Глава 1Она шуршит и движется. Проклятье, я же только придремал. Ну, погоди, нечего было будить мои инстинкты своей юбкой!
О боже, и незачем так кричать.
- Ваше высокопреосвященство, я давно говорила, что он меня ненавидит!
- Миледи, успокойтесь немедленно! Будто вам так важно, что Люцифер каждый раз бросается вам под ноги. Можно было бы и привыкнуть…
Хозяин легонько постукивает пальцами по столу, и я, так уж и быть, соизволю осчастливить его своим присутствием. Действительно царственным, в отличие от молодой женщины, которая иногда приходит во дворец с пышной свитой, зато в кабинет является вся бледная да нервная. Не нравится она мне. И хозяину тоже, только он это еще как-то скрывает. А я и не стараюсь притворяться.
Но мне-то можно. Я же кот. Обыкновенный кот, с усами, лапами и даже хвостом. Вас удивляет, что я все слышу и понимаю? Ну, уши у меня тоже есть. И я явно поумнее всего человечества в целом, потому что беспристрастен. Прямо как очередной приговор из стопки свежих документов, на которой можно свернуться клубком и поразмышлять над тем, какие же люди все-таки непонятные существа.
Девчонка, сидящая сейчас в кресле перед столом – бледнокожая, белокурая, голубоглазая, а на деле куда чернее моей самой лучшей шерстинки. Хозяин зовет ее по-разному, но чаще всего – Миледи. Французская англичанка, такая же кошка. Только жизней у нее не девять, и кончит она плохо – где-нибудь на плахе или в мешке на дне озера. И ведь боится же даже через меня споткнуться! Наверное, убивает без пощады, а от любой опасности бежит как от огня. Странная, очень странная личность.
А вот и два ее помощника. Вроде бы мужчины и даже не трусы. А трясутся перед начальниками все так же. Дворяне, где ваше чувство гордости? Оно не мышь, в нору не спрячется. Видать, и не было его никогда.
- Спрашивается, почему вы не поспели на выручку миледи, Рошфор? – голос хозяина холоден как лед. У меня сейчас вся шерсть встанет дыбом, прилизывайся потом еще раз, а я, между прочим, не какой-нибудь помойный кошак, а чистокровный ангор. Вам-то никогда не узнать, какая мерзость – полная пуха пасть. А жаль, может, поняли бы кое-чего в этой жизни.
Второй, кажется, вздыхает с облегчением. Не тут-то было, подожди, голубчик. Сейчас и тебе достанется.
- А вы, де Вард, почему вы не в Англии?! Кто будет следить за подвесками? Нет, на вас решительно нельзя положиться…
О нет, только не снова о подвесках. Этого я вообще не понимаю. Алмазы королевы на Альбионе, да еще с разрешения самой королевы… Наглость какая со стороны протестантов, но что поделаешь. Еретики чертовы. Вы не обращайте внимания, я, все-таки, кот кардинала Франции и такие вещи знать обязан.
- На меня можно, монсеньор! – оскорбленно протягивает дамочка, и я не удерживаюсь. Помолчала бы лучше и делала свою работу. Шипеть и я могу, даже получше тебя, сама сравни.
- Нельзя, и это доказано, заметьте, делом, а не словом. Вам даже Люцифер не доверяет, - хозяин поглаживает меня между ушей. А она моргает ошарашенно и чуточку испуганно. И почему я не умею улыбаться? За что Бог так все кошачье племя наказал? От души бы расхохотался, если бы мог. Убийца и интриганка, но женщина все же до мозга костей. Поэтому у нее ничего не выходит.
Запахи недовольства, страха и злости похожи, как по мне, на аромат рыбы. Тухлой рыбы. Или же лука – противного такого, горького, резкого. Даже, может, и подгоревшего мяса. Словом, гадости непонятной. А бессильная, вечная, осточертевшая мне уже до самого кончика хвоста усталость отдает сбежавшим молоком. Сладковатым и теплым, но перекипевшим, с мерзкой пенкой лицемерия. Хотя хозяину в некотором роде позволительно. Марку необходимо держать всегда, как бы тебе не было тяжело. Неподвижная маска – лучшее средство.
- Какая разница, доверяет мне кот или нет?! – да что ж ты так визжишь. Умерь тон: у меня уши чувствительные. – Он же… животное…
- Они понимают больше, чем мы, - несмотря на жестковатый тон, хозяин уже почти не злится. – Верьте кошке, миледи. Они не умеют лгать. В отличие, кстати, от вас…
Ей нечем бить карту, пусть даже и некозырную. Только я слышу, как она быстро дышит, пытаясь успокоиться. Гневается Миледи или боится, это значения уже не имеет.
- Можете идти, все трое.
