Глава 1С дерева упал старик. Это произошло настолько неожиданно и сопровождалось таким треском ветвей, что Марк даже не смог достойно ругнуться.
- Ну дела, - только и сказал он.
Упавший побарахтался в куче листьев, кое-как поднялся на ноги и нацелился лезть обратно.
Он был чрезвычайно худ и невероятно грязен. Еле держащееся на нём тряпьё наводило на мысли о пугалах, что лишились одежды и остались на огородах безмолвным укором чужой беспринципности.
Марк переглянулся с Илаем и покрутил пальцем у виска.
Старик их не замечал, он подпрыгивал и повисал, вцепившись в ветку; дёргал босыми ногами. Падал, вскакивал, снова подпрыгивал и пытался подтянуться.
Через пару минут с дерева спорхнула крупная грозовая сова и уселась у старика на плече. Несмотря на суету хозяина, она держалась спокойно. От её взгляда не ускользнуло чужое присутствие.
Она громко ухнула.
- Тише, Гальвани, - прикрикнул на неё старик. – Нам нужно спрятаться и проследить за птичником.
Сова снова ухнула и клюнула хозяина.
- Что? – старик обернулся и наконец увидел Марка и Илая. – А-а-а, птичник! Гром и перья, как я рад тебя видеть!
- Добрый вечер, Ставр, - принуждённо улыбнулся Илай.
- По грибы или по совы?
- За совами.
- Вот оно что, - Ставр поскрёб в затылке, отчего из его волос посыпался всякий мусор. – Ну не буду мешать, я всё-таки тоже занят.
Он снова полез наверх, сопровождаемый треском и стоном ветвей.
Его сова пронзительно глядела на Илая.
- Может, мне стоило его подсадить? – сказал Марк пару минут спустя.
Илай пожал плечами.
Они всё дальше погружались в разлапистую тишину леса, в сумрак и запах опавших листьев. Марку было слегка не по себе. Меж высящихся стволов витал не ветер, а напряжение. Оно прогнало всех животных прочь, оставив лес совам.
Илай засвистел, и темнота дрогнула, прислушиваясь.
Из мрака за ними наблюдала сотня глаз. Лес внимал зову, лес решал, откликнуться ли.
Илай не сдавался, перебирая мотивы, тональности, свистел то тише, то громче. Некоторые мелодии тяжёлой взвесью застывали в воздухе, некоторые скакали, ловили себя за хвост, рождали призрачное эхо.
Грозовые совы появлялись в Сизом лесу лишь на неделю, и вот уже семь дней Марк и Илай приходили звать. Ещё ни одна сова не спустилась к ним с деревьев.
- Слушай, ты бы им что-нибудь другое насвистел, что ли. Повеселее, - предложил Марк.
Илай покосился на него и ничего не сказал.
- Ну правда, - продолжал Марк. – Будь я совой, меня бы такой мотив не заинтересовал.
Не прекращая свистеть, Илай закатил глаза.
Марк не первый год сопровождал птичника в его вылазках, не первый год дружил с ним, насколько можно дружить с тем, кого абсолютно не понимаешь. Возможно, Илай не мог собраться с духом и высказать Марку всё, что накипело. Возможно, он просто был мучительно добрым человеком.
Как бы то ни было, они шли сквозь лес и ждали сову.
Марк первым увидел свечение в кустах и дёрнул Илая за локоть. Тот сбился со свиста и замолк.
- Кто-то фонарик обронил, что ли? – удивился Марк.
- Нет, мне кажется, это...
Это был совёнок. Крошечный, с умными глазами и полупрозрачными перьями из света и холода.
- Он совсем не тут, - прошептал Илай.
- Как думаешь, можно считать, что он отозвался? Или идём дальше и ищем взрослую сову?
Марк коснулся совёнка и вздрогнул от электрического разряда.
- Чисто чтоб ты знал, комок перьев, - наставительно сказал он птенцу, - меня и взрослые совы шарахали – ничего, не помер.
Новый удар был сильнее, запахло озоном.
- Не делай так, Марк, - устало попросил Илай. – Его сейчас сложно будет подкормить, гроза нескоро ожидается.
- А может, если я найду эту, как её, эбонитовую палочку?..
- Марк.
- Я только предложил!
Илай вздохнул и принялся подманивать совёнка на резиновую рукавицу.
Никто в городе и помыслить не мог о тех временах, когда сов не было. О тех временах, когда, возможно, их не станет.
