Глава 1― Дин…
Может быть, это просто остановилось время и, навалившись всей тяжестью, сгибает его в три погибели. Или он внезапно разучился дышать и уже не понимает, как сделать вдох или выдох. Сэм не знает, да и ему теперь все равно. Он не замечает слез, бегущих по лицу, не замечает, что дрожит словно в лихорадке, не замечает, что руки теперь все красные от крови. Крови Дина.
Сэм смотрит в широко раскрытые глаза брата, но в них не видит больше ничего.
Обычно яркие, эти глаза светились решимостью и сосредоточенностью, когда они охотились на очередную тварь. Ненавистью и злобой, когда они эту тварь приканчивали. Легкой насмешкой с искорками озорства, когда Дин шутил. А бывало, что теплом и заботой, когда он смотрел на младшего брата. Но теперь они потухли. Там лишь пустота.
Время снова начинает свой бег – Сэм это понимает по тому, как с каждой секундой ужасающее понимание накатывает на него огромной волной. Пустота навечно поселилась в глазах брата, теперь ее ничто не заполнит – ни боль, ни гнев, ни любовь.
Сэм протягивает трясущуюся руку к лицу Дина, другой продолжая удерживать его голову, и осторожно прикрывает глаза. Все. Больше не видно этой убивающей пустоты в потухшем взгляде… только старший брат уже никогда не посмотрит на него.
А младший уже никогда не сможет увидеть в его глазах то, что Дин так безуспешно пытался скрыть за крепкой стеной равнодушия, когда ему бывало больно, не отыщет в них одобрения и безмолвной поддержки.
Слезы, стекая с лица, капают на разодранную грудь Дина, смешиваясь с кровью, а Сэм даже не пытается их остановить. Какой смысл? Тот, от кого он их всегда скрывал, теперь мертв. В висках тяжелым молотом стучит: «Нет… нет… его… больше…», каждый удар сердца выбивает: «Дин… Дин… Дин…». Но он и сам, кажется, не дышит.
Может, Сэм просидел бы здесь вечность, не шевелясь и отказываясь принимать реальность, если бы не тихий голос, донесшийся до него словно через толстый слой ваты.
― Сэм.
Бобби. Сэм медленно поднимает на него взгляд, и Бобби чуть не отшатывается, взглянув в его глаза и ничего не увидев в них. Кажется, что кто-то потушил свет внутри младшего Винчестера, – тот свет, который всегда отражался в его глазах. Поэтому-то Сэма можно было прочитать словно раскрытую книгу: все его мысли и чувства лежали на поверхности. А теперь там нет ничего, будто Сэм уже тоже мертв. Боль мелькает ярким огоньком и гаснет, растворившись в пучине того, что Бобби зовет «ничто».
― Сынок, я…
― Бобби, подгони Импалу поближе ко входу, ― такое ощущение, что Сэм вообще не слышал ничего из сказанного; он снова неотрывно смотрит на лицо брата, слезы уже не текут, остались только мокрые дорожки на щеках.
― Сэм… ― начинает Бобби, но тот кидает на него такой взгляд, что у старого охотника пропадает всякое желание говорить что-либо.
― Бобби. Пожалуйста.
Бобби лишь кивает, понимая, что спорить бесполезно, и смотрит на Дина. Судорожная дрожь проносится по всему его телу, когда он видит, в какое месиво превратилась грудь старшего Винчестера, и какая огромная лужа крови растеклась под ним. Внезапно ему просто хочется убежать куда-нибудь далеко, где не будет мертвого Дина… не будет умершего Сэма. Может, Сэм и остался последним живым из Винчестеров, но на самом деле теперь он тоже мертв. Он умер вместе со своим братом.
Бобби с трудом проглатывает комок в горле и отводит взгляд, мечтая забыть все увиденное здесь. Он не сомневается, что вид истерзанного Дина долго будет преследовать его в ночных кошмарах.
Сингер напоследок косится на неподвижного Сэма, стискивающего руку брата, и поворачивается к двери. Боль сжигает его изнутри, и он терпит из последних сил. Бобби боится даже представить себе, насколько же тогда больно Сэму. Потому что это может убить.
Сегодня Сэм потерял своего старшего брата, а Бобби потерял обоих Винчестеров.
* * *
― Открой дверь, ― произносит Сэм тихим охрипшим голосом, прижимая Дина к груди.
Бобби мгновенно отворяет заднюю дверь Импалы. Он ожидает, что Сэм положит брата на сиденье, а сам сядет за руль, но тот, так и не выпустив Дина из рук, осторожно забирается в салон и остается там. Сингер захлопывает дверь, тяжело вздыхает и, обойдя машину, садится на водительское кресло. За своей он вернется позже, сейчас это совсем неважно.
Бросив взгляд на зеркало заднего вида, Бобби заводит Импалу.
Они едут уже около получаса, но за это время не произнесено ни одного слова, даже шум двигателя не может заглушить мертвой тишины, царящей в машине. Сэм сидит абсолютно неподвижно, немигающим взглядом глядя на проносящиеся мимо деревья; голова Дина лежит на его коленях. И только руки, сжатые в кулаки, показывают, какая буря бушует сейчас в душе Сэма. Совершенно неосознанно он подтягивает брата повыше – так, чтобы подбородок касался его макушки, крепко обхватывает Дина, прижимая его к себе, и снова застывает. И лишь вздрагивает, когда первые капли дождя ударяют по стеклу.
Краем уха Сэм слышит, как Бобби разговаривает с кем-то по телефону: наверное, с каким-нибудь охотником, живущим неподалеку, у которого можно было бы остановиться перед тем, как… похоронить Дина. Когда Бобби, не оборачиваясь, сообщает, что ближайший знакомый ему охотник живет на окраине Понтиака, и им придется немного проехаться, Сэм никак не реагирует. Но когда узнает, что дом будет пустовать, вздыхает с облегчением. Сейчас он просто не вынесет слов соболезнования и взглядов, полных жалости…
Он не двигается все те часы, что они едут, до тех пор, пока Импала не въезжает во двор и не хлопает дверь машины. После этого Сэм словно просыпается, выходя из транса. И замечает, что на небе уже восходит солнце. Бобби открывает заднюю дверь и протягивает руки, взглядом предлагая Сэму отдать ему Дина. Тот молча качает головой и осторожно вылезает из машины.
