Глава 1Поэты говорят, что мир спасётся любовью,
Но нам с тобой иной пример известен пока:
Мир, залитый кровью, сожжённый войною...
("Последнее испытание")
"Война никогда не меняется", говорили они. Кто - они, Доктор не помнил, но то была вина не его непогрешимой памяти, а скорее, принадлежности горьких истин одновременно всем и никому в отдельности.
Эту память, эти истины, эту войну он успел проклясть бесчетное количество раз.
Ещё говорили (на Земле, вот теперь он знал точно), что дольше всех живёт тот, кто оставил больший след в истории. Согласно чему он обречён был жить вечно. Почти как звезда, которая рано или поздно вспыхнет, остынет и исчезнет, но свет её ещё долгие миллениумы будет нестись сквозь время и пространство, как если бы она до сих пор горела и дарила замечтавшимся наблюдателям чудесные мгновения.
Он всё чаще чувствовал себя именно такой умирающей звездой, притом несчастливой, если кому-то она и могла указать путь. Астрологи-дилетанты, когда замечали подобное в прогнозе, любили делать драматические жесты и восклицания, достойные плохих актёров и хороших вымогателей денежных средств.
Даже сейчас вспоминать Землю - что за привязчивая привычка, лишняя, когда надо думать о своей планете, своей расе? Доктор давно восхищался способностью землян радоваться мелочам, незаметным для высших существ, ошибаться, надеяться, не задумываться ни о последствиях, ни о причинах. Просто потому, что мгновения в несколько десятилетий и так слишком мало, чтобы жить вполсилы. Этим они были близки ему и непонятны большинству других разумных цивилизаций. Неудивительно, что собственная признала его если не беглецом и предателем, то по меньшей мере неисправимым чудаком.
А война никогда не менялась... ничто не менялось. Он устал. В этом пришлось быть с собой честным.
Разумнее было никуда надолго не отлучаться: подкрепления ждать больше неоткуда, бежать - второй раз непростительно... Да и ТАРДИС в тот роковой день работала с сильными помехами, словно заразившись настроением хозяина.
- Рассилон думает, что может решать за всех. - пожаловался тот зеркалу, как обычно, вслух. - Как всегда.
Отражение качнуло в такт движениям тёмно-карамельными локонами и застегнуло верхнюю пуговицу жилета. Обрезать такие волосы казалось немыслимым кощунством. Шея с точёным адамовым яблоком была создана для шёлковых галстуков, а не пеньковых по приговору трибунала. Да и в руках звёздного странника куда легче было представить, например, музыкальный инструмент, чем оружие. Доктор был рыцарем, послом, защитником - но не воином. Внешность, впрочем, имела свойство бывать обманчивой, иначе вовсе нечем было бы оправдать громкие прозвища Разрушителя Миров и Грядущего Шторма.
Не слишком-то он рвался их оправдывать.
В твоих мыслях он живёт,
Среди мёртвых часа ждёт,
В судный день Загрей придёт
И съест тебя во сне...
Вот ведь привязчивый напев... Ну а кто из нас не бормотал первую вспомнившуюся мелодию, поддавшись волнению и пытаясь убедить себя, что всё в относительном порядке, несмотря на плохие предчувствия?
Небеса спалит Загрей,
Нет на свете твари злей.
Паутину всех времён
Расплетёт когтями он.
Галлифрейский фольклор, старая народная колыбельная. Чёрт знает, с чего вспомнилась. Что было - то было, прошло... "Посмотреть бы в глаза тому, кто первый придумал петь это детям, пусть даже маленьким Повелителям Времени." - грустно усмехнулся Восьмой. - "Может, и не вырастали бы такими... конфликтными."
Хотелось верить, что в случае плачевного исхода войны для Таймлордов от них осталась хотя бы самобытная культура.
...Небеса и вправду как будто горели. До сих пор он считал это не более чем метафорой. Но во время наступления совсем не до поэзии.
Металлические отрывистые команды далеков, их безликое однообразие - уже одно это нагнетало безысходность. Безмерная гордыня галлифрейцев, возомнивших себя чуть ли не богами Вселенной - нагоняло невольный стыд.
Мерещилась в пыли Сьюзан, с которой им после стольких регенераций больше никогда не суждено было узнать друг друга, и Романа, белой птицей летящая в эпицентр хаоса.
Тысяча мыслей и ни одной секунды их обдумать.
Смерть, агония, вспышки света. Неправильно, глупо, тщетно. Мелкие сожаления - острыми осколками, участившийся стук обеих сердец - обратным отсчётом, дыхание - бьющимся в стекло мотыльком с единственным стремлением преодолеть невидимую преграду и броситься в трепещущее пламя. Самоубийство? Как сказать. Мифические фениксы сгорают, чтобы возродиться, и в этом закон гармонии. Но иной раз им приходится смести с собой всё окружающее, опасно раскрутившее винт вселенских весов.
Вот, он в твоих руках - образно, конечно. Выдернешь ли, нарушая хрупкий каркас мироздания, но чтобы спасти самое дорогое? Разобьёшь ли две противоположные чаши, чтобы бесплодная и разрушительная война перестала колебать первозданное равновесие? Сможешь ли?..
Ударная волна оглушила надолго. Насколько именно, неизвестно: время перестало иметь значение. Концентрация разрушительной силы Оком Гармонии сработала выше всяких ожиданий. Как и почти все его одновременно безумные и гениальные идеи.
"Смог бы я принять на себя такую ответственность, если б остался жив?" - гадал Доктор, пока в ушах затихал предательский звон и возвращалось сознание. Иллюзия тишины была тревожно правдоподобной. - "Вряд ли. Невыносимо... Скорей бы всё закончилось."
Сухая земля отдавала лёгким жаром под ладонью. Он уже успел забыть, какова та наощупь, а ведь в детстве так любил лежать на рыжевато-алой траве... Сейчас она, выжженная, если и была алой, то только от крови.
И усталое изнеможение вместо боли. По иронии, похожее больше всего на вынужденный ранний подъём, когда никакой солнечный луч не способен перебороть сладкую тягу погрузиться обратно в забвение и небытие.
"Скоро. Уже скоро." Не жаль умирать, прожив столько лет. Не жаль умирать, погубив столько ослеплённых противостоянием кровных братьев и кровных врагов.
Жаждет он конца миров,
Остальное - лжи покров...
Кто бы спел последнюю колыбельную... Никого не осталось.
Регенерацию трудно спутать с предсмертными судорогами. Обострённое до предела, а не угасающее сознание, и агония в сотни раз больше. Колесо Сансары не переносит на следующий круг - перемалывает.
Но ничуть не менее сильная боль - осознания, разочарования, раскаяния - заставила проигравшего победителя заново зайтись в беззвучном крике, искажая обновлённое лицо - лицо бывалого воина. По-уставному короткие волосы вместо прежней шевелюры, грубоватые черты... Девятый обрывисто ловил воздух, которого вдруг стало ничтожно мало, чтобы заполнить растущий в груди вакуум отчаяния. Коснулся лица испачканными пеплом пальцами, до сих пор слабо мерцающими, мимолётно исследуя новую внешность и всё ещё не веря. Дитя войны, вот кто он теперь. Выживший убийца - ужасная несправедливость, неподъёмный камень на совести на все оставшиеся жизни... и все прожитые. Если даже предыдущий, трепетный ангел, оказался ангелом смерти.
Небо над Галлифреем давно превратилось в сплошную чёрную завесу: каркасы далеков горели плохо и дымно. Уже некому было в полной мере оценить эту страшную красоту.