Всем было известно, что значит, когда в небе над Сизым лесом пляшут яркие отсветы. Один из туристов, приехавших только ради этого зрелища, назвал его Совиным сиянием.
Бегство животных и Совиное сияние значило, что скоро в лес пойдёт птичник. И, если удастся, вернётся с чьим-то будущим другом, с чьей-то новой силой.
Из поколения в поколение птичники передавали знание, как звать сов. Илай однажды признался, что свистеть научился раньше, чем говорить. Тысячи мелодий – сотни сов, каждая из которых ждёт определённой песни. Бывало, что за год не удавалось подманить ни одну птицу. Тогда горожане потуже затягивали пояса и не слишком надеялись на удачу.
Если же удавалось, ощущение тихого, глубоко личного праздника окутывало каждый дом.
Город жил совами, но никто об этом не говорил. Только детям свойственно отмечать вслух, что небо голубое, а солнце греет.
Картошка сгорела.
Едва Марк снял крышку, как раздалось шипение, которому позавидовала бы причёска Медузы Горгоны. Марк огорчённо поцокал языком. Другие сковородки у него ещё были, а вот с картофелем дела обстояли сложнее.
В конце концов он взял ложку и отскрёб ею наименее обуглившуюся часть. Половину съел сам, половину отложил в чистый котелок.
Он вышел на улицу и поёжился от той пронзительной свежести, что вот-вот станет холодом. Быстро прошёл к соседнему дому и постучался.
У открывшего дверь Илая было ещё более несчастное выражение лица, чем обычно.
- Что такое? – сходу спросил Марк. – Птенчик сдох? Горячую воду отключили? Пришёл счёт за громоотводы?
- Что? – Илай смешался. – Нет, с этим всё в порядке. Заходи.
- А я тебе картофельных угольков принёс. Дай, думаю, порадую человека.
В доме Илая было гораздо больше совиных удобств, чем человеческих. Марку даже казалось, что сначала в этом доме поселились совы, и лишь потом они взяли к себе бескрылого соседа. Нижний этаж был весь отдан птицам для полётов, а Илай обитал наверху.
Поколебавшись, Марк поставил котелок на стол рядом с птичьей поилкой.
Рядом обнаружилась коробка с мягким дном, в которой сидел совёнок. Пушистый и круглый, он освещал коробку изнутри. Марк огладил воздух в паре сантиметров от его головы.
Взрослая грозовая сова недвижимо и мрачно взирала на него с торчащего из стены сука. Её звали Фарадей, она вот-вот должна была обрести хозяина, она презирала людей во всех их проявлениях.
Вопреки обыкновению Марк не стал злить птицу. Илай и без того места себе не находил.
- Ну так что случилось-то? – спросил Марк.
Тот потеребил дужку своих прорезиненных очков и нервно заломил руки.
- Лаплас. Новый совёнок. Я не знаю, что с ним делать. Он вот-вот исчезнет.
- Соберись, - велел Марк. – Есть же какие-нибудь памятки для птичьих приёмных мам, впавших в истерику. У тебя целых пять шкафов с дневниками предыдущих птичников, там должно описываться что-то подходящее.
Мелко покивав, Илай бросился вверх по лестнице.
- Эй, - сказал Марк совёнку. – Ты, может, голодный? Картошку будешь?
Илай вернулся минут через сорок. Марк успел освоить жонглирование барометрами, отправить Лапласа в сон разговорами и трижды ощутить волну презрения от Фарадея.
Наконец, престарелая лестница вздохнула под невеликим весом. В руках спускающийся Илай держал пухлую тетрадь.
- Я нашёл записи Яра, он был птичником сто двадцать лет назад. Он пишет, что нашёл совёнка, который был так слаб, что его даже не удавалось коснуться – рука проходила сквозь него.
- Ну, нашему до такого пока далеко. И что же сделал Яр?
- Он не смог ничего сделать.
Яр вёл свои заметки на очень странной бумаге, жёлтой и сухой, как будто сделанной из опавших листьев. Марк значимо нахмурился, вчитываясь в ровные строки.
- Я не буду тебя спрашивать, как ты что-то понял. Это же стихи, а не записи наблюдений. Так... Яр отдал совёнка умирающему?
На этом записи кончались.
Марк поскрёб в затылке.
- А где другая тетрадь?
- Это последняя из тех, что вёл Яр.
