, древнейшему и благороднейшему роду негоже перенимать новомодные традиции, подарки положено дарить на Двенадцатую Ночь.
- Глупость какая, - вспылил Питер, - обычай ставить ёлку появился лет на тридцать позже рождественских подарков! Сочиняет она!
- Не сочиняет, а экономит. Ей и так стол недёшево обходится.
- Один чёрт, - буркнул Питер. Он не терпел неточности и того, что по примеру Ремусовой мамы называл «двойными стандартами».
Джеймс посмотрел в окно, за которым фонари пробегали мимо, одинаково подмигивая луне, и снова поёжился. Тёплый красный свитер, мамин подарок как раз на прошлое Рождество, порвался во время квиддичной тренировки, и теперь в огромную дыру на боку здорово задувало. И ещё, как всегда, веяло холодом от едущего домой Сириуса. Да Ремус угрюмо помалкивал. До полнолуния оставалось всего ничего, и его потряхивало.
Одна за другой зажигались звёзды. Джеймс считал фонари и думал, как это неправильно, что двое его друзей едут грустные, будто впереди не Рождество, а поминки.
- Вон Млечный Путь, - негромко сказал Питер, - по нему спускается на землю Санта-Клаус на своих оленях.
- Ага, - фыркнул Сириус, - и с эльфами. Домовыми, не иначе.
Питер обиженно засопел. Джеймс посмотрел на Млечный Путь и улыбнулся, представив себе старые сани, которые едут, поскрипывая под тяжестью подарков, а на них сидит тепло одетый дядька и подгоняет оленей с лоснящимися от жира и пота боками.
А тем временем другой похожий дядька, Отец Рождества, ловко скачет по крышам и лихо закидывает в дымоходы подарки. В детстве Джеймс думал, что они соревнуются, кто успеет первым, и именно потому подарков иногда так много.
Сейчас, конечно, он знал, что ни Санта-Клауса, ни Отца Рождества, ни едущих по Млечному Пути саней не бывает. Но олени бывают точно, уж это наверняка! Джеймс улыбнулся. Ну что ж, раз на самом деле никакие дядьки не соревнуются за право привезти его друзьям праздник, значит, придётся оленю везти сани самому.
Ночью Джеймсу приснился сон. Трое чернявых мужиков в запылённых цветастых одеждах рассовывали по мешкам свёртки, коробки и перемотанные верёвками шкатулки, на пальцах что-то пересчитывая и беззвучно шевеля губами. Одна верёвка лопнула, и из перетянутой ею шкатулки посыпались на землю крупные камни, похоже, драгоценные, и тяжёлые нитки жемчуга. Мужики зацокали языками, непонятно залопотали и кинулись собирать всё это. Они суетились, сталкивались друг с другом, горестно взмахивали руками и кряхтели, потирая поясницы. Потом вдруг один из них резко разогнулся, посмотрел прямо на Джеймса и на чистом английском спросил:
- А ты идёшь с нами? Твои подарки готовы?
Джеймс шагнул к нему, протягивая что-то, что держал в руке, и проснулся.
Питер был, пожалуй, самым важным звеном в цепи. Без него ничего не выйдет, Джеймс слишком хорошо себя знал. Как обычно, его распирало от грандиозности идеи, хотелось поделиться с кем-то, но если он это сделает, сюрприз будет испорчен. Питер – единственный, кому можно рассказать. И то подстраховаться.
А ещё он – отличный объект для тренировки. Джеймс улыбнулся и зачерпнул летучий порошок.
В доме Петтигрю пахло ёлкой. Питер как раз вешал на неё игрушки. Отлично! Всё идёт просто великолепно.
- Питер! Привет. Ты чего один?
- О, привет, Джеймс! Мама на кухне, позвать?
- Да нет, я, собственно, к тебе зашёл. Мы когда вещи паковали, к тебе случайно не попал мой учебник по трансфигурации? Всё перерыл, найти не могу.
Питер заволновался.
- Ох! Я, наверное, мог в спешке засунуть в сумку два учебника. Сейчас посмотрю! – и он побежал в свою комнату. Джеймс хитро прищурился и принялся заталкивать под ёлку подарок. Потом быстро сунул в висящий на камине носок маленькую коробочку. Ну, вот, получилось. Да он прямо настоящий Санта! И Отец Рождества заодно.
Конечно, подарки можно прислать совой. Но это же скучно! А Питер любит чудеса. Особенно рождественские. Джеймс помнил, как он обиделся в поезде, когда Сириус стал высмеивать его слова о Млечном Пути и санях Санта-Клауса.
Расстроенный Питер вернулся с сумкой в руках.