Зайдя в дом, Сэм кладет Дина на диван, а Бобби приносит простынь и накрывает им тело старшего Винчестера.
― Сэм, ― зовет охотник, заметив, что Сэм снова застыл каменным изваянием. Медленно – слишком медленно – тот моргает, показывая, что слушает.
― Пойдем со мной, сынок, ― кивает Бобби в сторону двери на кухню. Он просто не может больше находиться в этой комнате и мечтает поскорей увести отсюда Сэма.
Младший Винчестер отстутствующим взглядом смотрит на него, словно не соображая, чего тот от него хочет. Кажется, что тут осталась только оболочка, а сам Сэм сейчас где-то далеко.
― Черт подери! ― рычит Бобби и, сделав шаг вперед, хватает Сэма за локоть и тащит из комнаты. ― Сэм!
Тот не оказывает никакого сопротивления, когда его насильно уводят на кухню.
― Черт, Сэм, послушай же ты меня! ― орет Бобби, надеясь добиться хоть какой-то реакции. Ему становится страшно. ― Я понимаю, каково тебе сейчас, но…
― Нет, ― тихо шепчет Сэм; его взгляд наконец становится более осмысленным. ― Нет. Ты ничего не понимаешь. И не сможешь понять.
У Бобби появляется ощущение, будто ему засунули в рот невидимый кляп, слова застревают поперек глотки, мешая дышать. Сэм выглядит неестественно спокойным, произнося это, но от его еле слышного голоса веет таким жутким холодом, что Сингер ежится.
― Я… ― Бобби всеми силами старается собраться с мыслями. Он понимает, что сейчас Сэм напоминает собой бомбу замедленного действия, и стоит сделать малейшую осечку – все полетит к чертям. Но также он знает, что если боль ненадолго заглушить, она станет еще невыносимей, когда почувствуешь ее вновь. [1] И ему нужно уберечь Сэма от этого.
― Может, и не понимаю. Но мне тоже больно, Сэм. Дин был дорог не только тебе. Я знаю, тебе сейчас кажется, что никогда ничего не наладится, что все навсегда разрушено, и ты никогда не сможешь свыкнуться с мыслью, что Дин… мертв, ― он чувствует, как боль нарастает, подпитываясь воспоминаниями о давнишних событиях. ― Но… время и жизнь не стоят на месте, и когда-нибудь все образуется, пусть и не сразу. Прошлое бывает слишком тяжелым для того, чтобы повсюду таскать его за собой. Иногда о нем стоит забыть ради будущего. [2] Дин не хотел бы, чтобы ты замкнулся в себе и отказался от жизни!
― Не надо. ― Это уже произносится с тихой яростью, смешанной с болью. ― Не смей говорить мне, чего бы хотел Дин. Я не хуже других знаю сказочку о том, что время лечит, ― глаза Сэма горят злобой. ― Оно не бьет, а убивает. Поболит – и пройдет, да? Не нужно мне вообще ничего говорить, ясно? Твои гребаные слова ничего не изменят и не исправят!
Последние слова Сэм кричит Бобби в лицо, задыхаясь от раздирающих его чувств. Может, сейчас он ведет себя, как истеричка, несет глупости, которые сам раньше презирал и в которые не верил, но по-другому не получается. Адская боль терзает каждую клеточку его тела – эта боль в сотни раз страшнее физических страданий, которые когда-либо испытывал Сэм. В этот момент он предпочел бы пулю или нож в грудь – что угодно, лишь бы хоть как-то заглушить… все это.
Когда погибла Джесс, Сэм думал, что страшнее с ним уже ничего не может произойти. Когда умер отец, Сэм был уверен, что в мире уже не осталось мук, сильнее тех, которые он испытывал, глядя, как пламя костра пожирает тело Джона. А теперь, когда не стало старшего брата, Сэм понимает, что все действительно закончилось. Навсегда. И если тогда был хоть какой-то просвет, какая-то ниточка, связывающая его с жизнью, то теперь не осталось ничего.
Просто та самая ниточка сегодня оборвалась.
И Сэм не знает, за что ему теперь цепляться. Да, он понимает, что Бобби будет рядом, всегда готовый подставить свое плечо, но… Теперь всегда будет это чертово «но».
Бобби судорожно вздыхает, смиряясь с поражением. Он поговорит с Сэмом – но позже, когда его боль немного утихнет. Но перед этим он должен сделать то, что может сломить Сэма окончательно. И от этого никуда не уйти.
― Сэм, нам нужно… ― он молчит, пытаясь подобрать нужные слова, но они, как назло, куда-то пропадают.
― Нет, ― в один миг к Сэму возвращаются решительность и неприступность, вся его охотничья сущность. Он словно становится еще выше ростом, будто превращается в прочную стену – ту преграду, что помешает каждому, кто посмеет приблизиться к Дину. ― Нет, Бобби. Мы не станем сжигать его тело.
― Сэм, ― как можно мягче начинает Бобби. ― Ты же знаешь, что…
― Нет, я сказал, ― сквозь стиснутые зубы отрезает тот. ― Я тебе не позволю этого сделать.
― И что тогда? ― старый охотник в который раз сдается, понимая, что Сэма ему не переубедить.
― Мы похороним Дина, ― Сэм проглатывает тяжелый комок, вставший поперек горла. ― Потому что ему понадобится тело, когда я верну его…
Эти слова он произносит чуть слышным шепотом, но Бобби все равно слышит. Он вздрагивает, и по его спине пробегает неприятный холодок.
― Сэм, ты… ― говорит он угрожающим тоном, но тот разворачивается и выходит из кухни, ставя точку в разговоре.
«Что ж. Мы еще поговорим об этом, ― Бобби подходит к шкафу и достает оттуда бутылку виски. ― Больше не будет никаких сделок».
* * *
Сэм и сам не заметил, как заснул. Он и не думал, что сможет это сделать, но солнце, сияющее высоко в небе, доказывает, что с момента разговора с Бобби, прошло, как минимум, часа четыре.
Он ушел тогда из кухни в библиотеку, понимая, что больше не выдержит ни секунды, ни одного слова о старшем брате. Сэм знает, что Бобби не оставит его в покое, пока не выяснит, что у него на уме. Но Сэму совершенно плевать. Он не имеет понятия, какие оправдания придумает, не знает, что будет делать. Но в одном он уверен точно. Он сделает все возможное и невозможное, но вытащит Дина из Ада. Даже если для этого придется отдать свою жизнь, Сэм сделает это, но старшего брата вернет. Чего бы это ему ни стоило.