- Ну не похоронили же на радостях всех троих: покойника, совёнка и птичника.
- Дальше ничего нет. Не знаю, почему он это сделал и чем всё закончилось.
- Отдать и без того слабого совёнка тому, кто на ладан дышит. Странный тип этот Яр.
- Все птичники странные, - пожал плечами Илай.
Стараниями Илая Лаплас остался в этом мире. Но он по-прежнему был слаб, а в тёплую погоду так и норовил раствориться в воздухе. Илай с ног сбился, выхаживая его. Если прогнозы обещали грозу поблизости, он в любое время дня и ночи отправлялся в самый её эпицентр. Отрываясь от работы, Марк провожал взглядом нескладную фигуру в резиновом плаще, сгибающуюся под тяжестью молниеприёмника.
Теперь Илай бывал простужен даже чаще, чем раньше. Зато совёнок нормально питался и всегда был заряжен.
К концу месяца с Плакучих гор нагнало сырости и дребезжащего холода. Стаи тяжёлых туч бродили по небу, будто не знали, чем себя занять, и размышляли о бессмысленности любых дел.
Марк всерьёз озаботился проблемой тёплого свитера для Илая – и лениво прикидывал, кого из знакомых женщин посадить за вязание.
«Может, Марту? – думал он. – Но она всегда вяжет так, будто носить свитер будут трое разом. А Рита может слишком долго провозиться».
Размышления отлично скрашивались резьбой по дереву. Птичник, может, и не был рад тому, что в его жилище становится больше опилок, но молчал.
Он был слишком занят тем, что извинялся перед очередным человеком, которого не признал Фарадей.
- Ума не приложу, что делать, - вздохнул Илай, когда дверь за рассерженным просителем захлопнулась. – Я пристроил десяток птиц с тех пор, как взял его. Все совы рано или поздно выбирают хозяина, даже чернолапые. А вот Фарадей ни к кому не идёт.
- Может, ему ты нравишься, мало ли, - хмыкнул Марк.
- Не сказал бы. Я вчера его кормил, так чуть без глаз не остался.
- Ну... значит, тебя он ненавидит меньше, чем остальных.
Фарадей возмущённо щёлкнул клювом, явно не соглашаясь с подобной версией.
- Ну-ну, грозный птиц, - Марк потянулся погладить сову.
От мощного удара током Марка спас только стук в дверь, благодаря которому он отвлёкся и не коснулся Фарадея.
Скрипнула дверь, всегда питавшая страсть к театральности. На пороге стоял мрачный, как директор школы, мужчина.
- Вечер добрый, - сказал он.
- Заходите, Виктор, заходите.
Виктор был учёным. Он изучал грозовых сов и знал больше легенд про них и про Братство Невесомого Пера, чем колыбельных, а колыбельных он знал бесконечное число. Его волосы ещё не тронула седина, а движения были чёткими и выверенными, лишь вараньи складки на шее выдавали, что лучшие его годы остались позади.
- Решил снова попытать счастья, - сказал он, проходя в комнату. – Я слышал, ещё десять человек ушли ни с чем. Могу я рассчитывать?..
- Как видите, он вас не признаёт. Можно проверить ещё и прикосновением, грозовые совы не бьют током хозяев. Но это рискованно. Видите, как он реагирует.
Фарадей повернулся к визитёру хвостом, демонстрируя полное пренебрежение.
Виктор покачал головой.
- У меня уже дочь выросла с тех пор, как я впервые попросил у тебя сову.
- Прошу прощения. Но я ничего не могу поделать. На самом деле выбираю не я.
- Эх... а может, вторая сова, что у тебя сейчас, будет дружелюбнее?
Илай перевёл взгляд на Лапласа. Тот продолжал с самым мечтательным видом ковырять мышиную тушку.
- Боюсь, он тоже ждёт кого-то другого.
Помолчали. Виктор взирал на Марка и Илая, как умеют только коршуны и строгие мужчины в костюмах похоронного вида.
- Как здоровье Софии? – попытался улыбнуться Илай.
Морщины на лице Виктора сделались глубже.
- Без ухудшений. Но все мы знаем: хорошо ей уже не будет.
Смахнув со стула ворох писем с просьбами о совах, Виктор сел к столу. Усеивающие столешницу опилки не смели пристать к его одежде.
- Я действительно сожалею, - зачастил Илай. – Вы каждый раз ко мне приходите, а я не могу вам ничем помочь. Если хотите, могу поделиться сведениями, которыми владею. Вас ведь интересуют совы.