- Джеймс, нету у меня. Что же делать? Выходит, ты учебник потерял?
- Да нет, не может быть. Наверняка не сегодня – завтра Сириус пришлёт мне его совой. Ремус бы унюхал чужое, а Сириус такой же растяпа, как мы с тобой. Просто, сам понимаешь, я не особо хочу к нему в гости заявляться.
- Понимаю, – Питер ещё больше помрачнел. – Знаешь, в прошлом году я отправил ему подарок на Рождество, так его вернули нераспакованным. Подозреваю, что Сириус его и не видел.
Джеймс кивнул.
- Я помню, ты ему потом в поезде отдал. Я и не отправлял, мама сразу сказала: Вальбурга вернёт. Странная она.
- Жалко Сириуса. Он так... живёт... И не помочь ведь ничем.
Джеймс понимал. Если сказать Бродяге, как они с Питером его жалеют, будет скандал. Гордый Блэк не потерпит жалости. Или чего-то, на неё похожего.
- Ладно, Питер, давай не будем о грустном. Рождество на носу. А я такое придумал... Я тебе потом расскажу. Письмо пришлю, хорошо? Когда до конца додумаю. А то сейчас оно всё обрывками... Да, мне расчёт нужен, поможешь? Трансфигурационный, надо максимально уменьшить здоровую коробку.
Питер улыбнулся. Считал он лучше всех Мародёров и по праву этим гордился.
- Конечно, помогу. Давай посмотрим...
В большой столовой было хорошо натоплено, это, конечно, плюс. Минусов Сириус наблюдал значительно больше. Во-первых, у Кричера подгорел гусь. Во-вторых, пудингу явно не хватало изюма. В-третьих, самым обильным угощением этого Рождества была запеканка из брюквы. Даже Регулус сидел грустный и явно мечтал поскорее улизнуть к друзьям. До утра маленькому паршивцу, которого мать безропотно отпускала к его слизеринцам, не светило, Рождество – семейный праздник. Хоть это хорошо, не ему одному страдать.
Мать рассказывала о величии и благородстве Блэков. За скудным праздничным столом её речи воспринимались в несколько ироничном ключе, так что Сириус не отказал себе в удовольствии мерзко ухмыльнуться в особо проникновенных местах. Неумолимо назревал Большой Рождественский Скандал, когда вдруг что-то загремело на крыше, как будто некий шутник решил именно сейчас, в холодный декабрьский вечер, перекрыть черепицу или вовсе надстроить ещё один этаж. Мать и Регулус одинаково вздрогнули и недоверчиво покосились на потолок. На крыше завыло и загудело.
- Хо-хо-хо! – заревел кто-то в дымоход – из камина тут же полетели хлопья сажи – и, судя по звукам, в трубу стали что-то старательно запихивать. – Весёлого Рождества!
Одновременно с этими словами в камин, взметая тучи чёрной пыли, шлёпнулись огромный красный носок и старое воробьиное гнездо. После чего на крыше всё затихло.
Регулус переглянулся с матерью, и Вальбурга нерешительно поднялась с места.
- Я думаю, - торжественно заявила она, - надо посмотреть, что забросили нам в камин, и примерно наказать глупого шутника.
В этом вопросе семья выказала удивительное единение. У каминной решётки столпились все трое. Мать явно хотела призвать странный подарок заклинанием, даже палочку вытащила, но почему-то не рискнула и, помогая себе кочергой, достала гигантский носок, отороченный мехом. Когда-то мех был белым, но сейчас принял на себя большую часть сажи, так что нелепый предмет приобрёл немного зловещий вид.
В носке, как ни странно, не оказалось ни садового гнома, ни счетов, ни даже записки от отца «Дорогая, задерживаюсь на работе, празднуйте без меня, весёлого Рождества». Зато там было четыре коробки, завёрнутых в самую вульгарную, самую разноцветную и яркую упаковочную бумагу, которую только можно найти не только в Лондоне, но, наверное, во всём мире. Каждая коробка была перевязана красной лентой и украшена карточкой с именем.
Вальбурга осторожно открыла ту, что причиталась ей, с трудом счистив с неё три слоя малиновой бумаги в мелких синих пикси, и с недоверием заглянула внутрь. А потом Сириус увидел то, о чём ему столько талдычили Джеймс с Питером – рождественское чудо. Лицо матери просветлело, морщины разгладились, а в глазах появилось странное мечтательное выражение. Коробка с шумом упала на пол, а в руках Вальбурги Блэк осталась длинная серебристая шаль из тонкого кружева.
- Не может быть, - растерянно прошептала мать, - столько лет прошло.