Вот только боль от этого понимания меньше не становится.
Сэм отводит взгляд, не в силах смотреть на укрытое тело Дина, и выходит из комнаты. В доме царит тишина, которую ничем невозможно заполнить. Именно Дин был тем, кто создавал особую живую атмосферу; его энергия хлестала через край, и Сэм частенько мечтал перекрыть этот сумасшедший фонтан.
Сейчас же он больше всего хочет обратного. Хочет, чтобы Дин был здесь, мельтешил перед глазами, мурлыкал себе под нос песни Металлики – а порой и орал их во весь голос, подкалывал его и трепал ему нервы… Все то, что когда-то раздражало Сэма, теперь стало необходимо как воздух.
Что имеем, не храним, а потерявши, плачем, верно?
Конечно, нет.
Он просто хочет, чтобы брат был жив.
Сэм чувствует, что снова задыхается от нахлынувшей боли, и выскакивает на улицу. Внезапный порыв ветра приводит его в чувство. Запрокинув голову и закрыв глаза, Сэм подставляет лицо теплым лучам солнца, пытаясь освободить измученный рассудок от ужасных мыслей.
Где-то совсем близко раздается громкий стук. Сэм вздрагивает и направляется искать источник звука. Оказывается, звук доносится из гаража Бобби. Сэм подходит к двери и заглядывает внутрь. Бобби стоит к нему спиной, стучит молотком по каким-то доскам, не замечая его.
― Что ты… ― начинает Винчестер, но давится словами.
Бобби резко поворачивается и чуть испуганно смотрит на вошедшего.
Сэм задыхается.
И мир взрывается миллионами осколков.
Гроб. Перед Бобби лежит обыкновенный, немного неказистый, деревянный гроб. Сэм совершенно неосознанно начинает пятиться назад, не отрывая взгляда от этого длинного ящика, который… который…
Сэм, издав то ли рык, то ли сдавленный стон, поворачивается и почти бегом кидается прочь. Бобби хочет пойти следом, но понимает, что сейчас он ничем не сможет помочь. Поэтому он продолжает работу, и с каждым ударом молотка что-то острое вонзается не только в крышку гроба, но и в его сердце.
― ЧЕРТ! ― со злостью ревет он и сильно бьет по доске молотком.
На месте удара появляется неглубокая вмятина.
А сердце старого охотника вновь дает кровоточащую трещину.
В то время как у Сэма теперь там огромная зияющая дыра.
* * *
Сэм сбегает, чтобы только не слышать этот невыносимо громкий стук, который рвет его на части. Он совсем забыл о том, что Дину понадобится… Сэм сжимает кулаки и прикусывает губу, не замечая тонкой красной струйки, стекающей по подбородку.
Вид гроба заставляет его окончательно принять страшную истину, которая до этого никак не укладывалась в его голове – которую он всеми силами старался отогнать от себя.
Но она все же настигает его, шанса спастись у него не было с самого начала.
Он больше никогда не проснется утром от бодрого крика «Подъе-е-ем!» или пропетого фальшивым голосом куплета осточертевшей ему песни Металлики: «Мы близко друг к другу независимо от расстояния, эти слова не могли бы быть более искренними. Наше доверие друг к другу вечно, а остальное неважно!» [3]
Он никогда не услышит такое, порой по-детски обиженное «А почему ты не купил пирог?» и не сможет над этим посмеяться.
И некому будет отвечать, что он не Сэмми, а Сэм, хотя в глубине души он давно уже не против такого обращения.
Просто без брата все никогда не будет так, как прежде.
Дин ушел от него. И больше никогда не вернется.
* * *
С того момента Сэм произносит только одно слово: «когда». Он предоставляет решать это Бобби, а сам весь день сидит у тела Дина, лишь изредка выходя из комнаты. Получив ответ «С наступлением ночи», Сэм лишь кивает и снова возвращается к брату.
Он не едет с Бобби копать могилу, а тот и не предлагает, понимая, что Сэм сейчас не в состоянии, да и оставить Дина не может.
Когда начинает темнеть, Сэм чувствует, что боль, которую он смог заглушить на некоторое время, снова возвращается.
Нужно сделать то, чего он так боялся. То, что этим может заняться Бобби, даже не обсуждается. Сэм сейчас напоминает собой сторожевую собаку, преданную своему хозяину, но которая разом превращается в злющего монстра, стоит кому-то подойти на расстояние, хоть немного превышающее допустимое.
Сэм осторожно поднимает тело Дина с дивана и несет в ванную комнату. Сердце колотится в груди, словно готовое выскочить в любой момент. Если бы Дин… был жив, он бы никогда допустил этого – это было бы для него слишком унизительно. Сэм знает, что будь Дин даже при смерти, истекающий кровью, он все равно ни на шаг не подпустил бы младшего брата к себе. Всегда привыкший никому не показывать своей боли и делать вид, что все в порядке. Но сейчас…
Сглотнув, Сэм принимается медленно снимать с Дина одежду, которая напоминает собой окровавленные лохмотья. Рубашка стараниями адского пса превратилась в драные лоскуты… Сэма передергивает. Он зажмуривается и пытается выбросить из головы образ Дина, катающегося по полу и кричащего, на котором каждую секунду появляются все новые и новые раны… и течет кровь, ее так много, что…
Сэм стискивает челюсти, не позволяя стону прорваться наружу. Наконец рубашка снята, и Сэм собирается взяться за джинсы, как вдруг взгляд натыкается на кулон Дина на черном шнурке, по-прежнему висящий на шее.
Подарок младшего брата на Рождество.
Винчестер на секунду закрывает глаза и судорожно вздыхает. Осторожно приподнимает голову брата и одной рукой снимает кулон. Голова неведомого божества медленно покачивается на шнурке, словно гипнотизируя его, захватывая мысли Сэма в плен и обрушивая на него воспоминания, которые теперь приносят боль.
Он больше не может притворяться и прятаться.
― Что же мне теперь делать, старший брат? ― шепчет он, сжимая кулон в кулаке. ― Что мне теперь делать…
Аккуратно, словно кулон сделан из хрусталя, Сэм надевает его себе на шею, теперь металл приятно холодит кожу на груди.