Виктор поджал губы, будто оскорблённый словами птичника. Интересуют. Он учёный. Он собирает знания, все знания о совах.
- Расскажи мне о грозовом филине.
В комнате воцарилась тишина. Марк вопреки обыкновению не влез в разговор, а только ниже склонился над дощечкой, которую покрывал резьбой.
- Его не существует, - мягко сказал Илай.
Виктор нахмурился, подался вперёд.
- Ты просто не хочешь раскрыть мне тайну.
- Виктор, я действительно...
- Птичники должны знать.
- Всё, что я знаю, почерпнуто из легенд, которых вы знаете больше меня.
Виктор покачал головой.
- Когда-нибудь ты расскажешь.
Под тяжёлым взглядом Илай весь сжался, поёжился. Марк ободряюще пнул его под столом.
- А сейчас, - заговорил Илай, - я могу рассказать о тех грозовых совах, у которых чёрные клюв и лапы, как у Фарадея. У них тяжёлый характер, они очень долго и придирчиво выбирают себе хозяина. Союз с такой совой наделяет способностью накладывать проклятие. Это сильные совы, но очень гордые, потерять их расположение очень легко.
Марк незаметно придвинулся. Он был другом Илаю уже много лет, но тот редко рассказывал о грозовых совах так охотно. В каком-то смысле постоянно получаемые Виктором отказы были Марку на руку – удавалось послушать то, что в компенсацию раскрывал птичник.
- Хозяева сов с серыми лапами не испытывают потребности во сне, - слышал Марк. – С оранжевыми – начинают понимать все языки. С бледно-жёлтыми – медленней стареют и не поддаются болезням.
Илай рассказывал о способностях, об уходе, о кормлении и зарядке. Виктор и Марк внимали, каждый по-разному: Виктор с какой-то мрачной жадностью, Марк – с напускным равнодушием.
Стук в дверь больше походил на испуганный вздох. Отворив её, Марк столкнулся с Софией – двенадцатилетней девочкой. Она была исчезающе-бледной и, казалось, состояла из одного только пугливого обаяния.
- Папа, вас срочно ищут, я зашла сказать. Ой!
Марк и Илай проследили за её остановившимся взглядом. Перья Лапласа вздыбились электричеством, а сам он часто мерцал.
- Признал! – выдохнул Илай. – Он признал её! София, это Лаплас. Он хочет быть твоей совой.
- Лапкин... – прошептала София. Тихий восторг в её голосе не вспугнул бы и пылинку.
- Лаплас, - поправил Илай.
- Лапкин!
Виктор молча поднялся и вышел вон.
В кои-то веки Илая удалось выманить из дома. Это могло бы занять гораздо меньше времени, если бы Марк раньше догадался просто взять друга за шиворот и вынести на улицу.
Горожане птичника побаивались, но в личной вселенной Марка он был чем-то ненамного крупнее муравья и лишь чуть опаснее фламинго. Младшим братом, если уж на то пошло.
Они направились в кондитерскую, в царство головокружительных запахов и легчайшего крема.
Илай устроился на стуле, как на жёрдочке, нервный, готовый в любой момент сорваться прочь. Он гораздо комфортнее чувствовал себя в лесу.
- София-то получше выглядит, - сказал Марк, пытаясь отвлечь его от волнения. – Сияет вся, поёт что-то без умолку, бегает.
Принесли чай, и Илай увлечённо принялся помешивать ложечкой густые чайные листья. Очки у него запотели от пара, на затылке вздыбился вихор. Марк даже не стал отмечать, что не надо класть столько сахара и что Илай перепутал заварник и чашку.
Он поглядел в окно и вздрогнул. К стеклу прижималось чьё-то лицо, грязное, обрамлённое седыми патлами.
Ставр щербато ухмыльнулся и помахал Марку, сбив со своего плеча Гальвани. Тот вспорхнул обратно, явно привыкший и не к такому.
Марк быстро отвернулся, надеясь, что птичник не заметит.
- И всё-таки зря ты отдал ей именно Лапласа, он же слабый. Умрёт птенчик – рёву будет до потолка.
- Грозовые совы не умирают, - сказал Илай. – Они просто уходят из нашего мира.
- Представляю... «Понимаешь, София, твой Лапкин ушёл далеко-далеко, туда, где ему хорошо». И тот же рёв до потолка.
