Глава 1Блинчик был отличным – тонким, кружевным, аппетитным. Пятна румянца на его поверхности напоминали загадочные материки, а запах одурял и вдохновлял одновременно.
Зигфрид поправил салфетку на коленях, улыбнулся блину и нарисовал на нём ответную улыбку из джема. Сложил его несколько раз – улыбка скрылась, но Зигфрид всё равно знал, что она где-то там, и оттого было намного вкусней.
Откусив и прожевав, он поднял глаза. Весь вагон метро в молчаливом ступоре глядел на него.
- Извините, - сказал Зигфрид, разводя руками, - у меня вечно не хватает времени поесть дома.
Звон стекла отвлёк Зигфрида от попытки прочитать одну из книг без текста. Если удавалось достаточно хорошо сконцентрироваться, на белых страницах проступали буквы. Они складывались в те самые мысли, которые Зигфрид крутил в голове, но и это становилось развлечением в его комнате размером десять скук на пятнадцать.
Не то чтобы ему не нравилось размеренное существование. Просто он очень давно осознал себя в этой комнате и понял, что должен тут находиться и что этого никак не изменить. Он просто влачил себя сквозь время, испытывая странную тихую радость и не менее странную меланхолию.
«Стекло. Разбилось. Значит, вот как разбиваются стёкла, - подумал он. – Вот какой звук издаёт окно, когда сквозь него пробирается маленькая девочка».
Сквозь дыру в стекле ощутимо задувало. «Ветер, - подумал Зигфрид. – Движение воздуха – это ветер. Ещё оно может быть сквозняком, ураганом и дуновением».
Девочка, своим визитом подарившая Зигфриду столько новых впечатлений, спрыгнула с подоконника, громко стукнув подошвами сандалий по полу.
Она была милой, пугающей, трогательной и явно сумасшедшей.
- Сорок пятый этаж, - сказал Зигфрид, не особо надеясь на объяснение.
Некоторую часть своей вечности он посвятил изучению соседних небоскрёбов и по ним определил собственное положение. Зигфриды из других зданий занимались тем же.
- Не будь занудой, - отмахнулась девочка.
Она рассматривала его, будто прицениваясь. Обошла со всех сторон, осмотрела обувь, узел галстука, правый зрачок. Потом встала прямо перед ним и требовательно вытянула маленькую розовую ладошку:
- Пить!
- Что? – переспросил Зигфрид.
- Молока!
- У меня нет молока. Есть только книги и стены.
В её глазах, отталкивающе красивых и больших, похожих на те, что смотрят с крыльев бабочек, он прочёл нетерпение.
- Подумай молоко так же, как думал текст книг, - потребовала она.
Пожав плечами, Зигфрид послушно попытался. «Молоко, - старательно думал он. – Молоко».
Посреди комнаты с тихим вздохом возник холодильник. В полном безмыслии Зигфрид открыл его дверцу. На полках было пусто.
- Не совсем то, - сказала девочка. – Ты всерьёз веришь, что оно существует только в холодильнике? Думай именно молоко.
Зигфрид сначала представил свою комнату без холодильника. Удалось легко. Он ведь знал, что в комнате должны быть только книги и стены.
Потом он сосредоточился на молоке, стараясь не думать о том, кто эта девочка и что ей от него нужно в конечном итоге.
«Молоко, - думал он. – Белая жидкость, вкусная, жирная и густая, может быть холодной и горячей. Пенка. Вкусная и невкусная, лёгкая плёнка. Стакан, да, точно, стакан, стеклянный, с тонкими стенками, с какой-нибудь загадочной надписью на дне. Молоко. Навязчивая реклама, сложно открываемая пачка, вкус, запах, послевкусие».
- Неплохо, - сказала девочка, отпивая из стакана. Молоко. – Ты мне подходишь. Потренируйся пока, я ещё приду.
Он тренировался. Он придумал себе новое стекло, заменив им разбитое. Зачем-то придумал новую комнату и кое-какую обстановку. А потом вернулся к книгам.
Зигфрид зашёл в паб с заранее виноватым видом. Его друзья уже ждали. Возле каждого громоздилась целая гора фисташковых скорлупок.
- Извините, ребят, - сказал Зигфрид. – Даже не знаю, как это объяснить. Я посмотрел время на холодильнике.
- У тебя холодильник со встроенными часами? – спросил Артур.
- В том-то и дело, что нет. Там электронное табло, которое показывает температуру в холодильной и морозильной камерах. Совсем как часы.
Зигфрида потрепали по плечу и усадили за столик.
- Так что, выходит, ты опоздал на пятьдесят градусов, а?
В следующий раз она пришла не через окно. Через мгновение темноты – Зигфрид моргнул, а потом понял, что глядит на неё.
- Привет, - сказал он.
- Привет. Ты ведь тот, с кем я в прошлый раз разговаривала?
Зигфрид пожал плечами.
- Я считаю, что холодильник – единственный источник молока.
Девочка кивнула. Её взгляд был цепким, как медвежий капкан. Зигфрид не мог похвастаться таким уж богатым жизненным опытом, но он размышлял целую вечность и был уверен, что маленькие девочки не должны так смотреть.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Это тебе решать, - сказала девочка. И вытащила из кармана с вышитой клубничкой блокнот. – Вот, тебе лучше прочитать это. Проще будет понять.
Блокнот явно пережил многое. Растрёпанный, потерявший обложку, он поразил Зигфрида. В нём были слова. И чтобы прочитать, их не требовалось предварительно создавать.
"Памятка Зигфриду, написана Зигфридом.
Ты – вектор.
Любой твой поступок, даже любая мысль оказывают влияние на этот мир. Но последствия настолько непредсказуемы, что нет смысла на них оглядываться. Наш мир не так существенен, как внешний. Наш мир – разум одного человека.
Я называю его внешним Зигфридом, он себя – просто Зигфридом.
Ты будешь управлять его жизнью. Он во многом самостоятелен, но нуждается в цели. Ты воплощаешь эту цель. Веди его к счастью, к тому, что ты считаешь благом.