― Ну вот, Дин, ― криво усмехнувшись, тихо произносит он, ― теперь твоя частичка будет всегда со мной…
Горло сжимает тугой комок, и Сэм с трудом проглатывает его. Глаза начинают жечь подступившие слезы, которые он весь день долго и упорно запихивал обратно. Но отчаяние медленно завладевает им, и рано или поздно…
Тряхнув головой – как будто это могло прогнать мучительные мысли – Сэм продолжает освобождать брата от одежды и через несколько минут укладывает Дина в ванную с теплой водой.
Намылив губку, Сэм начинает осторожно протирать лицо брата. Руки, как назло, немилосердно дрожат, но он ни на секунду не прекращает своего дела, действуя аккуратно и по возможности нежно. Губка скользит вдоль носа, усыпанного веснушками, которые теперь почти не видны на бледной коже, перемещается на щеку, стирая брызги яркой крови…
Чем меньше крови остается на Дине, тем отчеливее Сэм ощущает, что ломается изнутри.
Когда очередь доходит до рук, Сэм надолго задумывается. Ему надо решить, как поступить с серебряным кольцом, которое Джон когда-то подарил старшему сыну на день рождения, и с которым тот никогда не расставался – как и с кулоном. Сэм готов забрать себе и кольцо, чтобы иметь при себе еще что-то, напоминающее о брате, но, поразмыслив, он решает, что кольцо должно быть похоронено вместе с Дином.
Дину хотелось бы, чтобы отец незримо присутствовал рядом с ним даже
там.
Сэма мутит, когда он начинает обмывать грудь: страшные раны, оставленные когтями адского пса, наводят ужас и мучительные воспоминания. Он осторожно протирает губкой неповрежденную кожу, стараясь не касаться ран, и вскоре на груди Дина не остается крови. Но Сэм предпочел бы, чтобы она снова там появилась – огромные следы когтей на бледной, почти белой коже смотрятся слишком жутко.
Когда он заканчивает, вода в ванной становится красной, а лицо Сэма – мокрым от слез.
Сэм вытирает тело Дина полотенцем и, завернув в покрывало, переносит в комнату, где снова кладет на диван. Остается только переодеть старшего брата и тогда…
Он раздраженно проводит ладонью по лицу, стирая соленые капли, и идет к Импале за вещами.
* * *
Руки опять дрожат, когда он выносит Дина из дома и укладывает на заднее сиденье Импалы. Сэм снова не позволяет Бобби даже притронуться к Дину, только на этот раз он решает вести машину сам. Бобби не противится этому, осознавая всю абсурдность споров.
― Я за лопатами, ― тихо произносит он и, немного помедлив, уходит. Винчестер какое-то время смотрит ему вслед, а затем закрывает заднюю дверь и, обогнув капот, подходит к двери водителя.
Забравшись в салон Импалы, Сэм замирает, физически ощущая, что теперь в машине стало все словно по-другому. Импала всегда будет машиной Дина, всю жизнь, у Сэма никогда не повернется язык назвать ее своей. Только старший брат имел право ласково звать ее Деткой, поэтому Импала… навечно останется его девочкой. Но с этого момента водительское сиденье всегда будет занимать Сэм.
И он не знает, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к тому, что Дин теперь никогда не сядет за руль, не врубит свой любимый рок на полную громкость… Сможет ли избавиться от ощущения, что на пассажирском сидении, которое обычно занимал он сам, сейчас сидит Дин и с укором смотрит на младшего брата, словно пытаясь сказать: «Не вздумай угробить мою Детку!»
Поэтому Сэм должен срочно что-то изменить, иначе брат станет незримо преследовать его в машине. Старший брат окажется всюду, и в то же время его не будет нигде.
Сэм протягивает руку к магнитоле и вытаскивает оттуда кассету. Из горла вырывается судорожный всхлип, перед глазами мелькают воспоминания вчерашнего дня, хотя кажется, что это было несколько веков назад. Внезапно появляется жгучее желание выкинуть эту кассету куда-нибудь подальше, сломать ее, затоптать, сжечь, лишь бы уничтожить память о том моменте, который она в себе хранит, и который причиняет теперь Сэму ужасную боль. И в то же время… она хранит в себе память о Дине, и он просто не может…
Сэм сглатывает и начинает искать подкассетник в коробке с остальными кассетами. Через пару минут поисков ему удается выудить пластиковую коробочку с надписью «Bon Jovi». Он открывает ее, собираясь запихнуть в нее кассету и спрятать подальше, но вдруг обнаруживает внутри сложенный в несколько раз листок бумаги.
Дрожащими руками развернув записку, Сэм тупо смотрит на строчки, написанные почерком Дина. В груди что-то обрывается, будто кто-то разрезал еще одну струнку из тех, на которых он еще как-то удерживал свою боль.
Сэмми,
Подозреваю, что ты захочешь избавиться от всей моей музыки, а особенно – от этой кассеты. Для этого есть причины, ты и сам прекрасно все понимаешь. Ведь ты, «когда остаешься один, только и делаешь, что думаешь». [4] Признаюсь, это всегда меня пугало, а теперь… В общем, я разрешаю тебе сделать с Бон Джови все, что вздумается – потому что он крут только местами. ;) К тому же, ты наверняка считаешь его фуфлом. А остальные кассеты, если ты не оставишь их себе (тебе ведь до чертиков надоела Металлика, верно?), отдай Бобби – пусть пылятся у него. Просто… мне так будет легче. Так я буду знать, что осталось хоть что-то напоминающее обо мне. И пусть это только Импала и коробка с кассетами рок-групп.
И еще… Может, тебе кажется сейчас, что я прошу невозможного, но не раскисай, братишка, держи хвост трубой. Все у тебя еще будет хорошо. Я обещаю. Я ведь многому научил тебя, правда? Поздравляю, Сэмми, теперь ты у нас первый охотник на планете! (Не знаю, к сожалению, как рисуется воинственный смайлик).
P.S. И прости меня за то, что ты никогда не услышишь, как смеются звезды.
Твой старший брат.
Сэм невидящим взглядом смотрит на строчки и комкает прощальное письмо Дина.
― Чертов ты ублюдок, ― еле слышно всхлипнув, с болью шепчет Сэм и трясущейся рукой запихивает скомканный листок в карман. ― И ты после этого еще смеешь… Не будет, Дин, понял? ― он смотрит в зеркало заднего вида, на завернутое тело брата на сиденье. Голос похож на шелест сухих листьев. ― Теперь никогда ничего не будет хорошо…
Сунув кассету в положенное ей место, Сэм сжимает руль и давит на педаль газа. Сейчас Винчестеру хочется лишь одного: выскочить из машины и бежать куда глаза глядят, лишь бы не видеть… не знать… не помнить.