- Он выбрал её. Это очень важно. Неважно, слабый он, сильный, он выбрал себе друга и хозяина.
Маячащий за окном Ставр активно закивал.
В вороных тучах зрел дождь, а ожидание грозы чувствовалось во всей природе. Казалось, вынеси из дома лист бумаги – тут же размокнет, пойдёт волнами от одного соприкосновения с уличным воздухом.
София пропала вместе с Лапласом. Эту весть в дом птичника принёс Виктор.
Мрачные тени залегли у него а под глазами. Он разом постарел лет на десять. Горе вытолкнуло его в мир, где возрасту нельзя противостоять одной лишь силой воли.
- Я знаю, кто виноват, - сказал он. – Монахи.
- Какие монахи? – спросил Марк. Его потребность заботиться о слабых плавным образом перетекла в желание убить любого, кто таких слабых обижает.
- Из Братства Невесомого Пера. Те, что поклоняются грозовым совам. Один из них всё крутился возле нашего дома, заговаривал с Софией. И его сова к нам прилетала. Гальвани, это ведь ты вырастил её, Илай?
- Я, - сказал тот. – И её хозяин следил за нами в лесу. Мне казалось, он безобидный.
- Нам всем так казалось, - веско заключил Виктор.
Он не стал поднимать горожан на поиски, но заручился помощью Марка и Илая.
Втроём они пошли в лес, ориентируясь по странному прибору, в центр которого Илай кинул перо Лапласа.
Птичник всегда мог найти ту сову, что вырастил.
- Лаплас белолапый, - говорил Илай на ходу. – Союз с ним наделяет способностью либо к лечению, либо к нейтрализации чужого воздействия. Это ведь в каком-то роде хорошо. Вдруг София... поранится. Случайно. Я имею в виду, ей ведь никто не причинит вреда?..
- Если ей захотят причинить вред, то и сову отнимут, - бросил Виктор.
Марк молча шагал, сжимая кулаки. Влажный холодный воздух, казалось, заменил ему часть души.
Они нашли её на том же дереве, с которого когда-то упал на них Ставр. Болтая босыми ступнями в нескольких метрах над землёй, София выглядела гораздо более здоровой и радостной, чем раньше. Только при виде отца вцепилась в ветку, будто он мог стащить её силой.
- София, - сказал Виктор. – Ты огорчаешь меня.
- Простите, папа.
- Немедленно слезай.
- Простите, папа, но... – голос Софии дрогнул. – Но нет.
Виктор смешался. Ему никто никогда не перечил, тем более родная дочь.
- Возвращайся немедленно!
Где-то над пологом леса пророкотал гром.
Лаплас тревожно светился и жался к хозяйке.
- С ним что-то происходит, - прошептал Илай Марку. – Он реагирует на грозу. И... я не знаю.
Без архивов предыдущих птичников он был совсем беспомощен.
Марк не знал, что и думать. Он свыкся с мыслью, что Лаплас необычный. Слишком слабый, слишком не-здесь.
- Немедленно спускайся с этого дерева.
- Я не вернусь, папа. Ставр мне рассказал об их храме в горах, там я смогу жить. Просто жить. Без ваших экспериментов.
Наверху бушевала гроза, сухая, без единой дождинки. Вся энергия уходила на молнии. И они отзывались в свечении Лапласа – тот сиял всё ярче, всё чётче прорезалось во мраке каждое перо.
- Эти эксперименты были чрезвычайно важны, глупая девчонка. Да, они сказались на твоём здоровье, но ты себе не представляешь, сколько я узнал.
Марк дёрнулся.
- Я его сейчас отделаю.
Илай повис у него на руке.
- Стой. Смотри!
Лаплас уже светился так, что больно было глядеть. Вдруг он вспыхнул, разросся белым пламенем в форме огромной птицы.
Свет, разряды, всполохи, маленький совёнок – вот из чего состоял грозовой филин.
На мир упала тишина. Яркая, выедающая даже отзвук пульса из груди.
- Дождался... – сказал Виктор в этой тишине. И запел.
Он пел колыбельную, древнюю, как лес, проспавшую несколько веков и не постаревшую ни на день. Никому не известные слова складывались в строки, а строки рассказывали о большой усталой птице, что вернётся в свой дом и закроет глаза.
Он пел, и в его пении угадывались те мотивы, что птичники вплели в свой зов. Он пел, и грозовой филин бросил хозяйку и слетел ему на плечо. Он пел, и небо пронзали молнии.