Твои ценности станут его ценностями, насколько позволит его личность, на которую тебе не повлиять, разве что постепенно и исподволь".
Зигфрид оторвался от чтения и поглядел на девочку. Она с ногами сидела на его кровати и листала одну из пустых книг.
- Что ты читаешь?
- Свои мысли.
Он заглянул в книгу. Слова были написаны мелко; грязно-серые, цвета много использовавшейся тряпки, они ютились по одному или парами в самом углу страницы.
«Насилие», - было написано на одной странице.
«Смерть, смерть, смерть!» - вопила другая.
«Молоко».
«Гниль».
«Взрыв внутренностей».
Девочка улыбалась, показывая щербинку между передними зубами. Зигфрид даже не знал, чего хочет – погладить её по голове или вытолкнуть в окно. Просто возникший импульс, ничего серьёзного.
Но – захотелось.
- Я буду звать тебя Френни, - сказал он.
Просто «Шизофрения» звучало слишком громоздко для такой кнопки.
- Слушайте, - сказал вдруг Зигфрид, - а вам не кажется, что это всё бессмысленно? Мы ведь живём низачем, без особой цели. Просто живём.
- Понятно всё, - улыбнулся в кружку Артур. – Зигу больше не наливать.
- Нет, ну правда. Абсолютно подвешенное состояние – никаких целей и стремлений, нельзя же так.
- И что? Не стреляться же из-за этого, - философски пожал плечами Виктор.
- Так не должно быть, - упорствовал Зигфрид.
- Но так есть, - ответили ему.
Зигфрид помог Френни взобраться на подоконник. Ему было не по себе от высоты и от того, как близко Френни стоит к краю, как смотрит вниз.
- Я надеялся, у тебя тут воздушный шар или какой-нибудь там перелётный гусь. – Он взял её за локоть, ограждая от возможного падения. – Осторожней.
Френни не обернулась. Её волосы колыхались на ветру неестественно медленно, плавно. Как у утопленницы.
- Ты думаешь, если в подсознании человека некое психическое расстройство упадёт с метафорического сорок пятого этажа, ему что-то будет? – спросила она.
Зигфрид не знал, что ответить, но руку не разжал.
- Мы наверняка можем спуститься вниз не настолько быстрым способом, - осторожно сказал он.
- Можем. Залезай.
Зигфрид вскарабкался на подоконник. Земля отдалилась всего лишь на метр, но страх возрос многократно. Стена небоскрёба казалась изогнутой, как брюхо гигантской змеи, внизу плескалась темнота.
- Я бы даже сказал, что предпочтителен самый медленный способ из всех возможных, - Зигфрид очень надеялся, что в голосе не звучит тот ужас, что вызывает у него высота, а главное, то, чем эта высота кончается.
- Так нельзя. Без вектора человек долго не проживёт и ничего толкового не совершит.
Френни провела носком сандалии по воздуху, который тут же задрожал, сгустился. Неприятный звук резанул уши, в глазах у Зигфрида зарябило. Полупрозрачная тропа пролегла от окна к теряющейся вдали земле. Френни спрыгнула с подоконника и пошла по ней, ступая уверенно и просто.
Зигфрид помедлил.
- Что это? – спросил он, присев на корточки и изучая странную дорожку.
Френни остановилась, обернулась с явным нетерпением.
- Это визг. Какая разница, что это, если по нему можно идти?
Он сделал шаг. Тропа чуть проседала под ногами, но держала вес. И никуда не исчезала.
Окна небоскрёбов были черны до слепоты, лишь в некоторых виднелись лица прижавшихся к стёклам Зигфридов. Под их пристальными взглядами Зигфрид шёл, догоняя Френни и сжимая в руках блокнот одного из предшественников и свою самую любимую книгу без текста.
Они шли долго. Бесконечно долго. Казалось, даже дольше, чем Зигфрид существовал в замкнутой комнате, не ожидая звона стекла и визита странной девочки.
Обступающие с обеих сторон небоскрёбы были абсолютно безликими, словно копии копий, забывшие сами себя. Уже трудно было понять, в каком из них жил когда-то один из миллиона Зигфридов, один из несметного числа возможных векторов, который теперь получил свободу и ответственность. От этой мысли становилось и хорошо, и колко в груди.
Они шли. Френни насвистывала себе под нос что-то ужасно немелодичное. Тропа подрагивала в такт её свисту, становилась то скользкой, то вязкой, кренилась и изгибалась. То ли танцевала, то ли пыталась сбросить досадную помеху.
- Добро пожаловать в мир упавшей восьмёрки, - Френни сделала жест руками, указывая на всё вокруг – на небо цвета палитры неряшливого художника, на небоскрёбы, на крылатую гору вдали. – Этот район мы называем Манхэттеном. Тут живут Зигфриды.
- Понятно. А куда мы идём?
- В пустыню Управления.
Зигфрид окинул взглядом улицу, полную небоскрёбов, как кукурузный початок – зёрен.
- В пустыню? Далеко идти придётся.
- Меньше, чем ты думаешь.
Тропа резко повернула и загадочным образом прошла сквозь саму себя. Зигфрид начал гадать, спустя сколько часов не сможет сдвинуться с места от усталости.
- И там я стану вектором?
- Ты уже им стал, - отмахнулась Френни. – Ещё когда я разбила окно. Вас не зря герметично закрывают.
Совсем юный Зигфрид помахал им из окна. И продолжил выцарапывать на стекле снежинки.
Зигфрид помахал ему в ответ. И подумал, что за всё время затворничества ему ни разу в голову не пришло развлекаться рисованием. У каждого, решил он, свои занятия.
И за многими из них пришла Френни и увела в пустыню.
- Расскажи мне о предыдущих векторах. Что с ними потом произошло?
Френни поглядела на него, как умеют только кошки и девочки с глазами на пол-лица. И улыбнулась.
- Почти всех я вернула обратно в Манхэттен, в их уютные пустые комнатки. Пятерых съели монстры. Одного съела я. Один исчез. Двое сейчас в Картонной тюрьме. Трое стали эмоциями.