Он хочет умереть.
― Нет, Дин, ― он не знает, с кем разговаривает: с самим собой или с мертвым братом – в любом случае это ненормально, но Сэму плевать. ― Я знаю: ты пытался, но все равно у тебя не получилось… Ты научил меня читать, кататься на велосипеде, завязывать шнурки и жарить яичницу, ― Сэм горько усмехается и тихо продолжает: ― Хоть отец и был рядом, это ты вырастил меня, чувак. Научил стрелять из пистолета, драться, вскрывать замки, водить машину… Но ты забыл научить меня самому главному, брат.
Сэм на мгновенье умолкает, вглядываясь в дорогу.
― Ты забыл… ― Винчестер сжимает руль так крепко, что белеют костяшки пальцев. ― Забыл научить меня, как мне жить без тебя. И теперь мне кажется, что все, что я знаю – зря, ― совсем тихо произносит он и снова молчит.
Несколько минут в машине царит тишина, но потом Сэм снова начинает говорить – он просто не может выдержать это безмолвие, которое невыносимо громко отдается в ушах.
― Знаешь, Дин, я такой идиот, ― он слабо улыбается, но в тот же миг улыбка сменяется гримасой боли. ― Прошло уже двадцать лет, а я все еще помню… Просто тогда это было слишком важно для меня. Я знаю, что ты… ― Сэму кажется, что в груди появился огромный кусок льда. ― Знаю, что ты не там, но… Мне будет проще считать, что ты живешь на какой-нибудь из этих звезд, ― он поднимает взгляд к ночному небу и ощущает, как что-то скользит по щеке, ― и теперь оттуда присматриваешь за мной. Можешь смеяться надо мной сколько угодно, но мне все еще нужно, чтобы ты приглядывал за мной. Ведь… в этом был весь ты, мой старший брат, а теперь я как никогда чувствую, что тебя нет.
Импала безостановочно катит по асфальту, но Сэм не видит дороги, хоть и смотрит прямо на нее.
― Ты обещал мне не улетать на ту звезду, и ты сдержал обещание. Хотя лучше бы… Просто остальные теперь тоже не будут смеяться… ― на этот раз совершенно бездумно бормочет Сэм, и воспоминания двадцатилетней давности против его воли мелькают перед его мысленным взором.
― Дин… ― зовет брата пятилетний Сэмми. Он лежит на кровати, укутанный одеялом, и с любопытством разглядывает Дина, сидящего рядом на той же кровати. Тот отрывается от созерцания пейзажа за окном. Только немногие могли бы заметить, что мальчик вовсе не любуется ночным небом, а как будто что-то выискивает.
― Что, Сэмми? ― он автоматически поправляет одеяло на брате.
― А прочитай мне еще раз про звезды… те, которые смеются.
Дин удивленно смотрит на Сэма, но, пожав плечами, принимается искать нужную страницу.
― «Ты посмотришь ночью на небо, а там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, - и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться».
Прочитав отрывок, Дин вопросительно поднимает брови, ожидая реакции младшего брата. Тот так не по-детски серьезно разглядывает лицо Дина, что тому даже становится немного не по себе.
― Дин… А я когда-нибудь услышу, как звезды смеются? ― во взгляде малыша читается такая отчаянная надежда, что Дин чувствует, как по непонятным причинам в горле образуется большой комок. Он с трудом сглатывает его и, прокашлявшись, спрашивает:
― А ты хочешь этого?
― Конечно, хочу! ― Сэм растягивает губки в мечтательной улыбке.
― Значит, услышишь, ― уверенно отвечает Дин, ничуть не сомневаясь в собственных словах. ― У тебя будут смеющиеся звезды, Сэмми, я тебе обещаю.
Старший брат улыбается и легонько щелкает младшего по носу. Тот со смехом фыркает.
― Только… ― вдруг в глазах Сэма появляются неподдельная тревога и страх, и Дин внутренне сжимается, напрягаясь. ― Чтобы я услышал, как смеются звезды, обязательно, чтобы ты жил на небе, Дин? Я не хочу, чтобы ты улетал от меня на звезду!
Дин расслабляется, с теплотой глядя на младшего братишку.
― Я никуда от тебя не улечу, Сэмми, ― он старается произнести это по-взрослому, так, чтобы это не прозвучало как глупость – а Дин их терпеть не может вместе со всякими сопливыми моментами, как он их зовет – но в голосе, помимо его желания, проскальзывает что-то еще.
― Правда-правда? ― видно, что Сэм все еще волнуется, как будто боится, что брат прямо сейчас возьмет и исчезнет. ― Если для этого надо, чтобы ты улетел, я лучше обойдусь без смеющихся звезд…
― Правда, дурачок, ― Дин говорит это с легкой насмешкой, но чувствует, как глаза начинает щипать, и быстро захлопывает книгу. ― А теперь давай спать… ― он мягко треплет Сэма по макушке, подтыкает одеяло, чтобы брат не замерз, и, пожелав спокойной ночи, перебирается на соседнюю кровать, стоящую сразу напротив.
― Ты полюбишь смотреть на звезды… ― тихо шепчет Дин и, вытерев лицо подушкой, отворачивается к стенке.
Резкий автомобильный гудок приводит Сэма в чувство и возвращает в реальность. За всеми воспоминаниями он и не замечает, как чуть не проезжает нужный поворот, но Бобби вовремя вытаскивает его из воспоминаний. Пожалуй, это было плохой идеей – ехать самому. Удивительно, что он вообще проехал без приключений.
Они останавливаются возле небольшого леса, в котором, как сказал Бобби, есть подходящая поляна, и где теперь будет могила Дина. Сэм словно на автомате выходит из машины и, открыв заднюю дверь, вытаскивает тело брата.
Он не слышит, как под ногами шуршит трава, как шумят густые кроны деревьев над головой: ему кажется, что кто-то отключил весь звук во всем мире.
Хотя в его мире уже давно стоит мертвая тишина.
Он несет Дина, а Бобби, следуя за ним, как-то умудряется тащить гроб, в котором находятся две лопаты и две прибитые друг к другу палки, изображающие крест.