- Мам? – неуверенно спросил Регулус.
- У меня была такая же, давно. Я не знаю, кто мне её подарил, кто-то из родичей. У нас в семье было не принято подписывать подарки.
- На Рождество? – изумлённо спросил Сириус.
- Нет, на день рождения. Мне исполнилось пятнадцать лет, меня везли на первый бал. И кто-то, кто знал, в каком платье я поеду, подарил мне эту шаль. Нет, конечно же, не эту, - Сириус вздрогнул, потому что мать рассмеялась – не как обычно, холодно и издевательски, а негромко и почти весело, - такую же. Точно такую же. Я её надела на бал, и девочки улыбались. Кто-то из них, наверное.
- Какие девочки, мам? – Регулус уже подтащил к себе коробку со своим именем и старался понезаметнее теребить ленточку.
- Дорея и Лукреция, они обе тогда ещё были не замужем. Дорея уже невестилась, а Лукреция только начала с Прюэттом встречаться. Я помню тот бал, всё было такое... яркое...
Сириусу показалось, что мать вот-вот заплачет, но вместо этого она снова улыбнулась и прижала шаль к груди.
- Неужели это кто-то из них подарил? Мальчики, скорее, посмотрите, что у вас в коробках, надо же выяснить, от кого они!
Регулус немедленно рванул ленточку сильнее, она с треском разорвалась, и он стал яростно сдирать с коробки ярко-зелёную бумагу с огромными Санта-Клаусами. Внутри обнаружилась коробка поменьше с криво прилепленной надписью на клочке пергамента:
Finite Incantatem. Регулус взмахнул палочкой, почти выкрикнув заклятье, и подарок в его руках немедленно вырос, превратившись определённо в футляр для метлы. Золотистая надпись на футляре
Nimbus-1973 в дополнениях явно не нуждалась. Маленький негодяй совершенно неблагороднейше завопил, запрыгал и ускакал в коридор опробовать подарок, даже не подумав спросить у матери разрешения. Впрочем, Вальбурга – чудо, точно чудо! – даже не нахмурилась. Она всё прижимала к себе шаль и улыбалась. Сириус нерешительно поднял свою коробку.
Его подарок упаковали в бумагу с бутылками. Большие и маленькие, пузатые и вытянутые, с разными соблазнительными надписями на этикетках, они плясали в диком хороводе, кажется, пьяные от собственного содержимого. Сириус глупо улыбался, разворачивая её. На бутылке со шнапсом бумага всё-таки немного порвалась, и, сам не зная зачем, он шепнул:
Reparo.
В коробке была тарелка с большим куском рождественского пирога – пожалуй, тут и на троих хватит; и горка маленьких кексов, завёрнутых в промасленную бумагу; и марципановые сани с марципановыми оленями и марципановым Санта-Клаусом, на санях лежал огромный марципановый мешок, а марципановые эльфы подталкивали их сзади, наверное, помогая выбраться из какого-нибудь марципанового сугроба; и пряничные жаворонки с глазами из изюма; и толстая тряпичная мышь в белом переднике и чепце, из которого тянулась нитка, чтобы повесить мышь на ёлку; и клоун, тоже ёлочный, сосредоточенно жонглирующий полудюжиной разноцветных шаров; и – на самом дне – еловая ветка и россыпь еловых иголок.
- Ну что там, Сириус? – нетерпеливо спросила мать. – Что тебе подарили?
Он не знал, что ответить. Боялся, что она не поймёт, и всё-таки ответил тихо, почти шёпотом:
- Праздник.
Вальбурга заглянула в коробку, странно улыбнулась, вытащила мышь и сказала:
- Ну что же ты, иди скорее, вешай их на ёлку, смотри, какая чудная парочка! Она готовит, а он всех веселит. Смешной, правда?
Теперь Сириус точно знал, кто топал по крыше и пропихивал дурацкий носок в их дымоход. Ну конечно; Дорея Поттер, урождённая Блэк, каждый раз, когда он её видел, сидела с рукоделием. И только ловец Гриффиндора мог подарить метлу своему прямому конкуренту – а что Регулус будет летать в команде, понимали все кроме магглорожденных. Уж не говоря обо всём остальном.
Да и вообще, много ли людей знает, что в доме Блэков стоит защитное заклинание, позволяющее детям колдовать на каникулах?
Мать достала ещё одну коробку, с именем «Орион», и понесла под ёлку. А Сириус подошёл к окну и, не обращая внимания на холод, который тут же ринулся в комнату через все щели в старых рамах, распахнул тяжёлые шторы.
Прямо в окно светила яркая звезда.