Зигфрид покрепче сжал блокнот и книгу, будто они могли его избавить от подобной участи.
- А какими они были?
- Большая часть называла меня Френни. Один – Шиззи. Некоторые боялись меня и пытались убить. Один подарил мне розу из дыхания. Один боялся снов. Они были разные, но все – Зигфриды.
Звонкий голос Френни далеко разносился по миру упавшей восьмёрки, заставлял дрожать тропу-визг и сердце Зигфрида.
«Френни будет помогать тебе. Не доверяй ей», - так было написано в блокноте.
Путь к пустыне лежал через гору Слов. Зигфрид и Френни карабкались вверх, оскальзываясь на наречиях и сбивая руки о неправильные глаголы. Существительные свежо и звонко лопались под ногами, как пузырьки, наполненные апельсиновым соком.
- Слушай! – Зигфрид нахватал полный рот междометий и откашливался через слово. Но он должен был спросить. – А ты действительно шизофрения или что-то около? Я ведь не просто так это знал?
Френни пожала плечами.
- Может, и шизофрения. Внешний Зигфрид не читает учебников по психиатрии, мне неоткуда узнать.
Она подобрала одно из слов – блекло-голубую тонкую палочку. По её резному боку вилась надпись: «Свист». Френни крутанула палочку в руках, подбросила, поймала – и откусила половину.
Зигфрид попытался собрать все пришедшие на ум обрывки информации о психических отклонениях и соотнести их со своим ощущением от Френни.
- Может, маниакально-депрессивный психоз? – предположил он.
- Нет, я знаю его. Спивается в баре «Память о вечеринках». Когда-то старина Мадепси был очень моден, и восемнадцатилетний Зигфрид счёл, что подвержен ему.
- А потом?
- Потом все во внешнем мире увлеклись суши-барами.
Они преодолели гребень горы и теперь шли под уклон. Одиночные буквы и знаки сыпались вниз, издавая шелест, стук, стон. Зигфрид раздавил лямбду и долго извинялся перед её сородичами.
Френни дожевала слово «свист» и сказала.
- Я стараюсь себя ограничивать. Если разрастусь, поглощу весь этот мир, а мне тут нравится. Мне нравится быть в нём, а не наоборот.
- Но ты пьёшь молоко. Довольно часто, - заметил Зигфрид.
- Это всего лишь мысли о молоке. Внешний Зигфрид без них как-нибудь обойдётся. А ещё я ем воспоминания о снах. И всякие мелочи.
- Например, устаревших векторов?
- Бывает и так.
Зигфрид замолчал, и дальше они шли в тишине.
Вокруг разворачивались поразительные пейзажи: деревья горели чёрным пламенем, пушистое облако опускалось на землю с тихим блаженным шипением, карликовый ураган ловил себя за хвост. Стена у самого горизонта вздрогнула и заметно прибавила в высоте.
Зигфрид почему-то знал, что эта стена никак не называется. О ней не положено было говорить. И только поэтому он знал о ней.
Зигфрид щёлкал пальцами, но невидимый официант, обслуживающий его память, не спешил выполнять заказ. Зигфрид морщился, тёр виски и ерошил волосы.
- Слушай, - сказал он, привлекая внимание коллеги, сидящего за соседним столом. – Я слово забыл. Ну как его... Как же? Никогда не умел, но многие в детстве гордились этим. Складываешь губы трубочкой, выдуваешь воздух – и... И что получается?
- Пошлый звук из сортирных комедий? – предположил коллега и вернулся к своей работе.
Лифт поднимался бесконечно долго. Зигфрид несколько раз засыпал, просыпался, укрывал Френни, снова засыпал. Трижды наступала ночь, трижды вставало солнце. Зигфрид ощущал себя так, будто никогда не выходил из своей комнаты, просто начал видеть её стены по-другому.
Он листал блокнот, в котором излагались советы другого Зигфрида, иногда странные, иногда – ещё более странные. Они перемежались путевыми заметками и краткими, как вздохи, историями.
"Засыпая, некоторые эмоции превращаются в цветы. Их нельзя поливать, помни об этом.
Также ни в коем случае нельзя писать пальцем по запотевшему зеркалу. Ты сейчас можешь подумать, что тебе никогда такое и в голову не пришло бы. Просто не делай этого.
Не бойся монстров, нужно всего лишь чётко понять, что их не существует. Конечно, сложно это сделать, когда нечто несуществующее пожирает твою руку. Но, с другой стороны, рука нужна тебе только для того, чтоб ты чувствовал себя человеком.
Но ты – понятие. Понятие о цели, о том, как нужно себя вести, как реагировать. Может, ты кардинально отличаешься от меня, может – практически ничем. Неважно. Ты поведёшь его".
Зигфрид перевернул страницу.
"Сегодня купался в речном супе, весь покрылся жирной плёнкой. Поймал клёцку и видел маренго. Оно рассказало мне о бывшем векторе, который ушёл из пустыни в долины Бессознательного и теперь охотится на облачных птиц и Месопотама. Я бы хо..."
Дальше страница была оборвана.
"Ты знаешь, почему вектора выбирает именно Френни? Это ведь не имеет смысла – почему Шизофрения решает, чем будет жить человек?
Я спросил у неё. Она съела того, кто должен был это делать.
Теперь время от времени она приводит в пустыню нового Зигфрида. Самых разных, без какой-либо системы в очерёдности. Френни просто садится со свечкой возле одного из небоскрёбов и складывает теневого зайчика из пальцев. На какое окно приходится глаз – туда она и лезет. Казалось бы, царство случайности. Но почти всегда выбранный вектор удивительно соответствует ситуации.
И никто снаружи ничего не замечает, просто говорят Зигфриду, что он изменился. Он сам иногда задумывается, как это он всего пару лет назад любил кантри и всерьёз собирался уйти в кругосветное плавание. Вот и все последствия.
Мне кажется, так у всех людей происходит".