Выйдя на поляну, они некоторое время смотрят на выкопанную могилу; у Сэма трясутся ноги, как будто от жуткой слабости.
Он не готов к тому, что сейчас произойдет. Дин не научил его.
Сэм наклоняется – медленно, словно небеса давят на него всей тяжестью, а он изо всех сил сопротивляется – и, разжимая руки, кладет Дина в гроб. Запечатлев в памяти образ старшего брата, он тихо говорит последнее «прощай», и тогда ему слышится, как из ниоткуда – а может, из глубин его души – раздается звук, похожий на звон разбившегося стекла.
Когда до него доходит, что он неотрывно смотрит на Бобби и видит на его щеках дорожки от слез, Сэм понимает, что окончательно проиграл.
Бобби что-то тихо шепчет, потом накрывает гроб крышкой, и в мертвой тишине раздается первый удар молотка. Сэм чувствует, что сейчас закричит, но он еще сознает, что этого делать нельзя. Только не сейчас. Поэтому он кричит молча.
Когда крышка гроба навсегда отрезает Дина от этого мира, и они, не говоря ни слова, даже не глядя друг на друга, принимаются осторожно опускать гроб в могилу, Сэм понимает, что остался один. Навсегда.
Первый комок земли с глухим стуком ударяется о дерево, и Сэм, не выдержав, падает на колени. А кто-то невидимый с насмешкой шепчет ему на ухо, что Дин больше не придет и не поможет ему подняться. Никогда.
* * *
― Ты никогда не любил сопливые моменты, Дин, ― Сэм в одиночестве стоит у свежей могилы, в изголовье которой вкопан деревянный крест. ― Но тебе придется меня выслушать в последний раз.
Ему вдруг приходит в голову, что брат не заслужил этой безымянной могилы на лесной, скрытой ото всех поляне… У него должен быть не деревянный, собственноручно сколоченный ящик, а изящный и красивый гроб; не кривой крест вместо памятника с эпитафией… Люди должны знать, что одного из защитников, самого преданного и самоотверженного, больше нет.
Но Сэм гонит прочь эти мысли, злясь на самого себя. Дин вообще не заслужил смерти. И так ли это важно, если он собирается вернуть брата обратно?
― Теперь ты никуда не денешься, ― тихо продолжает он, комкая в руке край рубашки. ― Должен же я напоследок испортить тебе нервы…
В тишине раздается чуть слышный всхлип, но Сэм подавляет рыдания. Сжав кулаки, он начинает заново.
― Я не буду долго мешать тебе… Я просто скажу то, что давно хотел, но не мог, ― Сэм набирает в грудь воздуха, словно перед прыжком в воду. ― Это все ты со своей неприступной стеной «мне все пофиг».
Сэм дал себе слово, что сможет сказать все спокойно, не закатывая истерики, что он выше этого, но с каждой секундой понимает: все катится к черту. Он задыхается, и ночной прохладный воздух не в силах спасти его от этого.
Он чувствует, как горит изнутри, чувствует, как корчится в агонии его душа, как стонет истерзанное сердце… В любой другой момент он бы посмеялся над этим, ведь так не бывает на самом-то деле.
Но это кажется таким реальным.
Оказывается, это
так больно – потерять родного брата…
― Помнишь, ты говорил мне когда-то, что заботиться обо мне – это твоя работа? ― Сэм, не в силах стоять, опускается на карточки рядом с могилой. ― Ты сам ее себе придумал, дурак… И для чего? Для того чтобы теперь я… ― он шумно сглатывает, и конец предложения застревает где-то в глотке. ― Ведь Лис остался без своего Маленького принца.
Ему самому становится смешно от сказанных слов, он негромко фыркает и улыбается краешком губ, что-то вспоминая.
― Да, пижон, я не забыл…
― Дин, прочитай мне сказку!
― Сэм, уже поздно, тебе пора спать.
― Я все равно не смогу сейчас уснуть, ― Сэм смотрит на Дина своим «щенячьим взглядом», ожидая, когда старший брат растает. Это у него всегда срабатывало.
― Сэм, если папа вернется и увидит, что ты не спишь, попадет нам обоим, ― Дин с непреклонным видом начинает укутывать брата в одеяло.
― Ди-и-ин! Ну пожалуйста… Ну, Дин!
Старший, понимая, что Сэм просто так не отстанет, закатывает глаза и, сдавшись, плетется за книгой со сказками. Сэм радостно за ним наблюдает, предвкушая новую интересную историю со счастливым концом.
Вздыхая, Дин садится на краешек кровати рядом с братом и, словно нехотя, открывает книгу. Хотя в глубине души ему нравятся эти моменты – когда он может вот так просто посидеть с Сэмми и забыть о страшном реальном мире.
― «Маленький принц», ― Дин проговаривает название сказки, замечая, как при этом загораются радостной надеждой глаза младшего братишки.
Он еле заметно улыбается и приступает к чтению.
Он любит читать сказки Сэму – в первую очередь из-за того, как тот их слушает. Кажется, что Сэм просто на это время переселяется в мир сказок – он смотрит на брата завороженно, как на что-то необыкновенное, но Дин знает: сейчас его младший брат находится в мире из доброй сказки… Он слушает очень внимательно, взгляд никогда не перестает гореть любопытством и интересом. Сэм никогда не перебивает, лишь порой, если становится совсем невтерпеж, задает Дину вопросы.
Сэм умеет слушать и понимать, а Дин – читать, так, чтобы слушающего это захватывало, и поэтому они оба довольны.
И сейчас младший брат, лишь иногда вздыхая или улыбаясь, внимательно слушает сказку про Маленького принца, который путешествует по разным планетам. Сэм мечтает когда-нибудь тоже полететь в космос и потрогать хотя бы одну звезду. А, может, и поселиться на ней…
― «… ― Я буду плакать о тебе, ― вздохнул Лис.
― Ты сам виноват, ― сказал Маленький принц. ― Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно; ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…
― Да, конечно, ― сказал Лис.
― Но ты будешь плакать!
― Да, конечно.
― Значит, тебе от этого плохо.
― Нет, ― возразил Лис, ― мне хорошо. Вспомни, что я говорил про золотые колосья.
Он умолк. Потом прибавил:
― Поди взгляни еще раз на розы. Ты поймешь, что твоя роза – единственная в мире. А когда вернешься, чтобы проститься со мной, я открою тебе один секрет. Это будет мой тебе подарок».