Ремусу хотелось то ли плакать, то ли рычать. Родители так старались сделать Рождество по-настоящему весёлым, он не мог, не смел, не должен был портить праздник. Но приближающееся полнолуние будило Зверя. Осталось четыре дня. Всего четыре дня, будь оно всё проклято. Говорите, сегодня родился Спаситель? Пока что в Ремусе рождался Зверь.
Мутило от запаха индейки, хотелось впиться в неё зубами, урча и сдирая лапой никчемушный сладкий соус, и рвать на части, забрызгивая жиром белоснежную скатерть. Острый запах бренди, которым был облит пудинг, безумно раздражал. Горчило в горле от цитрусового аромата, источаемого тортом. Ёлку в этом году не наряжали, боялись, что хвоя чересчур резко пахнет, а про бренди мама не подумала. Сводило скулы нестерпимое желание повыть. Ремус отчаянно стискивал зубы и исподлобья смотрел на тоскующих родителей.
Задребезжал колокольчик – отвратительный, мерзкий звук, Ремус вскинулся, ощерился и в последнюю секунду сдержал утробное рычание. Отец вышел на крыльцо, свежий морозный воздух из открытой двери хлестанул Ремуса по щекам. Зверь чуть остыл, опустилась шерсть на загривке: запах чужого человека не чувствовался.
Несколько минут отца не было, потом он зашёл, оставляя на полу снежные следы, удивлённый, с красным мешком в руках.
- Эмма, представь, там, у дверей, стоят сани. На них лежало вот это.
- Кто-то играет в Санта-Клауса? – мама чуть нервно засмеялась, прозвучало резко и фальшиво.
- Не знаю, но сегодня Рождество, наверное, имеет смысл поддержать игру.
- Папа, а ещё там что-то было? Кроме мешка?
Ремус сам не знал, почему спросил это. На мгновение ему померещилось в окне незнакомое бородатое лицо, но Зверь не встрепенулся, а скорее развеселился. Бородач глянул хитро, подмигнул и исчез, а отец смутился.
- Ну, я... я не знаю...
Ремус выскочил на крыльцо и ахнул. На больших санях, чуть припорошенная снегом, лежала ёлка, настоящая, живая, отчаянно пахнущая хвоей, смолой – и почему-то прелой соломой и скотом. Зверь сидел на удивление тихо и принюхивался. Зверю нравилось.
- Пап... – прошептал Ремус, едва шевеля губами. – Пап, давай её поставим, а? Пожалуйста.
Кажется, отец не услышал. Мама крикнула из дома:
- Ремус, иди сюда скорее! Ремус! Гляди!
Он медленно развернулся и пошёл в дом. Дверь запирать не стал.
В комнате пахло чем-то невообразимым, как будто в мешок с подарками свалили всё содержимое кабинетов гербологии и зельеварения. На столе теснились баночки, скляночки, бутылочки, валялись связки сушёных трав. Папа заклинанием вскипятил чайник и разливал по чашкам душистый травяной чай. Ремус улыбнулся. Миссис Поттер умела делать смеси, от которых у него не болела голова, Джеймс всегда притаскивал из дому полотняный мешочек из её запасов. Зверь совсем утих и, кажется, упоённо ловил свой хвост. Индейка больше не вызывала диких желаний, пудинг пах маняще, а торт – празднично. В воздухе кружились снежинки, но никто не спешил закрыть дверь.
Звёзды уже усыпали всё небо, и поскрипывал снег во дворе, как будто несколько путников неторопливо шли куда-то, а Ремус и его родители, смеясь и не замечая ничего вокруг, украшали ёлку в гостиной.
В доме Поттеров было необычно тихо. Негромко переговаривались Дорея и Чарльз, подшучивая над сыном, таким взрослым и самостоятельным, да-да, конечно, никаких сомнений. Джеймс сладко спал, и ему снилась разноцветная упаковочная бумага, и разлапистая ель, и скрип полозьев по снегу. Во сне он снова делал порт-ключи домой и снова писал Питеру письмо о своей затее.
«Когда у меня будут дети, я их научу, что подслушивать родителей хорошо. Представляешь, моя мама давным-давно связала маме Сириуса шаль, всё хотела подарить, но так и не подарила, они сильно поссорились, а ты же знаешь маму Сириуса... Это какая-то особенная шаль, я её нашёл, скажи, я молодец?..»
Дописав письмо, Джеймс-во-сне выглянул в окно своей комнаты и увидел бескрайнее поле, занесённое снегом. В небе над ним ярко горела звезда, а далеко-далеко, почти у самого горизонта, неторопливо шагали, опираясь на здоровенные палки, три чудаковатых старика с мешками на плечах.