Зигфрид покосился на спящую у него на плече Френни. Та поёрзала, почесала пяткой одной ноги щиколотку другой. Бормотнула: «Нет, когда внутренностей мало – выходит совсем скучно».
Зигфрид поправил ей покрывало и продолжил читать.
"Старайся внушать внешнему Зигфриду, что жить, просто жить – как минимум, хорошо. Если он верит в это, у него чаще бывает хорошее настроение. И тогда в нашем мире больше солнца.
Жить – это прекрасно. Я сейчас очень чётко это понимаю".
На этом блокнот заканчивался.
Когда Френни проснулась, Зигфрид спросил её, что стало с написавшим памятку Зигфридом.
Френни молчала, теребя край покрывала. Смотрела на проносящиеся за окнами лифта облака, будто они рассказывали ей что-то скучное, но требовали внимания. В этот момент она выглядела печальной, по-птичьи уязвимой.
- Он умер, - наконец, сказала она. – От старости.
Зигфрид моргнул. Осторожно погладил Френни по голове.
Её волосы были гладкими, прохладными, шелковистыми. А макушка была горячей.
- И так случается?
- Случается. Он должен был быть последним вектором и умереть вместе, - Френни показала глазами вверх, - с Зигфридом. Но я вытащила его раньше. И он умер сам по себе.
Лифт остановился. Из-за того, что привычное движение вверх прекратилось, у Зигфрида закружилась голова.
Створки лифта разъехались с мучительным скрипом. Зигфрид и Френни вышли наружу, в пустыню. Она казалась бескрайней, занимающей большую часть мира. Она обрывалась в шаге от лифта – вместе с вершиной башни, на которой раскинулась. Песок сыпался вниз, шептал ветру что-то хриплое.
Было холодно, оглушающе холодно. Зигфрид создал себе и Френни тёплую одежду. Варежки получились скорее прихватками, но хорошо сохраняли тепло.
Одевшись, Зигфрид и Френни пошли к центру пустыни. Они не сразу заметили, что за ними увязалась старушка. Сгорбленная, со смуглой в прозелень кожей и белыми глазами, она следовала за ними по пятам.
И говорила, говорила, говорила. Зигфрид не понимал ни слова и был уверен, что такого языка просто не существует. Старуха не замолкала ни на секунду. Её интонации царапали воздух до крови, а визгливый голос причинял невыносимые муки слуху. Так могла бы звучать старая рассохшаяся дверь, если бы решила наконец высказать всё, что думает об этом мире.
Френни не обращала на неё внимания, шла вперёд, спокойная и отстранённая.
- Просто не разговаривай с ней, - сказала она.
Зигфрид и не стал бы. Бессвязные причитания старухи пугали его, парализовали способность мыслить. Глянув на него, Френни остановилась. Развернулась к ковыляющей старушке и зашипела, показывая мелкие острые зубы. Старушка отшатнулась, а Френни тут же сменила оскал улыбкой.
- Пойдём, пойдём же, - сказала она Зигфриду.
Спустя несколько часов сводящего с ума пути холод резко усилился. Идущая впереди Френни остановилась и показала Зигфриду на бездонную дыру в земле:
- Эта яма называется Зрачок. Если упадёшь в неё, умрёшь от старости задолго до того, как коснёшься дна.
Они осторожно обошли Зрачок и двинулись дальше. Холод оставался позади. Старушка – тоже. С порывом ветра донёсся дребезжащий вопль, полный ярости и непонимания, и всё стихло.
Зигфрид расстегнул куртку, ослабил шарф. Пустыня ложилась под шаги так послушно, радостно, будто ждала его. Он чувствовал, что цель близка.
- Мы пришли, - сказала Френни.
Она присела на корточки, провела рукой по песку, смахивая его прочь. Под ним что-то блеснуло.
Зигфрид пришёл Френни на помощь. Вместе они довольно быстро извлекли засыпанное песком зеркало. Поставили его вертикально – и оно так и замерло без какой-либо опоры. По серебристой поверхности пробежала дымка, которая постепенно сгустилась и приняла очертания человеческой фигуры. Несколько минут спустя зеркало отчётливо отобразило Зигфрида.
Он подбрасывал в воздух монетку, ловил её то одной рукой, то другой, выделывал финты. Явно получал удовольствие от своей ловкости, улыбался – не для кого-то, а потому что ему было хорошо.
- Знакомься, это Зигфрид. Внешний, - сказала Френни. – Теперь его мировоззрение в той части, которая осознаётся и подлежит изменениям, зависит от тебя.
- Выглядит довольным жизнью.
- О, он счастлив.
Зигфрид в зеркале уронил монетку и согнулся пополам, выискивая её у себя под ногами.
- Он немного идиот, но довольно мил, - прокомментировала Френни. – Я стараюсь не брать в векторы таких легкомысленных.
Зигфрид тем временем подобрал монетку, подул на неё и убрал в карман.
- Он действительно счастлив, - сказала Френни. – На самом деле. Даже когда всё плохо, хуже, чем плохо – даже тогда он знает, что справится, и потому справляется. Но внутри него существуешь ты. Убей себя. Ему станет легче.
Она глядела снизу вверх на Зигфрида, маленькая, красивая, пугающая.
Он напомнил себе, что эта девочка, это сумасшествие – такая же часть мира, как горы Дальше, как речной суп, как он сам или пылинка под шкафом любой из комнат Манхэттена.
- Нет, спасибо, - сказал он максимально вежливо.
Другая сторона зеркала отражала станцию метро. Люди ждали, переходили с место на место, беседовали. Кто-то спал на скамейке, кто-то читал.
Картинка передвигалась, видимо, в зависимости от того, куда в данный момент глядел внешний Зигфрид.
Из-за зеркала высунулась Френни.
- Хочу молока. Ты теперь управляешь тут всем, сделай мне три литра молока!
Зигфрид создал ей три больших графина. И задумался, глядя на зеркало.
Всё это время, пока они шли, он знал, что нужно просто добраться до центра пустыни.