Дин останавливается на секунду, чтобы перевести дыхание, и кидает взгляд на Сэма. Тот лежит совершенно неподвижно – такое ощущение, будто он окаменел – и таким же остекленевшим взглядом смотрит на него.
― Сэмми? ― позвал брата Дин, и нотка тревоги прозвучала в его голосе. ― Все в порядке?
― Он улетит, да? ― шепчет Сэм, глядя в глаза страшему брату; кажется, что он вот-вот заплачет. ― И Лис будет плакать?
Сэм умеет слушать, как никто другой, но в то же время он так ярко чувствует каждое мгновение в сказке, что Дину иногда хочется вопить от отчаяния, потому что он не знает, что ответить. И становится ясно, как он сейчас ошибся. Его впечатлительный младший брат любит сказки только со счастливым концом, а в «Маленьком принце»… Дин и сам не может сказать точно. Что ж, он сам захотел.
―Маленький принц улетит, ― Дин улыбается, чтобы хоть как-то обнадежить братишку, ― но он всегда будет помнить своего Лиса, он никогда его не забудет. И Маленький принц будет незаметно подглядывать за своим другом, наблюдать за ним со своей звезды. И Лис не станет плакать, потому что будет знать, что где-то далеко Маленький принц смотрит на него и незримо поддерживает. Бывает так, Сэмми, что, если человек находится где-то далеко-далеко, это не значит, что он не может быть в то же время очень близко.
И Сэм понимает, понимает все. Улыбка вновь появляется на его губах, а в глазах – радость. А Дин в душе гордится своим таким умным младшим братом.
Наконец Дин доходит до отрывка, который, как он знал, не оставит Сэма равнодушным, а значит, на него снова посыпятся вопросы. И он оказывается прав.
― «…И Маленький принц возвратился к Лису.
― Прощай… ― сказал он.
― Прощай, ― сказал Лис. ― Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
― Самого главного глазами не увидишь, ― повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
― Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей все свои дни.
― Потому что я отдавал ей все свои дни… ― повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
― Люди забыли эту истину, ― сказал Лис, ― но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.
― Я в ответе за мою розу… ― повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить».
Дин замолкает, ожидая потока восклицаний от Сэма, но тот, как ни странно, молчит. Лишь смотрит так серьезно на него, и в его глазах на этот раз светится что-то иное – что Дин не может понять.
Через некоторое время он дочитывает сказку и закрывает книжку. Сэм по-прежнему хранит молчание, и Дин не хочет его тревожить: младший брат что-то обдумывает. Как всегда, впрочем.
Дин читает сказки, а Сэм по окончании выдает что-нибудь слишком серьезное, и Дин теряется, не находя ответа. И сейчас, как он догадывается, произойдет то же самое.
― Дин, ― говорит наконец Сэм.
― Что?
― Ты – Маленький принц, а я – твой Лис, правильно?
Дин, который и раньше слышал от брата поразительные высказывания, не знает, что ему делать: смеяться или ужасаться. То, что выдал Сэм сейчас, просто напрочь выбило его из колеи. Теперь он вообще не имеет понятия, что сказать.
― П-почему ты так решил? ― Но Дин также знает, что ответы в стиле «ты маленький, и тебя это не касается» с Сэмом не срабатывают. Ему всегда казалось, что Сэм в душе слишком взрослый.
― Ты же за меня в ответе, ― простодушно говорит Сэм и доверчиво глядит брату в глаза. ― Ты сам мне это все время говоришь, и папа тоже…
― Я не приручал тебя, ― Дин улыбается – потому, что не знает, что еще может сделать. Впервые его решительность куда-то пропадает.
― А я сам позволяю тебе меня приручить, ― отвечает Сэм и зачем-то маленькими пальчиками хватает брата за руку.
Дин ощущает, как грудь начинает распирать от странного чувства, поэтому торопливо говорит первое, что приходит в голову:
― Тогда ты, Сэмми, роза.
― Почему это я роза?! ― сразу вскидывается Сэм, вся взрослая серьезность мгновенно исчезает с его лица, появляется детская обида. ― Она слабая и глупая!
Дин в который раз поражается тому, насколько Сэм хорошо и точно все запоминает.[5]
― К тому же у нее только четыре шипа, ей больше нечем защищаться! А у меня есть, ― добавляет он гордо.
― Что же это, Сэмми? ― Дин улыбается: слишком уж забавно Сэм сейчас выглядит.
― Ты, ― просто отвечает тот.
И Дин чувствует, как внутри него что-то ломается, и это не больно, а скорее, наоборот. Он хочет что-то сказать, но вместо слов изо рта вырывается что-то непонятное. Поэтому он просто легонько проводит ладонью по макушке брата, но задерживает ее дольше необходимого, не обращая внимания на то, что рука немного дрожит.
― И где же ты теперь? ― спрашивает у пустоты Сэм, и боль все-таки прорывается наружу, решение говорить спокойно куда-то улетучивается. ― Где?! ― он кричит, и крик разрезает тишину, как нож – масло.
― Ты, ублюдок, как ты посмел решать за меня? ― Сэму кажется, что в него вонзаются острые шипы, но он не в силах остановить это мучение. ― Как ты посмел думать, что мне будет так легче? Какое право ты имел распоряжаться моей жизнью, Дин?!
Сэм падает на колени рядом с могилой и сжимает кулаки; ногти впиваются в ладони, и на коже остаются красные отметины. Слезы безостановочно текут по лицу: по щекам, по носу, по подбородку, но он не делает не малейшей попытки вытереть их.
Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать.[6]
― Гребаный эгоист, как ты мог так поступить?! Кто тебя просил это делать, кто тебе сказал, что так правильно? ― Сэму плевать, что он кричит – он все равно знает, что тот, кому предназначаются эти слова, его не услышит.
― Ты сделал это для того, чтобы
тебе было хорошо! ― он размазывает слезы по лицу вместе с грязью. ― Ты хотел, чтобы я жил, да? И смотри теперь, смотри!
Сэм орет зло, яростно, пытаясь выплеснуть весь свой гнев, всю свою боль и отчаяние. Но боль никуда не исчезает, она как будто издевается над ним, становясь еще сильнее.