- Я сделал это.
Песня продолжалась, она вилась вокруг Виктора, крепче связывая его с филином. Теперь светились они оба.
- Вы, птичники, вместе с монахами окружили всё такой тайной. Не пробиться. И я решил: если мне придётся захватить грозового филина, чтоб узнать о нём всё, я сделаю это.
Марк попытался броситься на Виктора, но был отброшен чистой энергией. София тоненько плакала на дереве, зовя Лапкина.
- Что вы... что ты делал с дочерью? – спросил Илай.
- Я всего лишь проверял, что будет в результате долгого взаимодействия человека с чужой совой. Двум моим друзьям ты дал птиц, им ты не стал отказывать. Они одалживали мне своих сов. А потом эта девчонка получила совёнка. Союз слабых, всё как в легендах.
Марк не оставлял попыток добраться до Виктора, но каждый раз терпел неудачу.
- Я так радовался, - продолжал Виктор. – Я всё приготовил, я ждал грозы. Я знал, что такая птица может стать филином, совой сов. Но София посмела сбежать. И я не нашёл бы её без вас. Но теперь вы мне не нужны. Теперь я смогу получить всё знание сам.
- Прости, Виктор. Так не будет.
Илай больше не выглядел так, будто потерялся и чувствует себя из-за этого виноватым. На его лице проступило выражение хмурого упрямства.
В его глазах сияли отблески с неба. Он видел то, чего ещё не видели остальные.
Они летели.
Несколько десятков грозовых сов, крупных, мелких, с лапами разного цвета, с самыми разными характерами.
Они летели. Все, кого вырастил Илай.
Совы зависли вокруг него, облепили плечи и руки, они касались его, но не били током. Марк восхищённо выругался, а Виктор хрипло каркнул.
- И что ты думаешь делать? У меня филин!
- Ты правильно сказал. Филин – сова сов.
Шаровая молния раскинула крылья.
Она ударила Виктора в грудь. Филин слился с молнией и вместе с ней пролетел сквозь человека. Тот остался стоять – самое чёрное пятно в этом наэлектризованном лесу.
- Я просто хотел знать, - сказал Виктор. – Просто хотел знать.
- Знания нельзя получать таким путём, - ответил ему Илай.
Виктор улыбнулся. Морщины на его лице превратились в трещины, из которых пробивался свет.
- Только таким и можно.
Молния возвращалась, огромная и неумолимая. Марк еле успел опрокинуть Виктора. Перья молнии мазнули по нему, удар прошиб до костей.
- Что ты делаешь? – Илай даже не произнёс это, просто подумал.
Сейчас он был владельцем тридцати сов, ему не требовалось ничего озвучивать.
- Что, что... Не видно, что ли. Я ж этого экспериментатора обещал отделать хорошенько. Так сначала его нужно от твоего электрического выводка спасти.
Улыбка тронула губы Илая. Повинуясь его воле, шаровая молния замедлила свой танец. Несколько пируэтов спустя она крутанулась напоследок и устроилась у Илая на плече. Ещё одна сова, просто даже менее реальная, чем остальные.
Виктор тихо-тихо застонал.
- Его ещё и выхаживать придётся, - сказал Илай.
Марк похлопал Виктора по щекам.
- Придётся, это да. А уж потом отделаю.
Совы все разлетелись к тому моменту, когда Софию удалось уговорить спуститься с дерева. На отца она глядела со смесью жалости и страха. Но когда оказалось, что тот не может даже двинуться, осталась одна жалость.
- Илай, я даже не знаю, как тебя благодарить. И спасибо, Марк, - сказала София. – Я не хотела ему смерти... Я... я бы не смогла потом жить...
С жутким шумом с дерева рухнул Ставр. Он остался лежать, только закинул руки за голову и устроился поудобнее.
- В храме умеют лечить и не такое, - сказал он. – И нам нужна новая послушница. Тебе удалось просидеть на дереве всю ночь, ты прошла посвящение.
София его не слушала. Она с нескрываемым восхищением перебирала перья могучего филина, а тот издавал тихие нежные звуки.
- Чтоб мне остепениться, если я не прав! – воскликнул Марк. - Из этой девчонки вырастет человек человеков!
- Людей, - поправил Илай.
- Не звучит, - хмыкнул Марк.
Сквозь тяжёлые тучи пробивался рассвет.