А теперь совершенно растерялся. Френни и старый Зигфрид говорили ему, что всё в этом мире будет зависеть от него. А он... он не знал, что делать. Какие у него ценности? Какие у него, всю жизнь проведшего в заточении, могут быть ценности? Он понятия не имел, к чему будет вести внешнего Зигфрида.
Френни отставила второй графин и потянулась к третьему.
- Этого не видно, но сейчас у внешнего Зигфрида период неуверенности и неустойчивости. Комплексы так и лезут. И монстры... очень вкусные.
Зигфрид довольно долго наблюдал за своим подопечным. Тот читал в метро, бегал по офису, спал по дороге домой, жонглировал продуктами, готовя ужин. Зигфрид подумал, что было бы отлично иметь такого друга. Неунывающего и оптимистичного.
Но что-то его настораживало. Ощущение, будто в жизни этого весёлого энергичного человека не хватает очень важного элемента. Чего-то, что сделает его существование ещё ярче.
Зайдя с другой стороны зеркала, Зигфрид принялся изучать внешний мир. Тот во многом отличался от мира упавшей восьмёрки. Был более серым. Был полон людей. Был настоящим.
Некоторых людей Зигфрид начал даже узнавать. Например, девушку, которую внешний Зигфрид часто встречал в метро и всегда провожал взглядом.
Она выглядела строго, по-офисному: тёмный костюм с юбкой ниже колена, собранные в пучок волосы, туфли на низком каблуке. Она шла быстрым уверенным шагом и не глядела по сторонам.
Под взглядом двух Зигфридов она легонько оттолкнулась правой ногой, на каблуке проехала несколько шагов по гладкой мраморной плитке и снова деловито зашагала к эскалаторам. Спустя пару метров она снова оттолкнулась и скользнула вперёд.
Зигфрид улыбнулся. Он знал, что другой Зигфрид тоже улыбается.
- Она же ему нравится.
Френни склонила голову набок. Бант, которым Зигфрид украсил её волосы, угрожающе покачнулся.
- Это когда ты очень хочешь что-то съесть?
- Что-то вроде... Только никогда не съешь, потому что хочешь, чтобы оно осталось с тобой. Почему он не познакомится с ней?
- Потому что его нынешний вектор не отменяет установок предыдущего? Тот Зигфрид не хотел зависеть от кого-то. Вот внешний и не зависит.
- Нет, ему очень нужен близкий человек.
- Ты в это веришь, - только и сказала Френни. – Ты странный. Другие векторы делали упор на работу, на заработок, на раскрытие своего потенциала. Ну, помимо того, который лучшим времяпрепровождением считал просмотр фильмов ужасов.
- Я верю, что ему нужен кто-то, - твёрдо сказал Зигфрид. – Каждому человеку нужно любить и быть любимым.
Девушка шагала бодро и быстро, догнать её Зигфриду удалось только на эскалаторе. Он пробрался сквозь разделяющую их толпу и осторожно коснулся её локтя.
- Привет, - сказал он. - Будешь блинчик?
Зигфрид строил дом. Он совсем не разбирался в строительстве, а потому не раз и не два начинал сначала. Старательно фантазировал фундамент, создавал стены, придумывал крышу. Обнаруживал, что в такой развалюхе не стал бы жить даже нарисованный человечек, и переделывал всё.
Приходилось воскрешать в предоставленной внешним Зигфридом памяти всё, что могло пригодиться. Кадры из фильмов, страницы книг, личный опыт. Арка в доме школьной подружки, черепица, рекламу которой крутили по телевизору прошлым летом, сваи, что вбивали при постройке торгового центра рядом с офисом Зигфрида.
Френни объедала дверные ручки и давала советы. По её мнению, ни один уважающий себя дом не мог существовать без гильотины.
Когда дом был продуман настолько, что пол не проваливался, а крыша перестала пытаться осесть, Зигфрид занялся мебелью. Кровать для Френни он создал ярко-оранжевой. С узором из трупиков.
Ей понравилось. Гильотинку для её комнаты Зигфрид тоже не забыл.
Он был счастлив.
Внешний Зигфрид встречался с девушкой, причём впервые делал это с такой отдачей. Радовался любой встрече взглядов, любому соприкосновению интересов или рук.
Его вектор твердил себе, что с Френни нужно держаться настороже, но не мог. Когда удавалось её рассмешить, она звонко хохотала и становилась младше, меньше. Смеялась она так, будто где-то вдали одна за другой лопались стеклянные банки.
- Голова болит, - пожаловался Зигфрид Диане.
Та протянула ему две таблетки аспирина.
- Вот, - сказал Зигфрид, слизнув их с прохладной ладони, - вот для чего нужны отношения! Я ещё полчасика повою от боли, а потом полностью буду в твоём распоряжении, ага?
Густая чернота приникла к окнам, как море. Она была лишь чуть светлей, чем волосы Френни, которые очень осторожно и тщательно расчёсывал Зигфрид.
Это не было ночью, просто отсутствием света. И Зигфрид пережидал его, закрыв ставни, потому что от темноты на стёклах кристаллизовалась соль.
Снаружи раздался лёгкий стук. Не такой, каким просят открыть дверь или пытаются привлечь к себе внимание. Он просто звучал – и становилось ясно, что он сопровождается чем-то очень неприятным.
Френни резко поднялась. Зигфрид, не успевший отнять руку от её волос, только и почувствовал: макушка, затылок, шея, плечи.
- Что такое? – спросил он.
- Игольный Глаз пришёл.
- Кто?
- Монстр из детского кошмара Зигфрида. Не выходи наружу и не приближайся к стенам и окнам. Лучше уйди в гостиную, она в самом центре дома.
- Зачем?
Едва Зигфрид спросил об этом, оконное стекло вздрогнуло, распадаясь. В воздухе мелькнуло что-то блестящее и вонзилось в шкаф.
Зигфрид осмотрел шкаф и обнаружил иглу, глубоко засевшую в полке. Торчала только малая часть, не больше пяти сантиметров.