― Ты хотел, чтобы я жил
так? Да пусть летит к черту тогда вся твоя забота, потому что я НЕ ХОЧУ ТАК ЖИТЬ, ты меня понял?! ― он поднимает голову и смотрит на небо, как будто безумно надеется, что Дин все же там, на той звезде, и сейчас он смотрит на него и слышит. А еще Сэм надеется, что брату так же больно сейчас, как и ему. ― Ты, чертов самовлюбленный эгоист, добился своего, да? Я не хочу жить без тебя!
Следующий крик напоминает вой раненого зверя, но Сэм не может – или не хочет – остановиться, потому что он должен выплеснуть свою боль из себя, хотя бы маленькую частичку – вдруг тогда станет немного легче…
― Конченый придурок… ― шипит он сквозь стиснутые зубы, глотая слезы. ― Ты никогда себя ни в грош не ставил… Как ты мог, черт тебя подери, КАК ТЫ МОГ? ― голос Сэма снова повышается. ― Ты свалил от меня в Ад и теперь доволен? А я должен жить с вечным чувством вины?! Да в гробу я видал такую жизнь! ― отчаянно вопит он, сам не замечая того, что с яростью молотит кулаками по бугру земли, под которым лежит его брат. ― Ты подумал о том… ― новый удар по земле, ― …каково мне будет жить, терзаясь гребаной виной… ― и еще один удар, ― …потому что ты, Дин, чего бы ты там мне не говорил и не доказывал, умер из-за меня! Ты продал свою душу из-за меня! Ты горишь сейчас в Аду из-за меня! Как отец поступил с тобой, так теперь и ты, да?
Сэм задыхается, как будто долго и безостановочно бежал, но это просто боль и злость раздирают его изнутри. Он в изнеможении замирает, пальцы машинально продолжают рвать траву на мелкие кусочки.
― Я должен был ночами не спать, думая, как тебя спасти, готовый пустить себе пулю в лоб от осознания того, что ты умрешь из-за МЕНЯ, что я потеряю тебя, а тебе было ХОРОШО! ― Сэм вспоминает давнишние слова Дина, и гнев еще сильнее вспыхивает в нем.
― Ненавижу тебя, поганый ублюдок, ненавижу! ― слезы снова текут, но на этот раз Сэм раздараженно их вытирает. ― НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ДИН, СЛЫШИШЬ?!
Он сидит на траве, раскачиваясь из стороны в сторону, как помешанный, судорожно всхлипывает и тихо бормочет только одно слово: ненавижу.
― Во что ты меня превратил? ― через несколько минут снова начинает шептать Сэм, когда ему удается немного успокоиться. ― Что мне теперь делать, Дин… ― Сэму становится стыдно за свою истерику. Слезы все еще блестят в его красных глазах, и ему кажется, как будто что-то внутри него оборвалось – только на этот раз это принесло не боль, а какое-то облегчение.
Как будто Дин где-то рядом. В одно безумное мгновение Сэму хочется быть просто обычным человеком, который не знает о всякой сверхъестественной мути; который не хочет думать о том, что существуют всякие монстры, считает привидения не жестокими убийцами, а просто душами ушедших людей… Он просто хочет все забыть и на один миг представить, что призрак старшего брата тут, стоит совсем близко, и безмолвно поддерживает, что легкий ветерок, коснувшийся его плеча – это рука Дина, такой привычный Сэму жест, всегда говорящий одно: «Я здесь, Сэм, я с тобой».
Он так сильно хочет поверить словам Дина.
Бывает так, Сэмми, что, если человек находится где-то далеко-далеко, это не значит, что он не может быть в то же время очень близко.
Слезы высыхают, дрожь прекращается, и Сэм начинает понемногу приходить в себя. Боль не ушла, нет – она уйдет очень нескоро, а может, и никогда – но как будто защелкнулся какой-то замок, перекрывая на некоторое время ей доступ, и становится легче дышать.
― Я люблю тебя, старший брат… ― его шепот слышит только ветер, пролетающий мимо. ― И никогда не забуду то, что ты для меня делал, просто не смогу. Но ты… ты…
Сэм замолкает, зажмурившись, и сжимает зубы. Боль от потери превращается в слепящую искорку – последнюю – которая мелькает перед глазами и гаснет. Сэм знает, что это не навсегда, быть может, она покажется совсем скоро – за хрупкой стеной, которая скрывает все, что творится в его душе.
Теперь никто не сможет читать его мысли по глазам. Он больше никому не позволит.
Сэм резко встает с земли и быстро уходит прочь, не оборачиваясь. Но сделав несколько шагов, останавливается и возвращается.
― Ты теперь в своем Аду, а я в своем, ― тихо говорит Сэм, глядя на могилу. ― И я не знаю, какой Ад страшнее. Может быть, сейчас где-то далеко внизу ты молишь меня о том же. Но… Я, как в детстве, прошу тебя – хотя и понимаю, что теперь это невозможно: помоги мне, как и всегда. Вытащи меня из Ада, Дин… Просто вернись.
Несколько секунд постояв на месте, словно ожидая чего-то, Сэм разворачивается и медленно идет в сторону Импалы. Он бредет, опустив голову и глядя под ноги, поэтому не видит, как прямо перед ним, только высоко-высоко в небе, несколько раз мигнув, навсегда гаснет одна яркая звезда.
___________________________________________
[1] Цитата не моя, она принадлежит Альбусу Дамблдору – герою книг о Гарри Поттер Дж. К. Роулинг
[2] Немного переделанное выражение, принадлежащее самой Джоан Роулинг.
[3] Имеется в виду песня «Nothing else matters». Перевод не мой.
[4]
«А когда остаешься один, только и делаешь, что думаешь» - строчка из песни «Wanted dead or alive» Бон Джови. Думаю, все знают, что именно ее пели в Импале братья перед смертью Дина, и именно про кассету с этой песней говорится в фике.
[5] Имеется в виду отрывок из «Маленького принца»:
« ― Знаешь… моя роза… я за нее в ответе. А она такая слабая! И такая простодушная. У нее только и есть что четыре жалких шипа, больше ей незачем защищаться от мира».
[6] Фраза так же принадлежит Антуану Экзюпери.
Ссылки на коллажи фанфика, сделанные бетой, можно посмотреть здесь:
http://s019.radikal.ru/i623/1206/cb/a3df5e1877f0.jpg
http://i061.radikal.ru/1206/c1/038d4723a2d7.jpg
http://s014.radikal.ru/i329/1206/9d/775c2e72444b.jpg
http://s019.radikal.ru/i638/1206/ba/8f75884fbdc2.jpg
