Грань

Глава 1

Я выжил. Эта мысль водопадом разноцветных искр взорвалась в воспаленном мозгу. Я вы-жил. Выжил? Выжил! ВЫЖИЛ!

Моя душа заходилась воплями, но из плотно сомкнутых губ не вырывалось ни звука. Я запрокинул голову и потерялся в небе, которое отражал зачарованный потолок - по нему плыли пористые, подсвеченные занимающимся рассветом облака - они были похожи на клубничный йогурт. Разбитые губы жадно глотали воздух, пропитанный пылью и тошнотворным запахом крови. Хотелось бежать - так быстро, как только смогу, но вместо этого я тонул.

Заплаканные глаза, растрепанные волосы, тонкие пальцы с неровно остриженными ногтями. Снова эта привычка - и такой детский способ её скрыть.

Гермиона всегда грызет ногти, когда волнуется. Иногда она сгрызает их до крови - мне нравится смазывать кончики её пальцев бадьяном, мягко журя за очередной срыв. А когда уходит Рон, вся её жизнь превращается в один сплошной срыв.

Я дико ревную - и дико скучаю по другу. Разрываться между двумя самыми дорогими мне людьми невыносимо, но процесс необратим - я полюбил Гермиону Грейнджер. Да и как её можно не полюбить - такую хрупкую, но старающуюся казаться сильной, чуть неуклюжую, но невероятно изящную, совсем не чувственную, но очень цельную?

Наши губы соприкасаются...

- Гарри Поттер! - взревел зал. - Гарри Поттер победил Волдеморта!

- Джинни?

Джинни - набатом отдается у меня в ушах. Джинни - выбивает дождь по крыше палатки над головой. Джинни - поет ручей где-то в лесу. Джинни ждет меня, а я с содроганием жду момента, когда Рон снова будет с нами и я стану не нужен Гермионе.

- Джинни? - я не слышу, что она говорит - читаю по губам.

- Прости, - убираю руки с её плеч, избегая смотреть в любимые глаза, отворачиваюсь и произношу, стараясь, чтобы голос прозвучал как ни в чем не бывало: - Моя очередь дежурить. Дай мне свою палочку, Гермиона.

Срыв. Её имя обжигает горло, губы и вырывается на свободу сгустком пламени - это горит моя душа. Гер-р-рмиона. Выскакиваю на улицу, рывками глотая морозный воздух - по легким будто бритвой полоснули, но в груди по-прежнему пылает пожар. Любовь, сказал бы Дамблдор. Ты, наверно, заболел, друг, сказал бы Рон. Температуры нет, сказала бы Гермиона, касаясь своей маленькой прохладной ладонью моего лба. А сердце забилось бы, как птица, угодившая в силки, от этого невинного прикосновения.

Её рука ложится на мое плечо. Оборачиваюсь - в больших карих глазах нет осуждения, лишь бесконечное понимание.

В больших карих глазах нет любви, лишь бесконечная жалость. Осознание этого приходится ударом в солнечное сплетение - и во всем мире не остается кислорода...

- Мальчик, Который Выжил! - ликовали люди, превознося обыкновенную случайность до небес.

- Ты это сделал, - ликовал Рон, хватая меня в свои медвежьи объятья - да так, что хрустнули ребра.

Я поймал на себе взгляд Гермионы - на её губах застыла неестественная, будто приклеенная улыбка, когда глаза плакали без слез.

- Ты худшая задница, Рон Уизли, - вопит Гермиона, кидая в него все, что попадается ей под руку. - Как ты мог? - кричит она, гнев вот-вот перельется через край и затопит маленькую палатку. Но я вижу её глаза - и её слезы. На самом деле, она рада.

В горле растет огромный ком, который я не в силах проглотить.

- Отдай мою палочку, Гарри, - говорит Гермиона обманчиво спокойным тоном и уже через миг визжит, как разъяренная вейла: - Отдай мне мою палочку, Гарри Поттер!

Прячу руки с зажатой в них волшебной палочкой за спину, ловлю короткий благодарный взгляд Рона и негодующий - Гермионы. Она вдруг замирает и съеживается, становится совсем маленькой. Рон смотрит на неё с опаской, точно спрашивает - буря миновала? Я знаю точно - да.

Проходит совсем немного времени - а она уже позволяет ему держать себя за руку. Словно и не было долгих нескольких недель его отсутствия, словно и не было её неровно остриженных ногтей.

Сижу под деревом, уткнувшись носом в какую-то книгу - слова скользят мимо меня, но я упорно продолжаю делать вид, что увлечен чтением. Потому наверно, что слышу за спиной её легкую поступь и чувствую едва уловимый запах ванили.

- Я сменю тебя, Гарри, иди в палатку - тут слишком холодно.

Протягивает руку, чтобы забрать у меня плед и свою палочку, с которой я все никак не могу расстаться - она хранит тепло Гермиониных прикосновений. Я ловко перехватываю её запястье и быстро его целую - под губами пульсирует тонкая голубая вена. Гермиона обескуражена, но я уже отпускаю хрупкое запястье и ухожу в палатку.