- Тебе лучше спрятаться, - сказала Френни и направилась к выходу.
- Подожди! Ты собираешься прогнать его? Одна?
Френни уже была в прихожей. Зигфрид еле успел прижать ладонью дверь перед ней.
- Не ходи. Я сам разберусь.
Френни поглядела на него со смесью удивления и жалости.
- Ты не хочешь меня пускать, потому что я девочка, или потому что я маленькая девочка? Это всего лишь форма. Я могу стать какой угодно.
- Нет, - Зигфрид был твёрд. – Я – вектор. Я сам с ним справлюсь. Его ведь не существует.
Следующая иголка пробила стену и застряла в раме зеркала, висящего на противоположной. Зигфрид открыл входную дверь.
- Ну и кто из нас псих? – спросила Френни у его спины.
Игольный Глаз сидел на верхней перекладине качелей, которые так нравились Френни визгливым характером и тем, что ржавели кровью.
Он был очень серым, очень худым. Конечности безвольно висели, настолько тонкие, что для костей в них места не нашлось бы. Пустое лицо обратилось к Зигфриду. Сизоватые веки скрывали глаза, будто монстр спал на ходу.
- Э-э-э, привет, - сказал Зигфрид.
«Он не существует, - думал он. – На качелях никого нет, никто не пробил нам окно и стену. Никто не смотрит на меня сквозь веки. Его нет».
Игольный Глаз печально вздохнул и рухнул с качелей на песок. Раздался грохот, как от падения ящика с инструментами.
«Его не существует, его не существует. Он сейчас не собирает себя в вертикальном положении, потому что его нет», - думал Зигфрид, сам удивляясь своему спокойствию.
Монстр двинулся к нему очень медленно, дёргано и неотвратимо. Зигфрид чувствовал себя таким безэмоциональным, низкотемпературным, что даже не отпрянул.
Он ощутил запах ненавидящей стали. Заглянул в чёрный зрачок, в самом центре которого светилась крошечная точка. Она двигалась. Она увеличивалась.
«Его нет», - подумал Зигфрид, глядя, как острие иглы выступает из глаза монстра, как остальная её часть неторопливо скользит следом.
- Ты ещё успеваешь уклониться, - подала голос сидящая на крыше Френни.
- Я знаю.
Зигфрид дёрнул головой, и иголка, выстрелившая из зрачка монстра, лишь чиркнула его по скуле. Роняя на бледный песок капли крови, Зигфрид отскочил в сторону. Воздух прошила новая игла.
Игольный Глаз следил за передвижениями Зигфрида, на долю секунды приоткрывая глаза и посылая в него сталь порцию за порцией.
«Его не существует, - повторял про себя Зигфрид. – Такого просто не может быть».
Он не стоял на месте, менял направление в прыжке, пригибался и уклонялся. Иглы били в песок, в стены, отчего раздавался тот самый звук, который и встревожил Френни несколькими минутами ранее.
- Ты уверен, что тебе не нужна помощь? – спросила она с крыши, болтая в воздухе ногами в полосатых гольфах.
- Уверен! – крикнул Зигфрид, укрываясь за колонной. Секунду спустя та разлетелась.
«Это всего лишь разум человека. И я тут главный».
Игольный Глаз, загнав Зигфрида за перевёрнутую собачью будку, замер. И поглядел на Френни. Россыпь иголок устремилась к ней.
«Я тут главный. Не обязательно побеждать его отрицанием», - ослепительно ярко подумал Зигфрид.
И сотворил прямо над монстром кусок скалы.
Камень обрушился на него всей своей колоссальной массой. Клекотнул гневный скрежет, взметнулась туча пыли. Сквозь звон в ушах Зигфрид услышал своё хриплое дыхание – и только тогда понял, как тяжело далась ему эта схватка.
- Ты в порядке? – спросил он Френни.
- Не очень, - мрачно ответила она.
- Что? Он в тебя попал?
Зигфрид с усилием выпрямился и направился к ней, увязая во взбитом иглами и смоченном кровью песке. Тёмная фигурка на крыше расплывалась, двоилась. Две Френни сидели на крыше, и никак не удавалось понять, не пострадала ли одна из них.
- Иголки невкусные, - сказала Френни, легко спрыгивая с крыши Зигфриду на руки.
Зигфрид рухнул вместе с ней, вогнав несколько торчащих из кожи иголок гораздо глубже, чем раньше. Хрустнуло колено.
А он обнимал её и смеялся.
- Знаешь, - сказал Зигфрид, - я немного сумасшедший.
- Отлично! – обрадовалась Диана. – Значит, ты меня не испугаешься.
Мир менялся. Стремительно и нелогично, как и всё, что происходило внутри Зигфрида.
Сквозь обеденный стол проклюнулся папоротник. Люстра вдруг стала пахнуть стиральным порошком. Все облака в небе превратились в носовые платки и разлетелись с утиными криками.
Френни ушла к Горе Слов. Зигфрид попросил её принести оттуда горсть кристаллов, надеясь с их помощью научиться лучше управлять своим ведомым.
Без Френни было безопасно, скучно и одиноко. Ведя внешнего Зигфрида к счастью, Зигфрид лучше понял себя. Он воплощал собой тягу к любви и семейной жизни, ему было необходимо о ком-то заботиться. Даже не о ком-то. Именно о Френни.
Каждое утро Зигфрид распахивал ставни и выглядывал наружу, надеясь, что Френни уже подходит к дому. Но её не было. Если только один подъём на лифте занял несколько суток, было бессмысленно ждать её так рано.
Но он ждал.
В один из дней на пороге оказались двое незнакомцев. Зигфрид пригласил их в дом и предложил чаю, но тот без предупреждения обратился в кофе. Гости не отказались и от кофе. Накрыв на стол, Зигфрид присел, с любопытством разглядывая существ, о природе которой не мог с уверенностью судить.
У одного была выбрита правая половина головы, у другого – левая. Они разительно отличались друг от друга – чертами лица, ростом, мастью, манерой держаться. Но присутствовало что-то неуловимое, объединяющее их так же надёжно, как самокат един с поездом.