У Дворян, надо же, еще сохранилось почтение к даме – во всяком случае, они пропускают ее вперед. Тот, который старше, выходит последним и как-то боком. Действительно жаль, что оружие на стенах слишком ценное, чтобы из него стрелять, а то он, того и гляди, заработает беспричинную паранойю. Бедняга. Даже Монсеньор – слово округлое, гладкое и совершенно не подходит к резкому характером и тонкому, высокому хозяину – коротко усмехается, глядя на себя в большое, старинное зеркало над пылающим камином. Словно пытаясь разгладить морщинку между бровями, проводит по лбу пальцами и что-то невнятно шепчет себе под нос – не различает даже мой тонкий слух. Потом, уже всерьез, четко и зло, бросает своему отражению:
- Генрих Наваррский был гасконцем. И, черт побери, их время минуло… Этот д’Артаньян словно пришел из прошлого. Фантом, призрак! Но как придуман…
Под такие яркие, путаные монологи я засыпаю уже месяц как. И хорошо, что нам, кошкам, не снятся цветные сны – давно бы бросался на каждого мушкетера, приходящего в этот кабинет, и не важно, по какой причине он сюда заявился. В послеобеденной дремоте тягучий, негромкий голос хозяина растекается, искажается, и те прозвища, которые он твердит, как постулат, в своих речах и документах, действительно становятся вражескими. Атос, Портос, Арамис. И еще женщина, по фамилии Бонасье, витиеватого имени которой я никак не запомню. Ох уж эти интриганы, они даже в памяти плохо откладываются… Впрочем, если бы я помнил всех желающих перерезать горло каждому кардиналисту, а Монсеньор страдал излишней подозрительностью, то, наверное, заради государственной безопасности пришлось бы лишиться языка. Прямо представляю старшего Дворянина с ножницами и возгласом «Беарнцы всему научат!»…
И опять. Как говорится – сам пошутил, сам посмеялся, я и того не умею. Печально же.
- …скажи, Люцифер, ты не видел его в прошлой жизни?
Оу, кажется, я отвлекся и пропустил что-то важное. Наверное, хозяин шутит. В виде неоднозначного ответа можно потереться головой о ласкающую руку. Она едва заметно подрагивает. Волноваться не надо, голова же потом болеть будет, а вам еще к ла-рошельской кампании готовиться. Мы же не хотим ее проиграть, верно? И все из-за д’Артаньяна.
Д’Артаньян… Кажется, я даже видел его здесь, в Пале-Кардинале. Юнец совсем еще, но отвратительно отчаянный и безрассудный. Однако удачи у него столько, будто имя его – Фортунато. Да еще друзья в придачу такие, что сейчас днем с огнем не найти. Один – живая совесть, второй – интриган и еще один весельчак, как и положено. Не было бы их, как легко было бы поймать гасконца в сети! Так нет же, выскальзывает, как угорь, прикрываясь маской одинокой добродетели. Южная хитрость, видимо, сказывается.
Монсеньор им как будто болен, даже спать спокойно перестал, даром что и раньше в два часа ночи уже снова сидел над бумагами. Я и сам не совсем понимаю, как четыре рядовых мушкетера могут так легко – без росчерка пера, без печатей, без особых мыслей – пошатнуть и без того едва живую калеку-политику. Как будто играючи, с этой непонятной разновидностью преданности, когда ничьи слова больше всерьез не воспринимаются.
Королева – женщина: по-испански гордая и по-австрийски изворотливая, да еще на французском троне. Король не глуп, но мягок – с такой мамашей иным вырасти просто невозможно, как его еще подбили ее свергнуть – и совершенно заблуждается насчет своей супруги. Живут душа в душу – друг другу не мешают. Он сочиняет балеты, она плетет, и если бы кружева – интриги! Не верю я, что Анна действительно любит этого блондина, франта и бездумного пустышку – английского министра. У него ж глаза без капли ума, очнись, дура! Леди, мадам, синьоры – наверно, в его голове уже целая сокровищница, в которой имен больше, чем листьев на старом рослом клене, о ствол которого так приятно поточить когти. Да и не пахнет от нее нормальной любовью – так, скукой и интересом. Конечно, при французском дворе все кавалеры так заняты, что бедняжку развлечь некому… У всех дуэли, дамы, а то даже по парочке и того, и другого, но это счастливцы. И ладно бы она втихомолку, спокойно, стараясь для вида соблюсти приличия, писала бы Вилльерсу надушенные письма. Нет, надо было всю страну поднять на уши. Или на рога многострадального монарха. Для большей красоты и зрелищности она еще и нервы хозяина на них накручивает, вместе с моей шерстью – попробуй тут не линять, когда вокруг такая суматоха…
Тихо, чтобы не мешать Монсеньору заниматься государственными делами, начинаю мурлыкать. Размышления о политике убаюкивают ничуть не хуже треска камина. Это все человечество внезапно решило, что на ней весь мир стоит. На самом деле мир – это ночной сад с мокрой травой, спокойный сон, вкусная еда и запах чернил на шкурке – за что я не люблю разные бумаги, хоть они и шуршат, так это за синюю жидкость. Верьте кошке, нет ничего лучше простой, такой короткой жизни.
Нет, правда. Верьте кошке.