Губы горят от прикосновения к её коже, спина горит от её сочувствующего взгляда, устремленного мне вслед...

- Гарри, ты просто молодец, - черные глаза-жуки Хагрида заговорщически поблескивали, его бровь была рассечена, а на лбу красовалась огромная шишка. - Твои мама с папой гордились бы тобой!

- Браво, Поттер, - бросила МакГонагалл через плечо, проходя мимо.

Меня трясли, тормошили, обнимали, пожимали мне руку... Волшебники, лиц и имен которых я так и не запомнил. Перед моими глазами стояло лишь одно лицо - бледное усталое лицо с большими карими глазами.

- Последний крестраж в Хогвартсе! Я так и знал!

- Гарри, нам нужен план, мы не можем...

- К черту план! Когда мы проникали в Министерство, у нас тоже был план и куда он привел? - раздраженно обрываю Гермиону на полуслове, в её глазах обида и непонимание, но мне уже все равно. Пустое и замерзшее сердце ничего не чувствует.

- Мы пойдем, - решительно заявляет Рон, пристально смотрит на Гермиону, и через несколько мгновений она кивает. Сдается.

Она держит Рона за руку - почти постоянно. "Мы можем умереть еще до рассвета, - говорит её взгляд, - я хочу насладиться последними мгновениями".

- Нам нужно вывести домовиков из замка, - серьезно говорит Рон в какой-то момент, - они не должны умирать.

После этих слов она смотрит на него по-иному, я уже знаю, что произойдет в следующее мгновение - но не успеваю отвернуться.

Сердце разлетается на миллион осколков, застарелые рубцы вновь вскрываются и начинают кровоточить, едва поутихнувшая боль возвращается и запускает свои острые зубы в мою истерзанную душу.

- Как будто меня тут вообще нет, - произносят онемевшие губы, точно повинуясь воле совершенно другого человека, живущего внутри меня. Это сказал Гарри, который любит Джинни. Это сказал Гарри, для которого Гермиона - свой парень.

- Мы ведь на войне, забыли? - раздражение рвется наружу - и на этот раз мое. Они смущенно отстраняются друг от друга, но рук не размыкают. Их сплетенные пальцы теперь -одно целое. Мне в этом новом мире, родившемся так внезапно и забравшим с собой двух самых дорогих мне людей, места нет.

Мы куда-то бежим, выкрикиваем какие-то заклинания и вдруг оказываемся в Большом зале. Холодный голос Волдеморта, кажется, идет от стен, раздается отовсюду.

- У тебя есть время до полуночи, Поттер.

- Ты не пойдешь, Гарри, - голос Гермионы срывается от волнения, Рон напряженно сжимает кулаки. - Не пойдешь, - она упрямо выпячивает подбородок.

- Я скоро вернусь, - обещание повисает в воздухе - никто не поверит в такую жалкую ложь. Но мне все равно.

Мантия-неведимка зажата в руке, выхожу в коридор - там никого нет, все собрались в Большом зале и оплакивают жертвы, которых не было бы, сдайся я чуть раньше.

Слышу гулкие шаги, эхом отдающиеся от каменных стен, а потом знакомые ладони оказываются у меня на плечах и разворачивают к себе. Её лицо так близко от моего, что я могу разглядеть каждую веснушку на вздернутом носу.

- Не ходи, слышишь? - лихорадочно шепчут бескровные губы, я, как завороженный, смотрю ей в глаза. За её спиной стоит Рон – только это мешает мне сделать еще один шаг. Вместо этого я отступаю.

- Я вернусь, обещаю, - отстраняю её, почти отталкиваю, она оборачивается, проследив за моим взглядом, но не говорит ни слова. Ей не удастся меня остановить – она уже поняла это.

Пора уходить - до полуночи осталось всего ничего. Перед тем, как свернуть за угол, оборачиваюсь - Гермиона берет Рона за руку, и они вместе идут в Большой зал. А я иду умирать. Теперь я готов.

- Гарри! - Гермиона повисла на моей шее, едва не сбив с ног. Конечно, она не могла видеть, как побелели губы у Рона, но я-то видел. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось быстро-быстро, как набирающий скорость Хогвартс-экспресс. Это была грань - я мог потерять их обоих, но не хотел терять больше никого в своей жизни. Никогда.

- Мне нужно побыть одному, - я выпутался из её объятий, коротко взглянул в сторону порхнувшей к нам Джинни - даже сейчас, после такой ожесточенной битвы, она оставалась эфемерно прекрасной, но это больше не трогало меня, - и быстрым шагом пошел прочь.

- Но ведь все хорошо, верно? - неуверенный голос Гермионы догнал меня в спину, почти оглушая. - Все закончилось?

Горькая, чужая усмешка исказила губы. Рваное, задиристое, честное "Нет!" рвалось с языка... Я ответил:

- Да.

Я никогда не позволю себе переступить грань.