- Его зовут Вдох, а меня – Ие, - сказал тот, что был ниже своего друга на полметра.
- Раньше вас было трое? – не удержался Зигфрид.
- Как ты догадался?
- Да так...
Ие улыбнулся, показывая ярко-белые зубы, расписанные значками и буквами. Вдох молча прихлёбывал из чашки. Глядел он только на Ие.
- Мы пришли, чтобы попросить вектора об услуге, - сказал Ие, отпивая кофе. – Надеемся, что ты поможешь.
- В чём именно?
Ие сунул руку в глубокий карман и вытащил оттуда маленькую зелёную звезду.
- Мы просим тебя бросить её в зеркало.
- И что произойдёт?
- Мы не знаем, но надеемся. Хоть что-нибудь.
Зигфрид очень осторожно взял звезду. Она колола пальцы, лучи света щекотно извивались. От неё исходила странная аура. Беспокойная, одухотворяющая, созидательная, нежная, пахнущая сквозняком. Не чувствовалось, что она способна причинить зло. Скорее, наоборот.
- Хорошо, я сделаю это. Сразу говорю: я не знаю, как это подействует и подействует ли вообще.
- Мы всё равно хотим попробовать, - улыбнулся Ие.
Вдох кивнул.
- А почему твой друг молчит? – спросил Зигфрид.
- Он дал мне слово.
- Слово? Поклялся в чём-то?
- Просто слово. И теперь я и он – мы.
Зигфрид разделывал рыбу, стараясь не смотреть ей в глаза. Вдруг он сморгнул, отложил нож. Наскоро сполоснув руки, бросился к ноутбуку и открыл текстовый редактор.
Он был полон слов и странных несвойственных ему чувств. И всё это требовало облечь его в слова, грозя долгим отсутствием покоя.
Ночью он трижды соскакивал к ноутбуку, а потом решил просто не спать.
На седьмой день Зигфрид не выдержал и пошёл навстречу Френни.
В пустыне было теплее, чем раньше. Гораздо теплее.
Белые мыши с синими глазами провожали его пристальными взглядами. А он шёл, твердя себе, что с Френни ничего не могло случиться. Связующее с внешним миром зеркало следовало за ним, заглядывая через плечо. Ему тоже было любопытно.
Зигфрид проходил мимо Зрачка, когда увидел её. Но не сразу узнал. Она больше напоминала того монстра, что преследовал их по пути к сердцу пустыни. Френни была седой, сгорбленной, изъеденной морщинами. Красивой даже в старости.
Зигфрид поспешил к ней.
- Тебя давно не было, - сказал он.
- У Зигфрида было много неприятных воспоминаний, которые могли бы помешать его счастью в личной жизни. И я, - она облизнулась, - поработала над этим.
Зигфрид обернулся и заглянул в зеркало. Его внешнее проявление носилось по квартире.
- Ты не видела, - прогудело зеркало голосом Зигфрида, - куда я положил ключи? Совсем из головы вылетело.
Френни дёрнула плечами.
- Подумаешь. Слегка увлеклась.
Она всмотрелась в своё отражение в глазах Зигфрида и чуть нахмурилась.
- Действительно перестаралась. Восьмилетней быть проще, с векторами легче ладить.
Зигфрид отвёл глаза.
- А ты... ты не могла бы остановиться на двадцати-тридцати годах? Если роль играет только лёгкость общения, а в остальном тебе действительно всё равно... То есть, я не настаиваю, но...
- Я тебе так буду больше нравиться? – с детской непосредственностью спросила Френни.
Зигфрид не удержался и потрепал её по седым волосам.
- Ты мне всегда нравишься. Ты замечательная, - искренне сказал он.
- Отлично! – обрадовалась Френни. – Остановлюсь на шестнадцати. Поиграем в Гумберта и Гумберта.
Она вдохнула. А когда выдохнула, была снова юной. Но старше, чем всегда. Такой же красивой и пугающей, но старше.
Зигфрид улыбнулся ей. Он действительно соскучился, как бы она ни выглядела.
- Я набрала полные карманы кристаллов слов, - сказала Френни. – Даже не знаю, как ты будешь управлять при помощи слов «табурет», «трансцендентальность» и «автостоянка».
Она подмигнула. Весёлая, полная жизни, как мандарин – соком, она была самой симпатичной Шизофренией из всех возможных.
И тут Зигфрид увидел себя.
Существо, выхваченное из безжизненного пейзажа случайным взглядом, действительно было им. Его глаза закрывала цепляющаяся за ресницы паутина, но Зигфрид ощущал на себе тяжёлый взгляд.
- Кто это? – спросил он, моментально напрягаясь.
- Это Мнимое. Лучше уйти, его присутствие тебя ослабляет.
Голос Френни звучал как обычно. Настолько как обычно, что Зигфриду вдруг стало жутко. Он чувствовал: что-то тут очень не так.
Мнимое стоял, чуть покачиваясь. Еле слышно всхлипывал, странно лепетал. Тянул руки к Френни. Очень длинные и очень слабые.
- Он был Зигфридом?
- Был. Пошли, - Френни взялась за зеркало и потащила его прочь.
Зигфрид не двигался с места. Он просто не мог.
Он услышал, как Мнимое выдавил из себя: «Фре-ни-и-и». Его рот был полон паутины и, открываясь, выглядел так, будто кто-то вспорол подушку.
- Стой, - сказал Зигфрид.
Френни остановилась, совсем маленькая рядом с зеркалом.
- Он был Зигфридом, а потом? Почему он стал таким?
Френни оглянулась через плечо. На Мнимое она не смотрела.
- Он поддался мне. Во всём слушался. Это плохо для внешнего Зигфрида, а значит, для нашего мира. И вектор трансформировался в Мнимое.
- Он любил тебя. Стой. Мы не можем его оставить просто так!
- Уже ничего не сделать. Он не должен был мне поддаваться.
- Я могу ему помочь.
Преисполненный звенящего чувства уверенности в том, что делает, Зигфрид вытянул руку, почти коснувшись лба Мнимого.
- Ты больше не существуешь.
Мнимое моргнул, глядя в центр обращённой к нему ладони. И упал. Зигфрид опустился рядом, он чувствовал себя очень больным. Будто прошёл весь свой путь, а в конце увидел надпись «Это была шутка!» Будто никогда в жизни не отдыхал, не видел солнца, не радовался. Не был.
Сквозь стремительно сгущающуюся алую взвесь в глазах он увидел, что Френни приближается к ним. Плавно, хищно.
- Что ты собираешься делать? – спросил он еле слышно.
«Не доверяй Френни», - шепнул ему блокнот старого Зигфрида.
Френни указала на распростёртого Мнимое.
- Я его съем.
- А ты можешь этого не делать?
На Зигфрида уставились два огромных глаза без признаков человеческих чувств.
- Могу. Но я хочу его съесть и могу сделать это.
- Пожалуйста, - сказал Зигфрид, - пожалуйста, не надо.
Френни задумалась.
- Хорошо, не буду.
Зигфрид закрыл глаза, обессиленный. Проснулся он через полчаса, когда на закате, как и всегда, весь мир сотрясли частые сильные удары. Это билось сердце влюблённого Зигфрида.
Проснулся и обнаружил, что лежит головой на коленях Френни. Её волосы лезли в лицо и заставляли жмуриться.
Тела монстра нигде не было.
- А где он?
- Здесь, - Френни погладила себя по животу.
- Ты же обещала.
- Я не ела его целых десять минут!
Направлять Зигфрида оказалось несложно. Так или иначе, он улавливал побуждения своего вектора. Реагировал на беседы с зеркалом. Улыбался, стоило Зигфриду вывести на песке слово «улыбка».
Кристаллы слов тоже очень помогали. Внешний Зигфрид реагировал на них по-разному.
На «ответственность» он только взял Диану за плечи и долго глядел ей в лицо. На «постоянство» - купил ящик своего любимого соуса. После «навсегда» - выпил три бокала вина, посидел в тишине и пошёл в ювелирную лавку. Он не знал нужного размера и не купил кольца, но Зигфрид чувствовал, что подвижка значительная.
Однажды, когда внешний Зигфрид целовал Диану, обратная сторона зеркала показала её глаза. Глубоко-глубоко в них можно было различить девушку, очень похожую на Диану и стоящего у неё за плечом всклокоченного юношу безумного вида.
Зигфрид ни о чём не стал спрашивать Френни.
Несколько недель мелькнули неправдоподобно быстро, уместив в себе почти год во внешнем мире. Зайдя утром в комнату с зеркалом, Зигфрид вдруг обнаружил, что пол в ней исчез. От стены до стены она была засыпана песком.
Едва Зигфрид приблизился, зеркало, до этого уверенно висевшее в воздухе, рухнуло. Мириады песчинок забегали, засуетились, скрывая его.
Зигфрид стоял как громом поражённый. Он успел привыкнуть к правилам этого мира, но такого не мог ожидать.
- Он перерос тебя, – Френни явилась, как всегда, из ниоткуда. – Ты очень хорошо его направлял, он быстро достиг всех целей, что в тебе заложены. Теперь ему нужен новый вектор, чтоб двигаться дальше.
Зигфриду стало холодно, он обхватил себя руками.
- Что теперь со мной будет?
- Ты узнаешь, когда мы спустимся вниз.
- Откуда?
- Просто узнаешь. Ты очень долго управлял этим миром, неужели не привык ко всемогуществу и всезнанию?
Привык. Действительно привык.
Оглушённый новым знанием, он покинул свой любовно выстроенный дом. Тот обрушился за спиной, сравнялся с песком, будто и не было ничего.
Они вышли к лифту. Перед тем, как нажать на кнопку нижнего этажа, Зигфрид бросил прощальный взгляд на пустыню.
Всё время, что лифт спускался, он думал и молчал. Молчал он и когда движение кабины прекратилось. Новая сущность вливалась в него, это требовало концентрации, понимания себя.
Смирения.
- Ты знаешь, что теперь с тобой будет? – Френни заглянула ему в глаза. Не так, как в первую встречу, безлично-внимательно, оценивая. Не как иногда – выискивая слабость, чтоб населить весь их мир монстрами.
Напряжённо.
- Знаю.
Нахмурившись и не отрывая взгляда от Зигфрида, Френни потянула руку ко рту и вгрызлась в ноготь на мизинце. Запахло карамелью.
Френни нервничала, Зигфрид – нет. Он чувствовал себя абсолютно уравновешенным, всё контролирующим, способным разобраться в любой проблеме.
- Ты вернёшься в Манхэттен? – спросила Френни.
- Нет.
- Ты умрёшь?
- Нет.
- Скажи, кем ты стал? Воспоминанием? Эмоцией? Живой картиной? Качеством? Привычкой? Паразитом?
- Не волнуйся, - сказал Зигфрид. Он уже не был Зигфридом. Просто привык так себя называть. – Всё будет хорошо.
- Ты оставишь меня? – спросила она так тихо, что шорох песка под ногами почти заглушил слова.
- Нет, я буду с тобой, - уверенно сказал Зигфрид. – Нам ещё следующего вектора выбирать.
Он протянул ей стакан молока и почти не удивился, когда тот прямо в руке стал белым сердечком.
- Как интересно, - сказала Френни, принимая его.
Игрушечное сердечко дрогнуло и изменило свою форму, превратившись в человеческое сердце из белого стекла и стука.
- Хм... И молоко нужно пить из аорты? Или мне можно его съесть?
- Ты вправе поступить с ним, как заблагорассудится, - пожал плечами Зигфрид. Его сердце билось в маленькой прохладной ладони и почти не боялось.
Френни поднесла подаренное сердце к губам и поцеловала.
- Я сохраню, спасибо, - сказала она, убирая его в карман.
- Шизофрения и Спокойствие, - улыбнулся Зигфрид, - странная пара.
